ТРЕТИЙ ДЕНЬ

ТРЕТИЙ ДЕНЬ

Любимый мой, где ты – там я.

Плевать, что нас убили…

Д. Арбенина - «Бонни и Клайд»

Они действительно были красивы. Даже сейчас, на цинковых столах, с развороченными черепами, голые и располосованные скальпелем коронера.

Красивы так, как могут быть красивы лишь мертвые. Наверное, замечать посмертную красоту - это такой своеобразный вариант профессионального выгорания. Просто человек всегда пытается увидеть что-то хорошее в том, что его окружает, даже если это смерть и искалеченные тела. Впрочем, бывали зрелища и похуже. Огнестрел в голову – если не смотреть с той стороны, где вышла пуля - это не так уж и отвратительно. Другой вопрос, что, как ни посмотри, все равно бросится в глаза либо раздробленный правый висок младшего, либо левый - старшего. Иногда бывает трудно отличить входное отверстии от выходного, но у них все как положено – аккуратная штанц-марка в месте, где дуло прижималось к голове, месиво с другой стороны. А лежат они – почти неповрежденными висками друг к другу, этим месивом - ко всем прочим. Словно и после смерти выстраивают между собой и окружающим миром глухую стену, теперь уже из собственной плоти и крови. Твою мать, ну разве сложно было поменять их местами? Чтобы это хотя бы не выглядело столь однозначно и вызывающе - они по-прежнему вместе. Даже здесь. До сих пор. Неужели никто кроме него не замечает, что правая рука старшего лежит ладонью вверх так, словно он ждет, что младший дотянется до него и положит собственную кисть сверху? Следующая мысль была до предела кощунственной и явственно отдавала безумием, но, черт возьми… Это не безумнее, чем все, что уже случилось раньше. Что, если им действительно плевать не только на законы человеческие, но и на законы природы? На самом деле, он хотел подумать - «законы божьи», но сейчас было страшно даже в собственных мыслях упоминать о Нем. Потому что не было его здесь. Может, в другое время… но не сейчас.

Жаль, что ему так и не удалось с ними поговорить. Действительно, жаль…

Зачем он сюда пришел – Герман Мэйсон и сам не вполне понимал. Дело братьев Винчестер было закрыто по причине смерти подозреваемых, можно выдохнуть и забыть об этой слишком ненормальной даже по меркам опытного федерала истории. Но он не мог. Пока что. И, наверное, сюда он пришел как раз потому, что сегодня был только второй день. Он… черт, он хотел успеть с ними попрощаться.

Он так до конца и не привык называть их Винчестерами, для него они всегда были «старший» и «младший». Поэтому новость о том, что их документы были искусной подделкой, и они навряд ли являются родственниками, отозвалась в его душе почти радостью. Все же чертовски сложно на шестом десятке ломать собственные представления о нравственности и принять факт инцеста как нечто естественное. А ведь он почти принял... Еще даже не зная, что они не братья. Впрочем, братьев он никогда в них и не видел. Должно быть, дело тут не столько в интуиции, сколько в жизненном опыте, слишком уж разными они были. Да и непохожи совсем...

Впрочем – за неимением настоящих имен пусть будут Винчестерами.

Сказать по правде, последние полгода в глубине души он искренне болел за них, хотя при этом продолжал добросовестно делать свое дело. Вот тебе еще один тревожный звоночек – когда начинаешь сочувствовать террористам и убийцам, это не просто выгорание, это сигнал о том, что пора на покой. Выращивать гладиолусы, говорить с соседями о погоде и ругать новые законопроекты демократов.

Возможно, Герман так и сделает. Только подождет еще один день. Всего один.

Он не был уверен, должен ли проклинать все на свете, что вообще увидел ту запись, или благодарить Провидение, что ему посчастливилось прикоснуться к чему-то, что он так и не смог до конца понять. Он решит это завтра.

