|
|||
ПРИМЕЧАНИЯ 8 страница— Мы здесь исключительно по делу, так что как-нибудь в другой раз, Пег. — Какое тут, к черту, может быть дело… — возмущенно пробормотал Косой. Часов с шести посетители пошли сплошным потоком. Среди них можно было найти кого угодно. Здесь были смущающиеся мальчишки из колледжей, продавцы и бизнесмены среднего возраста с глупыми улыбками и виноватым видом. Были и нахальные, самоуверенные чиновники, быстро и без заминок идущие к своей цели. Все комнаты были заняты, и мужчины расселись по всему холлу, беззаботно читая, куря, обсуждая бейсбольные матчи, как будто ждали своей очереди к парикмахеру. Наблюдая через отверстие за поведением этих мужчин, я пытался угадать, почему они пришли к Пегги. Здесь было что-то такое, чего я никак не мог понять. Не мог понять этого расчетливого, делового поведения мужчин, пришедших на свидание в подобное место. Я рассмеялся над собой: а как насчет меня и той хористки? Интересно, какое семейное положение у этих мужчин? Большинство, похоже, женаты. Что их привело сюда? Отъезд жен? Больные жены? Жены, полностью лишенные какого-либо влечения? Или поиски разнообразия и экзотических приключений? Поиски чего-то такого, чего они стыдятся с женами или чего жены не дозволяют? На мой взгляд, они выглядели самыми обычными мужиками с заурядными желаниями. «Какого черта, все просто, — подумал я. — Мужики всего лишь часть животного мира». Да, если подумать, то самцам обычно требуется большее разнообразие, чем самкам того же вида. Быку нужно стадо коров, петуху — полный курятник кур. Мужику нужен гарем, чтобы удовлетворить его полностью. Я тихонько усмехнулся. А разве я не болтаюсь по Бродвею почти каждый вечер в поисках чего-нибудь нового? Разве у меня нет собственного гарема? Гарема из миллиона женщин, всегда ждущих меня на Бродвее? У какого-то авторитета я прочитал, что мужчины, не имеющие моральных и эстетических предубеждений против связей с проститутками, реже фигурируют в бракоразводных процессах. Да, это вполне логично. Таким мужчинам легче избежать эмоциональной привязанности к единственной женщина, эмоционально они моногамны, физиологически — промискуитетны. Я такой же. Все мои чувства направлены на девку, с которой я даже ни разу не встречался, на которую я гляжу только со стороны. Чем, к черту, Долорес все-таки так меня привлекает? Или я извращенец, и мне нравится такая форма любви? С любой другой девкой я ложусь в постель и после сразу ее забываю. К черту их всех. Можно быть и повоздержанней. И я вновь посмеялся над собой. Мне стало интересно, чем заняты остальные, и я оторвался от своего глазка. Они вовсю развлекались. Простак и Косой беззвучно заходились в приступах хохота, рискуя свалиться со стульев. Даже обычно выдержанный Макс катался по полу, уткнувшись лицом в подушку. Я пристроился к Максу так, чтобы мы оба могли видеть происходящее под нами. Клиент только начал одеваться. «Когда он повернулся спиной к девчонке, та тихо открыла окно и жестом посигналила кому-то снаружи. Макс напрягся и пихнул меня рукой. Мы увидели, как в окне появилась вначале нога, а затем и весь человек. Это был здоровенный парень с пистолетом в руке. Он беззвучно приблизился к одевающемуся клиенту и ударил его рукояткой пистолета по голове. Затем налетчик стал обшаривать карманы лежащей без сознания жертвы, а девчонка начала торопливо одеваться. Глава 16 Макс тихонько прищелкнул пальцами: — Вот он! Он метнулся к дверям, я бросился за ним, Косой и Простак спрыгнули со стульев и устремились вслед за мной. Мы выскочили в холл, шлепая ногами в носках и доставая на ходу револьверы. Испуганные клиенты растерянно провожали нас взглядами. Когда мы спустились вниз, парень еще не вышел из комнаты, и дверь в нее была закрыта. Макс жестом велел нам встать по обе стороны