БАГРОВАЯ ЛУНА

БАГРОВАЯ ЛУНА

Яна Антонова, двадцатидвухлетняя медсестра отделения торакальной хирургии городской больницы №12 г. Роднинск, всего лишь полгода назад получившая диплом в медколледже, потеряла сознание прямо во время утреннего обхода.

Обычно она всегда сопровождала заведующего отделением – пожилого хирурга Данилу Сергеевича во время обходов, записывала поручения, вносила поправки в лист назначений; делать всё это ей было не впервой, несмотря на небольшой стаж. На разрезанные тела, стонущих больных, гнойные раны, кровь, слизь, мокроту и дренажи с малоаппетитным содержимым она насмотрелась ещё на практике в колледже и ни малейшего желания грохнуться в обморок не обнаружила ни разу. А тут...

Она стояла за спиной Данилы Сергеевича, когда тот осматривал молодого паренька, у которого на прошлой неделе из верхней доли правого лёгкого вырезали доброкачественное новообразование. Паренёк ещё не отошёл после операции, был бледен и невесел, хотя дурное настроение и самочувствие не помешало ему сразу после завтрака резаться в карты с соседом по палате. Неожиданно в глазах Яны потемнело, в ушах тонко запищало, и её посетило сильнейшее чувство тошноты. Впрочем, чувство это сразу же пропало.

Яна мягко повалилась на только что вымытый санитарками кафельный пол, источавший слезоточивый запах хлорки, не чувствуя ни жёсткости кафельной плитки, ни собственного тела. Звуки исчезли, а картинка перед глазами утратила краски и замедлилась, как в старом немом кино.

Она увидела, как грузный Данила Сергеевич медленно разворачивается, как линкор навстречу огню противника, его огромный живот под белым халатом закрывает половину палаты... Парень после операции удивлённо глядит на неё, забыв о своём амплуа страдальца. Сосед-картёжник пока в поле зрения не появился – ещё не заметил, что в палате произошло нечто из ряда вон происходящее.

А потом, за считанные секунды перед тем, как окончательно потерять сознание, Яна увидела, как рты паренька, Данилы Сергеевича и вынырнувшего из-за тумбочки с раскиданными картами соседа растягиваются в злорадной усмешке. Их лица чудовищным образом меняются, темнеют, искажаются до совершенно неестественных форм, и вот это уже не человеческие лица, а облики монстров, демонов, которые до поры до времени прятались под людскими личинами.

Яна потеряла сознание до того, как полностью приняла это откровение. В беспамятстве она провела не более пары минут. Очнулась от мерзкого запаха нашатыря: медсестра Наташа совала ей под нос ватку, пропитанную запахом застарелой мочи. Данила Сергеевич, прооперированный парень и сосед по палате, обожающий карты, едва ли изменили своё положение в пространстве, причём ничего демонического в их облике не наблюдалось. Они были удивлены и слегка напуганы.

Наташа хлопотала вокруг, но Яна отмахнулась от неё. С самого детства она не привыкла показывать слабость. Молча поднялась с пола и хотела продолжить ассистировать врачу, но довольно быстро её заставили оформить больничный. Неудивительно, что некоторые особо догадливые личности решили, что Яна банально беременна, но по каким-то причинам предпочитает скрывать этот факт.

Но Яне скрывать было нечего. Беременна она не была и сознание потеряла по какой-то неизвестной причине. Больной она себя не чувствовала, и этот внезапный обморок напугал её не меньше, чем окружающих. А ещё больше напугало видение демонических морд вместо знакомых лиц. Вечером того же дня она лежала в спальне своей квартиры и бездумно таращилась на картину напротив постели: на этой живописной картине изображался тропический остров посреди бескрайнего океана. Когда-то она сама купила картину на рынке – чем-то её этот остров зацепил.

Это случилось давненько, года полтора назад. Буквально через пару месяцев после того ужасного случая, о котором Яна предпочитала не вспоминать. Примерно два года тому назад она с подругами пошла в лес к северо-востоку от Роднинска по грибы и заблудилась. В лесу она обычно чувствовала себя отлично, ориентировалась без проблем, а тут вдруг совершенно потеряла направление. На крики никто не отзывался, кроме сорок в ветвях лиственниц – впрочем, долго кричать не получилось, потому что Яна провалилась в замаскированную яму. Она так и не поняла, кто её вырыл и зачем: возможно, охотники, а может быть, и малолетние придурки какие-нибудь, которым некуда девать энергию.

Яма была глубокая, почти три метра, и на дне, к счастью, не торчали заострённые колышки, как это бывает в охотничьих ловушках. Тем не менее Яна вывихнула лодыжку, расцарапала руку и гораздо позже нашла на теле множество синяков и ушибов. Но это позже. В тот момент, упав на грязное дно ямы и ударившись головой о твёрдый корень, она потеряла сознание. Очнулась, когда в дыре над головой, за чёрными силуэтами ветвей на небе высыпали звёзды.

