Ночной клуб. СОФЬЯ ВЛАСЬЕВНА. С 23.00 до упора

Ночной клуб

СОФЬЯ ВЛАСЬЕВНА

С 23.00 до упора

С букв частично свисали немалые груди купчихи. Вокруг сосков искрились звёздочки и вращались кисточки. Ну да, ну да. Всё смешалось в сумасшедшем доме Болконских… Всё, что могло…

Говорил же молчальник Илларион, что я непременно сюда приду!

– Так это у вас Алёша Чумовой работает? – поспешно спросил я.

– Ну, – отвечало Рыло и даже просветлело. – Только он уже проспался после именин и отвалил. Вечером придёшь. Вместо меня на фейсконтроле будет Акжигитов – скажешь, что я велел пропустить, а то чурка не догоняет, что Достигаям положено, как випам…

– Непременно приду, – горячо пообещал я и спустился на тротуар. Фейсконтроль… А-ба-жаю! По дресс-коду встречают, по ай-кью провожают…

Проспект Мира в такой погожий выходной обычно был малолюдным, но сейчас народу на нём толкалось, как на вокзале. Причём международном. Некоторые даже с вещами – рюкзаки, спортивные сумки, чемоданы на колёсиках. Европейцы, азиаты, африканцы – правда, не такие экзоты, как мой Киджана. Зато в пёстрых одеждах. Шли и по тротуарам, и по проезжей части – автомобили здесь не ходили, словно в дни народных гуляний. Хотя почему «словно»? Минетжеры и гости города гуляли вовсю. Орали динамики – каждый своё. Вон там бегают в мешках, там дерутся подушками на бревне, а там гоняют мяч в ластах. Что за праздник нынче, мама? День рождения Чумы…

И ни одного знакомого лица! А когда-то пройти было невозможно! Молодой Лось каждую вторую лапал, с каждым третьим договаривался, у каждого четвёртого просил в долг, каждому пятому долг отдавал, каждого шестого гвоздил по башке кулаком… Весело было!

Весело, впрочем, было и сейчас – но без меня. Я к этому городу уже не имел никакого отношения. Безымянный бродяга с янтарным знаком избранности…

Многие с восхищением глядели на мой чвель, некоторые даже пытались заговорить, но я пресекал эти попытки юродивым мычанием – мы, Достигшие, не обязаны со всяким-яким…

А потом и вовсе заправил наперсный знак под штормовку – вынуть всегда успею… Если, конечно, не сразу получу по голове.

По обе стороны проспекта сменяли друг друга бутики и салоны, салоны и бутики. Переодеться в конце концов придётся, но не отдавать же три цены за то, что можно приобрести у китайцев… Хотя маловато стало китайцев… Или перестал я отличать их от японцев?

На мгновение меня заинтересовала вывеска «Нанотовары для настоящих мужчин», но крошечный магазин был закрыт по техническим причинам, только два бесполых и лысых манекена в витринке пытались рассмотреть что-то невидимое на серебряном подносике. Ну да, ну да. Время Оно – и Время Нано…

У газетного киоска я ненадолго задержался. Ненадолго – потому что ни одной серьёзной газеты там не продавали. Титьки, попки, прочий бодибилдинг. Тем, кто всё ещё умеет читать, предназначались аршинные заголовки: «Внук Ланы Бирюковой живёт со своими няньками?», «Витю Колуна в детстве изнасиловали арабские наёмники?», «Влад Малинкин снимается у Рязанова в роли Стаса Калинкина», «Певица Василий Иванович: нелинейный секс-вокал – моё ремесло!», «Стиви Уандер в Ижевске: я не вижу ваши руки!» и тому подобные. Ничего для меня. Ах да, есть маленько – «Эротический Химэй: паладины звёздного инцеста»… Нет, это уж для махровых интеллектуалов.

Я плюнул и пошагал далее. Внезапно захотелось жрать. Интересно, будут ли меня бесплатно кормить в ресторане? Наверное, будут, но без всякого удовольствия… И я всё ещё не выяснил, какой нынче курс евро: вдруг на эту пачку даже мороженого не купишь?

Перейдя на другую сторону улицы, я с облегчением обнаружил, что Дом книги по-прежнему торгует печатной продукцией, а не стриптизом навынос.

Конечно, здесь всё переменилось – в новое время господа мерчандайзеры тупо и неустанно переставляли книги, группируя их то по тематике, то по сериям, то по формату, то по издательствам, то по цвету обложки – надо же показать свою работу. Вместо милейшей Людмилы Августовны, знавшей наизусть всю французскую поэзию, над продавцами царила деваха в алой турецкой феске и кожаном садо-мазо. Ей стоило бы попробовать себя в борьбе сумо.

– Чем я могу вам помочь? – неласково осведомилась она.

