Глава 8. Заключение

Глава 8

В тот вечер 8 августа 1969 года я чувствовал, что у меня нет ни стыда, ни совести. Хотя я и указывал на многочисленные случаи своей жизни, которые могли сбить меня с пути истинного, я не могу точно сказать, когда мне стало на все наплевать окончательно.

Ожидая возвращения ребят, я вспоминал тот день, когда в 1967 году вышел из тюрьмы. В то время меня возмущали законы и сама система, однако я с уважением относился к людям, соблюдавшим эти самые законы и поддерживавшим систему. За первые месяцы после своего освобождения я познал любовь и чувство причастности, ставшие для меня самой большой в жизни наградой. Я вспоминал время, когда брал оружие и выбрасывал его в залив, ибо оно символизировало насилие. Я вдруг поймал себя на мысли: неужели это было всего лишь два года назад? Такое ощущение, что это было в другой жизни. А теперь я ждал, когда мне доложат о совершенном убийстве, и меня не заботило, кто при этом погибнет и сколько будет жертв. И самое большее, о чем я подумал, чувствуя к себе неприязнь, было: «Чарли, ведь ты настоящий сын своей матери — гнусный лицемерный ублюдок».

Воспоминание о матери тут же избавило меня от какой бы то ни было мягкости, быть может, пробиравшейся в мое сознание. Словно наяву, я снова увидел, как мать вводит меня в зал суда, и услышал ее голос: «Да, ваша честь, я не отказываюсь от своего сына, но пока не могу содержать нас обоих». Мне вспомнился ее спор с дружком за несколько дней до этого и его слова: «Да наплевать мне, я ухожу, я не выношу этого ребенка. Избавься от него, и мы славно заживем вдвоем». Перед моим взором стояли четверо парней, сильнее и старше, избивавшие и прижимавшие меня к полу. Я вспомнил, как они держали меня, пока один из них раздирал мне задний проход своим здоровенным членом, после чего его примеру последовали остальные. Я думал о старом добром мистере Филд-се, который отвечал за всех мальчиков и получал зарплату за то, что учил нас быть честными гражданами, смазывая мою задницу табачной жвачкой и силосом, а потом предлагая меня своим любимчикам.

В моей голове прояснилось. К чертовой матери этот мир и вообще всех! Я открою им глаза, а потом заберу свою группу в пустыню.

Тут я увидел свет фар и узнал старый «форд» еще до того, как он показался на дороге. К тому моменту, как машина остановилась, я почти подошел к ней. Я не знал точно, сколько времени было, но, должно быть, часа два ночи. Я был готов выслушать подробности ночных деяний.

Первой из машины вылезла Сэди. Она прямо светилась от возбуждения, пока бежала ко мне, и обвила мою шею руками со словами: «О, Чарли, мы сделали это... Я лишила человека жизни ради тебя!» — «Послушай, девочка, — сказал я, снимая с себя ее руки, — то, что вы сделали, вы сделали исключительно для себя! А попутно втянули в это и меня». Я освободился от Сэди и пошел к машине. Оттуда выбирался хромающий Текс. В первый миг я подумал, что он ранен, но он всего лишь ушиб ногу, когда пинал одну из жертв. У Текса были остекленевшие глаза и ухмылка на лице, и его не мучили угрызения совести, хотя он не был так накачан наркотиком, как Сэди. Напротив, если не обращать внимания на прихрамывание, Текс всем своим видом излучал высокомерие. Мы обменялись крепким рукопожатием и обнялись как братья. «Не уходи никуда, я хочу послушать, как это было», — попросил я Текса. Линда и Кэти медленно выползали из машины. На них мне тоже хотелось посмотреть и переброситься словом с каждой. При взгляде на девушек стало ясно, что они не слишком хорошо себя чувствуют. Я велел им проверить, не осталось ли в машине каких-нибудь улик, а потом идти спать. Заметив кровь на кузове машины, Сэди уже сходила в салун и несла оттуда все необходимое, чтобы отмыть «форд». Сэди Мэй Глюц закончила свою ночную работу без чужих приказов.

Приведя машину в порядок и осмотрев ее еще раз, Текс, Сэди и я уселись в доме с койками, чтобы они могли мне во всех подробностях рассказать о случившемся. Сэди была очень возбуждена, она не могла усидеть на месте, рот у нее не закрывался, так что по большей части говорила она.