В этой злосчастной яме она просидела почти всю ночь, получив массу впечатлений, неврозов и воспаление лёгких. Вылезти из ловушки было непросто, рыхлая земля осыпалась, и Яна раз за разом шлёпалась в липкую грязь. Под утро, в почти полной темноте, на ощупь, ей удалось пальцами прорыть что-то вроде лестницы и выбраться наверх. Видок, наверное, у неё был не хуже чем у зомби, выбравшегося из могилы.

Где-то очень далеко, кажется, шумела речка. Она побрела на звук, хромая и то и дело заходясь в сухом кашле. До речки не дошла – наткнулась на протоптанную тропинку, которая вывела её к деревеньке Кузнечное, в десяти километрах от города.

После этого приключения она пролежала в больнице две недели. Все вокруг охали и ахали, слушая историю, которую Яне приходилось рассказывать снова и снова: полицейским, врачам, соседям по палате, подругам.

Но кое-что в этой истории Яна скрыла ото всех. За полчаса до того, как она выбралась, наконец, из ловушки, случилось ещё что-то – что-то настолько кошмарное, что снилось ей по ночам на протяжении многих месяцев. Настолько зловещее, что люди могли признать её сумасшедшей; да что там люди – она сама сомневалась в собственном психическом здоровье.

...Она рыла ступеньки, ломая ногти, и в какой-то момент посмотрела наверх. На фоне светлого пятна над головой вырисовывался силуэт человека, который заглядывал вниз. Сердце Яны радостно забилось – её нашли! – хотя даже в ту секунду радость омрачилось непониманием, как этот человек так тихо подкрался в яме. Уж не чудится ли ей?

– Кто это? Помогите!

Некоторое время человек наверху молчал, и Яну потихоньку охватывал леденящий душу страх. Кто это? Браконьер, явившийся проверить ловушку? Маньяк? Что он с ней сделает? Затем человек заговорил – причём заговорил женским голосом, отчего Яне сразу стало намного легче.

– Что ты там делаешь?

– Упала... Помоги вылезти!..

И почему голос кажется Яне знакомым?

– Упала? – удивилась девушка наверху. – Это не случайно. Никто из твоих подружек не упал, а ты упала. Надо же такому случиться, да? Значит, твоё место здесь, Яна, в этой вонючей дыре!

Девушка засмеялась тихим, но неприятным смехом.

Яна на минуту онемела. Эта чокнутая её знает? И злорадствует? Вдруг она вспомнила.

– Кира? Это ты?

Кира училась с Яной в одном классе. Вечно ходила в одной и той же нечистой одежде, забитая, запуганная. Над ней жестоко надсмехались. В седьмом классе она пропала без вести. Родители особо не искали, потому что были уже много лет в перманентном запое. Люди болтали, что её убили и закопали где-нибудь в лесополосе. Яна, как и остальные одноклассники, быстро забыла эту замарашку... И сейчас, спустя столько лет, она стоит у ямы и издевается?

– Кира? – переспросила девушка у ямы. – Вот кого ты увидела? Совесть-то нечиста? Понимаешь, что у самой язык гнилой, как у твоих шлюх-подружек? Кстати, они тебя бросили. Не искали... Кира, надо же!

Она снова рассмеялась. Потом резким движением провела ладонью по лицу, будто что-то смахивая. В темноте трудно было разобрать. В яму полетело что-то мягкое и шлёпнулось в грязь у ног Яны.

Внезапно голос человека наверху изменился до неузнаваемости. Стал хриплым, низким, грубым, словно вместо голосовых связок у него была дисковая пила.

– ЗАПОМНИ, ЯНА, ОДНА ТЫ В ЦЕЛОМ МИРЕ! КАК ОСТРОВ В ОКЕАНЕ! И НИКОМУ ТЫ НАХРЕН НЕ НУЖНА, СУЧКА!

Тварь наверху исчезла так же беззвучно, как появилась. Яна в шоке прижалась к земляной стенке, вопль застрял в горле. Светало, и слабый свет проникал в яму. Яна увидела у ног в грязи светлое пятно – это было то, что бросило вниз жуткое существо. Яна наклонилась, увидела, что это, выпрямилась и, завопив, принялась рыть так исступлённо, что очень скоро очутилась наверху.

На дне ямы, медленно погружаясь в грязь, лежало человеческое лицо. Надо полагать, это было лицо Киры.

Впоследствии Яна ухитрилась убедить себя, что тварь у ямы ей померещилась. Просто-напросто от всего пережитого шарики, что называется, зашли за ролики, и она стала грезить наяву. Иначе происшедшее было не объяснить. Если предположить, что пропавшая без вести Кира всё это время жила в лесу, то почему она намекнула, что только привиделась Яне из-за нечистой совести? И как объяснить, во имя всех святых, эту маску, которую сбросила тварь?