А-ба-жаю наш ненавязчивый сервис! Я, как и любой рождённый в СССР, воспринимаю такое обращение однозначно: «Хрюли тебе надо? Ходют тут всякие…»

– Да нет, милая, – вздохнул я. – Ты мне уже ничем не поможешь. Как и я тебе…

Она хмыкнула и отошла – но наверняка стала за мной приглядывать. Да. Мы, всякие, ходим именно тут, потому что это последнее наше прибежище…

Время в книжных лавках летит незаметно. Только вроде зашёл на минутку – ан, глядишь, уже всюду опоздал.

В этом магазине, когда-то претендовавшем на академичность, книги были расставлены не пойми как – я, во всяком случае, не смог увидеть никакой системы и тупо читал названия, имевшие отношение к Химэю: «Знай и люби обычаи своего клана», «Секс по-химэйски без культурного шока», «Биг Тьюб – тренинг по петтингу», «Химэйское Таро», «Покинувшие Простор», «Что мы оставляем на Земле», «100 ответов извергу-нигилисту»… Самое паршивое, что почти все эти тома и брошюрки были в полиэтиленовой упаковке, лишая нас, «всяких», последней бесплатной радости – подержать, полистать, вдохнуть запах типографской краски… И цены нигде не были указаны…

Ага! Вот! В особой стеклянной витрине – толстенный фолиант «Энциклопедия Химэя». Переплёт, кажется, из натуральной кожи, в него врезан эмалевый медальон со знакомым портретом Бодаэрмон-Тирзы, или как его там…

– Мне вот эту, пожалуйста, – обратился я к садо-мазо-сумоистке – она, ясное дело, бдительно ошивалась поблизости.

Деваха поглядела на меня, как матушка-императрица на еврея:

– Мужчина, вы больной?

– Не жалуюсь, – ответил я дерзко и в то же время игриво, словно бы воспринимая её как женщину – вдруг да станет повежливей?

– Это же муляж! – сказала она. – Страницы пустые.

– Тогда… зачем?

– Для заказов, – сказала она. – Только у вас лично никаких денег не хватит, плюс пересылка, плюс налог на роскошь…

Сперва я хотел извлечь из-за пазухи янтарный оберег, да не решился. Вдруг девушка скажет: «Ну и хрюли?» Поэтому добыл из кармана свой обандероленный гонорар.

Она поглядела на пачку с уважением.

– Ну, как наберём заявок на партию, так и закажем…

– И сколько ждать?

– От месяца до года.

– Это до-олго, – сказал я.

– Ну и хрюли? – всё-таки сказала девушка. – У вас же не завтра лайн подойдёт. Ещё раз спрашиваю, мужчина. Чем. Я. Могу. Вам. Помочь?!!

– Да нет, что вы… – пробормотал я. И никакие деньги не могли придать мне уверенности. – Я ещё поищу… Что-нибудь…

– Ищи… те! – велела она, словно служебной собаке.

Я покорно поплёлся вдоль стеллажей. О! Знакомые имена! «Кровавый кластер фрактала». Что же это вы, Олег Иванович? «Код Лаврентия: сладострастие на кремлёвской брусчатке». Как вам не стыдно, Виталий Павлович? Я-то вас держал за серьёзного историка… «Убийство требует жертв», «Молитвы матушки Приапеи против импотенции», «Голландский vs Моржового»… «Марфа Собакина и Папесса Иоанна – одно и то же лицо?» Живёт школа Фоменко и побеждает… Уже, кажется, победила. Они что – все с ума посходили? Ошибся Брэдбери: чтобы уничтожать книги, никакого керосина не надо…

Пыльные ряды классиков печально смотрели на меня с верхних полок, сочувствовали, но помочь ничем не могли.

Но я ни разу ещё не уходил из книжного магазина с пустыми руками!

…Когда Панин принудил меня обзавестись компьютером, никак не мог я найти руководство по себе, по гуманитарным своим мозгам – ну не вмещал сию премудрость! Сисадмина почитал за чин в малайской армии, а браузер вообще представлялся мне нацистским военным преступником. Даже серия «Для чайников» пониманию не давалась! Потом, наконец, обнаружил среди уценённых изданий тоненький томик «Секреты компьютера для юных леди». Если уж на этот раз не пойму – пора удавиться и не жить. Купил, озираясь и жалко бормоча что-то про день рождения у соседей. И сдвинулся-таки с мёртвой точки! Правда, тормознулся всё же на главе «Почему воспитанные девочки не ходят на порносайты»…

Среди «Кровавых фракталов» и «Спецназов кардинала Ришелье» бросилась мне в глаза красочная обложка. «О царевиче Сайяпале, Великом Плавании и Долгой Разлуке. Книжка про Химэй для самых маленьких».

Ладно. Я не гордый. Я прижал книгу к груди, словно бы отыскал прижизненное издание Геродота.

– Так она же для детей! – удивилась сумоистка.

– Ну и хрюли? – невинно спросил я.

Пусть будут для тебя на Небе масляные озёра и реки, полные мёда, вина, молока, воды и сливок. Пусть реки сладкого сиропа текут для тебя в небесном мире, а заросшие лотосом пруды окружают тебя со всех сторон.