от двери, а сам сорвал портьеру с окна в коридоре и держал ее наготове. Всего через несколько секунд дверь начала осторожно открываться. Здоровенный парень шагнул в коридор, и в тот же миг Макс кинулся к нему и набросил портьеру ему на голову. Косой прыгнул парню под ноги и обхватил его за колени. Мы с Простаком сдавили его с двух сторон, а Макс выпустил портьеру и прямо через нее оглушил парня мощным ударом по голове. Парень выронил пистолет, мы связали его шнуром от портьеры, потом портьерой и замотали в ковровую дорожку. Пегги прошлась по дому, успокаивая девочек и клиентов и уговаривая их продолжить прерванные занятия. Макс попробовал выяснить что-нибудь у девчонки, которая была в сговоре с парнем. Она всхлипывала и умоляюще глядела на Макса. — Я не хотела. Пожалуйста, не рассказывайте Пегги. Он меня заставлял. Я его почти совсем не знаю. И он заставлял меня отдавать ему все деньги. — Ладно, малышка, забудь об этом, — сказал Макс. — Значит, он к тому же еще и вшивый сутенер, так? Она кивнула. — Я потерял всяческое уважение к этому уроду, — произнес Макс. — Я считал, что он честный налетчик. Мы с Простаком подняли парня и потащили его на улицу. Вслед нам раздался громкий шепот Пегги: — Спасибо, мальчики. Обязательно заходите в гости! Мы забросили нашу добычу в «кадиллак». — Куда едем, Макс? — спросил Косой. — Отвезем его в похоронное бюро. Я хочу перепугать его до смерти, прежде чем мы устроим ему проработку. Мы прошли в бюро через черный ход, прямо на склад, где хранились гробы. — Проваливай, — сказал Макс ночному сторожу Изе, и тот сразу слинял. Он знал ровно столько, сколько было необходимо, чтобы не отвечать вопросами на краткие распоряжения Макса. Мы размотали парня и развязали его. Он все еще не пришел в себя, но даже в бессознательном состоянии его лицо было искажено гримасой ужаса. Макс пристально посмотрел на него. — Здоровый ублюдок, верно? Этот вшивый сутенер, похоже, здорово перепугался. Погодите, я его еще испугаю по-настоящему. Макс махнул мне рукой. Я взял парня за ноги, Макс ухватил за руки, и мы забросили его в дешевый сосновый гроб и закрыли крышкой. Макс засмеялся: — Для начала пусть придет в себя в этом ящике. Сняв плащ и вытащив из угла роскошный, обитый плюшем гроб, Макс сказал: — Кстати, я тоже могу немного отдохнуть, пока этот урод набирается сил. И он растянулся в гробу. — Прекрасно смотришься, Макс, — заметил Косой. — Спасибо, — ответил Макс. — Вам, кстати, тоже никто не мешает. — И он указал рукой в сторону груды гробов. Мы расставили гробы полукругом вокруг соснового гроба с парнем и улеглись в них. Рассеянный свет неярких ламп действовал успокаивающе. Похоже, прошло достаточно много времени. Кто-то, кажется, Косой, начал похрапывать. Мои мысли вернулись к заведению Пегги, и перед глазами возникла рыжая девочка, которую я там увидел. Я представлял, как она плавно приближается все ближе и ближе ко мне, и одновременно погружался в дремотное состояние, похожее на то, которое возникало при курении опиума. Затем я услышал странный, сдавленный стон и сел. И все мы сели в своих гробах. Из гроба, стоящего в центре комнаты, доносились приглушенные стоны и рыдания. Мы сидели в тусклом электрическом свете и молча смотрели на гроб. Парень пытался открыть крышку. Мы слышали, как он стучал в нее руками. Наконец защелки не выдержали и крышка с треском отскочила. Из гроба высунулась голова. Мне часто приходилось видеть испуганных людей; но этот парень был не просто испуган, он был охвачен ужасом. Его глаза были выпучены так, что казалось, еще маленько, и они навсегда расстанутся со своим хозяином. Он уставился на нас, сидящих в своих гробах. Мы безмолвно взирали на него. Задыхаясь от ужаса, он хрипло прошептал: — Вы кто? Где я? Я умер? Мы не шевелились и молча таращились