Народный артист СССР, Герой Социалистического Труда академик Сергей Герасимов.
Народный артист СССР, Герой Социалистического Труда академик Сергей Герасимов.
Глава 1.
Родился я в городе Миассе Челябинской области в 1924 году, был еще дошкольником, когда мои родители переехали в Свердловск. Но почти каждое лето мы отдыхали в Челябинской области у многочисленных родственников. Мне приходилось бывать и в Миассе, и в Златоусте, и в Каслях, и в Чебаркуле, и в других городах и селах, где до сих пор проживают некоторые из моих родных. Был я и на озере Чебаркуль и на озере Кисегач, ходил на охоту и на рыбалку, собирал в горах дикую клубнику, в лесах грибы и ягоды, помогал взрослым работать в огородах, в садах, на сенокосе. Это была незабываемая золотая пора детства и юности! На фронте я постоянно вспоминал красавец Урал, мечтал дожить до Победы и побывать на родине. В 1949 году, когда на экранах страны шел фильм "Молодая гвардия", я был приглашен в Челябинск на гастроли. Город я не узнал - он во много раз вырос и разительно похорошел! Неузнаваемы стали и другие города области. Повстречался со своими родственниками. Мужчин почти не осталось - погибли на войне. В последующие годы мне неоднократно пришлось приезжать на Урал. Земляки часто задают мне вопрос - как я стал артистом кино, кто пригласил меня играть роль Олега Кошевого? Об этом я и хочу рассказать... Мой отец, Иванов Николай Александрович, профессиональный певец и пианист, погиб зимой 1941 года в боях под Москвой. В то время наша семья, жившая в городе Серове, испытывала материальные трудности, и я поступил работать в мартеновский цех металлургического завода имени А.К.Серова слесарем по ремонту рельсовых кранов. Тогда мне было шестнадцать лет. Когда погиб отец, в моей душе затаилась мечта - стать артистом и "заменить" его на сценическом поприще. "Вот закончу десять классов, - думал я, - поеду после войны учиться в Москву и поступлю в театральный институт". Но в феврале 1942 - го я был призван в армию и сразу попал на фронт. Воевать пришлось на "катюшах" (машины БМ-13) и в отдельных истребительных противотанковых артиллерийских полках (пушки ЗИС-3, калибра 76мм). Артиллерист - разведчик, за время войны я был трижды ранен, несколько раз награжден, побывал в окружении возле Старой Руссы, видел сожженные дотла города и села, казненных фашистами соотечественников, словом, пережил очень много, как каждый побывавший на фронте солдат.
Статьи, рассказывающие об их бессмертном подвиге, зачитывались вслух на комсомольских собраниях перед наступлением на врага... Встретил победу я в городе Митава (ныне Латвийская ССР). Демобилизовался в 1945 году в самую первую послевоенную демобилизацию, под которую попадали фронтовики, имеющие не меньше трех ранений, и женщины. Мои одногодки - солдаты, оставшиеся в полку, провожали меня с завистью. Им предстояло прослужить в армии еще несколько лет, в то время как я возвращался к мирной гражданской жизни. Товарищи знали, что я решил ехать в Москву, поступать в театральный вуз. Однополчане сколотили мне из досок чемодан, обтянули его пестрой немецкой плащпалаткой: неудобно демобилизованному воину являться в столицу с обыкновенным солдатским мешком. В чемодан я сложил все, что выдал начпрод: десять килограммов муки, сухари, пять банок тушенки, мыло, новое запасное обмундирование вместе с нательным бельем, несколько пачек махорки, соль, сахар, сало. Пять тысяч денег в старом исчислении, полученные в финчасти, я зашил во внутренний карман гимнастерки. До Москвы добирался несколько суток, так как все станции были забиты военными эшелонами.