«Атхарваведа»

…Иногда Панин прилетал один, и это было хуже всего.

Он отказывался от посещения теплицы, которая, несмотря на дырявые руки сторожа, всё же производила плоды земные, не хотел даже взглянуть на огородик – Мерлин любил молодую картошку, вот и не поленился взбодрить пару соток, – ничего этого Лосю было не надо, потому что прилетал он пить.

Пил он страшно и мрачно, как это умеют делать только сильные, волевые люди. Сидел в кресле под картиной – как на грех, в его такие приезды это была какая-нибудь гениальная чернуха вроде «Демона поверженного» – и молча поглощал благородный «Гленливет» из помятой, армейской ещё кружки.

Потом засыпал, просыпался, просил воды, отказывался от разносолов, как ни уговаривал его Мерлин, гордящийся своими кулинарными изысками. Сам Роман Ильич только пригубливал для приличия – боялся, что понравится, и тогда конец…

Пил Панин строго три дня, двое суток отходил под чутким руководством, потом внезапно прояснялся ликом и снова был готов к труду, обороне и нападению. Мерлин даже обыскивал его, спящего – не таскает ли Лось с собой шприц или что-то подобное. Но, похоже, друг приходил в себя естественным путём – плюс баня…

– Так рассказать тебе, что в мире творится? – весело спрашивал он. – Что уж так тебя от нашей жизни воротит?

– Хочу оставаться самим собой, – неизменно отвечал Мерлин.

– А мы что – не остаёмся?

– Человек не замечает, как меняется. Иногда мне кажется, что я один и замечаю…

– Так ты же ни с кем не общаешься!

– А интуиция-то на что? – сказал Мерлин. – Я же старую музыку слушаю, фильмы прежние смотрю и думаю: нешто нынешние так сумеют?

– Стареешь, Колдун, перестаёшь соответствовать… Возьми хоть приёмничек!

– Засунь свой приёмничек в соответствующую полость…

– Ну как знаешь… Ладно, прости, что редко тебя навещаю – в следующий раз попробую развеселить…

Глава 16

…Евро здесь принимали.

Чтобы не рисковать расстройством желудка, я взял две порции блинов с мёдом и большую кружку кофе – оказался он неожиданно вкусным.

– Можно к вам? – раздалось над головой.

Я поднял глаза.

Человек этот был мне знаком давным-давно, ещё со времён книжного дефицита, – завсегдатай толкучки за стадионом. Собирал, помнится, «Библиотеку поэта». А вот имя – не помню. Может, и не знал я его по имени. Так бывает. Люди здороваются, кланяются, ведут долгие разговоры, а представиться друг другу забывают или даже стесняются – Россия не Англия. Как-то раз я бездумно поменял у него Мандельштама (мамин подарок) на «Дочь тысячи джеддаков», изданную в довоенной буржуазной Латвии… Мама даже не ругалась, не стала объяснять, кто такой Мандельштам и чего стоит Берроуз, а прочла «Стихи о неизвестном солдате»…

Вот он-то вряд ли узнал меня, а присоседиться решил единственно потому, что за другими столиками сосало пивасик наше светлое будущее: «Бей олдей, Россия – молодей!» Понятно.

– Присаживайтесь, – сказал я, постаравшись придать голосу как можно больше тепла. Одет он был почти как я – в засаленную джинсовую куртку явно с чужого плеча, на голове шляпа с маленькими полями, очки с толстыми стёклами – едва ли не те же самые… И чвель у него на груди не болтался.

На подносе перед ним стоял салатик да пластмассовая кружка с кипятком и пакетик чая, так что мне стыдно стало за свои роскошные блины.

– Курить хочется, – виновато сказал он и сел.

Столик наш стоял на открытой веранде, но прямо перед глазами у меня висела табличка: «Территория, свободная от курения».

– Да, – сказал я. – Позавчера были евреи, вчера лица кавказской национальности, сегодня курильщики и старики. Прогресс.

Он беззвучно рассмеялся:

– Как мне не повезло! Я старый горский еврей-курильщик!

В доказательство он даже достал дешёвенькую прямую трубку. Она явно набивалась не «кэпстеном», а миксом из окурков…

– Постараюсь вас защитить, – сказал я. – Хоть и не уверен, что получится. И вообще я себя переоценил: вторую порцию блинов мне не осилить, так что не побрезгуйте…

И придвинул к нему бумажную тарелку.

– Защитить? Смешно, – сказал он, но блины не отверг. – Мы, таты – горские евреи, – слыли племенем лихим и разбойным. И евреи мы по вере, а не по крови… Вот чеченцы во все времена похищали богатых людей за выкуп. А таты снимали сливки – похищали самих чеченцев… Чтобы далеко не ходить, с гор не спускаться…

– Хорошо устроились, – сказал я. – Простите, как…

– Якир Наумович, – сказал он. – Якир Наумович Эльяшев.