на него. Его начала колотить дрожь. Он добрых пять минут молча смотрел на Макса, а затем, указав на него рукой, выдавил из себя: — Я узнал тебя. Я о тебе слышал. Ты Большой Макс, гробовщик, который хоронит людей живьем. Его рука безвольно упала, губы продолжали шевелиться, но из горла, которое перехватило от ужаса, не вырывалось ни звука. «Ну и урод, — подумал я. — Где он наслушался таких бредней?» Макс медленно поднялся, приблизился к парню и зловещим голосом, медленно, по слогам выговаривая каждое слово, произнес: — Верно, я хороню людей живьем. — Он пристально посмотрел парню в глава и добавил: — Я заколочу крышку твоего гроба, затем опущу его на дно могилы. Он замолчал. Тяжелая тишина повисла в похоронном бюро, и я представил себе полуночное кладбище. Мне стало не по себе. Я мог бы поклясться, что ужас наполнил парня так, что перестал вмещаться в нем и начал передаваться нам. Замогильным голосом Макс продолжил свою речь: — Я буду опускать тебя в могилу медленно, очень медленно. Когда ты окажешься на дне, мы закидаем могилу грязью… Парень в оцепенении таращился на Макса. — Ты будешь лежать глубоко под землей. Черви начнут заползать внутрь. Скоро ты почувствуешь, что тебе трудно дышать. Ты начнешь задыхаться. Я уже собрался вылезти из своего ящика и произнести комплимент актерскому таланту Макса, когда увидел, что парня колотит крупная дрожь. Его голова откинулась назад, с губ сорвался хриплый булькающий звук, а глаза закатились словно в припадке. Его лицо побелело как мел, и он с глухим стуком упал на дно гроба. Макс засмеялся: — Эй, а я действительно неплохой актер, верно? Ну ладно, когда он очухается, дайте ему десять долларов и вышвырните прочь. Надеюсь, он хорошо усвоил урок. Мы подождали несколько минут, затем Косой подошел к гробу и начал трясти парня. — Ну-ка, ты, чертов ублюдок, давай поднимайся. — Вскоре Косой поднял голову и сообщил: — Этот урод выглядит так, будто задохнулся. Макс показал на пожарное ведро у стены, и Косой вылил воду парню в лицо. Простак нагнулся и с ворчанием тряхнул его несколько раз: — Ну ты, давай поднимайся. Макс подошел к гробу, подержал руку на левой стороне груди парня и сказал: — Похоже, ублюдок загнулся. Башка, иди-ка сюда, проверь, ладно? Я нагнулся, оттянул его веки, пощупал пульс и объявил: — Он действительно мертв. — Черт его возьми, — зло пробормотал Макс. — Теперь придется возиться с похоронами. — Эй, Макс, тебе больше не надо таскать с собой пушку, — сказал Косой. — Ты можешь пугать людей до смерти. Макс с раздражением посмотрел на Косого: — Если бы я обладал таким даром, то я, пожалуй, когда-нибудь испытал бы его на тебе. Посмотри, что у него в карманах. Узнаем, кто он такой, просто от нечего делать. Косой обшарил карманы и извлек из них какие-то ключи, перочинный нож и бумажник. В бумажнике было около пятидесяти долларов мелкими купюрами. Там же находились водительские права с фотографией, выданные на имя Эндрю Мура. В боковом отделении бумажника лежала свадебная фотография. Женихом был Мур, а невестой — та самая девка, которая запустила его в заведение Пегги. — Симпатичный парень, — произнес Макс, глядя на фотографию. — Они были очень интересной семейной парой. Он достал какие-то бумаги из внутреннего отделения. Сложенная вырезка из газеты выпала на пол, когда Макс начал изучать находившуюся в бумажнике профсоюзную книжку. — Хотите знать? Этот парень был проходчиком. Членом профсоюза, своевременно делающим членские взносы. Как грустно. Интересно, что их довело до такой совместной жизни и почему он так часто устраивал налеты на Пегги? — Может быть, им нравилась атмосфера публичного дома? — предположил Простак. Косой хихикнул. Макс наклонился и, подняв газетную вырезку, пробежал ее глазами. — Эй, Башка, это объясняет, почему парень