Около недели пришлось ночевать на вокзале. Потом меня приютил в своей комнате знакомый фронтовик. 1945/46 учебный год был в самом разгаре, и поступить в какой - либо из московских театральных вузов было нелегко. И все - таки мне повезло. В Государственном институте театрального искусства им. А.В.Луначарского меня согласились прослушать. На просмотре присутствовали народный артист СССР профессор М.М.Тарханов (художественный руководитель института), народный артист СССР Н.С.Плотников и еще несколько человек, мужчины и женщины - представители театрального мира. Стоя на маленькой сцене аудитории, я читал отрывки из произведений Пушкина, Лермонтова, Чехова, Зощенко, Есенина, Маяковского, Симонова, Михалкова... Всякий раз, когда я заканчивал читать, М.М.Тарханов требовал: - Еще что - нибудь... В конце концов, я прочитал басню Крылова "Стрекоза и муравей" и признался комиссии, что больше ничего не знаю. - Надо принять, - громко проговорил Тарханов и объяснил, почему меня надо принять, - абитуриент в кирзовых сапогах и в гимнастерке. Человек молодой, но ранний. Принять его надо. Но тут вмешалась в разговор молоденькая секретарша в очках и прерывающимся голосом начала доказывать комиссии, что принимать меня нельзя, так как у меня нет десятилетнего образования, а только девять классов, что дирекция института, проверяя факультет, все это может обнаружить и случится страшный, непоправимый конфуз, хотя поступающий и написал диктант на "отлично". От ее слов у меня похолодело в груди. Все мои мечты и надежды рушились, как карточный домик. Я почувствовал в глазах горячую накипь слез. - Да он плачет! - услышал я громкий голос и, подняв глаза, понял, что это говорит Н.С.Плотников. - Посмотрите, у него на груди три нашивки о ранениях, а он плачет. Как же мы можем его не принять?! - Он зимой сдаст за десятилетку экстерном в вечерней школе и получит аттестат зрелости, - проговорил Тарханов и опять повторил: - Его надо принять. - А как же этюд? Он еще не выполнил этюд на предлагаемые обстоятельства, - напомнила полная дама с красивыми каштановыми волосами. - Сейчас мы ему зададим этюд на "купание", - объявил Тарханов и поднялся ко мне на сцену. Об исполнении этого этюда я до сих пор не могу рассказывать без стыда и краски на лице. Но что было - то было... - Здесь, где мы с тобой стоим, берег. А там, где начинается аудитория, река. Все будешь делать по моей команде, - пояснил Тарханов и скомандовал: - Раздевайся, будешь купаться! Я сел на сцене прямо на пол и стал изображать, как снимаю сапоги, разматываю портянки, расстегиваю гимнастерку. При этом я так старался, что пыхтел как паровоз. Я "разделся догола", что, вероятно, не следовало бы делать - в зале послышались громкие смешки. Но, увлеченный этюдом, я ничего не замечал... - Купайся! - донеслась из зала команда Тарханова. Я попробовал воображаемую воду ногой - холодная или нет. Потом спрыгнул вниз, пригнулся так, чтобы голова торчала над сценой и начал "плавать". - Вылезай! Я вылез на сцену, изобразил озноб и стал прыгать то на одной, то на другой ноге, чтобы вытряхнуть воду из ушей. - Белье украли!! - что есть силы крикнул Тарханов. Я начал рыскать по авансцене, недоуменно мычать, разводить руками. - Девушка идет! - крикнул Тарханов. И тут случилось непоправимое... Я обхватил руками "грешное место" и, пригнувшись, начал метаться по сцене из одного конца в другой, как ошалелый. В зале поднялся хохот. Воздух прорезал пронзительный женский визг. Сгорая от стыда, я спрыгнул со сцены и бросился к двери, чтобы сбежать от позора. - Куда же ты? Наза-ад!!! - послышалась команда. Я остановился, как вкопанный, чувствуя, что бледнею и что руки и ноги дрожат у меня мелкой дрожью. Ко мне навстречу, встав со своих мест, подошли Тарханов и Плотников. - Ты будешь учиться в классе Николая Сергеевича Плотникова, - подойдя вплотную, обрадовал меня Тарханов. - Поздравляю... - Поздравляю, - в свою очередь сказал Николай Сергеевич и протянул мне руку. Артист и режиссер театра им. Е.Б.Вахтангова профессор Н.С.Плотников был не только выдающимся деятелем театра, он много снимался в кино. Прекрасный педагог и удивительно душевный человек, именно он дал мне основы профессионального актерского мастерства. Попасть к нему на курс считалось большим счастьем. Нередко курсовые занятия проводил сам М.М.Тарханов.
Глава 2.