– Мерлин Роман Ильич, – поклонился я.

– Ну конечно! – воскликнул он. – Рома! Я же отлично помню! Борода ничего не значит. Дарственная надпись на вашем Мандельштаме! Вы не в обиде?

– Да нет, – сказал я. – Дураков учить надо… Книга-то хоть жива?

Он помрачнел.

– Давно на помойке моя библиотека… Как и я сам. Меня из квартиры вместе с книгами вынесли.

– Почему? – глупо спросил я.

– Оказалось, что я брал в банке какой-то кредит… Как будто я могу доверять их банкам! Доказали в два счёта, что подпись моя…

– Сволочи, – сказал я. – А дети, внуки?

– Они уже разлетелись, – вздохнул он. – Зовут к себе. Но с нынешними ценами… Зачем вводить детей в расходы? Как-нибудь доживу по месту последней ссылки… Не в Химэй же сдаваться!

– Зря не соглашаетесь, – сказал я. – Здесь тоже не жизнь.

– А в Израиле сейчас вообще негде повернуться, – сказал Якир Наумович. – Все, кто мог, собрались. Потому что Израиль отказался от Эвакуации. Ваша Великая Алия такая великая, а Эрец такой маленький!

– Я что-то слышал, – осторожно сказал я. – Квота, палестинцы…

– Вот пусть они и едут на историческую родину человечества, – сказал Эльяшев. – Вместо нас. Во искупление всех аннексий и агрессий. Нет, спасибо, евреев один раз уже переселяли на Мадагаскар, а кончилось сами знаете чем.

– Ну, я тоже не очень-то склонен никому верить… – осторожно сказал я.

– Рома-нигилист, – хмыкнул он. – Между прочим, в этом их дурацком законе тоже, как всегда, виноваты евреи. Ну и сердобольные немцы, конечно – запретили в своё время сомневаться в Холокосте. А теперь точно так же запрещено сомневаться в существовании Химэя, коль скоро прецедент создан… Как будто человеку можно запретить сомневаться!

– Очень даже можно, – сказал я. – В России это всегда прекрасно получалось… Да, а что они сделали с краевой фундаментальной?

– Вы словно из холодильника, – сказал он. – Оптимизация закона об авторских и издательских правах! Кто же станет покупать книгу, если её можно взять на абонементе? Налицо упущенная выгода. Теперь они хотят взяться и за частный книгообмен: книга с чужим экслибрисом – срок…

– А пресса?

– Газета живёт один день, после чего прогрессивная нанобумага разлагается на полезные вещества… Да что я вам объясняю?

– Объясняйте, объясняйте подробнее… – настаивал я. Наконец-то у меня появился собеседник! Лучшего и желать нельзя!

– Что, отцы, блинчики кушаем, молодым аппетит портим?

Юнец в войлочной будённовке для парилки стоял возле нашего столика, распостраняя кислый пивной дух.

– А ты воздух портишь, – сказал я. – Пошёл вон.

– Рома, не надо, – сказал Якир Наумович.

Я поднялся, вытащил янтарный чвель и ткнул парню в морду.

– Старо… ой, счастлив день! Счастлив день!

Продолжая повторять «счастлив день», красный дьяволёнок поспешно вернулся к своей компании.

Я повернулся и сел в жажде продолжить беседу. Наконец-то попался нормальный человек!

– Ну, не вся молодежь такая, – утешил меня старик. – Вы слышали про движение «Да, нет!»? Там стоящие ребятки…

– Не слышал, – сказал я, но тут лицо его изменилось.

– Мерзавец, – прошептал Эльяшев. – Кто бы мог подумать – светлый русский мальчик, мечтатель, Грина читал… Небось и стишки ещё сочинял! Продал нас за поганую висюльку!

Опять начинается, подумал я в отчаянии. То я вам посланец небесный, то змея подколодная…

– Это трофей, – сказал я. – Отобрал у сикхов… Ну, не я отобрал, а медведица Марфа…

И заткнулся – настолько нелепо это звучало.

– Так и поросёнок скажет, что он не поросёнок, а только поросячьими духами мажется, – подытожил Якир Наумович и встал. – Жаль, не могу на стол выблевать твои блинчики вонючие…

Попрощавшись таким образом, он сошёл с террасы и двинулся по проспекту – сгорбленный и одинокий.

Я некоторое время сидел в ошеломлении, но подхватился и бросился за ним, чтобы всё-всё объяснить…

Ещё немного, и я догнал бы его, оставалось только перейти на другую сторону, но тут по проспекту понеслась колонна великанов и отрезала меня от желанного собеседника…

Они двигались, соблюдая строй, ритмичными долгими прыжками – люди на джолли-джамперах. Молодые и не очень. Мужчины и женщины. Все в одинаковых красно-жёлтых свитерах. Время от времени все разом совершали сальто в воздухе. И даже обратные сальто. Отработан парад был безупречно. На скаку они ещё умудрялись скандировать:

– На Химэй стартуют все! На Химэй стартуют все! А-ла-ла! А-ла-ла! Здравствуй, новая страна!

