Когда цветёт багульник

Когда цветёт багульник

Описание:

Существует мир, в котором у людей на головах цветут венки. По достижении совершеннолетия бутоны начинают распускаться, превращаясь в цветы. Два человека, предназначенных судьбой, чувствуют аромат цветов друг друга, но не чувствуют запаха других цветов.

Фэндом: My Chemical Romance;

Пейринг или персонажи: Фрэнк/Джерард;

Рейтинг: PG-13;

Жанры: Слэш (яой), Романтика, Ангст, Флафф, Фэнтези, Hurt/comfort, AU, Эксперимент;
Предупреждения: Смерть основного персонажа, OOC.

Июнь

— Что за хрень?! — недовольно воскликнул парень, выуживая тонкие, жёсткие веточки из своей курчавой головы и выказывая другу свое возмущение. — Вот скажи мне, Боб, почему у нормальных людей на головах растут розы, сирень, одуванчики в конце концов! А мне приходится каждый день пялиться в зеркало на это лысое убожество!

Парень сокрушённо схватился за голову, запуская руки в собственный венок.

— Я на чучело похож! — продолжал жаловаться юноша, отчего сидящий перед ним белобрысый парень едва ли не давился кофе от смеха. — Да даже у тебя ромашки цветут, а я…

— Перестань, Фрэнки, — утешительно потрепал Боб по плечу своего друга, чьё лицо выражало крайнюю степень отчаяния. — Это не хрень, малыш, а багульник.

— Ба-… что? — не понял Айеро, разом переставая ковыряться вилкой в своём салате.

— Багульник, — пояснил Боб, делая очередной глоток остывшего напитка. — Растение такое. Встречается весьма редко, ещё реже цветет на головах у людей. Несмотря на всю его невзрачность, этот цветок символизирует душевную близость. Да-да, цветок, не смотри на меня так! — рассмеялся Брайар, словив взгляд Айеро, полный замешательства. — Для появления первых цветков ему необходимо несколько недель. Люди, чьим символом является багульник, дружелюбны и им всегда легко удаётся найти язык с окружающими. Может быть, поэтому мы и дружим с тобой уже столько лет, — улыбнулся Боб, следя за взглядом младшего парня.

Тот, в свою очередь, кажется, перестал слушать Боба, и время от времени поглядывал куда-то в сторону, совершенно не задумываясь о том, что своими действиями вызывает ряд вопросов у Брайара и его снисходительную улыбку.

— Этот парень, — задумчиво пробормотал Фрэнк, а всё его внимание было обращено к высокому юноше в зеленой куртке, чьи роскошные, белые пряди волос украшал нежный венок из лилий. — У него очень красивые цветы, — вымолвил юноша, едва заметно втягивая носом горьковато-приторный аромат. — Их запах… Я почувствовал его ещё задолго до того, как этот парень вошёл в кафе.

— Да? — на лице Боба отразилось искреннее удивление, что парень даже отставил полупустую кружку на край стола и стал внимательно слушать Фрэнка. — Ты в этом уверен?

— На сто процентов, — выдохнул юноша, украдкой посматривая на объект своей симпатии. — Этот неуловимый, сладковатый аромат… Он мне приятен.

— Ладно, — хоть тон Брайара прозвучал недоверчиво, в уголках его губ давно спряталась хитрая ухмылка. — Может, пригласишь его на свидание, а, Ромео? — шутливо подмигнул Боб Фрэнку, отчего младший стушевался. — Кажется, твои тёплые чувства не остались без ответа, — белобрысый как бы между прочим кивнул в сторону парня с лилиями, чей заинтересованный взгляд также скользил по Фрэнку. — Вы, кажется, снюхались! — по-доброму засмеялся Брайар, в то время как ноги Айеро непроизвольно сделали шаг навстречу своей судьбе, в чьих волосах красовались бархатистые белые цветки с кремовыми сердцевинами…

***

Июль

— Фрэнки, ты цветёшь! Ты цветёшь, солнышко, я так рад! — блондин сжимал Айеро в своих объятиях, носом уткнувшись ему в шею. — Любимый… — ласково прошептал парень, глядя в дорогие ему глаза темно-карего цвета.

На что младший парень лишь смущённо улыбнулся, наслаждаясь мимолетным касанием нежной ладони, порхающей по его щеке. Кареглазый в считанные секунды сократил и без того ничтожное между ними расстояние, максимально близко притянув к себе возлюбленного и запечатлев на розовых губах сладкий поцелуй.