так легко испугался. Он прочитал заметку вслух. Речь шла о завале, случившемся полгода назад в каком-то туннеле. Один человек оставался под землей в течение двух дней. Его посчитали погибшим. На второй день его все-таки откопали, и он действительно был скорее мертв, чем жив. Пострадавшего звали Эндрю Мур. Макс обратился к парню в гробу: — Очень жаль, малыш, ты перенес тяжелое испытание. — Затем он повернулся ко мне: — У него, должно быть, развилась… как ее называют? — Он нетерпеливо защелкал пальцами. — Ты о чем, Макс? О какой-нибудь болезни? — спросил я. — Да, но не в теле, а в голове. Ну, понимаешь, что-то вроде того, когда порой боишься оставаться в закрытом помещении. — А, — сказал я. — Да, я понял, о чем ты. Это фобия — клаустрофобия. Только у этого парня был не просто страх, он умер, испугавшись, что окажется замурованным со всех сторон. Макс потер подбородок и прошелся по складу. — А вдруг у парня есть родители или братья-сестры, кроме этой его жены из публичного дома? Будет паршиво, если мы похороним его под чужим именем, а его родители или кто-нибудь еще проведут остаток жизни в поисках. — А что мы еще можем поделать, Макс? Мы не можем оставить его здесь. На завтра назначена пара похорон, и здесь будет много народу, — сказал я. Макс почесал в затылке: — Да, ты прав, Башка. Ладно, я думаю, что мы его где-нибудь оставим. Пусть его найдет кто-нибудь другой. Тогда его похоронят под собственным именем. — И где мы оставим мистера Мура, Макс? Мы посмотрели друг на друга, и Макс пожал плечами. — Впрочем, это не имеет значения, — продолжал я. — Особенно для мистера Мура. Мы можем выбросить его в любой подворотне. — А если кто-нибудь нас за этим застукает? — спросил Косой. — Ну, не знаю, как там с точки зрения закона… Впрочем, думаю, что должен быть закон, карающий за разбрасывание покойников. — Убийство при отягчающих, — уверенно произнес Простак. — Но не в случае с мистером Муром. Они убедятся, что он умер своей смертью. Макс улыбнулся: — Да, ты прав, Башка. Даже если кто-нибудь увидит, как мы выбросим мистера Мура, вскрытие покажет, что он умер естественным путем. Макс засунул бумажник в карман мистера Мура. — Ладно, Косой, подай «кадиллак» к дверям. Косой вышел. Мы достали тело из гроба и завернули его в портьеру. В дверях появилась голова Косого. — Машина подана. Макс без видимых усилий забросил тело на левое плечо. — Помочь? — спросил я. — Ха! Разве он что-нибудь весит? Каких-нибудь паршивых девяносто килограммов. Посмотрите, чисто ли на берегу. Косой выглянул на улицу и поднял руку, показывая, чтобы мы подождали. Макс стоял в центре комнаты и покрывался потом прямо на глазах. — В чем там дело? Этот парень становится тяжелее с каждой минутой. — Дружок с подружкой гуляли мимо. Все, Макс, пошли. — Косой махнул рукой. Хрипло пыхтя, Макс быстро двинулся к выходу. Мистер Мур почти совсем съехал с его плеча. Когда Макс проходил мимо, я расслышал, как вместе с выдохом у него вырвалось ругательство: — Ты, вшивый ублюдок! Едва мы свернули за угол, как на улицу обрушился ливень. Он был такой плотный, что казалось, будто кто-то поливает город из гигантского пожарного шланга. Макс капризно заявил: — Что за черт! Мы не можем оставить мистера Мура на улице в такую погоду. Да, зато мы его на некоторое время можем припарковать у Толстого Мои. Мы подъехали к задней двери салуна и внесли мистера Мура в нашу комнату. — Засуньте его в стенной шкаф, — сказал Макс. — Может быть, попозже я придумаю, куда его деть. Может быть, куда-нибудь туда, где ему будет по-настоящему хорошо. Мы осторожно уложили мистера Мура в шкаф и накрыли его набивным матом. Косой подошел к дверям, ведущим в зал, и крикнул Мои, что мы пришли. Мы сели за карты. Мои принес поднос с виски. — Что-нибудь срочное? — спросил у него