Текс поехал прямиком к дому, где раньше жил Терри Мел-чер. Место было ему знакомо, так как мы с ним бывали здесь, когда дом принадлежал Мелчеру. Этот дом находился в богатом районе Бель-Эйр и был выбран, главным образом, из-за своего удаленного расположения. Оказавшись в Бель-Эйр, они поехали в гору, добравшись до тупика на вершине Сьело-драйв. Затем они съехали с дороги, развернулись и остановили машину по направлению к спуску, чтобы иметь возможность быстро скрыться. Текс забрался на телефонный столб и кусачками перекусил провода, обеспечивавшие связь в доме. Девочки ждали в машине. Потом в стороне от въездной дороги и ворот они перелезли через забор во двор дома. Пока они крались по дороге, с противоположной стороны въехала какая-то машина, ослепившая их фарами. Четверка бросилась на землю, машина между тем остановилась, чтобы водитель мог выйти и открыть ворота. Когда автомобиль остановился, Текс подошел к водителю — им оказался подросток (Стивен Пэрент) — и выпустил в него несколько пуль из револьвера «бантлайн» калибра 22, из которого я стрелял в Кроува. Затем они отогнали машину с дороги.

Выждав какое-то время и убедившись, что выстрелы никого не встревожили, они пошли к дому, построенному в стиле ранчо с большой лужайкой и бассейном. Девушки ждали у задней двери, пока Текс кромсал ширму и пробирался в дом через окно. Открыв дверь изнутри, он велел Сэди и Кэти идти с ним, а Линде оставаться снаружи на стреме.

Бесшумно войдя в гостиную, они увидели первого из четырех человек, оказавшихся в доме. Какой-то мужчина (Войтек Фриковски) спал на диване с включенным светом. Сделав девушкам знак, чтобы они заходили сзади, Текс подошел к спящему и наставил ему в лицо пистолет, сказав «проснись!» Мужчина открыл глаза и увидел дуло пистолета меньше, чем в шести дюймах от своего лица. Перепуганный, он попытался встать, но Текс приставил пистолет к его лбу, приказав мужчине оставаться на месте. Сэди взахлеб описала первый эпизод: «О, Чарли, ты должен был это видеть. Представь себе Текса, нависшего над мужчиной с пистолетом в одной руке и с ножом — в другой. Со свернутой веревкой на плече он напомнил мне мексиканского разбойника. А на вопрос о том, что здесь происходит, кто он такой и чего хочет, Текс ответил: "Я сам дьявол и хочу твоих денег". Текс и в самом деле был похож на дьявола». Затем Текс послал Сэди поискать что-нибудь, чем можно было связать мужчину, потому что с принесенной веревкой он задумал сделать кое-что другое. Сэди принесла полотенце, и вместе с Кэти они связали мужчине руки за спиной.

Потом Сэди прошлась по дому в поисках других жильцов. По коридору оказалась открытая дверь в спальню, и там Сэди увидела молодую женщину (Эбигейл Фолджер) Она лежала в постели и читала книгу. «Это был самый смешной момент, — делилась со мной Сэди. — Женщина словно ожидала меня увидеть. Она посмотрела на меня и сказала "привет", так что я помахала ей в ответ и тоже сказала "привет". Миновав ее комнату, я пошла дальше, до следующей двери. Заглянув туда, я увидела на кровати беременную женщину (Шэрон Тейт). Она была прелестна, Чарли, тебе бы понравилось. Какой-то парень (Джей Себринг) сидел на краю кровати, держал женщину за руку и о чем-то с ней разговаривал. Они даже не взглянули в мою сторону. Я вернулась назад и рассказала Тексу обо всех этих людях».

Текс велел Сэди привести этих троих в гостиную. Она очень гордилась тем, что ей удалось запугать их одним лишь ножом. Собрав всех обитателей дома в гостиной, Текс начал распоряжаться и требовать денег. Он отдал девушкам веревку и велел обвязать ей шеи пленников. Несвязанный мужчина (Себринг) бросился на Текса, и тот нажал на курок. Раненый Себринг упал на пол, он смотрел на Текса со смесью страха и неверия. Текс нанес ему несколько ударов в лицо, повредив себе ногу.

До этого момента у нападавших все шло гладко, но вызванные выстрелом и первым ранением страх и истерия заставили жертв бороться за свою жизнь. Однако эти ребята пришли убивать, и они были полны решимости закончить дело шокирующим, невероятным образом. Отчаянное сопротивление жертв лишь разжигало в них страсть к насилию.

Себринг лежал на полу. Тейт и Фолджер пронзительно кричали, но притихли, когда девушки пригрозили им ножом. Затем Себрингу и женщинам обвязали вокруг шеи веревку. Пленникам хотелось знать замыслы нападавших, и Текс сообщил им, что они должны умереть, чтобы спасти его брата. Впавшие в истерику женщины стали умолять сохранить им жизнь. Сэди пошла к связанному Фриковски, чтобы накинуть веревку и ему на шею. Когда она стала возиться с веревкой, Текс приказал: «Убей его!» Сэди замахнулась на Фриковски ножом, но тот ухитрился освободиться и схватил ее за волосы. Завязалась борьба, и Сэди била мужчину ножом до тех пор, пока он не отпустил ее, пытаясь защититься от ударов. В конце концов Фриковски вынудил Сэди бросить нож где-то рядом с диваном. Тяжело раненный, он вырвался и направился во двор. Текс отдал веревку, которой были связаны Себринг, Фолджер и Тейт, и побежал ловить беглеца. Настигнутый уже во дворе Фриковски отчаянно боролся, пока Текс добивал его ножом.