— Джи, — парень улыбнулся сквозь поцелуй, почувствовав ответную улыбку. — Я так люблю тебя…

— И я люблю тебя, детка, — сказал Уэй, прижавшись своим лбом к его, проводя пальчиками по гладкой, выпирающей скуле. — Знаешь, я не хочу, чтобы это лето кончалось, — произнёс Джерард, прикрыв глаза, но губы продолжали хранить улыбку. — Этим летом мне посчастливилось найти тебя. Я и подумать не мог, что когда-то отыщу в пыльных закоулках Лос-Анджелеса, среди его шумных улиц и беспокойных ночей, такое чудо, как ты. Ты — мое персональное солнце. И мне не нужен кто-либо ещё для счастья.

— Это лето не закончится, Джерард, я обещаю тебе. Оно всегда будет жить в моем сердце. В наших с тобой сердцах.

***

Сентябрь

— Как себя чувствуешь, детка? — обеспокоенно спрашивал Джерард, глядя на нетронутую еду на прикроватной тумбочке и поглаживая свое «солнце» по макушке.

— Мне гораздо лучше, Джи, — ответил Фрэнк, лёжа на подушке. — Я завтракал сегодня утром. Вкусные были блинчики… с яблоком, — чуть подумав, добавил парень, а Джерард лишь крепче прижал к себе родное, исхудавшее тело, за какое-то ничтожное время резко сбросившее десяток килограмм.

Его улыбка потускнела, кожа побледнела, а некогда живые и задорные глаза утратили свой жизненный огонёк, но Фрэнки отчаянно пытался держаться и лишний раз не подавал повода для волнения.

Джерард ничего не ответил, зная, что блинчики были с клубникой, а Фрэнки в очередной раз не притрагивался к еде. Это стало чем-то вроде ритуала, лжи во благо: каждое утро, вот уже на протяжении месяца, брюнет встречает его своей вымученной улыбкой и говорит, что всё хорошо. В свою очередь, Джерард не говорит, что каждую ночь он просыпается, слыша, как его любимый кашляет кровью, заперевшись в ванной, а Уэй в это время содрогается в рыданиях, тихо всхлипывая в подушку.

— Врачи говорят, что шансы на выздоровление ничтожно малы, но я всё равно буду продолжать верить в чудо. Ведь если чего-то очень сильно желаешь, это обязательно исполнится, верно? Мы найдем тебе донора и ты поправишься, Фрэнки. Обязательно поправишься. А потом мы снова пойдём в наш любимый парк и будем кормить уток у озера. А ещё обязательно съездим в путешествие, — добавил Уэй уже тише, смотря на бледное, измученное болезнью, лицо возлюбленного и убирая непослушную прядку со лба. — Помнишь, ты не раз мне признавался, что тебе до безумия любопытно, что творится там, по ту сторону материка?

— Помню, малыш, — улыбнулся Фрэнк своими пересохшими губами, незаметно кутаясь в одеяло, чтобы беловолосый парень, сидящий перед ним, не переживал лишний раз, что Айеро снова стало холодно. Заражённая раковыми клетками кровь давно перестала его греть. — И про парк, и про путешествие. Твоя вера — самый большой подарок, который небеса могли мне дать. Я благодарен тебе за то, что, вопреки неутешительным прогнозам врачей, ты по-прежнему рядом. Что ты держишь мою трясущуюся, ледяную руку, с прозрачной кожей и вздувшимися венами, в то время как остальные предпочли отвернуться и сделать вид, что меня нет. Обещаю тебе, котёнок, я буду бороться до конца, чего бы это мне не стоило. За нас двоих.

Последние слова Айеро потонули в хриплом кашле, но Уэй расслышал их.

Это была одна из тех редких ночей, когда Фрэнк не просыпался от очередного приступа кашля и его не тошнило собственной кровью, а Джерард лежал рядом и гладил его по голове. Будто бы судьба, вдоволь понаблюдав за их страданиями, дала юношам возможность почувствовать себя спокойно. Уэй перебирал мягкие, рассыпчатые прядки на голове любимого, едва сдерживая слёзы каждый раз, когда нежно-сиреневый цветок багульника опадал с головы Фрэнка и оказывался у него в руках.

***
Октябрь

За окном моросил дождь, с деревьев опадали листья, ложась на асфальт и покрывая влажную землю шелестящим жёлтым ковром. В воздухе пахло сыростью, а припозднившаяся в этом году осень, наконец, полноправно возымела власть над природой. В один из таких умиротворённых дней октября у Фрэнка случился очередной приступ, в ходе которого парень практически не мог сделать полноценный вдох. Лёгкие попросту отказывались перерабатывать драгоценный кислород, и Уэю ничего не оставалось, кроме как набрать номер «скорой» и умоляющим тоном просить реанимацию приехать как можно быстрее.