Макс. — Что-нибудь вообще? — Да. Звонили из главного офиса. Сказали, чтобы ты им позвонил. И еще тебя ждут Химмельфарбы. Они пристают ко мне, чтобы я впустил их и снова дал с тобой поговорить. Они тут уже несколько часов, говорят, что у них есть деньги и они хотят их вложить. — Дешевые пуговичники. Так и хотят заняться рэкетом, чтобы зарабатывать легкие деньги, — неприязненно произнес Макс. — К черту их, подсыпь им в коктейли слабительного и вышвырни вон. Хотя нет. Постой, Мои. Может быть, я их проучу. Вели им подождать. Он прошел к телефону и связался с офисом. Косой начал передразнивать Макса: «Да… да… да…» Макс показал ему кулак и продолжил: «Да… да… да…» Заключительное «да» — и он положил трубку. Вернувшись к столу, он взял свои карты. Мы с любопытством смотрели на него. — Вы все подробно узнаете из последних газет, — равнодушно произнес Макс. — И о чем это? — спросил Косой. — О чем это мы узнаем из последних газет? Макс улыбнулся: — Этого малыша, Винсента Колла, взяли в оборот. — Кто получил приз Датчанина в пятьдесят тысяч? — поинтересовался я. — Коротышка. — Его оставшейся жизни не хватит на то, чтобы он успел порадоваться, — заметил Косой. — Крутой оборот, да? Как все произошло, Макс? — спросил я. — На Двадцать третьей улице, в телефонной будке. — Чем работал Коротышка? — спросил Простак, проявляя профессиональный интерес. Макс хохотнул: — Вы же знаете Коротышку. Он предпочел обойтись с этим малым, Коллом, без всякого риска. Не оставил ему ни одного шанса. Он просто подошел и почти перерезал этого малого автоматной очередью. Коротышка будет теперь так же знаменит, как таракан в китайской кухне. — И так же мертв, — добавил я. — А что, этот Коротышка хорош в обращении с «томми»?[10] — спросил Косой. Макс небрежно ответил: — Да, но полагаю, что любой другой будет не хуже. Все, что надо делать, — это покрепче за него держаться и давить на курок. Мы продолжали играть в карты. Время от времени в комнату заходил Мои с очередным подносом виски и каждый раз напоминал о Химмельфарбах. Макс давал один и тот же ответ: — Пусть пока ждут. Мы заняты. — В конце концов он обратился ко мне: — Я пытаюсь что-нибудь придумать. Что-нибудь такое, чтобы наколоть их. Мне хочется хорошенько проучить этих жадных болванов. — Как насчет того, чтобы продать им Бруклинский мост? — спросил Косой. — Мы можем предложить им лучшее вложение капитала, — сказал я. — Что именно? — спросил Макс. — Одну из машин Профессора для производства денег. — Да, в этом что-то есть, Башка, — согласился Макс. Немного погодя он швырнул карты на стол. — К черту карты! Косой, сыграй нам. Сыграй про последнюю поездку Бенни. Косой выколотил гармонику о ладонь и заиграл печальную мелодию. Отодвинувшись вместе с креслом к стене, Макс с мечтательным видом курил свою огромную сигару. Я не мог понять, чего он хочет. Почему он просто не отошлет этих чертовых братьев Химмельфарбов? Он мог сказать Мои, что не хочет их видеть. Он мог сказать им самим, чтобы они свалили раз и навсегда. Я вспомнил, как они впервые пришли к нам около года назад. Тогда они только приехали из Германии с кучей денег и сразу же начали пускаться в разные авантюры. Им везло, и, похоже, они правильно распорядились деньгами. Сейчас они управляли фабрикой на Гранд-стрит. Впрочем, их всегда тяготили проблемы с рабочими. Они полагали, что в Америке, в отличие от Германии, рабочие слишком независимы. Я вспомнил их высказывания в тот раз, когда они впервые встретились с нами. Они походили на группу клоунов. «У нас много денег; мы хотим заняться рэкетом. В Германии мы слышали: чтобы хорошо зарабатывать в Америке, надо быть рэкетиром». С тех пор они домогались нас в среднем один раз в. неделю и порядком нам надоели. Какого черта Макс не отошьет их от нашего заведения? Впрочем, я