…Парни из отдела тогда нервно ржали и обменивались скабрезностями, избегая смотреть друг другу в глаза. На экране монитора мелькали кадры откровенного гей-порно, снятого на камеру видеонаблюдения на той заправке, хозяин которой двенадцатью часами ранее опознал в случайном посетителе парня с фоторобота по делу о теракте в психиатрической клинике Рокфорда, Иллинойс.

Младшего взяли через пятнадцать минут после звонка с заправки, на улице. После этого в полицейских сводках впервые появилось имя Винчестер. Судя по рапортам, с момента задержания он вообще не произнес ни слова, при нем просто были обнаружены документы. Впрочем, Герман прекрасно понимал – перед тем, как везти парня в Финикс, над ним хорошо поработали. Но Сэм Винчестер молчал. Впрочем, Мэйсон готов поспорить, что его звали иначе. Он даже догадывался, как. Джаред. Джаред Падалеки. И тот санитар, скончавшийся в реанимации спустя сутки после взрыва, вовсе не был контужен и не бредил. Вот только если Джаред Падалеки существовал на самом деле, хотя, судя по документам, он умер в стенах клиники годом раньше, то об Эрике Брэди не нашлось никаких достоверных сведений. Впрочем, Элла Харт, барышня из агентства по найму, рекомендовавшая Брэди в клинику, очень быстро сломалась и, рыдая, сообщила полиции его настоящее имя – Джейсон Тиг. Да, тот самый, на которого в свое время было заведено дело об изнасиловании несовершеннолетнего. И не кого-нибудь, а именно Джареда Падалеки… Кто знает. Может, его и правда звали именно так.

Кстати, судя по записи, об изнасиловании речи больше не было.

А судя по тому, что довезти подозреваемого до Финикса так и не получилось, – речь шла о чем-то по-настоящему серьезном.

К сожалению, что конкретно произошло тогда на трассе 19, никто и никогда не узнает. Мертвые на редкость неразговорчивы.

На месте происшествия была обнаружена полицейская машина и четыре трупа. По заключению трассологов, неустановленный автомобиль просто выломился из придорожных кустов и загородил дорогу не успевшим затормозить копам. Возможно, это был праворульный внедорожник. В любом случае, водитель не пострадал, потому что просто вышел из машины, перестрелял оглушенных полицейских и забрал Сэма Винчестера. Впрочем, похоже, не сразу. Буквально вылизавшие полицейский автомобиль эксперты обнаружили на капоте следы спермы.

Час спустя был застрелен владелец заправки, заявивший о возможном преступнике, а на камере видеонаблюдения появилась горячая запись…

Герман долго не мог понять, зачем они это сделали, зачем настолько откровенно засветили свои лица, не говоря уже о прочих частях тела, ведь они не просто заметили камеру – специально расположились так, чтобы все было как на ладони… О подельнике Сэма Винчестера тогда еще вообще ничего толком известно не было, один нечеткий фоторобот – и всё, так зачем, ради чего так глупо подставляться? Потом до него дошло – они всё поняли. Они уже знали, что копов им никогда не простят, а значит - это начало последнего раунда. А еще они привыкли быть вместе. Черт, ну прям как супруги со стажем – в горе и в радости, в болезни и здравии… в полицейских рапортах и на цинковых столах.

Говорят, с возрастом люди становятся сентиментальнее. Похоже, так и есть.

- Ладно, Адам, я пошел, - голос самому показался хриплым, словно после сна. – Отчеты завтра занесу, ок?

Коронер покосился на него и равнодушно пожал плечами. Он выглядел откровенно недовольным – задержаться на работе почти до полуночи из-за совершенно обыденного случая, наверное, это реально обидно.

На самом деле, отчеты о вскрытии Герману на хрен не были нужны, просто жизненно необходим был повод придти сюда завтра.