– Целый год готовились! – восхищённо сказал кто-то рядом со мной. – Падали, руки-ноги ломали… Зато по прибытии не осрамятся – навык-то при них! Уже умеют там жить!

– Это спортсмены, что ли? – спросил я восхищённого. То был очкастый крепыш средних лет в серебристом плаще и в парике времён Анны Иоанновны.

– Зачем спортсмены? Чиновники муниципальные, а мэр – впереди… Они и ветеранов войны на День Победы изображают, и в бразильских карнавалах участвуют, и в гей-парадах – настоящие-то стесняются, а мероприятие будь любезен обеспечить… А как же! Мы от Москвы не отстаём! О! Счастлив день, когда встречаем Достигшего! Ну, как вы думаете – не опозорят они Крайск на Родине Человечества?

– Нет, – нетерпеливо сказал я. – Эти не опозорят.

– Вот и я говорю! – обрадовался парик. И добавил: – А культурный шок – это действительно тяжело?

– Усраться можно, – злобно сказал я и спрятал проклятый чвель.

Проскакал наконец последний ряд, но догнать Якира Наумовича я уже не надеялся, оправдаться – тем более… И толпа стала гуще, и загудела эта толпа радостно, словно Гагарина запустили.

И одно слово звучало повсюду:

– Возобновили!

– Вы слышали – возобновили!

– Что – правда возобновили?

– Быть не может, чтобы возобновили…

– Я тебе отвечаю – возобновили!

– Да куда они денутся – возобновили!

– Мама, мама! Возобновили!

– Возобновили всё-таки…

– Я же говорил, что возобновят, – и возобновили!

– Ура-а-а! Оле-оле-оле-оле! Возобновили!

То же самое слово звучало и на чужих языках…

Я ухватил за рукав какого-то фитиля с признаками разума на лице:

– Что случилось-то, друг?

– Как что случилось? – воскликнул фитиль. – Да ведь возобновили! Радость-то какая!

И побежал дальше – видимо, делиться радостью.

Отчаявшись понять что-нибудь, я пошёл дальше, держась самых стен домов, чтобы поскорее миновать скопление народа.

На углу проспекта и улицы Мичуринцев стоял роскошный открытый алый экипаж. Может, это и есть «Феррари»? В кабриолете сидел начальственного вида мужчина в нормальном костюме и даже при галстуке. Он с неудовольствием глядел на ликующую толпу.

Потом мужчина вопросительно посмотрел на меня.

– Чего это народ бесится? – строго сказал он, словно я отвечал в этом городе за порядок.

– Да вот… – я робко пожал плечами. – Кажется, возобновили…

– Вот идиоты! – воскликнул мужчина. – Три дня уже как возобновили, а до них только сейчас дошло! И-ди-оты!

Вступиться за честь своего народа я не решился, а задать вопрос означало увеличить в его сознании число идиотов.

А своего старинного знакомца я всё-таки догнал возле поворота на улицу Спартака. Но самую малость не успел…

Отважный старый горец, видимо, тоже не успел достать из-за спины свой двуручный меч и сразиться в последний раз… От Якира Наумовича остались только кровяные потёки на белом пластике газетного киоска, да «розочка» из пивной бутылки, да трубка, закатившаяся на газон… Ты обманывал нас, корсиканский капрал, Старой Гвардии нам не дождаться…

Трубка ещё дымилась.

Сад Эдемский в шестьдесят раз больше Египта; он расположен в седьмой сфере небосвода, открывается двумя алмазными вратами и заключает в себе шестьсот тысяч ангелов с лучезарными ликами.

Талмуд

…В следующий раз веселья не получилось.

– Это что за хрень? – хмуро спросил Панин, указывая на плоды очередного мерлинского творчества во дворе.

– Колодец! – с вызовом сказал Роман Ильич.

– Ко-ло-дец?! Это воронка от полутонной авиабомбы, а не колодец! Что за самодеятельность? Тебе воды не хватает?

– Я на всякий случай, – смущённо сказал Мерлин. – Вдруг вся твоя механика остановится?

– Страшней ломехузы только ломехуза с инициативой, – Панин воздел руки к небесам. – Идиот! Как ты туда сруб думал опускать?

– Какой сруб? – опешил Мерлин.

Ничего не ответил Панин, только сделал вид, что горько плачет. И пошёл в дом, распевая старую песню про пэтэушников, несколько модифицированную:

Пройдут года, настанут дни такие,

Когда советский трудовой народ

Вот эти руки, руки золотые,

Возьмёт и с головою оторвёт!!!

Но не приступил к чёрному запою – то ли от потрясения, то ли оттого, что картина над креслом нынче была весёлая – Шаляпин в шубе на фоне Масленицы.

– А что теперь делать? – растерянно сказал Мерлин.