полагаю, он знает, что делает. Косой без устали играл траурное посвящение Бенни. Музыка проняла даже Простака, он стал ерзать и показывать мне рукой на шкаф. Я пожал плечами. Тогда он сказал: — Эй, Макс, как быть с мистером Муром? Может быть, дождь уже кончился? Косой вышел проверить, какая на улице погода. Вернувшись, он доложил: — Льет еще сильнее, чем раньше. Мы ждали, когда кончится дождь. Братья Химмельфарбы ждали в баре, когда смогут увидеть нас. Мы ждали и ждали, а дождь все шел, и Химмельфарбы все не уходили. Наконец Макс вызвал Мои: — Передай этим трем братцам, что я имею для них деловое предложение. Пусть приходят, завтра утром к десяти тридцати. Мы оставили мистера Мура почивать в стенном шкафу и разошлись по домам. Я поймал такси и доехал до отеля. Направляясь через холл к лифту, я встретил детектива отеля Свини. — Ну, как тебе та крошка? — спросил он. — Очень славная малышка, — ответил я и сунул ему двадцатидолларовую купюру. — Спасибо, малыш, — поблагодарил он. — В любое время, когда начнешь мечтать об одной из этих милашек, дай мне знать. — Как правило, я предпочитаю обходиться сам. Охотничий азарт, сам понимаешь. Он хохотнул. Дверь лифта открылась, и я поехал в свой номер. Набросав несколько заметок и записав кое-какие диалоги для своей книги, я вытащил из шкафа потрепанную книжку Стефана Крейна «Мужчины, женщины и корабли» и улегся в кровать. Глава 17 На следующее утро я появился у Толстого Мои немного позже обычного. Ребята уже вовсю резались в покер. Я открыл дверцы стенного шкафа и заглянул внутрь. Мистер Мур был на прежнем месте. — Ты, небось, думал, что он уйдет своим ходом? — с улыбкой сказал Макс. — Нет, Башка просто хотел сказать «доброе утро» мистеру Муру, — съехидничал Простак. Я подсел к столу, и Косой сдал мне карты. Через некоторое время в комнату заглянул Толстый Мои. — Там Химмельфарбы. Мне как, насыпать им в коктейли слабительного и вышвырнуть или впустить сюда? — Пускай подождут. Я скажу тебе, когда их запускать. Мы с любопытством проследили, как Макс достал пачку денег и отстегнул от нее два тысячедолларовых банкнота. Потом повернулся к Косому и сказал: — Сгоняй в Паблик Нэйшнл Банк и разменяй это новыми десятидолларовыми купюрами. Только проверь, чтобы они были совершенно новыми. Я изучил Макса настолько хорошо, что всегда мог более или менее точно определить, что стоит за его поступками. Однако это его задание поначалу повергло меня в полнейшее недоумение. Впрочем, я вскоре догадался. Значит, Макс все-таки решил предложить братьям печатную машину Профессора. — Что, собрался прикормить Химмельфарбов капустой перед тем, как спустить с них шкуры? — спросил я. Макс кивнул. Косой с недоумевающим видом взял деньги и отправился в банк. Минут через двадцать он вернулся с пачками новеньких десяток. Тихонько посмеиваясь себе под нос, Макс содрал с пачек ленты банковской упаковки и, засунув их в карман, разложил десятки ровным слоем по всему столу. Затем он разбросал часть купюр по полу и на креслах так, что комната стала походить на одно гигантское отделение кассового аппарата. С довольным видом оглядев оформление сцены для предстоящего спектакля, он сказал: — Башка, ты ведешь первую партию, а вы, ребята, с этого момента исполняете роль массовки. Понятно? Мы согласно кивнули. Макс обратился к Косому: — Скажи Мои, пусть запускает Химмельфарбов. Мои ввел трех братьев. Все они были низенькие, толстые и некрасивые до безобразия. Они осторожно вошли в комнату, стараясь случайно не наступить на валяющиеся на полу десятки и с почтительной завистью — глядя на денежную россыпь. — Заходите, заходите, — бесцеремонно произнес Макс. — У нас здесь немного не прибрано. Сегодня очень напряженный день. Чего вы там хотели? Старший из братьев было открыл рот, но Макс остановил его, подняв