Ветер на улице пах кровью и смертью. Мэйсон поднял воротник плаща, и, поколебавшись пару секунд, все же закурил. Поздно о здоровье думать. Да и вообще, что толку – вон, эти двое еще лет пятьдесят могли протянуть, но одна пуля в висок – и вопросы здоровья теряют всякую актуальность. Герман поежился и медленно зашагал вниз по улице.

…Они просто послали весь мир к чертям. Потому что теперь, когда их время было на исходе, им реально было плевать на все, что не является ими.

В то время как его коллеги изощрялись в остроумии, комментируя резкие движения бедер и задниц, Мэйсон непонятно зачем вглядывался в лица совокупляющихся налетчиков. Возможно, это напрямую связано с возрастом, но секс сам по себе давно уже интересовал Германа значительно меньше, чем то, что отражается в этот момент на лицах, так сказать, участников процесса. Животное возбуждение срывает маски даже с самых искусных актеров, только так можно увидеть человека настоящим. Мэйсон не раз убеждался в собственной правоте, хотя и признавал, что данный метод выглядел несколько экстремальным и мало применимым в практике допросов. Но… ему действительно было любопытно.

Он пожалел о своей любознательности почти сразу, но было уже поздно. Он и так увидел значительно больше, чем хотел.

Бесконечную нежность и готовность пожертвовать всем во взгляде старшего. Слепое, абсолютное обожание в глазах младшего. То, что в принципе невозможно увидеть через камеру. Может, он и не видел. Возможно – просто почувствовал.

Они не собирались сдаваться без боя. Еще целых полгода Винчестеры колесили по стране, раз за разом ускользая из-под самого носа ФБР, выворачиваясь из самых безвыходных и безнадежных ситуаций. Бросая вызов всей системе правосудия каждым новым днем своего пребывания на свободе. Да и самим фактом своего существования, наверное...

Теперь уже никто и никогда не узнает, сколько крови было на них на самом деле. Когда стало понятно, что брать живыми братьев никто не собирается, соблазн повесить на смертников чужие нераскрытые эпизоды для многих стал непреодолимым. Так что Мэйсон очень скептически относился к их славе насильников и убийц, хотя и портить коллегам статистику не собирался. Он прекрасно знал, что четкую связь с Винчестерами можно проследить лишь по пяти делам: подрыв психушки в Рокфорде; запутанная история с шантажом и вымогательством, которая, кстати, все же закончилась убийством и заставила в очередной раз вспомнить фамилию Падалеки, потому как потерпевшая приходилась тому самому Джареду ни много ни мало – мачехой; туманное дело о самоубийстве адвоката из Нью-Йорка, который – вот удивительно! – вел дела всё той же семьи; убийство хозяина заправки; ну и, разумеется, копы на девятнадцатом шоссе. Всё остальное – откровенные домыслы, да и по трем первым преступлениям никаких прямых доказательств причастности братьев не было. Если бы не расстрелянные копы, дело вообще вряд ли ушло бы федералам, да и маловероятно, что эти истории были бы объединены в одно дело… Что теперь говорить. Не вовремя ты зашел на ту заправку, Сэм Винчестер. Или Джаред Падалеки, хотя, похоже, ты давно отвык от своего имени.

Личность старшего долгое время не давала Мэйсону покоя. Он попробовал аккуратно потянуть за ниточку, связанную с именем, упомянутым мисс Харт, и вышел на госпиталь Святого Матфея в Делавэре, где, судя по всему, и состоялось знакомство Тига и Падалеки. Собственно, на этом все. Потому что как только и без того исчезающе тонкая нить случайно оказалась в сильных ухоженных пальцах с аккуратным маникюром, она была тут же разорвана, решительно и безжалостно. На этой женщине, будь Мэйсон помоложе, он женился бы не задумываясь. По крайней мере, предложение бы точно сделал, уже к вечеру того дня, когда они познакомились.