На последних ударах Текса вдруг прервал безумный вопль Кэти. Пока Текс и Сэди были поглощены Фриковски, Фолджер выпуталась из веревки и попыталась спастись. Кэти поймала женщину, но ей не удалось справиться с Фолджер без помощи Текса. Он ударил ее пистолетом, а потом етап колоть ножом, пока она не умерла. Метнувшись от Фриковски на подмогу Кэти, Текс заметил, что Себринг еще двигается, и выждал, чтобы несколько раз ударить его ножом. Фолджер лежала на полу явно бездыханная, поэтому Текс пошел заканчивать с Фриковски.

Застывшая от страха Тейт до сих пор не пыталась спастись. Но пока все трое ребят возились с Фриковски во дворе, она побежала в другую сторону. Кэти увидела ее и кликнула Сэди. Вдвоем девушки легко догнали Шэрон и приволокли ее обратно в гостиную. Пока еще целехонькая Шэрон оказалась в центре внимания троих убийц. Невзирая на мольбы Шэрон сохранить жизнь ей и ее ребенку, Сэди держала женщину, пока Текс бил ее ножом. Но в какой-то момент Сэди, должно быть взяла чей-то нож, потому что, по ее словам, она тоже вонзала нож в Шэрон.

Затем ребята приступили к оформлению места преступления в рамках плана «по освобождению Бобби из тюрьмы». Кровью Шэрон Сэди написала в доме слово «свинья». Они отказались от идеи подвесить трупы к балкам, объяснив, что «везде было слишком грязно, а они очень устали». Линда ушла с территории ранчо и к приходу остальных уже завела машину. По пути на ранчо они избавились от одежды и оружия, выбросив то и другое прямо на ходу в разных местах вдоль дорожной насыпи.

Обычного человека подробности ночных событий шокировали бы и ужаснули, но я давно уже перестал судить себя по меркам общества. История, услышанная от Текса и Сэди, не потрясла меня. Я не чувствовал жалости и сострадания к жертвам. Меня заботило лишь сходство этих убийств с убийством Хинмэна. Появится ли теперь у полиции причина поверить в невиновность Бобби? И сумели ли эти накачанные наркотиками детишки не оставить отпечатков пальцев и других улик, позволяющих установить их личность? Зная привычку Сэди и Текса все преувеличивать для большего эффекта, я сомневался, что убийства произошли именно так, как они описали. Но важнее всего был следующий вопрос: не оставили ли они следов, которые могли привести полицию на ранчо? Тревожась об уликах, я забрался в «форд» и отправился в Бель-Эйр. С собой я взял еще одного нашего человека.

Возвращаться на место преступления — дело в любом случае рискованное, поэтому мы не стали поворачивать на Сье-ло-драйв, а проехали мимо и осмотрели холм, чтобы заметить какую-нибудь возню, означавшую приезд полиции. Все было спокойно. Чтобы не бросаться в глаза, мы остановили машину неподалеку от дома и дальше пошли пешком. По примеру ребят, мы проникли на территорию дома через забор. Как говорили Сэди и Текс, машина первой жертвы была отогнана с въездной дороги и стояла рядом с воротами. Вспоминая рассказ Текса о том, как он подошел к машине и толкал ее, я тщательно вытер автомобиль, удаляя возможные отпечатки пальцев. Тело мертвого парня осталось лежать в машине.

Когда идешь куда-то, зная, что тебе предстоит увидеть покойников, тебя начинает трясти от ужаса. Мне кажется, будь я один, я, может, развернулся бы и ушел. Не исключено, что мой напарник чувствовал то же самое, но мы дружно молчали и все-таки пошли смотреть на залитый кровью бардак своими глазами. Текс и Сэди не обманули. Речь шла не об эпизоде из ка-кого-нибудь фильма и не о чьей-то жуткой галлюцинации, вызванной кислотой, — перед моими глазами были настоящие люди, которым уже было не суждено увидеть лучей утреннего солнца. Я намеревался придать обстановке еще больше сходства с актом возмездия черных, но, оглядевшись по сторонам, потерял всякую охоту осуществлять свои планы. Мы с напарником взяли полотенца и вытерли все поверхности, на которых могли остаться отпечатки пальцев. Затем я положил свое полотенце на голову мертвого мужчины, лежавшего в комнате. У моего напарника были старые очки, которые мы часто использовали как лупу или разжигали при помощи их костер, когда под рукой не было спичек. Мы тщательно протерли очки и бросили их на пол, чтобы навести полицию на ложный след. Через час двадцать мы уже вернулись на ранчо. Солнце уже всходило, когда я забирался в постель к Стефани.