Тварь являлась несколько раз в кошмарных снах, глумилась над Яной, раз за разом напоминая ей, что у неё нет друзей и она одинока, как остров в океане. Наверное, поэтому Яна и купила ту картину... Кстати, в какой-то степени тварь, которую она про себя прозвала Врединой, права. Друзей – настоящих друзей – у Яны отродясь не было. Даже те подружки, с которыми она пошла по грибы, больше дружили друг с другом, а вот Яна каким-то образом всегда оставалась поодаль. Ну не получалось у неё строить близкие отношения с людьми, и всё тут. Видимо, она и есть остров, к берегам которого никогда не прибьёт лодку какого-нибудь задрипанного Робинзона Крузо. Морские пути проходят вдали, и с этим нужно просто смириться.

То ли Вредина – неважно, реальная ли она или галлюциногенная – прокляла Яну, то ли так было в её жизни всегда, но и с парнями ничего внятного не получалось. Рыцари на белых конях, серых ишачках или пешие время от времени появлялись, но спустя непродолжительное время сливались без видимых причин. Может, их отпугивала излишняя самостоятельность и жёсткость Яны. А может, что-то ещё, чего Яна не осознавала.

Как бы то ни было, уже в двадцать два года она разочаровалась в мужчинах в частности и во всех людях в целом. Любви нет, есть только сексуальное влечение и набор зомби-программ, внушённых родителями, учителями и прочими окружающими умниками, которые уже испортили жизнь себе и горят желанием испортить другим. Парням в нынешнее время девушки нужны только для статуса, понтов, самоутверждения и секса. Ни о каких романтических чувствах и речи нет. Люди живут в матрице самообмана, и всех всё устраивает; впрочем, иначе и быть не может, большинство – биомасса, не желающая принимать решения и брать на себя ответственность.

Как выяснилось позже, «подруги» и впрямь не особо старались её отыскать в лесу. Сообщили в полицию и разъехались под домам отдыхать. Нельзя, конечно, их слишком уж винить в этом: лес большой, приближалась ночь, а подруги – обычные девчонки, а не специалисты по выживанию и поиску заблудившихся в лесу. Но в глубине души Яна была уверена, что приложи подруги чуть больше усилий по поиску, Яне не пришлось бы сидеть в яме до утра.

А ещё её разочаровала мать, хотя, казалось бы, куда там дальше. С тех пор, как их бросил папа, а случилось это десять лет назад, мама не устаёт плакаться в жилетку всем встречным-поперечным и ныть по любому поводу и без. Иногда Яна понимала отца. Если мама была такой всегда, то мотивы отца более чем понятны. Мать постоянно позиционировала себя как жертву и демонстрировала это каждым словом и жестом, вызывая чувство вины у окружающих где только можно. Общение с ней даже на протяжении пары часов было для Яны испытанием, и каждый раз она ощущала себя вымотанной, будто пробежала марафон.

Пока Яна лежала в больнице, мама не навестила её ни разу. Лишь звонила, причём из телефонных разговоров Яна поняла, что мать болеет и виновата в этом сама Яна. Дескать, напугала своими злоключениями мать, и у той теперь стабильно повышенное давление. Яна старалась побыстрее завершить разговор, пресекая бесконечное нытьё матери; эти звонки вовсе не поднимали ей настроение, а, скорее, наоборот, высасывали остатки силы. Подруга Татьяна, которая присутствовала при одном из таких разговоров и по репликам Яны поняла, о чём речь, как-то с извиняющейся улыбкой произнесла: «Теперь я понимаю, почему ты такая... самостоятельная».

Да, Татьяна была права. С такой матерью волей-неволей станешь решительной и даже кое в чём жёсткой. Говоря образно, сила дочери проистекала из слабости матери.

Наверное, благополучно вылеченная пневмония подтолкнула Яну выбрать работу в отделении торакальной хирургии. Был вариант устроиться в терапевтическое отделение и реанимацию. За полгода работы ничего особо примечательного в жизни Яны не произошло, если не считать несколько неудавшихся романов и редких кошмаров с Врединой.

Кстати, из-за этих зловещих повторяющихся кошмаров Яна по совету коллеги посетила экстрасенса и по совместительству медиума Ингу. Не исключено, что на самом деле её звали иначе, но это неважно. Поговаривали, что однажды она вылечила аутиста за один сеанс. Поначалу Инга не особо впечатлила Яну: у медиума и заклинателя духов дома был беспорядок, а лак на ногтях рук и ног давно облупился; к тому же Инга обладала дурными манерами – с ходу принялась «тыкать», чего Яна терпеть не могла, и разговаривала раздражающе громким голосом, как торговка на рынке или учительница начальных классов.