…К миз Сэре Гэмбл они с Майлзом пришли домой. С этими деловыми женщинами вообще нелегко, и давать миз Гэмбл лишний козырь в виде беседы в ее личном кабинете Мэйсон не собирался.

Сначала все было вполне ожидаемо. Кофе в чашках из тонкого дорогого фарфора, какие-то покупные печеньки (такая точно не станет заморачиваться с домашней выпечкой), непринужденная беседа, которую просто язык не повернется назвать допросом. Миз Гэмбл подтвердила все, что оба агента уже и так знали, высказала сомнение в самом факте изнасилования, и сообщила, что ни разу не видела Тига после увольнения и вообще не слишком интересовалась его судьбой.

Вопросы задавал Майлз. Мэйсон неторопливо прохаживался по гостиной, пытаясь по интерьеру составить впечатление о хозяйке дома. Он не сразу понял, чем стоящая на каминной полке фотография привлекла его внимание, но, присмотревшись повнимательнее, пришел к выводу, что идет по правильному пути. На снимке были запечатлены два молодых человека на фоне Большого Каньона. Тот, что был пониже и выглядел постарше, одной рукой показывал камере знак виктории, а другой по-хозяйски обнимал своего спутника, который откровенно льнул к нему всем телом. Оба улыбались и выглядели счастливыми. Мэйсон в очередной раз пожалел, что в итоге все сложилось именно так - глупо и плохо.

Темные очки не могли ввести его в заблуждение – эти лица он узнал бы из тысячи.

«Ну, здравствуйте, Винчестеры» - промелькнуло в голове, и, начиная с этого момента, все пошло наперекосяк.

Мэйсон взял фотографию в руки и пожалел, что не может вынуть ее из рамки прямо сейчас. Уж очень похоже, что этот снимок сделан специально для миз Гэмбл, на обратной стороне вполне может быть написано что-то важное.

- Кто это?

Красиво очерченные губы моментально сжались в тонкую линию, в голосе – намек на угрозу:

- Племянники.

В следующую секунду миз Гэмбл ледяным тоном попросила поставить снимок на место и довела до сведения господ агентов, что не позволит ни к чему в этом доме и пальцем прикоснуться, пока не увидит ордер на обыск.

На этом беседа закончилась.

Ордер у них был через четверть часа. Когда они вернулись в дом, пустая рамка вызывающе стояла на своем прежнем месте, в пепельнице красовалась кучка пепла, а на губах миз Гэмбл играла холодная, вызывающая улыбка. В этот момент Мэйсон понял, что он может вырвать этой красивой хищнице все ногти и переломать все ребра, но ни слова о «племянниках» он от нее больше не услышит. И уж точно не найдет в этом доме ничего интересного. На миг ему очень захотелось, чтобы она и правда была родственницей хоть одного из парней. Потому что, черт возьми, они друг друга стоили. Все трое.

На всякий случай он проверил родственные связи миз Гэмбл. Настоящих племянников у нее не было, с большой натяжкой под это определение можно было подвести трех детей ее троюродной сестры Донны. Из них на роль одного из Винчестеров подходил двадцативосьмилетний Дженсен Эклз, одно время работавший здесь же, и уволившийся из госпиталя Святого Матфея около двух лет назад. Впрочем, вскоре после этого его следы окончательно терялись в Нью-Йорке, где-то в Бедфорд-Стайвесанте. Судя по слухам, он умудрился связаться с кем-то из местных криминальных авторитетов, так что в самом факте его исчезновения не было ничего странного, но Мэйсон на всякий случай запомнил и это имя.

...Когда ему сообщили, что братья заняли оборону в гараже неподалеку от Сейнт-Леона, Огайо, один из них ранен, и они взяли заложников – Мэйсон испытал смешанное чувство облегчения и разочарования. Облегчения – потому что давно пора было заканчивать эту затянувшуюся агонию, разочарования – потому что в глубине души у него теплилась надежда, что у Винчестеров все получится.

Не получилось.