Когда я проснулся, было уже хорошо за полдень. К этому моменту трупы уже были обнаружены, и ночные убийства стали главной темой всех новостей. Дожидавшиеся моего появления Сэди, Линда и Кэти сразу же дословно пересказали мне все, что говорили по радио и в теленовостях. Так мы и узнали имена жертв.

Девушки держались вместе (Текс проспал большую часть дня и куда-то смылся), постоянно шептались и приникали к радиоприемнику или телевизору всякий раз, когда там передавали новости. Казалось, они ощущали превосходство над всеми остальными обитателями ранчо. Что до меня, то я был удивлен тем, насколько важными персонами оказались трое из жертв. Тейт была очень популярной знаменитостью. Наследница семейного «кофейного» состояния, Фолджер была сказочно богата — обычному человеку такое даже не снилось. Себринг оказался известным парикмахером международного уровня.

Я почувствовал себя обманутым, когда узнал, какими богатыми и знаменитыми были жертвы, потому что ребята скрылись с места преступления, прихватив всего лишь меньше сотни долларов наличными. Позже в новостях сообщили, что полиция обнаружила в доме кучу наркотиков, и я вновь почувствовал недовольство, досадуя на то, что ни я, ни ребята не обыскали дом как следует, чтобы унести с собой ценности и наркотики. Что бы я ни чувствовал, осмысливая события прошлой ночи, в любом случае это были не угрызения совести и не жалость. Потом наедине с собой я посмеивался над теориями и домыслами полиции и журналистов, высказывавших предположения насчет возможных мотивов убийств, но был разочарован тем, что никто не связывал эти убийства со смертью Хинмэна. Пока расползались слухи, а полиция чесала в затылке, я рисовал в своем воображении еще одну ночь, которая должна была еще больше запутать дело и превратить первую ночь в нечто большее, чем просто подражающие убийства: мы обставим все так, будто против белых ведется самая настоящая война.

С Лесли ван Гутен Бобби разъезжал вместе несколько месяцев. Она очень переживала за него и была готова на все, чтобы помочь вытащить его из тюрьмы. Поужинав в тот вечер, Лесли и еще шестеро человек (Текс, Сэди, Линда, Кэти, Кпем и я) втиснулись в старый «форд» Шварца и отправились искать новых случайных жертв. Их должно было быть так много, чтобы их смерть ужаснула не только окрестности, но и весь мир.

Все мы закинулись средней дозой кислоты: этого не хватило бы для того, чтобы захотеть сигануть с крыши или выскочить на дорогу перед несущейся навстречу машиной, но было достаточно, чтобы почувствовать себя непобедимыми, ощутить, что мир целиком наш и что нет ни «хорошо», ни «плохо». Мы были свободны от чувства вины. Пока мы искали подходящее место, для того чтобы продолжить сеять страх и панику, мы вовсе не были напряжены, а пели и смеялись, похожие на компанию, которая могла ехать развлекаться на вечеринку.

В ту ночь мы много наездились. Стартовав с ранчо, мы прочесали долину Сан-Фернандо, Санта-Монику, западный Лос-Анджелес, Голливуд, Пасадену и все, что попадалось по пути. Мы останавливались несколько раз, чтобы проверить дома и жильцов. На разведку ходил я. В основном мы обращали внимание на дома, выдававшие богатство хозяев. Первые два осмотренных мною дома были ближе к «среднему классу», поэтому я велел ребятам ехать дальше. В одном месте я попросил остановиться перед какой-то церковью. Когда я начал вылезать из машины, Линда спросила удивленным голосом: «Разве мы собираемся убивать священника?» — «Вы — нет, а я — да, — ответил я. — Да и вообще — чем священники лучше других? Они едят, испражняются и лгут точно так же, как мы с вами». На самом деле я остановил машину просто потому, что хотел отлить. Но чтобы Линда понапрягалась еще пару минут, я подошел к боковой двери церкви, незаметно справил нужду и постоял там чуть-чуть. Вернувшись в машину, я сказал ребятам, что священнику повезло: никто не ответил на мой звонок в дверь.

После двух часов безрезультатной езды я подумал о районе рядом с Гриффит-парком. Как-то давно мы отрывались на вечеринке у какого-то парня в тех краях. Это был довольно дорогой райончик, и дома там были приличных размеров. Кое-кто из ребят узнал дом, где мы были, и вновь прозвучало: «Мы же не собираемся здесь». — «Нет, — сказал я, — я думаю о доме на той стороне улицы. Ждите здесь, я сейчас вернусь». (В доме через дорогу по адресу Вейверли-драйв, 3301, жили Лино и Розмари Ла Бьянка.)