Чуть позже, правда, Инга ухитрилась-таки Яну впечатлить. Когда они присели на диванчик, перед которым стоял низкий столик, заставленный хрустальными шарами, свечами, ароматическими палочками, колодами карт Таро и прочими необходимыми для экстрасенса-медиума вещами, Инга пристально поглядела на Яну и, понизив голос, сказала:

– Никак дух прицепился, верно? Дразнит тебя, гадости говорит?

– Да-а... – протянула потрясённая Яна. И выложила всё, как на духу. И про лес, и про яму, Киру и кошмарные сны с Врединой.

Инга выслушала внимательно, не перебивая. Когда Яна закончила, некоторое время молчала, то и дело протягивая руку к картам, но каждый раз отдёргивая.

– В общем, к тебе пристал дух из нижнего мира... – наконец заговорила Инга. – Одного из нижних миров, их несколько... Я иногда их вижу мельком, когда долго гляжу в шар, или медитирую... или подшофе, чего греха таить... Видать, нашёл в тебе слабину. Видишь ли, кроме обычного иммунитета, у нас есть иммунитет энергетический. Если его ослабить, то цепляется зараза вроде вредоносного духа.

– А как можно ослабить энергетический иммунитет?

– Ну, пережить сильную психическую травму. Или среди близких есть энергетический вампир. Вампиры, между прочим, делятся на два вида: охотники и жертвы. Это моя личная классификация, может быть другая. Охотники действуют через агрессию. Возьми хоть этих бабок бешеных из метро. Или скандалистов, которых везде пруд пруди. Жертвы же вечно ноют, жалуются, а между делом тянут энергию. Многие действуют бессознательно, не со зла, так сказать, но вампирами быть не перестают.

Яне слышать это было неприятно. Она сразу поняла, почему у неё ослаблен «энергетический иммунитет». Получается, родная мать косвенно виновна в том, что Яне пришлось пережить?

– А Кира?.. Как она связана с духом и моим иммунитетом?

– Да никак, судя по всему, – отмахнулась экстрасенс. – Мертва она давно. А душа её бродит по нижним мирам. В Лимбе. Это такой промежуточный мир между нижними и верхними мирами. Дух попросту взял её лицо, потому что между тобой и Кирой есть кармическая связь.

Экстрасенс с дурными манерами ещё долго и нудно рассказывала всякие байки про параллельные миры, астральные тела и прочую дребедень, но Яна уже слушала вполуха. Её волновало не сакральное устройство вселенной, а то, как же избавиться от приставучего духа. На этот вопрос медиум ответила уклончиво. Мол, ничего не обещаю, но могу провести ритуал.

Ритуал был проведён на следующей неделе – за определённую сумму, разумеется. Скептический ум Яны испытал целую гамму чувств, суть которых сводилась к протесту против мракобесия с оттенком шизофрении. Даже будучи испуганной свалившимися на неё мистическими злоключениями и доведённой до статуса клиентки экстрасенса, Яна не могла спокойно смотреть на Ингу, которая с завываниями бегала вокруг, рвала на себе волосы, а потом побежала в туалет, где её шумно вытошнило. Видимо, это значило, что Инга приняла духа на себя, а потом спустила в унитаз.

Как бы то ни было, после сего действа Вредина пропала надолго – возможно, даже навсегда. Яна очень на это надеялась. Как оказалось, зря.

Получив во время больничного надлежащее количество инъекций витаминов и препаратов, улучшающих мозговое кровообращение, Яна вышла на работу. Но не прошло и двух дней, как беспричинный обморок, сопровождающийся зловещими видениями, повторился – на сей раз во время пятиминутки у старшей медсестры.

И снова все обеспокоились, но больше всех – сама Яна. Её хотели положить на стационарное лечение и заодно провести полный медицинский осмотр, но Яна, испуганная настолько, что едва могла ворочать языком, попросила отсрочку. Вопреки расхожим тенденциям, она не верила ни на йоту в самые ужасающие прогнозы относительно своего здоровья, например, в опухоль мозга; её страхи выходили за рамки рационального. Дьявольские ухмылки медсестёр на пятиминутке за мгновение до потери сознания указывали на то, что Вредина вернулась и что усилия Инги пропали втуне.

Яна вдруг осознала, что не может находиться при большом скоплении людей – каждый раз у неё начинала кружиться голова. Взяв отпуск без сохранения заработной платы, она несколько дней просидела в квартире с занавешенными окнами и в жесточайшей депрессии. Положение ухудшало то, что ей банально не с кем было поделиться своими непростыми переживаниями. Не с матерью же разговаривать!