На занятиях по актерскому мастерству в классе часто появлялись совершенно незнакомые нам, студентам, люди, и мы не обращали на них особого внимания. Когда я учился уже на втором курсе, такой "посторонний" товарищ подошел ко мне и представился режиссером киностудии имени Горького. Это был Эдуард Юлианович Волк. - Известный кинорежиссер Герасимов на сцене Театра киноактера ставит спектакль "Молодая гвардия" по роману А.А.Фадеева, - рассказал он мне. - Этот спектакль станет пробой к будущему двухсерийному кинофильму. Я хочу показать тебя Сергею Аполлинариевичу. Ты согласен? Разве мог я не согласиться? - Встреча с Герасимовым должна состояться сегодня у него дома в пять часов. Я заеду за тобой в институт. Но к этому времени ты должен выучить отрывок. Э.Ю. Волк достал из портфеля роман Фадеева, открыл нужную страницу и пояснил: - Выучи вот это место, где Анатолий Попов объясняется с Ульяной Громовой. Здесь полторы страницы. Успеешь? - Постараюсь. - Я поговорю с Плотниковым. Тебя сегодня освободят от занятий. Найди укромное место и учи... Эдуард Юлианович приехал за мной на машине в назначенное время. Вскоре мы уже поднимались по лестнице. Эдуард Юлианович нажал кнопку звонка. Нам открыли дверь. И тут же на меня набросился большой черный пудель. Он восторженно визжал, прыгал, лизал мне лицо и сапоги, валялся в ногах, не давая сделать шагу. - Бичо, на место... Бичо! Глупая собака, дай пройти гостям в квартиру, - урезонивал собаку чей - то женский голос. Я поднял глаза и обомлел. В дверном проеме стояла сказочная Хозяйка Медной горы - женщина поразительной красоты. Это была Тамара Федоровна Макарова. Вспомнились фильмы с ее участием: "Семеро смелых", "Комсомольск", "Учитель", "Маскарад", "Каменный цветок"... Кто - то схватил собаку за ошейник и уволок в другую комнату. А я все стоял у входной двери, чувствуя неловкость и смущение. - Проходите, пожалуйста, Сергей Аполлинариевич задерживается. Он приедет в шесть часов. Тамара Федоровна провела меня в рабочий кабинет мужа и оставила в одиночестве... Никто меня не беспокоил. В квартире стояла полная тишина, но я не находил себе места. Я то садился на стул, то прохаживался взад и вперед, то поглядывал на часы. Минуты тянулись медленно. Через час я внутренне "перегорел", волнение улеглось, и я совершенно успокоился - будь, что будет! Я даже не услышал, как приехал Сергей Аполлинариевич. Они неожиданно вошли в кабинет все вместе: Сергей Аполлинариевич, Тамара Федоровна и Эдуард Юлианович. Все трое сели друг подле друга на софу, стоявшую у стены. - Здравствуй, юноша, - поздоровался Сергей Аполлинариевич. - Здравствуйте. - Ты выучил отрывок, который тебе задали? - Выучил. - Ты можешь его сейчас прочитать? - Могу. - Ты сильно волнуешься? - Волнуюсь, но по существу роли... - Тогда начинай. Я старался полностью отождествиться с теми эмоциональными чувствами, о которых рассказывалось в отрывке. Мне казалось, что я добился этого: между мною и слушателями возникла "глухая стена". Закончив читать отрывок, я еще долго не мог остановить взволнованного дыхания. В висках толчками стучала кровь. Сергей Аполлинариевич молча встал и вышел из кабинета. Вслед за ним также молча вышли Тамара Федоровна и Эдуард Юлианович. Я остался один в полном недоумении - что мне дальше делать? Через некоторое время я услышал в коридоре мужской голос и догадался, что это говорит Сергей Аполлинариевич. - Это тот человек, которого мы ищем. Он даже внешне похож на Олега! Вылитый Олег Кошевой. С последними словами он вошел в кабинет и обратился ко мне: - Ты слышал, что я только что сказал? - Слышал. - Ты согласен играть Олега Кошевого? - Конечно, согласен. - Завтра же приступишь к репетициям. Кстати, сколько тебе лет? - Двадцать три. - Но тебе нужно будет играть молодого юношу, которому было неполных семнадцать. Думаю, что ты справишься. Начались репетиции в Театре киноактера. Сергей Аполлинариевич в процессе работы не делал мне совершенно никаких замечаний. Но он создавал вокруг меня благодатный "микроклимат": оберегал от ненужных влияний, как опытный натуралист оберегает растение, взрастающее на доброй почве. Думаю, это был правильный подход, потому что как актер я был еще неопытен, чересчур душевно раним. Стоило сделать замечание, как я терялся, уходил в себя, точно улитка, меня охватывала душевная боязнь. И наоборот... Стоило меня похвалить, дать свободу, как я раскрывался полностью и обретал творческую смелость. За полмесяца мне предстояло влиться в готовый спектакль и выйти на премьеру. Оказалось, что репетиции спектакля начались в стенах Института кинематографии с машинописных страниц, когда фадеевский роман еще не вышел в печать. Все это объяснялось просто - А.А.Фадеев и С.А.