Я прошел по длинной въездной дороге и заглянул в окно. Я увидел лишь одного человека — крупного мужчину лет сорока пяти, уснувшего за газетой. Довольный, что наконец нашлось место для начала ночной работы, я вернулся в машину за Тексом. Вооруженные, я — пистолетом, Текс — ножом, мы подошли к задней двери. Она была открыта. На пороге нас встретил огромный пес, но, вместо того чтобы залаять или зарычать, он лизнул мне руку. Мы прошли в гостиную. Чтобы разбудить спящего, я слегка ткнул его пистолетом. Открыв глаза, мужчина увидел нацеленное ему в лицо оружие. Со страхом в глазах и с таким же испугом голосом он спросил: «Кто — кто вы такие? Что вы здесь делаете? Чего вы хотите?» — «Просто расслабься, приятель, — сказал я. — Мы не хотим делать тебе больно, только сохраняй спокойствие. Не бойся». Он честно ответил: «Вам легко говорить, но как я могу не бояться, когда вы целитесь в меня из пистолета?» — «Все в порядке, мужик, ничего с тобой не случится, нам всего лишь нужны твои деньги.

В доме еще кто-нибудь есть?» — «Да, моя жена, она в спальне, но не трогайте ее. Я отдам вам все, что у меня есть», — сказал он.

Я протянул Тексу кожаный ремень. Пока Текс связывал мужчине руки за спиной, я отправился в спальню за его женой. Как и муж, она спала. Я стянул с женщины одеяло и тронул за плечо со словами: «Проснитесь, дамочка, у вас гости». Ее сонный взгляд сосредоточился на мне. Потом она резко села и схватила одеяло, чтобы прикрыться. На женщине была ночная сорочка, но, подыгрывая ее скромности, я подал ей платье, висевшее на спинке стула. Она быстро натянула платье поверх сорочки и спросила: «Что вы здесь делаете? Что вы хотите?» Она была хороша, эта женщина, которой было под сорок, и вела себя очень хладнокровно, учитывая, что в ее спальне находился незнакомец с наставленным на нее пистолетом. «Не тревожьтесь, леди, никто не собирается причинять вам вреда. Нам просто нужны деньги», — сказав это, я препроводил женщину в гостиную. «Так-так, и где же деньги?» — спросил я у супругов. «В моем бумажнике, в спальне, — ответил муж, — и еще у моей жены в кошельке». Я отправил Текса за кошельками. В них набралось меньше сотни долларов. «И это все?» — спросил я. «Да, это все, что у нас есть дома, но, если вы отвезете меня в мой магазин, там будет больше. Забирайте все, что захотите».

Я подумал было, а не оставить ли мне Текса и кого-нибудь из девчонок караулить жену, пока мужик не покажет мне свой магазин. Черт возьми, рассуждал я, если у него целый магазин и он предлагает мне все, что я хочу, там могут быть большие бабки. Но потом мне пришло в голову, что он просто тянет время. Может, у него есть магазин, а может, никаким магазином и не пахнет. Может, он ищет способ заманить нас в ловушку. Ну уж нет, надо делать то, что задумано.

Когда мы выезжали с ранчо, я настраивался на грязную работу. Ребята запачкали руки прошлой ночью, я же собирался поработать за них сейчас. Но эти двое не паниковали и не делали ничего такого, что могло вывести меня из себя и заставить наброситься на них. Почему-то я не мог начать первым. Рассчитывая, что могу начать, если мы с мужчиной останемся вдвоем, я велел Тексу отвести женщину обратно в ее спальню. Я нарочно повернулся к мужчине спиной, провожая Текса и его жену взглядом: я ожидал, что он бросится на меня, и, защищаясь, я смогу сделать то, что нужно. Но мужчина остался на месте. Когда Текс вернулся, я сказал ему: «Присмотри за ними, я пришлю девочек».

Я пошел к машине и велел Кэти и Лесли идти Тексу на помощь. «Постарайтесь как следует! Сделайте все так, чтобы свиньи обязательно связали это с Хинмэном и той хатой, что была прошлой ночью. Мы поедем искать другой дом. Когда закончите, поймайте машину до ранчо, увидимся там».

Я забрался в машину вместе с Сэди, Клемом и Линдой, сказав им: «Ладно, теперь наш черед. У кого-то есть кто-ни-будь в черном списке?» Откликнулась Линда: «Есть один пижон в Венис. Возомнил себя самым крутым жеребцом на свете. Как-то раз я с ним переспала, так этот козел не смог довести меня до оргазма». Мы поехали в Венис. По пути, думая, что мы проезжаем через территорию черных, я велел Линде оставить кошелек женщины в туалете на заправке, пытаясь повесить на негров то, что должно было произойти на Вейверли-драйв.

Когда мы добрались до Вениса и подъехали к указанному Линдой дому, кислота перестала на меня действовать, и я уже не был уверен в нашей неуязвимости. После того как наша машина остановилась, я протянул пистолет Клему со словами: «Парень, помоги девушкам сделать дело. Увидимся, как закончите». Я посидел в машине несколько минут, пытаясь представить себе, что происходит сейчас в квартире, куда пошел Клем с девушками. Потом до меня дошло, что я просто-напросто дожидаюсь полиции, рассиживаясь здесь, а если полицейские заявятся, то тюрьмы мне не миновать. Я завел машину, доехал до Санта-Моники, остановился позавтракать, а потом поехал обратно на ранчо.