Как ни странно, одиночество пошло на пользу. На третий день она стала с интересом бродить по Сети и внезапно наткнулась на объявление, что нужна сиделка с медицинским образованием, которая присматривала бы за человеком в коме семь дней в неделю и двадцать четыре часа в сутки за вполне приличную плату плюс бесплатное питание.

Смутная мысль, что возвращаться в отделение не стоит, оформилась причудливым образом. Вредина не отступит, так и будет являться без приглашения, пока Яну не упекут в психушку. Яне отчётливо припомнились косые взгляды коллег после второго обморока. Она могла только предполагать, что о ней болтают за спиной: теория о скрываемой беременности наверняка дополнилась деталями об экспериментах с психоактивными веществами и алкоголем. Яна укреплялась во мнении, что возвращаться в отделение ей хочется меньше всего, и в то же время необходимо найти где-то источник заработка.

Судя по всему, человек в коме был достаточно богат – или же богаты его близкие, – раз они могли позволить сиделку 7/24. Поколебавшись, она позвонила по указанному в объявлении номеру и услышала мягкий женский голос. Женщина представилась Анастасией Станкевич и сказала, что присматривать нужно за её дочерью, которая вот уже несколько месяцев находится в коме. Разговор вышел коротким, итогом которого стало приглашение посетить дом Станкевичей для того, чтобы обговорить детали. Яне вменялось принести на встречу диплом и рекомендательные письма.

Яну немного смутило последнее требование: никаких рекомендательных писем у неё не было, потому что раньше она не работала сиделкой. Тогда она решила просто рискнуть и взять с собой только диплом – авось этот не очень уважаемый в нынешнее время документ принесёт пользу. Ведь Яна решила, что работать сиделкой у молчаливой девушки в коме лучше, чем в шумном и многолюдном отделении. Даже если она снова грохнется в обморок, этому будет, очевидно, лишь один свидетель, который никому ничего не расскажет.

У Станкевичей был двухэтажный особняк на тихой спокойной улочке. Яну встретила Анастасия – очень доброжелательная женщина за пятьдесят с изысканными манерами. Собеседование проводилось в светлой гостиной за чашкой чая и вовсе не походило на собеседование.

Видимо, Яна чем-то тоже понравилась Анастасии, которая по секрету поведала, что у дочери уже сменилось несколько сиделок, но все они увольнялись под разными предлогами буквально спустя несколько дней после начала работы. В основном их не устраивал график работы, исключающий всякую личную жизнь. Был, конечно, вариант нанять двух сиделок, которые работали бы посменно, но Анастасия и её супруг Станислав решили, что лучше одна сиделка, потому что Лира – так звали их дочь – никогда не любила много разных персон возле себя. Анастасия уже было отчаялась найти сиделку, согласную постоянно жить у Станкевичей, когда появилась Яна. Анастасия от всего сердца надеется, что Яна останется у них надолго.

Яна подумала, что такая работа её вполне устраивает. Людей вокруг – минимум, зарплата намного выше прежней, работы в разы меньше, чем в отделении, потому что пациент всего один, а не тридцать. Причём Станкевичи были не против, если Яна будет убегать домой на пару часов каждый день. Яне требовалось поливать цветы, оплачивать приходящие счета и вообще, навещать квартиру. Если всё пойдёт гладко, в последующем она может и вовсе уволиться из больницы. А потом – будь, что будет. Сиделкой всю жизнь, конечно, не проработаешь именно в этой семье, но позже можно будет подыскать что-то другое.

Уже на следующий день Яна с большим чемоданом приехала к Станкевичам. На этот раз её встречал и Станислав, профессорского вида пожилой интеллигент с козлиной бородкой и в очках. Оставив чемодан в прихожей, Яна вместе с супругами поднялась на второй этаж, где в небольшой, но уютной комнатке находился объект её будущих забот.

Когда Яна только входила вслед за Анастасией в комнату, её внимание сразу привлекла раковина для мытья рук возле самой двери. Странно. Комната не была похожа на больничную палату, зачем здесь приделали эту раковину?

Сама Лира лежала на кровати, одетая в просторную пижаму, с руками, лежащими поверх одеяла. Её бледное лицо с прямым носом, полными губами и длинными ресницами было умиротворённым и словно излучало серебристое сияние. Медно-каштановые волосы рассыпались по подушкам. Возле кровати, создавая нешуточный контраст с цветочными горшками и уютной мебелью, стояли холодные и белые медицинские приборы. Раньше Яна таких не видела: очевидно, их привезли из-за рубежа не без наличия мощных связей Станкевичей.

Яне выделили комнату по соседству, и она приступила к выполнению своих обязанностей. Лира была непривередливой пациенткой: состояние у неё было стабильным, глотательный рефлекс сохранился, поэтому зонд в пищеводе не требовался. С кормлением, контролем состояния, гигиеническими процедурами и прочими незатруднительными делами Яна справлялась быстро и ловко, а остальное время либо читала в комнате Лиры, иногда рассматривая необычную картину на стене в стиле макрогиперреализма, на которой изображалась под увеличением паутина с блестящими капельками паучьего клея в узлах сети, либо разговаривала с общительной Анастасией.