– Да хоть сортир устанавливай на двадцать очков! – рявкнул Лось. – Весь ландшафтный дизайн псу под хвост!

– А что, – сказал Роман Ильич, – разве был дизайн?

– Был, – тоскливо сказал Панин. – Бабки же содрали – значит, был… Когда улечу, всё закопай. А я-то ещё высоких гостей думал сюда привезти!

– Каких гостей? А конспирация?

– А, всё равно сорвалось, – сказал Панин. – Может, и к лучшему… Неприятная история получилась, Колдун…

– Таня?! – вскинулся Роман Ильич.

– Нет, с ней всё в порядке. Костя уехал. Лейзарович.

– Куда?

– На историческую родину.

– Он же не собирался…

– Да вот собрался со всем выводком! У меня словно руки отрубили!

– Ну, теперь навсегда не уезжают, – примирительно сказал Мерлин. – Это в советское время…

– А у нас всякое время – советское, – Лось даже скрипнул зубами. – Опять мы с ними рассобачились из-за арабов… Вот объясни, Колдун, откуда у наших вождей такая нежная и безответная любовь к арабам?

– Россия – дама капризная, – сказал Роман Ильич. – Постоянно меняет партнёров…

– Худая корова и телится не вовремя, – проворчал Лось. – А у меня, между прочим, долгосрочные обязательства, заказы… Опомнятся, когда они в наших церквях конюшни будут устраивать для своих тонконогих скакунов…

– А мне по барабану, – сказал Мерлин. – Вот дойду до водоносного слоя – и плевать мне тогда на вас на всех кучу большую.

– Ладно, – сказал Панин. – Принеси-ка лучше пивка из вертолёта, а то мне двигаться лень…

– Сей секунд, барин, – сказал Роман Ильич.

Глава 17

…Не помню, как добирался я до Павлодаров. Кажется, таксисты оспаривали друг у друга честь обслужить меня бесплатно, и победитель всю дорогу меня о чём-то спрашивал, а что уж я ему отвечал – бог весть.

Несмотря на вечернее время, дети продолжали резвиться на продавленных крышах опальных автомобилей. Те, которые постарше, пели на лавочке под гитару. Было уже прохладно, и одна девочка из поющих набросила на плечи знакомый мне кремовый пиджак – весь в бурых пятнах.

Иногда жизнь умеет быть очень тактичным режиссёром, зато не щадит ни правого, ни виноватого…

В гостеприимном жилище Геннадьевны у меня чуть отлегло от сердца – хотя бы тут никакой трагедии не случилось! Напротив, Борюшка и Киджана за столом сильно утверждали нерушимую дружбу народов всего мира. Киджана при этом на примере куриной тушки показывал, как поступают с жёнами-изменницами в суровом племени масаев. Пристыженная и напуганная Пана тихо сидела в уголке и помалкивала.

Вид у меня был аховый – потому что бабушка Звонарёва действительно начала ахать и охать, усадила в старое кресло и жестом приказала Кристине и Анжеле стянуть с меня сапоги.

– А мы уж не чаяли тебя живым увидеть, Лёнечка, – причитала она. – Это же наш старый дурак тебя Колбасе заложил… Не спорь, он, он – больше некому! Я его под домашний арест взяла в кладовке – на хлеб и воду. Подпольщик нашёлся, пламенный революционер типа Дора Кривая!

Я начал было возражать – мол, похищение было тщательно спланированной операцией, включавшей и милицейскую облаву, – но тут с великим смущением обнаружил, что сёстры омывают мне ноги, яко Спасителю нашему… Не хватало, чтобы ещё вытерли своими волосами!

Я вскочил и чуть не опрокинул тазик. «Русский с масайцем – братья навек» восприняли это как сигнал, дружно поднялись и запихали в меня целый стакан – сил сопротивляться не было. Следом пошёл солёный помидор. Я покорно опустился в кресло.

– Сёстры, – сказал я. – Сестрички. Почему вы свои личики так размалевали?

– Зомби-стайл! – похвастались Анжела и Кристина.

– Сёстры, – сказал я. – Сестрички. А почему стариков убивают?

– Так это в городе, – сказала Кристина. – Там вообще звери.

– Там и родные дети своих силой сдают, – подтвердила Анжела. – Как партизан в кинах про войну. Они, говорят, недее… Неспособные! И справки у врачей покупают. Врачам сейчас зашибись…

– А мы бабу Арину не отдадим, – мрачно сказала Кристина. – Когда сама захочет, тогда и пойдёт. Она хорошая.

– Она в школу ходит, училок гоняет, – похвасталась Анжела. – Трындёж, что они общество объедают и тормозят. Только от стариков правду и узнаёшь…

– А как же это? – я кивнул на экран, перед которым зачарованно сидели младшие братцы. – Там что, неправда?

– Коню понятно, – с достоинством сказала Кристина.

– Обман народа, – мрачно поддакнула Анжела.

Видимо, и дед Арефа властвовал над девичьими умами.