Прибыв на место, он узнал подробности: ранен был старший, хотя, по факту – он просто принял грудью предназначавшуюся брату пулю, закрыв его собой. Судя по количеству шрамов на его теле, позже подробно описанных в отчете коронера, для него это было не впервой.

В большом гараже с автомастерской они укрылись после того, как преследующим их копам удалось прострелить колесо их знаменитой импалы, что делало невозможным дальнейшее бегство. Все, кто, на свою беду, находились в это время в гараже, были взяты братьями в заложники, причем точное количество гражданских внутри было неизвестно, назывались цифры от трех до двенадцати. По крайней мере пять человек должны были в этот день работать, но там могли быть и хозяева автомобилей, и черт знает сколько еще случайных персонажей.

Никаких требований Винчестеры не выдвигали и от переговоров отказались практически сразу. Младший поднял трубку рабочего телефона один-единственный раз, для того, чтобы сухо и четко сообщить – все заложники находятся под окнами и возле дверей, соединенные растяжками с рамами, дверями и двумя десятками гранат. Первая же попытка вторжения – и всё взлетит на воздух.

После чего отключил телефон вообще.

Самое неприятное, это вполне могло быть правдой – кроме старшего брата, Сэм Винчестер втащил внутрь объемную и явно тяжелую сумку.

Телефоны раскалялись от непрерывных звонков начальства всех мастей и всех уровней. Никто не хотел брать на себя ответственность и ставить жирную кровавую точку во всей этой истории, отдавая окончательный приказ о штурме, – скорее всего, в этом случае без жертв среди мирных граждан обойтись не удастся.

Начальство мучительно онанировало в попытках придумать, на кого можно было бы переложить честь стать виновником гибели десятка законопослушных американцев из маленького городка в Огайо. SWAT невозмутимо готовился к штурму. Запыхавшийся Мэйсон влез в фургон техподдержки, становившийся в подобных ситуациях импровизированным штабом сил правопорядка.

- Удалось? – на выдохе спросил он, хватая наушник и прижимая к уху. Ни хера не понятно, сумели они организовать прослушивание или нет? В наушнике раздавались лишь какие-то хрипы и сопение, Мэйсон даже заподозрил, что просто слышит отзвук собственного тяжелого дыхания.

Сидящий рядом техник, отчего-то красный и явственно вспотевший, быстро кивнул.

- Сержант Браун, сэр, - представился мужчина в полицейской форме. - Они в кабинете директора, это на втором этаже. С лестницы прекрасно просматривается и простреливается собственно рабочий зал.

- И какого черта они там делают? – все еще в недоумении спросил Мэйсон, покосившись на хрипящий наушник.

Техник всхрюкнул. Майлз рассмеялся. Сержант Браун невозмутимо произнес:

- Сложно сказать наверняка, сэр, но есть мнение, что они занимаются сексом. Впрочем, вполне возможно, это провокация.

Мэйсон удивленно посмотрел на напарника.

- Но… как я понял, один из них ранен?

- Вот пойди и напомни ему об этом, - хмыкнул Майлз. – Это Винчестеры, Герман. Не жди от них логики.

Дверь в фургон распахнулась.

- Директор Мюллер на проводе! – сообщил незнакомый Мэйсону парень в штатском. Быстрый обмен взглядами с Майлзом, и тот отправился общаться с самим мистером Робертом Мюллером, директором Федерального бюро расследований. Мэйсон хотел надеяться, что до звонка президента дело все-таки не дойдет.

Он надел наушники как раз вовремя, чтобы услышать негромкое:

- …меня им?

- Я никогда и никому не отдам тебя, малыш.

- Люблю тебя.

- Только твой. Готов?

- Да.

- Иди ко мне.

Щелчок затвора.

Мэйсон почувствовал, как его лоб покрывается испариной. Он внезапно почти вживую увидел, как старший глубоко и нежно целует своего – брата? напарника? любимого? – целует, приставив к его виску черный ствол пистолета. И, не отрываясь от его губ - нажимает на спусковой крючок.