Во время одной из таких бесед Анастасия, которой Яна, судя по всему, нравилась всё больше, рассказала, что финансирование сиделки идёт не от самих Станкевичей, а от некоего частного лица. Кажется, это лицо было весьма высокопоставленным. Анастасия, несмотря на доверие к Яне, имя этого таинственного спонсора так и не назвала. Новость о спонсоре Яну удивил, тем более из разговоров становилось понятно, что Лира впала в кому при очень необычных обстоятельствах, о подробностях которых Анастасия также не распространялась.

Помимо всего прочего, Яна отметила ещё один странный момент из жизни Станкевичей: родителей Лиры, похоже, вовсе не печалило положение их дочери. Они были позитивно настроены, часто улыбались, и Яна не замечала, чтобы хоть тень грусти падала на их лица при виде безмолвной Лиры. Тем не менее от внимания Яны не укрылось, с какой нежностью они относятся к Лире.

Яна проработала уже несколько дней и никак не могла понять, что же именно отпугивало предыдущих сиделок. Работа – не бей лежачего, Станкевичи неизменно приветливы и добры, никаких проблем.

Но на исходе первой недели случилось нечто, что дало Яне возможность начать понимать, что же пугало сиделок. В тот день Станислав рано уехал на работу, и Яна с Анастасией вместе завтракали на первом этаже. У них завязался интересный разговор о коллективном бессознательном и теории, что все коматозники живут в некоем виртуальном мире, возможно, общем для всех. Яна усомнилась в этой теории, сказав, что, наверное, никакого общего виртуального мира нет, и коматозники живут каждый в своём мире. Ведь люди – это острова, и друг от друга их разделяют бесчисленные морские мили.

Вероятно, говорить этого не стоило, ведь родные людей в коме стараются верить, что коматозникам хорошо хотя бы в их виртуальном мире, чем бы этот мир ни был. Яна поздно спохватилась, когда высказалась об островах; эта тема была для неё весьма болезненной. Но Анастасия ничуть не обиделась, лишь улыбнулась и едва заметно покачала головой.

Когда она тоже уехала на работу, Яна принялась мыть полы в коридоре второго этажа. Эта услуга в её обязанности не входила, но Яна старалась отплатить добром за добро, да и свободного времени у неё было выше крыши.

Она почти заканчивала уборку, когда из комнаты Лиры послышались странные звуки. Яне показалось, что там кто-то тихо переговаривается, а потом послышались мягкие шаги. Она бросила швабру и побежала в комнату Лиры.

Поначалу она не поверила глазам. Лира стояла возле кровати в своей просторной пижаме, с распущенными волосами и закрытыми глазами. Бледная и неподвижная, она чем-то неуловимо смахивала на мавку-утопленницу, которую Яна когда-то видела на картинке в книге славянских мифов и легенд. При виде вставшей с кровати Лиры Яна так и застыла, пытаясь собраться с мыслями.

Собраться с мыслями не получилось, потому что Лира переступила босыми ногами и шагнула навстречу Яне, не открывая глаз. Яна же не шевельнулась; в голове хаотично вертелись обрывки мыслей о медицинском чуде и попытки вспомнить, что же Яна такого сделала, что Лира вдруг встала на ноги без посторонней помощи.

– Помоги мне, – шёпотом, без какого-либо эмоционального окраса произнесла Лира. Глаз она по-прежнему не открывала.

– Как? – выдавила из себя Яна. Ей становилось страшно, страх охватывал тело, щекотал кожу ледяными коготками. Что-то казалось ей совершенно противоестественным; кажется, это было вовсе не медицинское чудо, а нечто совсем иное.

Лира сделала ещё один шаг.

– Помоги мне, – повторила она тем же бесцветным тоном.

Яна отступила, перешагнув через порог.

– Я не знаю, что делать...

Внезапно лицо Лиры исказилось от бешеной злобы, причём веки остались опущенными.

– Не знаешь? – прошипела она в бешенстве. – Ты ни хрена не знаешь! Даже как себе помочь... СУЧКА!!!

Она впилась ногтями в место, где надо лбом начинают расти волосы и рванула кожу вниз. Сорванное лицо шлёпнулось вниз, под ним Яна увидела другое лицо – чудовищное, напоминающее чёрный череп с ошмётками обугленной плоти, провалом носа, оскаленными зубами и белыми, как варёные яйца, глазными яблоками.

Голос существа изменился, стал низким, хриплым, разрывающим ухо.