– Скорей бы со школы откинуться, – сказала Кристина. – Дя Лёня, а на кого лучше учиться?

Ой как неприятно, когда тебя зовут чужим именем! Бедный Штирлиц!

– На минетжера, конечно, – сказал я. – Эффективного и креативного…

– Не, мы не по приколу спрашиваем!

– Тогда на врача… – неуверенно предположил я.

– Ага, а потом переучиваться! – сказала Кристина. – Там же вся медицина другая…

– Все врачи – сволочи, – уверенно припечатала Анжела. – Захотят, так такую генетическую карту тебе заделают, что в тюрьму не возьмут… Всю жизнь в отказниках проходишь…

– Всё равно профессию надо, – с тоской сказала Кристина. – Будешь всю жизнь копить на близкий лайн, пока по возрасту бесплатно не отправят, а потом за детей и внуков переживай… Хоть специально рожай уродов! Дя Лёня, а омолаживать – это больно?

– Не знаю, – честно сказал я. – Не пробовал.

Смотрел я на сестёр Трегубовых и думал, что вот пройдут полвека – и непременно станут эти разбитные, наглые и модные по мере доходов девочки вот такими добрыми и мудрыми старушками, благо пример у них перед глазами…

Тем временем одна из них вытерла мои ноги (к счастью, полотенцем), а другая принесла новенькие шлёпанцы.

– Всё, всё! – зашумела на внучек Арина Геннадьевна. – За стол, Лёнечка, за стол, покушать надо…

На столе рядом с тарелкой высилась солидная стопка бумажек.

– Это за Свидетельство, – поспешно сказала бабушка. – Я лично все подъезды обошла поквартирно, под роспись…

– Не надо, – сказал я. – Мне сегодня удалось хорошо подкалымить…

– Надо-надо, мы законы знаем. Я, что нам положено, сняла. Будет теперь Борюшка с бензином. Не зря машину берегли. Бомбит у нас Борюшка, – сказала она с такой скорбью, словно зять её лично раздолбал Хиросиму и примеривается теперь к Нагасаки.

– А бабушка у нас продюсер, – хихикнула Кристина.

– Марш отсюда! – велела Арина Геннадьевна. – Поесть человеку не даёте…

А вот есть мне совершенно не хотелось – до сих пор стояли перед глазами трубка и пиджак.

– Догоняй, Достигай! – выпучив глаза, потребовал Киджана и наполнил мой стакан всклень.

– Знаете что, милые люди, – я принял стакан и поднялся. – Нынче мне кусок в рот всё равно не полезет, так я уж не буду портить компанию – посижу посмотрю с ребятами телевизор… Мне обязательно надо…

– Ага, – сказала бабушка. – Ну-ка, алкаши, перебирайтесь на кухню! Достигшему надо телевизор смотреть! И вы – марш спать!

– Что вы, что вы! – я замахал руками. – Не стоит! Пусть смотрят! Я у них консультироваться буду…

Борюшка и лайбон даже и не заметили, как перекочевали на кухню, продолжали там гудеть и вскрикивать, обсуждая текущий момент, а я устроился на диване, потеснив Викторушку и Эдика. Младшенький, видимо, уже почивал.

На экране происходило какое-то действие – высоченные стройные люди в нестерпимо ярких одеждах стояли вокруг стола и спорили – но я ничегошеньки не понимал. Потом приписал свою непонятливость принятому стакану – и, неожиданно для себя, принял второй, что держал. Клин клином.

– Чего это они? – спросил я Викторушку.

– Арола увёл у Набалона Каральту, – пояснил старший мальчик. – А Набалон теперь тему перетирает с эсмархами клана Толо. Кому достанется дубун Аролы…

– Понятно, – сказал я. Довольно глупо было бы спрашивать, что такое «дубун» – ведь мне положено знать это лучше прочих…

Через некоторое время я уже начал различать героев и понял, что «Дубуны клана Толо» – обыкновенная мыльная опера, только химэйская. Проблемы у клана Толо были такие же, как и у любой другой сериальной семьи, имелась даже вредительница Силюна, которая устраивала всякие пакости. Вот некоторых семейных связей я понять не мог: какое отношение к Толо имел, например, Ляки Энолон? Откуда этот прохиндей взялся?

И тут до меня дошло, что герои какие-то… ну, не слишком живые. Не то беда, что они баскетбольного роста и двигаются, как первые люди на Луне, а… Да компьютерные они! Правда, сделано здорово, но отличить от настоящих актёров можно…

– Они компьютерные, да? – спросил я.

– Они восстановленные, – сказал мальчик. – Восстановленный сигнал с Химэя… Прямой дойти не может, потому что долго. Скорость света и всякая мутота. А мгновенный сигнал на Земле приходится восстанавливать. И адаптировать, чтобы у нас культурного шока не было. Вот они и выходят как бы компьютерные… А! Вы-то там настоящие передачи смотрели! Тогда конечно! Ага! Шишку тебе, а не дубун! Арола рулит!