— Джи… — тихим полушёпотом произнёс Айеро, слабо улыбаясь одним лишь уголком рта.

И, вроде бы казалось, такой простой жест не должен вызывать затруднений, но даже он давался Фрэнку через силу. Мышцы лица будто сковало от боли, но парень всё равно каждый раз пытался улыбнуться при виде Джерарда, который тихо и бесшумно пробирался к нему в палату, словно тень. Ведь это был почти что единственный человек, благодаря которому брюнет всё ещё ощущал потребность в любви и ласке, чувствуя себя нужным и счастливым. Ради которого ему хотелось жить.

Больше всего на свете Фрэнку хотелось прижать к себе родное, пахнущее ацетоном и прочими «ароматами» больницы тело, и хотя бы на какое-то мгновение позабыть о нестерпимой боли и раковых клетках, пульсирующих и распространяющих свой злополучный яд у него под кожей. Вот уже неделю, начиная с того самого дня, как Айеро поступил в отделение интенсивной терапии, юноша не мог самостоятельно подниматься с кровати без помощи медсестёр и Джерарда.

— Тише, солнышко, тебе нельзя перенапрягаться, — трепетно нашептывал блондин, нежно сжимая прохладные ладони Фрэнка в своих, время от времени покрывая их робкими и несмелыми поцелуями. — Тебе нужен отдых.

— Такой заботливый, такой… красивый, — благоговейно молвил Фрэнк, и на миг в некогда потухших глазах, чей жизненный свет был безнадежно «съеден» болезнью, затлела искорка надежды.

— Я совсем не красивый, Фрэнки! — горько рассмеялся Уэй, кладя голову на грудь возлюбленного. Спустя секунду парень ощутил долгожданное, желанное прикосновение прохладных пальцев к своей макушке. — Только не сейчас, я не спал несколько дней подряд. Но это ничего, детка. Потом высплюсь. Так нужно, — шептал Уэй, переводя взгляд с Фрэнка на жёлтую, облупившуюся стену. Зрачки его глаз были неподвижны, отчего со стороны создавалось впечатление, что телом Джерард был здесь, но мысли его витали в другом месте, за сотни километров отсюда…

Глаза юноши были покрасневшими и воспалёнными от пережитых им в одиночку ночей, когда приходилось оставаться наедине со своим главным страхом — боязнью в любой момент потерять Фрэнка Айеро. Лицо Джерарда выглядело крайне измождённым и скорее напоминало побелевшее полотно, на котором серой кистью были прорисованы залегающие от усталости синяки под глазами. В течение полутора тяжких месяцев, которые казались им обоим похлеще кругов ада, Джерард сильно исхудал. Стройное и подтянутое, с плавными изгибами, тело в одночасье превратилось в скелет, обтянутый тонкой, почти пергаментной кожей. Благоухающий венок из лилий утратил свой яркий неповторимый аромат, а некогда насыщенные кремовые цветки стремительно поблёкли и стали невзрачными.

Но Айеро ни в коем случае не лгал. Даже сейчас, со спутанными, немытыми волосами и в мятой двухдневной футболке Уэй оставался для него самым прекрасным человеком, когда-либо существовавшим на земле.

— Знаешь, Джи, здесь отвратительно кормят, — попытался пошутить Фрэнк, дабы разрядить напряжённую обстановку между ними, нарушаемую лишь тихим пиканием приборов. — Я уже соскучился по твоей домашней стряпне, детка.

Пушистая блондинистая голова зашевелилась у него на груди, и обладатель пронзительных зелёных глаз взглянул на него со всей нежностью, на которую было только способно его маленькое, трепетное сердце.

— Потерпи, милый, прошу, это для твоего же блага! — нежно проведя ладонью по щеке любимого, Уэй вдруг остановился, мимолётно коснувшись сухих, почти бескровных губ Фрэнка. — Вот увидишь, всё будет… — внезапно запнулся Джерард, тут же до боли закусив губу. Лицо Уэя в миг помрачнело и он спешно отвернулся.

— «Всё будет хорошо»? Ты это хотел сказать? — спросил Айеро, отчего-то обеспокоенный такой внезапной переменой настроения любимого. Брюнет потянулся ладонью к подбородку юноши, как бы спрашивая разрешения посмотреть тому в лицо. — Джи…

На что Уэй ему ничего не ответил — лишь молча лёг Фрэнку на грудь, пуще прежнего обвивая талию парня руками, будто боясь, что в одночасье он растворится в воздухе.
— Да, Фрэнки, — спустя минуту всё же ответил Уэй не своим голосом. — Именно это я и хотел сказать. Всё будет хорошо… — конец фразы юноша едва слышно прошелестел, «проглотив» последний слог, после чего слова потонули в беззвучной тишине.