Герасимов издавна дружили и даже были связаны родственными узами. Репетиции и "шлифовка" спектакля шли полным ходом с утра до ночи. Герасимов был неутомим. Отпуская на перерыв исполнителей тех или иных ролей, он продолжал репетицию с другими актерами и обедал прямо в зрительном зале - за своим режиссерским столиком. Герасимов заражал своей энергией не только актеров, но и администраторов, и художников, и рабочих - словом, всех без исключения, от кого зависел исход и качество спектакля. Шел 1947 год. Не прошло и двух лет после окончания войны. Еще не зажили душевные раны, и всем нам хотелось, чтобы будущий спектакль, рассказывающий с максимальной сценической точностью о страшной трагедии в Краснодоне, дошел до сердец зрителей, разбудил их чувства. Через неделю я уже прижился в новом для меня коллективе. Мои партнеры относились ко мне с большим доброжелательством. Мать Олега Кошевого играла Т.Ф.Макарова. Большевика Валько - Сергей Бондарчук. Любу Шевцову - Инна Макарова. Ульяну Громову - Нонна Мордюкова. Сергея Тюленина - Сергей Гурзо... Все они были студентами Института кинематографии, конечно, за исключением Т.Ф.Макаровой, профессора и их непосредственного педагога. Вскоре я узнал, что Сергей Аполлинариевич снимал не только художественные фильмы, которые стали гордостью советского кинематографа, но был и крупным документалистом - он снимал Ялтинскую и Потсдамскую конференции, хронику взятия Берлина и множество других международных событий. В процессе работы я полюбил его не только творчески, я полюбил его так, как может юноша горячо любить мужалого, испытанного судьбой воина! В общежитии ГИТИСа, где я жил, в комнате, помимо меня, проживало еще десять человек. Считалось правилом в двенадцать часов ночи выключать общий свет. А мне не хватало дня. Кроме того, для работы требовалось одиночество. Я купил себе карманный фонарь и стал ночами выходить на улицу... Да, пожалуй, так было и лучше. Ведь молодогвардейцы действовали в своем городе в основном ночами. Постепенно я до конца и без остатка втянулся в роль. Я вошел в творческий экстаз и, казалось, разбуди меня среди ночи - мог бы безошибочно сыграть нужную сцену в том эмоциональном ключе, какого требует драматургия. Но я продолжал работать, находя в роли все новые и новые грани. Так одержимо работали над ролью все создатели фильма. Когда я приходил в театр, то непременно заставал в репетиционной комнате Инну Макарову или Сергея Гурзо... В конце концов, мне стало казаться, что в нашем коллективе не менее десяти Гурзо и не меньшее число Макаровых. Однажды, во время репетиции сцены, когда Олег подрался с немецким денщиком, мой партнер больно ударил меня по уху. Я не сдержался и ответил ему сильным ударом по корпусу. На груди у него появился обширный синяк, и он отказался в дальнейшем играть эту роль. После этого случая исполнители ролей немцев собрались все вместе и обратились к Герасимову примерно со следующей "декларацией": - Сергей Аполлинариевич, урезоньте своего Олега. Нам страшно играть с ним сцену "допроса" и особенно последнюю сцену, сцену "казни". И, вообще, когда он проходит мимо нас по коридору или еще где - нибудь, он скрипит зубами! Он на такой грани, что может подраться с кем - нибудь из нас или даже укусить... Сергей Аполлинариевич рассказал мне об этом разговоре много позже.
Глава 3.
Чем больше я репетировал спектакль, тем больше он мне нравился. Сценический вариант "Молодой гвардии" был написан по роману А.А.Фадеева самим С.А.Герасимовым. Спектакль состоял из четырех актов и тридцати шести картин. Такого количества картин нельзя встретить ни в одном спектакле. Это была как бы сценическая экспликация будущего фильма. Чрезвычайная изобретательность и смелость большого художника позволили осуществить такую постановку. На сцене, во всю ее плоскость, стояла огромная деревянная платформа, в которую были вмонтированы два вертящихся на роликах круга. По краям кругов были сделаны незаметные квадратные лунки. Рабочие сцены вставляли в них обыкновенные палки и легко вращали круги в нужном направлении. Вместо занавеса были установлены три шторки, тоже на роликах, обтянутые белым полотном. Любая из шторок, скользя по роликам, легко открывалась, и не сцене в одну треть портала появлялась новая декорация. Но и этого было мало. Некоторые сценические эпизоды были перенесены на авансцену, а на полотняных белых шторках в это время проецировались или бегущие облака, или бараки, обтянутые колючей проволокой, когда, к примеру, нужно было показать сцену освобождения военнопленных молодогвардейцами. Помимо картин, перед занавесом на авансцене разыгрывалось немало интермедий, где действующие лица высвечивались прожекторами - пистолетами. Были картины, когда все три шторки открывались одновременно и действие шло на полной сценической плоскости. Оригинально была решена сцена концерта, когда Люба Шевцова танцует перед немцами испанский танец, поет немецкие шансонетные песни. Немцы входили в зрительный зал, разговаривали, заполняли ложи. Открывался занавес, и молодогвардейцы начинали свой концерт. У зрителей создавалось полное впечатление, что они сами присутствуют в зрительном зале на концерте. Во время сцены поджога биржи труда на шторках проецировались языки пламени и бегущие тени. Слышался треск огня. Казалось, что весь сценический портал объят пожаром. Становилось даже жутко. Во всем этом была большая заслуга рабочих сцены, осветителей и художника спектакля заслуженного деятеля искусств РСФСР С.