Я начал волноваться насчет того, что ребята могли навлечь на себя и на ранчо. Мне не улыбалось сидеть и ждать, когда за мной придут, поэтому я не стал устраиваться на ночлег в постройках, а взял спальник и пошел искать местечко, где меня было не так просто обнаружить. Просто так, на всякий случай. Где-то после полудня я вернулся в постройки и с облегчением нашел там кое-кого из тех, кто ездил со мной ночью. Сэди ушла спать куда-то в другое место, но Клем и Линда рассказали мне, что случилось в Венисе. Да ничего там не было! Втроем они подошли к квартире, которую показала Линда, и постучали в дверь. Не дождавшись ответа, они отказались от затеи и добрались на ранчо на попутках. Через несколько месяцев Линда будет рассказывать, что не захотела смерти тому парню и специально привела Клема и Сэди к другой квартире.

Что касается Кэти, Лесли и Текса, то, по их словам, они «оказались круче некуда» в доме Ла Бьянка. С ножевыми ранениями они не поскупились так же, как предыдущей ночью. Чтобы нагнать больше ужаса, в горле у мужчины оставили нож, а в живот воткнули вилку для мяса. Как в случае с убийствами Хинмэна и Тейт, ребята использовали кровь жертв, чтобы написать послания: «восстание» — на одной стене и «смерть свиньям» — на другой, а на дверце холодильника — «healter skelter». Кэти написала это слово с ошибкой.

За сутки было совершено семь из самых зверских преступлений в истории Лос-Анджелеса. Все средства массовой информации только об этом и говорили. Недели не прошло, как появилось множество различных версий, объяснявших причины этих убийств. Страх и паранойя расползлись от ранчо Спан на весь Лос-Анджелес. Соседи перестали доверять друг другу. Все жители Лос-Анджелеса стали закрывать дверь на два оборота, оглядываться назад, вздрагивать от каждого звука и носить с собой оружие. Чем больше шумихи создавала вокруг убийств пресса, тем шире становилась ухмылка на моем лице. Но, несмотря на всю шумиху, сходство написанных кровью посланий на стенах и жестокость, с которой были совершены убийства, никого не надоумили сравнить убийства Тейт — Ла Бьянка с убийством Хинмэна. Бобби по-прежнему оставался главным подозреваемым по делу Хинмэна, и мы ничем не облегчили его участь. Я досадовал на это. Вдобавок я был разочарован тем, что мой трюк не сработал: негров так и не стали подозревать. Кошелек Ла Бьянка нашли только через четыре месяца, а район, показавшийся мне негритянским, вовсе таковым не был, как потом я выяснил.

Наш доселе единый круг на ранчо раскололся надвое: на тех, кому все было известно, и тех, кто не был в курсе. У Кэти, Линды, Лесли и Сэди были свои секреты, и они то и де-л о шушукались друг с другом, тут же замолкая, когда к ним подходил кто-нибудь из ребят. Их скрытность порождала вопросы: «Что происходит, о чем я не знаю? Почему мне не говорят? Может, они перемывают мне косточки?» Начали проявляться какие-то комплексы. Ситуация меня не устраивала, но разве можно было проговориться группе из двадцати пяти — тридцати человек, сказав им что-нибудь в таком духе: «Эй, ребята, не думайте, что вас обделяют. Все, о чем шепчутся эти девушки, не касается вас никаким боком. Дело лишь в убийстве восьми человек и в том, что вы не должны об этом знать».

Два или три дня после убийств я не спускал глаз с дорог, ведущих к ранчо. Я не мог избавиться от ощущения, что в любую минуту к нам может нагрянуть куча полицейских, чтобы всех сцапать и бросить в тюрьму за содеянное. Порядком затянувшийся переезд в пустыню стал насущной необходимостью. Я отослал несколько ребят и машин с припасами на ранчо Баркер, где осталась часть нашей группы, а те, кто жил на ранчо Спан, заканчивали подготовку к последнему броску, отвлекаясь лишь на музицирование и секс.

Прошла пара дней, а полиция так и не появилась — мое неусыпное наблюдение за дорогами ослабло. До отъезда с ранчо предстояло еще много что устроить и наворовать, я лично следил за этим. И когда я уже почти полностью расслабился по поводу висевших на мне убийств, нас поймали. Вот это была облава, скажу я вам! Аль Капоне, Красавчик Флойд, Ма Баркер и Крипи Карпис не получили и половины внимания и усилий, с какими управление шерифа Лос-Анджелеса набросилось на нас.