Действительно, плавным движением острой тазиллы доблестный Арола ухайдакал парочку противников – и они, неторопливо кувыркаясь, полетели в зелёную бездну. Герой раскорячился, как тот голый витрувианский мужик на эскизе Леонардо да Винчи, вписанный в круг, и воскликнул:

– Толо никому не причиняют зла, но смерть и горе тому, кто помешает нам творить добро!

И прошёлся колесом под рваные аккорды.

Викторушка вздохнул:

– Теперь целые сутки ждать… Дя Лёня, а вы живого Аролу видели?

– Нет, – вздохнул и я. – А тебе нравится Арола?

– Конечно! – вскричал мальчик. – Без него никогда не удалось бы отыскать нашу Землю… Он же выкопал прощальную грамоту царевича Сайяпала! Ну, это для малышей царевича, – поправился он. – А по-настоящему – нуру-буан Сайяпал…

– Не привелось видеть мне Аролу, – сказал я. – Не мой уровень. А вот новости ты бы мне мог поискать?

– Легко, – сказал Викторушка и провёл пальцем по нижней панели на экране. – Можно вернуть, чтобы с начала выпуска…

Перед моим затуманенным взором выплыла заставка программы «Время». Потом появился ведущий – лицо совершенно незнакомое, да и не рассчитывал я увидеть кого-то из прежних дикторов. Одет он был в нормальный пиджак, под ним – рубашка с неброским галстуком. Только голова его была повязана банданой – из той же ткани, что костюм. А вот выставлять чвель им, видимо, не полагалось…

– Алала, дорогие россияне! – сказал он. – В эфире интерактивный информационный выпуск программы «Время». Вам предлагается краткая сводка новостей…

Я стал весь внимание – правда, малость поддатое.

– Президент России Анатолий Минаков принял в своей сибирской резиденции «Шанина Пуня» представителя движения «Квискейя» Абрахама Ренсфилда и обсудил с ним вопросы ускорения народопотоков в Крайском Узле…

Президент был высокий, почти как герой Арола в сериале, и ещё не старый. Нормальный был президент, вполне симпатичный парень – только причёска у него была, как бы сказать, в горошек – этакие круглые островки волос на блестящем черепе…

– Стоп, – машинально сказал я, и действительно – застыла картинка на экране. – Почему Шанина Пуня? Это же тут, у нас!

– Так спросите, дя Лёня, – сказал Викторушка. – Для того и есть интерактив… Вот так!

С этими словами мальчик прикоснулся пальцем к вопросительному знаку на нижней панели.

Долговязый президент и его собеседник пропали, а на их месте появился давно известный мне (к счастью, заочно) столичный шарлатан-геополитик. Фамилию его я за годы сидения в тайге с удовольствием забыл. Философ-мистик почти не постарел, только борода поседела. Она у мистика была такая долгая и противная, что хотелось поднести к ней зажигалку…

– Только не матерись на него, дя Лёня! – предупредил Викторушка. – А то опять забанят и штрафанут. Вот эта иконка…

Ребёнка мороженым не корми, а дай поучить взрослого! Это-то мне и надо…

Я прикоснулся к указанному значку. Шарлатан ожил.

– Сформулируйте свой вопрос, дорогой россиянин, – предложил он.

– Хм, – с пьяной уверенностью сказал я. – Это вас из Крайска беспокоят…

– Не надо лишнего базара! – прошипел Викторушка. – Бабки-то за время ему идут!

– В общем, так, – сказал я. – С каких щей резиденция главы государства появилась в наших суровых краях?

– Ваша ирония неуместна, – сказал шарлатан. – В процессе Великого Исхода возникла необходимость прямого президентского контроля над крупнейшим в мире эвакуационным узлом, чтобы атлантисты не смогли доминировать в примордиальном сердце Евразии, на что недвусмысленно указывает само название – Шанина Пуня, восходящее к пракриту. Сакральное аполлоническое начало следует рассматривать в свете истинной, ортодоксальной метафизической традиции, которая одна только и способна поставить вещи на отведённые им места в божественном порядке…

– Крестец, – шепнул мальчик. – Понесли кроссовки Митю. Теперь не остановится, хрюли ему – бабки-то идут!

– А как его заткнуть? – шёпотом же спросил я.

– А вот на «инав» кликни!

Я с облегчением вернулся в общество моего президента и его собеседника. Того, о чём они толковали, я понять никак не мог – видимо, за время моего одиночества официальный язык обессмыслился окончательно. Ясно только было, что пожилой чернокожий выступает в качестве просителя. Это слегка меня успокоило – и даже наполнило некоторой гордостью за державу..

– Продолжается военная операция под Урумчи, – обрадовал диктор. – Правительство КНР в очередной раз отказалось о том, чтобы продлить срок пребывания контингента Сил Милосердия ООН в зоне боевых действий. Бомбардировка столицы мятежного Синцзяна привела к многочисленным человеческим жертвам среди мирного на<

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 6 78