Любовь Столица.. Чудесное спасение.. Н. П. Дучинский.. Избавитель.

Любовь Столица.

Чудесное спасение.

Предание рассказывает, что однажды на охоте Царь Алексий I Михайлович подвергся смертельной опасности.

Случилось это подле города Звенигорода Московской губернии. Царь был в знаменитом Саввином Сторожевском мужском монастыре и раз вышел из него на охотy в окрестный лес. Царские охотники разбрелись в поисках зверя. Государь Алексий I Михайлович остался один и заблудился. Вдруг Монарх встретился с огромным медведем. Царь не растерялся и схватился за поясной нож, но вместо ножа ухватил пустые ножны: нож выпал во время блуждания по лесу. А медведь уже насел на Царя, и Государь стал прощаться с жизнью.

Вдруг медведь упал, сраженный смертельным ударом. Царь поднялся и видит - стоит перед ним старец с окровавленным топором в руках.

- «Как звать тебя, старче?» - спросил пораженный Царь.

- «Савва», - ответил старец и исчез.

В 1652 году Царь Алексий I Михайлович повелел открыть нетленные мощи Святого Саввы Звенигородского и сразу узнал в нем своего избавителя.

Н. П. Дучинский.

Избавитель.

Как любил Государь, православный Царь,

Алексей-Государь свет Михайлович,

Как любил Государь — больно жаловал

Ту потеху свою государскую,

Ту охоту свою соколиную;

Да любил Государь позабавиться —

Заоблавить в дуброве сохатого,

Аль расправить плечо неподатное

И медведя поднять на рогатину...

Вот и было к весне, о Грачевнике,

Приезжал государь со боярами

В свою отчину, город Звенигород —

Помолиться Святому угоднику;

В келью стал к самому настоятелю...

Будет так, о полудне, на третий день,

Мужичок и приходит к келейнику:

«Обошел я медведя для батюшки,

Для Царя Алексея Михайловича,

Там и там: матерой, да породливый,

Только Царской руке и угодливый».

Доложили Царю — усмехается,

А с самим собой думу думает:

«Аль пойти — в одиночку померяться,

В молодецкой удаче провериться».

И пошел... За плечами рогатина,

А у пояса нож златокованный...

И пошел монастырскою пущею...

Видит — тропка проложена по снегу,

И промерзлые сучья надломаны —

«Быть сюда!» И пошел, не задумавшись,

По тропе снеговой, меж березами.

Что ни шаг, то нога оступается,

В снег уходит глубоко, а охабень*

Заметает сугробы, а инеем

Вся бобровая шапка осыпана...

Засветилась полянка... Под соснами

Куча хвороста снегом надавлена,

Белый пар так и валит в отдушины;

Тут берлога... И Царь сноровляется:

У рогатины жало осматривал,

Поясок свой шелковый подтягивал,

С плеч спускал соболиный свой охабень.

И задумал загадку мудреную:

«Быть — не быть, а свалить косолапого...

Не управлюсь — и Русь не управится,

А управлюсь — навеки прославится».

И поднял он корягу из-под снега

И ударил корягой по хворосту:

И медведь заревел, индо дерево

Над берлогой его закачалося;

Показал он башку желтоглазую,

Вылез вон из берлоги с оглядкою,

Дыбом встал и полез на охотника,

А полез — угодил на рогатину.

Под косматой лопаткою хрустнуло,

Чернобурая шерсть побагровела...

Обозлился медведь, и рогатину

Перешиб пополам, словно жердочку,

И подмял под себя он охотника,

И налег на него всею тушею.

Не сробел Государь, руку к поясу —

Хвать!.. ан нож-то его златокованный

И сорвался с цепочки серебряной...

Воздохнул Государь — и в последнее

Осенил он себя Крестным знаменьем...

Вдруг скользнула с плеча его Царского

Стопудовая лапа медвежая;

Разогнулися когти и замерли,

И медведь захрипел, как удавленный,

И свалился он на бок колодою...

Глянул Царь — видит старца маститого:

Ряса инока, взгляд благовестника,

В шуйце крест золотой, а десницею

Опустил он топор окровавленный...

Поднялся Государь — нету инока;

Как во сне приходил — и никем-кого

На полянке и между деревьями,

Только зверь околелый валяется,

И башка у него вся раскроена.

Постоял Государь, поглядел кругом

И пошел в монастырь, призадумавшись.

А пришел, все сказал настоятелю

И велел привести честных иноков

Перед очи свои Государевы.

Все пришли, а его избавителя

Между честными старцами не было.

Царь и крепче того призадумался:

«Помощь свыше, десница Господняя!» -

Молвил он и пошел в церковь Божию.

Там на Царское место, у клироса,

Становился и начал молитися

Перед образом светлым угодника;

Да как глянул на лик Преподобного —

Так и пал на чело свое Царское:

Понял — кто был его избавителем.

На другой день за ранней обеднею

Отслужил он молебен Угоднику

И вернулся к Москве белокаменной.

А вернувшись к Москве белокаменной,

Ко Двору своему златоверхому,

Приходил Государь — не откладывал —

В терема к Государыне ласковой,

Что к своей ли Наталье Кирилловне,

Слезно с ней обнимался-здоровался.

И сажал Государь, ухмыляючись,

На колени меньшого Царевича

Государя Петра Алексеича,

Целовал, миловал, приговаривал:

«Ох, ты, дитятко, сердце строптивое!

Спозаранок в тебе, мое дитятко,

Расходилася кровь богатырская —

На румяных щеках залелася,

В соколиных очах загорелася...

Подрастешь ты, случится безвременье:

Разобидят завистники-недруги,

Аль наступят на Русь, на кормилицу,

И пойдешь ты войною на ворогов, —

Не надейся на силу могучую,

А надейся на милость Господнюю

Да попомни ты слово отцовское:

Охраняют Святые Угодники

И Господь благодатью пожаловал

Дом честной Пресвятой Богородицы,

Вседержавную Русь — православную».

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 Следующая ⇒