От грохота выстрела не просто уши заложило, казалось, лопнули барабанные перепонки.

- Твою мать!!! – рявкнул техник, срывая с головы наушники.

- Что там?!!

Мэйсон отмахнулся от моментально вскочившего в фургон Майлза. Способность различать звуки понемногу возвращалась, и теперь он напряженно вслушивался в шепот, раздающийся не то у него в голове, не то – в наушниках, боясь пропустить хотя бы слово.

- … уже все. Тихо, малыш, тихо. Я только удостоверюсь, что не оставил тебя здесь одного… Я сейчас. Уже все, мой мальчик. Уже все…

Мэйсона замутило, когда он понял, что старший сейчас держит на руках бьющееся в агонии тело человека, которого всегда без малейших колебаний закрывал от пуль собой, и дожидается его смерти.

- Майлз. Командуй штурм. Только очень осторожно, пусть не торопятся, там действительно могут быть гранаты и растяжки. - Герман сам не расслышал своих слов, зато напарник его прекрасно понял, хотя все равно не удержался от вопроса.

- Что они там делают?

- Они там умирают.

Треск помех. Сдавленный торопливый шепот:

- Малыш, ты только дождись меня, ладно? Главное, не уходи далеко. Подожди меня, Джей, слышишь?.. Ад еще понадобится этому блядскому миру, ты же знаешь, я разнесу его на кусочки, если ты шагнешь слишком далеко от порога...

Хриплый выдох – то ли перехватило дыхание у старшего… то ли последний раз вздохнул его младший брат.

Наверное, все-таки второе – голос старшего почти спокоен.

- Это не смерть, малыш, ты же знаешь… Нет никакой смерти. Для нас – точно нет, помнишь? Мы просто вновь натянем всех этих ублюдков и сбежим. Мы проходили это десятки раз, Джей, мы всегда убегали. Пусть проверят морозильники на третий день – они охуеют. Малыш, мальчик мой… - приглушенный звук поцелуя, новый щелчок затвора, – Я иду. Моя любовь, моя верность, моя жизнь – все для тебя, малыш. А смерть… Нет никакой смерти.

Выстрел.

Потом вторично оглушенный Мэйсон еще долго сидел в наушниках и слушал тишину.

…Он неторопливо шел по улице и размышлял о том, что вряд ли скажет хоть одной живой душе, что на самом деле он тогда услышал в белом шуме тишины пустой комнаты. Он просто дождется завтрашнего дня и уйдет в отставку. Независимо от того, чем этот день закончится.

Потому что либо он всего лишь окончательно спятил – либо этот мир устроен значительно сложнее, чем он всегда считал.

Потому что среди треска помех он явственно разобрал, как тот, первый, уже с минуту мертвый парень ответил. Ответил человеку, которого не переставал слышать и любить даже за последней чертой.

Что именно он сказал – это неважно. Впрочем, Мэйсон теперь знает настоящее имя старшего из Винчестеров, приятно осознавать, что интуиция его не подвела.

Он было подумал, не связаться ли ему с миз Гэмбл, чтобы сообщить о смерти троюродного племянника, но быстро понял, что не станет этого делать. Есть вещи, о которых лучше не знать. И потом – третий день еще не настал.

Герман Мэйсон всегда был реалистом, не склонным к самообману и слепой вере в чудеса. Но сейчас ему до боли в сердце хотелось верить, что завтра две морозильные камеры морга полицейского департамента округа Огайо непостижимым образом опустеют.

И если все же так и произойдет… Что ж, он будет искренне рад. И пожелает мальчикам удачи. Хотя… Что такое удача для тех, кто оказался не по зубам самой смерти?

Герман Мэйсон улыбнулся и прибавил шаг. Стрелки на его часах миновали полночь. Начинался третий день…

THE END