Манделя. Спектакль почти на всем его протяжении сопровождала музыка. Оркестра не было. Музыка передавалась в зал через мощные динамики. Звучали отрывки из произведений Бетховена, Чайковского, Рахманинова... Музыка имела большое эмоциональное воздействие на зрителя. Как известно, музыку к кинофильму "Молодая гвардия" написал Дмитрий Дмитриевич Шостакович. Но когда мы играли спектакль, он еще не приступал к работе над "Молодой гвардией". Вся премьера промелькнула в моем актерском сознании как странный фантасмагорический сон. Я жил жизнью образа, видел глаза своих партнеров, действовал согласно предлагаемых сценических обстоятельств и больше ничего не замечал. Частые аплодисменты зрителей в середине действия казались мне посторонним шумом, каким бывает шум улицы, к которому привыкаешь и не придаешь значения. Мы играли на сцене то, что недавно на самом деле имело место в жизни. Это обстоятельство придавало нам внутреннюю веру. ...Сценическое действие подходит к концу. Мне показалось, что оно прошло очень быстро. Финал спектакля - молодогвардейцев ведут на казнь. Звучит музыка Бетховена. Она переворачивает душу. Я мысленно прощаюсь с мамой, с товарищами, с жизнью... подхожу к краю обрыва. Передо мной стоят враги. В их руках мелькают огни карманных фонарей. Музыка смолкла. И тут я услышал странный протяжный гул - из зала доносился плач зрителей. Передо мной стоят враги. И я произношу, нет, я кричу им в лицо свой последний монолог: - Страшны не вы... Страшно то, что вас породило! Вслед за мной молодогвардейцы поют "Интернационал". Гитлеровские палачи толкают меня в грудь. Я лечу с обрыва... Обрыв высокий. Поэтому внизу лежат спортивные маты, начиненные опилками. Кроме того, на лету меня подхватывают рабочие сцены, чтобы я не расшибся. Все заранее отрепетировано. И все - таки я приземляюсь неудачно - ударился головой о толстый дощатый пол. Но боли не чувствую, хотя и с трудом стою на ногах. Я слышу свой собственный всхлип и понимаю, что зрители "заразили" меня, и я тоже плачу... Зубы стучат о край алюминиевой кружки. Это заботливый Коля Салычев принес мне воды. Набрав воду в рот, он брызжет мне в лицо, обливает голову. Постепенно я прихожу в себя. Но тело охватила беспомощность, чувствую невероятную усталость. Все окружающее мне безразлично. Душа живет теми чувствами, которые я только что пережил на сцене. Спектакль окончен. Зрительный зал бушует. Открыты шторки занавеса. Мы, исполнители главных ролей, выходим на сцену, кланяемся. Крики зрителей захлестывают друг друга: - Любке Шевцовой, бра - во! - Олегу Кошевому, ура - а! - Сергею Тюле - енину - у! - Бондарчуку - у! Вдруг в середине зала кто - то громко выкрикнул: - Режиссера на сцену! Герасимова - а!! И весь зал стал скандировать: - Ге - ра - си - мов!! Мы. ухватившись за руки, выходим кланяться вторично. В середине стоит Сергей Аполлинариевич. Взяв за руки меня и Инну Макарову, он выводит нас вперед. Он аплодирует молодым артистам. Все уходят со сцены. Но зал не унимается. - Ге - ра - си - мов!! Все опять ищут Герасимова. Но его нет. Милый Сергей Аполлинариевич! Он не выдержал "грома литавр", быстро сел в машину и уехал домой. Сбежал от успеха... Мы кланялись потом еще бессчетное количество раз. Но и после премьеры, когда мы, сняв грим и переодевшись, вышли из театра, зрители встретили нас аплодисментами. Они провожали артистов до Садового кольца, а некоторых до самого дома. Так происходило потом каждый вечер. Достать билеты было почти невозможно. На первых спектаклях присутствовали видные писатели, композиторы, знаменитые артисты и режиссеры, театральные критики, передовые рабочие и известные ученые. Посмотреть спектакль приезжали члены правительства со своими семьями. Спектакль "Молодая гвардия" шел в то время во многих театрах страны, в том числе и в нескольких московских. Но, как мне кажется, из всех сценических вариантов герасимовская трактовка была наиболее приближена к роману А.А.Фадеева. Успех можно объяснить и тем, что основные роли в нашем спектакле играли молодые исполнители, внешне очень похожие на молодогвардейцев.