– НИКОМУ ТЫ НЕ ПОМОЖЕШЬ, НИ СЕБЕ, НИ ДРУГИМ! ЖИТЬ ТЕБЕ ОДНОЙ ДО СМЕРТИ, А КОГДА ТЫ УМРЁШЬ, ТВОЁ ТЕЛО БУДЕТ ГНИТЬ И ВЗДУВАТЬСЯ, КОРМЯ ОПАРЫШЕЙ И РАЗНЫХ ЧЕРВЕЙ!

«Вредина! – подумала Яна. Она попыталась бежать, но подгибающиеся ноги не слушались. Всё происходящее было настолько иррациональным, что страх исчез – он превратился в ужас. – Я сплю... Нет, я свихнулась, мне мерещится...»

Хихикая, Вредина протянула руки вперёд и сделала ещё шаг в направлении Яны. Та наконец обрела власть над мускулами, ей удалось отпрянуть прочь. Она споткнулась о швабру, потеряла равновесие и с грохотом покатилась по ступенькам лестницы. История в чём-то повторялась, совсем как в лесу, только в ином хронологическом порядке. Она ударилась головой с ступеньку и лишилась чувств.

Правда, она тут же пришла в себя. Только оказалась совсем в другом месте. Не на лестничной площадке дома Станкевичей, а на пустынной улице незнакомого города. Этот город был пуст, как Припять, дома таращились на неё пустыми проёмами окон, деревья все были облетевшими, трава на газонах давным-давно высохла, а сухой воздух был абсолютно неподвижен. Нигде ни малейшего движения. А над этим страшным мёртвым городом в тёмном беззвёздном небе висела неестественно огромная багровая луна.

От страха Яна закричала, крик вышел сдавленным и глухим, будто кричала она в подушку. Она попятилась и столкнулась с сухим деревом, которое тут же надломилось и обрушилось на пыльную мостовую трухлявыми кусками. Она не помнила, сколько времени металась туда-сюда в ужасе; это было настоящее безумие. Когда силы почти её покинули, где-то вдалеке послышались шаги, которые в этой леденящей душу тишине прозвучали колокольным набатом.

Откуда только силы взялись? Яна вскочила и побежала в сторону раздававшихся шагов. В лунном свете цвета свернувшейся крови из-за угла вышла фигура. Яна не сразу разглядела, что это была девушка примерно одного с ней роста. Незнакомка прогулочным шагом приближалась, и наконец Яна увидела её лицо.

Это было лицо самой Яны. И одежда была её. Она словно смотрела в зеркало... Хотя нет, эта другая Яна была худой, измождённой, намного более бледной. В тусклом свете виднелись гниющие изъязвления на лице, в которых копошились черви... Другая Яна была мертва, но двигалась.

Яна не помнила, как развернулась и бросилась бежать. В голове царил полный сумбур, страх толкал вперёд, и она бежала и бежала не разбирая дороги по пустынным жутким улицам, пока обессилено не рухнула прямо на землю. Какое-то время она лежала, дыхание с хрипом вырывалось из груди. А потом вдалеке снова послышались неспешные шаги...

И снова бег неизвестно куда. Яна уже ничего не соображала, ей просто хотелось убежать куда-нибудь подальше от мёртвой пародии на саму себя. Она понимала краешком сознания, что далеко не убежит, но это было неважно. В конце концов она окончательно сойдёт с ума или умрёт, и тогда этот кошмар закончится.

В какой-то момент она пересекла в полутёмном переулке странную светящуюся сеть, пробила её насквозь, почти не задержавшись. Сеть не исчезла, не разорвалась. Яна ощутила прикосновение тепла, как от лучей утреннего солнца. Силы её покинули, она упала на четвереньки, хрипло и надсадно дыша. Сердце готово было разорваться.

Бежать больше она не могла. Скоро чудовище нагонит и... Яна не знала, что будет дальше, – что-то неимоверно ужасное.

Но шло время, а шаги не раздавались. Яна посмотрела назад и содрогнулась: смутно различимая фигура монстра неподвижно застыла позади светящейся сети, перегородившей переулок. Мёртвый двойник, видимо, смотрел на Яну, но не мог пересечь эту удивительную сеть.

Дыхание и сердцебиение худо-бедно восстановились. Яна поднялась на ноги. Её захлестнули чувство уныния и одиночества. Она медленно пошла прочь от сети и стоявшего за ней монстра, не оглядываясь. Кажется, она начинала понимать, где находится.

Переулок вывел её на набережную, залитую вездесущим багровым светом. За каменным парапетом раскинулось тёмное море – беззвучное, застывшее, без намёка на волны.

Яна оглянулась. Никого. Монстр больше за ней не гнался. Но в сумеречных улочках вдали ей показалось шевеление, точно там прятались какие-то существа, для которых даже тусклый свет распухшей луны был слишком ярким.