«Уже ничего не будет хорошо. Никогда», — думал Джерард, в то время как его глаза наполнялись горючими слезами. Ведь он собственными ушами слышал, как врач с прискорбием сообщил Фрэнку о том, что парню осталось жить максимум неделю. От осознания данного факта сердце Джерарда было готово разлететься на мелкие кусочки. И хотя внешне этого не было заметно, в глубине души Уэя умирала самая настоящая Вселенная.

Притворяясь спящим, Джерард молча лежал на груди Фрэнка, всем своим существом обратившись в слух и ловя каждое неровное постукивание сердца любимого. Поглаживая через ткань больничной рубашки то место, где бился слабый пульс, больше всего на свете Уэй боялся, что в любую секунду эта тоненькая ниточка, соединяющая их с Фрэнком жизни, оборвётся.

И так каждый день. Человек живёт в своё удовольствие, всякий раз заботясь о малом, и даже не подозревает о том, что завтра для него может не наступить никогда. Люди строят планы, мечтают о великом, пока ангел смерти в медицинском халате не предсказывает им неминуемую смерть. Семь дней. Хрупких и зыбких, будто песок, утекающий сквозь пальцы. Вот всё, что у них осталось с Фрэнком. Маленькая вечность на двоих, отведённая им судьбой. Слишком короткая, чтобы называться полноценной. Фрэнк был его звездой. Слишком яркой, чтобы погаснуть так рано, слишком молодой.

Спустя час, думая, что Уэй уже наверняка спит, Фрэнк наконец дал себе слабину и титаническими усилиями склеенная маска оптимизма на его лице затрещала по швам. Не для кого больше притворяться, когда ты наедине с самим собой. По щеке парня покатилась слеза, а из груди вырвался долго сдерживаемый крик боли, от которой ломило все кости. Айеро всхлипнул, но тут же приказал себе заткнуться. Нельзя, нельзя, чтобы Джерард проснулся и увидел его таким. До самого конца Фрэнк хотел быть его идеалом, его героем, который не сдаётся живым. Именно поэтому Айеро не имел права демонстрировать даже незначительную слабость.

В глубине души, надеясь, что будет услышан лишь стенами этой маленькой палаты, парень заговорил вслух, продолжая поглаживать пряди блондинистых волос, пропуская их сквозь пальцы и вслушиваясь в мерное дыхание возлюбленного. Будто повторяя про себя строки из молитвы, Айеро продолжал горячо шептать:

— Когда я умру, возьми с моей головы веточку багульника и посади на подоконник в нашей спальне. Так моя душа всегда будет с тобой, — парень крупно вздрагивал всем телом, а душа его не прекращала кровоточить и содрогаться от рыданий, непроизвольно вырывающихся через плотно закушенную губу.

В это же время Джерард, расположившийся у него на груди, немигающим взором смотрел куда-то в окно, туда, где качались верхушки деревьев, а солнце освещало больничную палату своим прощальным светом. Если раньше солнце вызывало у юноши радость, то начиная с сегодняшнего дня, оно будет вызывать в нём лишь тупую, ноющую боль в области сердца. Дорожки слёз непроизвольно лились из широко распахнутых зелёных глаз, стекали по щекам обжигающими каплями, образовывая солёные, мокрые пятнышки на больничной рубашке Фрэнка. Это конец.

***

Ноябрь

Фрэнк умер спустя две недели, в первых числах ноября. Юноша продержался на неделю дольше, чем планировали врачи. Измученный болью, парень заснул глубоким сном в своей постели, наутро так и не проснувшись. Всё это время Джерард находился рядом с ним. Отныне, каждый день Уэй посещал одинокую могилу, стоящую в отдалении на холме, под большим, раскидистым деревом.

« — Привет, солнышко, это снова я. Сегодня я опять ходил в наш любимый парк — смотреть на уток. Знаешь, то озеро стало ещё красивее, особенно осенью. Среди опадающих листьев оно выглядит волшебно. Временами я так сильно скучаю по тебе, что иногда кажется, будто мне не хватит сил пережить всё это в одиночку. Но я обещал тебе, что буду жить и, несмотря ни на что, стану счастливым. Что ж, Фрэнки, я счастлив, » — обычно именно так Джерард начинал свой рассказ о повседневных буднях.

А ещё Уэй сдержал своё обещание. Теперь каждую весну и лето на подоконнике в их с Фрэнком спальне распускаются нежно-сиреневые цветки багульника, разнося по всей комнате свой терпкий, смолянистый запах.