Глава 4.
Однажды, когда шел очередной спектакль, а точнее, во время антракта, через дырочку в занавеси я увидел сидящего в третьем ряду Александра Александровича Фадеева. Он был выше других ростом, седой, как снег, и мне почудилось, что от его белой, гордо посаженной головы исходит радужный сияющий нимб. Если бы мне не указали на него, я бы все равно его узнал. Рядом сидели М.А.Светлов и Н.С.Тихонов. Театр киноактера находится на улице Воровского, как раз напротив Союза писателей. И не было ничего удивительного, что на наших спектаклях побывали почти все видные советские писатели. Со многими из них нам приходилось встречаться. Эти встречи надолго останутся в памяти. Фадеев смотрел спектакль много раз. Первый разговор с А.А.Фадеевым состоялся у меня во время очередного спектакля при неудачно сложившихся для меня обстоятельствах... Я был тогда страшно расстроен. В правом коленном суставе у меня зашевелился осколок. Со стороны подколенной ямки открылась рана. Пришлось ногу перебинтовать. В сцене, когда молодогвардейцы отмечают 25-ю годовщину Октябрьской революции, мне нужно было плясать гопака. Плясал я тогда, как мне показалось, очень плохо. Даже едва не упал и уже решил, что заваливаю спектакль. Мне оставалось сыграть последний акт: сцену "допроса" и сцену "казни". Финал всегда давался мне трудно. Я понимал, что от него зависит общий успех спектакля. К этим сценам я готовился особенно тщательно. Во время последнего антракта я всегда уходил из гримерной, чтобы до выхода на сцену побыть где - нибудь в одиночестве. По обыкновению, я заходил в общий актерский умывальник и закрывался там на задвижку. В умывальнике обычно никого не было. Там висело зеркало, в котором я мог видеть себя почти в полный рост. Стоя перед ним, я повторял шепотом слова роли, поправлял грим, щипал сам себя, чтобы ощутить чувство боли, рвал на себе одежду и т.д. Профессиональные актеры поймут меня... Так было и на сей раз. Стараясь вжиться в образ, я стоял перед зеркалом и "колдовал", забыв обо всем на свете. - Похоже... Я б сказал, даже очень! - раздался вдруг из - за перегородки умывальника мужской голос. Я вздрогнул. Рядом со мной стоял Фадеев. У него были удивительно лучистые светлые добрые глаза. Они пронзали насквозь и всегда точно определяли настроение собеседника. - Здравствуй, Володя Иванов. - Здравствуйте, Александр Александрович! - Как ты себя чувствуешь! - Очень плохо, Александр Александрович. - Почему так? Я рассказал, что у меня открылась рана, что я скверно плясал гопака. Высказал серьезное опасение, что в связи с этим Герасимов отстранит меня от роли. - Можешь не волноваться, - успокоил меня Александр Александрович, - Сергей Аполлинариевич остановил свой выбор на тебе. Я его целиком поддерживаю. Олега в фильме будешь играть только ты и никто другой. И вообще центральные роли будут играть участники войны, которые видели фронт собственными глазами. Фадеев поинтересовался - на каких фронтах и в каких частях я воевал? При этом он так пользовался военными терминами, называл системы и марки пушек, самолетов, танков, стрелкового оружия, что я подумал, что разговариваю не с писателем, а с каким - нибудь крупным военачальником. Чтобы окончательно успокоить меня, А.А.Фадеев рассказал забавную историю, о которой я раньше не слышал. - До тебя роль Олега играл Глеб Романов, - начал он свой рассказ. - Чтобы сделать его светлым, ему покрасили волосы. Когда мать Олега, Елена Николаевна Кошевая, увидела его на сцене, она расплакалась и стала просить меня, чтобы артиста немедленно заменили, что в ее представлении он похож на клоуна, а не на ее сына. Она так и сказала - "на клоуна". Александр Александрович смеялся особенным заразительным смехом, взахлеб, как обычно смеются дети. Глядя на него, нельзя было не засмеяться самому. - То, что у тебя раскрылась рана, это не беда, - вернулся он к первоначальному разговору. - Это обыкновенный свищ. Я был ранен на Дальнем Востоке и несколько раз при взятии Кронштадта. Ранен тяжело. Я до сих пор хожу, как на шарнирах. Раны не дают спать по ночам. А я очень много работаю. Мы тебя вылечим. Приходи ко мне завтра к десяти часам утра в Союз писателей. Мы все решим. А главное, не волнуйся и не теряй бодрость духа! Желаю тебе хорошо сыграть финальные сцены. Моя жена - артистка. И я знаю, какой это тяжелый и даже изнурительный труд. Мудрый