Нас арестовали рано утром спустя неделю или дней десять после убийств, совершенных за те две ночи. Накануне у нас была вечеринка, продлившаяся часов до двух-трех утра. Казалось, я только-только закрыл глаза, и вдруг началась такая суматоха, которая подняла бы и мертвого из гроба. Заревели двигатели вертолета, двери вышибли, раздались крики: «Всем оставаться на местах! Руки вверх! Не двигаться! Вот так, выходите наружу!» Я и подумать толком не успел, как инстинкт самосохранения заставил меня действовать. Не тратя времени на то, чтобы позвать Стефани с собой, я схватил свою одежду и выскользнул через заднюю дверь. Прожекторы вертолета освещали территорию ранчо как на футбольном поле — бежать по открытой местности не имело смысла. Я нырнул под крыльцо и забился как можно дальше, чтобы скрыться из вида. Лежа в грязи под крыльцом, я влез в свою одежду. Из своего укрытия я мог видеть лишь ноги в ботинках. Из-за исходившего от вертолета шума я не мог разобрать ни единого слова, только крики: «Стоп! Стоять на месте! Эй, Джордж, возьми тех двоих! Замри!» Казалось, будто к нам на ранчо стянули всех полицейских Лос-Анджелеса. Ноги перед моими глазами ходили во всех направлениях, пока копы выгоняли ребят из построек. Этим ублюдкам были известны даже наши укромные местечки вне построек. Кто-то снабдил их информацией обо всех наших привычках. На нас донесли.

Я догадался, как все было: копам влетело за эти убийства, и они бросились ловить убийц со всей силой. Мой мир словно разваливался на куски у меня на глазах. Я таился под крыльцом минут пятнадцать — двадцать и уже начал надеяться, что мне удастся уйти, но стоило мне подумать о спасении, как какая-то сволочь в высоких ботинках и обычной солдатской одежде посветила вниз. «Так, эй ты, вылезай оттуда!» — закричали мне. В дополнение к этому приказанию двое парней с винтовками бросились на землю, словно заправские солдаты в бою.

Когда я оказался в пределах досягаемости, они схватили меня за руки и тащили до конца, рывком поставив потом на ноги. «Вот он! Здесь Мэнсон. Он гуру у этого сборища хиппи», — ликовали мои поимщики. Защелкнув наручники у меня за спиной, они дотолкали и допинали меня до места, где стояли остальные арестованные. Ни о чем не подозревавшие ребята смеялись и сдались в руки полиции без особой тревоги. Зато лица участников убийств были вполне серьезны. Текс уехал в пустыню на ранчо Баркер и избежал ареста.

Копы отрывались не на шутку. С оружием на взводе они бахвалились своими трофеями и задержанными. Они перерыли наше жилье снизу доверху, разнесли все в клочья и разметали вокруг, словно только и делали, что занимались сносом. Когда после их обыска и разгрома на месте построек остались одни руины, копы стали фотографировать дело своих рук — бардак и развалины. Их враждебность оставила свои отметины на некоторых из нас. Но хотя на пленку не попал ни один взмах дубинки или пинок тяжелым ботинком, фотографии нам аукнулись. Впоследствии какие-то из этих снимков были опубликованы, из чего был сделан вывод, что мы всегда жили в таком свинарнике и сами устроили беспорядок. Полицейские конфисковали все ценное, что смогли найти: что-то было взято в качестве улик, другое — для себя. Я наблюдал за ними, и каждое их действие заставляло меня внутренне кипеть от злости, но в то же время я думал: «Какая теперь разница, я не буду здесь больше жить и пользоваться этими вещами. Так что вперед, гады. Вы делаете историю, но давайте переждем миг вашего триумфа и перейдем к обвинениям».

Когда полицейские наконец соизволили зачитать нам наши права и предъявить обвинение — автомобильная кража! — я чуть не расхохотался им в лицо. Я ушам своим не верил. Мы с Кэти переглянулись, улыбнувшись друг другу с облегчением. Если бы не наручники, мы бы крепко обнялись и, может, даже станцевали от счастья.

Поскольку об убийствах не было сказано ни слова, все мелкие обвинения, вываленные на нас полицейскими, ничего не значили, и все происходящее стало выглядеть чертовски забавно. Здесь находилась, по меньшей мере, сотня копов, разряженных так, словно они, как какие-нибудь коммандос, отправились на важное задание и собирались стрелять на поражение или погибнуть при задержании двадцати пяти молодых людей, обвиняемых в угоне машины. Кое-кто из нас смеялся и горланил песни всю дорогу, пока нас везли в полицейский участок Малибу. Если вообще можно получить удовольствие от ареста, то я его получил, но сильнее я обрадовался два дня спустя, когда с нас были вынуждены снять все обвинения из-за недействительного ордера на обыск. Я ощутил себя неким богом, который не может ошибаться. Новые доказательства своей неуязвимости я получил через пару дней.