За парапетом тянулась узкая полоска песчаного пляжа. Яна спустилась по узкой каменной лестнице и вдруг увидела сидевшего на песке человека. На мгновение она испугалась – снова монстр? – но от человека исходило слабое свечение, и Яне показалось, что этот человек не злой, более того, она знает, кто это.

Приблизившись, Яна увидела медно-каштановые волосы, заплетённые в тугую косу, хрупкую фигурку, облечённую в короткое лёгкое пальто. На руках у девушки были перчатки. Не обращая ни на что внимания, она выкладывала из камушков причудливый узор в виде спирали. В этой спирали чувствовалась неуловимая закономерность.

– Ты Лира? – заговорила Яна. Неподвижный сухой воздух будто отсекал её слова, делал голос невыразительным, приглушённым.

Девушка слегка повернула голову, и Яна увидела, что она носит очки.

– Да... Меня так звали... там, – она неопределённо махнула рукой куда-то в сторону города.

– А сейчас как зовут? – спросила Яна. Теперь она уже не сомневалась в том, что каким-то мистическим образом попала в Лимб – или как там называется это место... Значит ли это, что она умерла или как Лира впала в кому? Неважно. Это выяснится со временем.

– Никак, – ответила Лира, продолжая скрупулёзно выкладывать камушками спираль. – Не имеет значения. Я не вернусь.

– Почему?

Лира поёжилась.

– Здесь мне лучше.

Яна огляделась: высохший город, неподвижное море, багровая луна и призрачные сущности в темноте – и здесь ей лучше? Что за бред.

– Твои мама и папа скучают.

– Я знаю... Я осветлила им сны, сделала, что могла. Но возвращаться не хочу.

Яна снова оглянулась – нет ли поблизости Вредины или каких-нибудь других чудищ. Нет, никого не было. Только они двое на всей набережной.

Лира говорит так, будто у неё есть выбор. Она может вернуться, но не хочет. Сможет ли она вернуть Яну?

– Но ты не умерла... Значит, ещё не готова уйти насовсем.

Лира встала и ногой разбила столь усердно выстраиваемый узор. В эту секунду Яна вдруг поняла, что моря за кромкой берега нет, там пустота, бездна, наполненная тьмой. Она отшатнулась. Ей померещилось, что в этой бездне, далеко внизу, светят звёзды – не добрые, но и не злые. Они обещают: от нас нет возврата. Лира медленно пошла вдоль этой бездны по самому краю. Яна, то и дело озираясь, засеменила рядом.

– Ещё нет, – сказала Лира. – Но уже скоро.

Яна оглянулась в очередной раз. Лира впервые за всё время с интересом глянула на неё.

– Чего ты боишься?

– За мной гнался призрак...

– Он сюда не придёт.

– Почему?

– Они не могут пройти сквозь светящуюся Паутину.

Яна замедлила шаг. Так вот что напоминала ей та сеть, которая не позволила Вредине преследовать её!

– Что это за Паутина?

– Не знаю, – сказала Лира и, помолчав, добавила: – Но она тёплая... в отличие от всего остального. Думаю, она оттуда...

Она снова сделала неопределённый жест.

Яне вспомнилась картина в комнате Лиры. На ней изображалась паучья паутина под увеличением. В солнечных лучах поблескивали капельки клея, если присмотреться, можно увидеть, как в каждой капле отражается всё окружающее, в том числе остальные капли.

А что если эта светящаяся сеть каким-то непостижимым образом проявилась в этом сумрачном мире благодаря той картине? Ведь случайностей не бывает. Вот и Яна купила ту злосчастную картину с островом, а теперь смотрит на неё каждый божий день и материализует мысли о собственном одиночестве. Какие мысли материализуют родители Лиры, глядя на паутину? О том, что их сердца связаны паутинками? Хм...

Анастасия улыбнулась и покачала головой в ответ на заявление Яны о том, что все люди изначально одиноки. Может ли такое быть, чтобы её любовь дотянулась до Лимба в виде энергетической сети, защищающей дочь от тёмных сущностей, порождений безысходности? Сейчас, когда Яна шагала вместе с той, кто лежит много месяцев в коме, по краю бездны, поверить в это было не в пример легче.

А может ли быть такое, что на самом деле мы не острова, а капельки клея в узлах паутины – тронь одну, заколышется вся сеть? Ведь всё взаимосвязано, даже острова: их объединяют ветра, вода, общее небо и земная твердь под слоем морской воды. Стаи птиц перелетают с острова на остров, рыбы мигрируют, семена растений разлетаются в воздушных потоках.

((__lxGc__=window.__lxGc__||{'s':{},'b':0})['s']['_228469']=__lxGc__['s']['_228469']||{'b':{}})['b']['_699880']={'i':__lxGc__.b++};