Бальзак сказал: "Артисты - это торговцы нервами!" Береги себя. На другой день в десять утра, опираясь на трость, я пришел в Союз писателей. Александр Александрович уже уехал на какое-то экстренное совещание. Но он успел дать соответствующее распоряжение. Меня посадили в машину и повезли в поликлинику. Там меня принял знаменитый профессор, хирург Петр Иванович Слива. Осмотрев ногу, он сказал: - Твою рану мы залечим быстро. Через неделю будешь прыгать, как молодой бычок. Три раза в день мне стали делать уколы и два раза - вдувание стрептоцидового порошка. Последняя процедура была особенно болезненна. Через неделю рана затянулась. Слова профессора оказались пророческими. Пока я лечился, мои товарищи каждый вечер продолжали играть в театре спектакль "Молодая гвардия". Олега в это время играл Анатолий Чемодуров. Он отлично справился с задачами роли. И случись что-нибудь со мной, он бы с не меньшим успехом сыграл эту роль в кино. Незаменимых нет! В этот же период стараниями С.А.Герасимова и Т.Ф.Макаровой я из ГИТИСа был переведен во ВГИК. Тогда же киностудия имени Горького заключила со мной официальный договор на исполнение роли Олега Кошевого в кинофильме "Молодая гвардия". Для меня это было немаловажно. Помимо того, что я обрел нравственную уверенность, я стал также получать зарплату и все свое время мог посвятить работе над ролью, не думая о постороннем заработке. Еще до осуществления постановки "Молодой гвардии" на сцене Сергей Аполлинариевич составил "поисковую" группу, которая с изыскательскими целями выезжала в Краснодон. В эту "поисковую" группу входили студенты - дипломники режиссерского, художественного, операторского и других факультетов. Ученики Герасимова студенты - режиссеры Лиознова, Егоров, Самсонов, Победоносцев (сейчас широко известные режиссеры - постановщики), выпускники операторского факультета Шумский, Гинзбург, Шатров (ставшие операторами - постановщиками) - все они входили тогда в состав "поисковой" группы, перед которой была поставлена нелегкая задача: познакомиться с документами о краснодонцах, сфотографировать дома всех молодогвардейцев, улицы, переулки и поселки, где они действовали, и даже внутренний вид комнат и квартир, где они жили. Как известно, фильм "Молодая гвардия" снимался строго в местах событий. И если зритель видел на экране домик Сергея Тюленина - это был настоящий домик и дворик Сережи. Если зритель видел улицы, по которым гитлеровцы входили в Краснодон, это были те самые улицы, по которым оккупанты вступали в город. Последняя сцена в моей роли, сцена "казни", снималась возле шурфа шахты №5, где погибли юные герои... Словом, все, что снималось "на натуре", строжайшим образом снималось в местах событий. Что касается помещений, то здесь художники - декораторы сняли абсолютно точные копии всех квартир, вплоть до мебели, фотографий, цветов, предметов обихода и т.д. Декорации этих квартир были построены в огромных цехах на киностудии, поскольку в обычных помещениях при технике того времени, светочувствительности тогдашней пленки снимать профессионально было нельзя. На съемочной площадке дуговой свет от "Дигов" и "Юпитеров" излучал сильный жар, катастрофически уничтожая кислород. Снимать в обычных помещениях было почти невозможно, а главное - небезопасно. Сейчас техника кино шагнула далеко вперед... Консультантами фильма стали члены подпольной организации "Молодая гвардия", оставшиеся в живых. Присутствие их было необходимо, как воздух. Они постоянно находились при съемочной группе, давали свои советы и делали поправки. После выхода фильма на экраны известный кинокритик Н.А.Коварский писал: "...Фильм "Молодая гвардия" - это единственный беспрецедентный случай в истории всего художественного кинематографа, когда фильм, в основном, перекликается только с теми случаями, какие имели место в жизни, и когда он так строго снимался в местах событий. Других подобных случаев в художественном кинематографе не встречалось".
Глава 5.
Нам, артистам, нужно было создать на экране исторические образы, которые уже сложились в сознании зрителей. Они с полной жизненной правдой были описаны в замечательном романе А.А.Фадеева. Общественность хорошо знала героев - краснодонцев по многочисленным публикациям в газетах и журналах, из воспоминаний участников событий. Малейшее отклонение было бы, как говорится, смерти подобно.