Мы со Стефани вернулись в старые хижины преступников. Мы как раз отдыхали после двухчасового секса, как к нам пожаловали двое копов с пистолетами в руках. Наша одежда лежала на полу. Пошарив по моим карманам, полицейские нашли наполовину скуренную закрутку и обвинили меня в незаконном владении, а Стефани — в непристойном поведении, потому что у нее была голая грудь. Нас отвезли в Ма-либу и посадили под замок.

Я перетрусил; должно быть, кто-то с ранчо настучал на меня. Едва ли копы знали про те хижины и уж подавно ведать не ведали о том, что я был в одной из них. А когда мы со Стефани собирались туда, мы не курили траву, и я абсолютно уверен, что никакого косяка у меня с собой не было. Когда в полицейской лаборатории проверили закрутку, то оказалось, что это была даже не трава, так что кто бы ни пытался подставить меня, у него ничего не вышло. Нас выпустили. Со Стефани тоже сняли обвинение, потому что полицейские не смогли найти статью, запрещавшую находиться с обнаженной грудью в помещении. Я выходил из полицейского участка с таким ощущением, что меня никогда ни в чем не уличат и ничто мне не пришьют. Меня прямо распирало от этого, но стукача нужно было все-таки найти и избавиться от него.

Прочесав наши ряды как следует, я понял, что кто бы ни оказался доносчиком, он не знал о том дерьме, в которое мы вляпались. Вообще я не допускал мысли о том, что копов мог вызвать один из ребят. Это был кто-то из работников ранчо. Хуан Флинн участвовал во всех наших забавах. Джон Шварц наслаждался всеми дополнительными льготами, перепадавшими ему. Тогда я подумал о Шорти Ши. Этот несостоявшийся киноактер все дожидался, когда ему выпадет шанс стать вторым Хопалонгом Кэссиди. Сначала мы ему вроде бы понравились, но в последние месяцы он с нами часто ссорился. Старик Джордж подумывал продать ранчо, вот Шорти и лизал задницу возможным покупателям. Как-то раз я уже с ним поспорил насчет того, сколько мы с ребятами еще будем оставаться на ранчо. «Когда здесь появятся новые владельцы, — сообщил мне Шорти, — для тебя, Чарли, будет все кончено. Они уже сказали мне, что не хотят видеть здесь тебя и твою банду». Тогда я ему ответил: «Знаешь что, Шорти, у тебя нет ордера, чтобы строить перед нами полицейского. А если ты продолжишь в том же духе, то пожалеешь, что не занялся своими делами, вместо того чтобы совать свой нос куда не следует». Отойдя от меня на несколько шагов, Шорти сказал: «Мы еще посмотрим, Чарли. Это кому-то из ребят ты можешь говорить, что делать, но только не мне. Я знаю, как с тобой справиться».

Покидая полицейский участок в Малибу во второй раз, я уже не сомневался в том, что доносчиком был Шорти. Я поделился своими выводами с несколькими ребятами. Их не нужно было убеждать, потому что пока я сидел в участке, Шорти обливал меня грязью. «Чарли приносит несчастье. Если вы останетесь с ним, то закончите тем, что загремите в тюрьму, причем надолго. Держитесь от него подальше», — советовал Шорти ребятам.

Уже гораздо позже Брюса Дэвиса, Стива Грогана и меня обвинили в убийстве Ши. К тому моменту, когда нас признали виновными, тело еще не нашли. Потом Клем признался и указал полиции место, где якобы было зарыто тело убитого. Мне сообщили, что в первый раз труп найти не удалось. Потом до меня дошли вести, что вторая попытка увенчалась успехом и тело Ши все-таки раскопали. Труп есть труп, с этим не поспоришь, как ни крути, но должен сказать, что в убийстве Ши нас обвинили по косвенным уликам во время суда. Обвинение опиралось на показания нескольких человек, заявивших, что тело было якобы полностью расчленено. По их рассказам, голова, руки, ноги и тело были изрублены на кусочки. Когда нашли тело Ши, оно оказалось целым. Свидетельские показания также указывали на то, что в убийстве Ши участвовали многие члены нашей группы, но обвинитель почему-то решил проигнорировать эти свидетельства. Старательное невнимание обвинителя к этим показаниям подтверждает мою мысль о том, что Шорти был стукачом, иначе я ничего не понимаю. Но все же скажу, что окружной прокурор, увлеченный своей теорией «хелтера-скелтера» и охваченный желанием заставить весь мир поверить в то, что я был предводителем сатанистов, «проглядел» многих участников, пособников и заговорщиков. Он так хорошо что-то защищает в этом обществе, что оставил нескольких убийц расхаживать по улицам.

Глава 9

Беспорядок, учиненный копами на ранчо, и утрата нашего скромного имущества изрядно омрачили нашу радость после снятия обвинений.

Вдобавок ко всей украденной у нас ерунде полицейские конфисковали у нас четыре легальных багги для езды по песку, теле

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 7 8 9 10 1112