В фильме "Молодая гвардия" (на фото кадр из фильма) режиссер Герасимов пошел на обобщение в нескольких случаях. Но это никак не нарушило хода исторической правды... Всем известно, и в романе у А.А.Фадеева подробно описано, что Олег Кошевой и Люба Шевцова погибли вместе, но отдельно от других молодогвардейцев, в городе Ровеньки в тридцати километрах от Краснодона, куда при отступлении Краевая полицейская префектура в разное время увезла Олега и Любу, считая их главарями движения. У Олега были найдены бланки временных комсомольских билетов, печать организации, пистолет системы "Вальтер", из которого он отстреливался. У Любы немцы пытались найти военную рацию, которую, как они дознались, она получила в разведшколе перед самым приходом фашистских оккупантов. Сейчас на страшной двери одиночной камеры в каменном подвале, куда гитлеровцы перевели Олега за две недели до казни, висит мемориальная доска. На ней надпись: "Товарищ, остановись! Земной поклон отдай этому месту. Здесь в застенках фашистского гестапо в феврале 1943 года провел последние дни и часы своей жизни комиссар "Молодой гвардии" - Олег Кошевой". Люба была арестована в Луганске. После ареста ее долгое время содержали в Краснодонской тюрьме, а затем переправили в Краевую полицейскую префектуру, где уже находился Олег и где их обоих лично допрашивал гестаповец генерал Клер. Олега гитлеровцы содержали в тюремном подвале с 11 января по 9 февраля 1943 года, почти месяц. Префектура находилась в самом гуманном здании города - в помещении городской больницы. Сейчас там музей. Нельзя без содрогания в душе читать показания свидетелей их допросов и гибели! У Олега была отрублена кисть руки, выколот глаз, выжжен на спине номер комсомольского билета. У Любы на теле были вырезаны пятиконечные звезды. Перед самым приходом советских войск 9 февраля 1943 года Олег и Люба были расстреляны в Ровеньках, на окраине - в Гремучем лесу. Вскоре, после освобождения города, тела их были извлечены из братской могилы и захоронены в центре г.Ровеньки, в парке. Там же, в Гремучем лесу, 9 февраля погибли Остапенко, Субботин, Огурцов. Отдельно в других местах погибли молодогвардейцы Сафонов, Борисов, Ковалев... Нельзя не принять во внимание, что казнь молодогвардейцев в самом Краснодоне свершилась не в одну ночь. Молодогвардейцев привозили на казнь трижды, группами, 15, 16 и 31 января 1943 года. Их привозили вьюжными ночами, как все это подробно и точно по числам описано в романе Фадеева, в эпилоге. В фильме "Молодая гвардия" молодогвардейцев казнят всех вместе и одновременно. Как считал режиссер - постановщик С.А.Герасимов, ежели бы гибель молодогвардейцев была показана на экране, как это было в жизни (а перед этим необходимо было показать и аресты), то затянулась и стала бы безынтересной драматургия сюжета. Такое обобщение, обоснованное законами драматургии, было сделано по общему согласию между А.А.Фадеевым и С.А.Герасимовым. Совершенно ясно, что в сценарии был найден единственно правильный ход! Молодогвардейцы боролись за одно дело - за нашу победу. Точно так же поступил драматург Г.Граков, написавший пьесу. Точно так же построено либретто оперы "Молодая гвардия". До сих пор на творческих встречах зрители, а особенно педагоги литературы, учащиеся школ, студенты вузов взволнованно спрашивают меня - кто же все-таки предал молодогвардейцев? Спрашивают - кто такой Евгений Стахович, который в романе Фадеева предал организацию "Молодая гвардия"? С самого начала работы над ролью я решил уяснить для себя вопрос о трагическом провале молодогвардейцев. Начал я с того, что обратился к участникам событий, к Валерии Борц и к Жоре Арутюнянцу. Оба они тогда находились на учебе в Москве. Я получил от них исчерпывающий ответ. Но этого мне показалось мало. и я обратился к работникам ЦК ВЛКСМ, которые связали меня с Министерством госбезопасности. И правильно сделали. Как говорится, разговоры разговорами, а документы - документами. Впоследствии я познакомился с материалами по этому вопросу, хранящимися в Ворошиловградском областном управлении МГБ. Но, пожалуй, полный ответ на эту тему я получил, когда побеседовал с самим А.А.Фадеевым, высказывания которого я приведу ниже. Заранее должен сказать, что Фадеев шел по свежим следам событий, возвращался к этой теме неоднократно и был отлично осведомлен со всеми следственными делами, которые касались краснодонской трагедии. Не все изменники Родины в период краснодонской оккупации описаны в романе, хотя все они были извест<
|