руку. — Минуточку, Химмельфарб. Он подобрал одну из валяющихся купюр и внимательно осмотрел ее, как будто бы продолжил прерванное появлением братьев дело. Затем он повернулся ко мне и, протянув десятку, сказал: — А знаешь, эта последняя партия из машины Профессора вовсе не так уж плоха. Ну-ка, посмотри, как на твой взгляд, Башка? Я аккуратно взял купюру двумя пальцами, осмотрел со всех сторон и, небрежно отбросив в сторону, ответил: — Да, Макс, они выглядят так, будто их только что произвело на свет правительство. Макс улыбнулся: — Да. Давай спросим у Химмельфарбов. Они тоже производители. Они могут определить, хороший ли продукт у них перед глазами. Он поднял другую десятку и сунул ее старшему из братьев. Тот нацепил очки и произвел тщательный осмотр, затем шумно прочистил горло и сказал: — Это прекрасные деньги, мистер Макс. Они ведь настоящие, верно? — А вы как считаете? — осведомился Макс. — Настоящие, настоящие прекрасные деньги, — ответил Химмельфарб и передал купюру братьям. Они тоже согласились, что это настоящие деньги. Забрав купюру, Макс поджег ее спичкой и, прикурив сигару, бросил купюру догорать в пепельнице. По физиономиям братьев было видно, что им стало неуютно от такого обращения с деньгами. Макс вопросительно взглянул на Химмельфарбов. — Итак, что у вас к нам, джентльмены? Извините, что мы заставили вас ждать, но сами видите: мы очень заняты. В тот момент, когда старший из братьев, который, по-видимому, являлся полномочным представителем троицы, открыл рот, Макс поднял руку. — Еще минуточку, Химмельфарб. — Он повернулся ко мне: — Значит, решено. Мы покупаем у Профессора эту машину по изготовлению денег. Согласен? — Да, конечно, — ответил я и щедро добавил «лапши»: — это лучшее производство из тех, которые мы можем открыть. Никакой зарплаты рабочим, никаких накладных расходов. Просто отличный способ вложения денег. — Отличный способ! — эхом повторили Простак и Косой. — Секунду, ребята, — сказал Макс. — Мы не обсудили один вопрос. Ведь у нас нет производственных площадей. Нам необходимо место, где бы мы могли разместить машину. Это помещение совершенно не подходит. — Макс обвел комнату рукой. Химмельфарбы начали тихо перешептываться. Они брали в руки купюры и придирчиво их изучали. Не обращая на них ни малейшего внимания, мы продолжали обсуждать вопросы, связанные с приобретением печатной машины, стоимость бумаги, чернил, других необходимых компонентов. Наконец Макс произнес: — Ну ладно, давайте вначале решим с Химмельфарбами. У них свои собственные проблемы, и их не интересуют наши дела. Представитель Химмельфарбов сказал: — Мы можем подождать. Занимайтесь своим делом, мистер Макс. Это очень интересно. Вы обсуждаете замечательное дело. — Он обратился ко мне: — Пожалуйста, продолжайте, мы не хотим мешать вашему разговору, мистер Башка. Я вежливо улыбнулся: — Нет-нет. Мы и так заставили вас долго ждать. В чем заключается ваш вопрос? — Ну, значит, так, — начал Химмельфарб. — Наши дела идут вяло, очень вяло. — Он откашлялся. — И наши доходы — это совсем не доходы. Поэтому, зная, что у вас, ребята, есть множество способов сделать деньги, мы подумали, что, может быть, вы согласитесь предложить нам какое-нибудь новое дело. Что-нибудь такое, что приносит хорошую прибыль. Какое-нибудь дело, до которого у вас самих из-за занятости не доходят руки. У нас есть деньги, которые мы можем вложить в настоящее, хорошее предприятие. Ведь верно? Он посмотрел на своих братьев. Те энергично кивнули и льстиво улыбнулись. Мне даже стало немного жаль их. Уж слишком они были доверчивы. Макс вынул изо рта сигару и, задумчиво потирая подбородок, произнес: — Вот что я вам скажу, Химмельфарбы. Дайте мне подумать денек-другой. Может быть, я что-нибудь соображу. Загляните на всякий случай завтра, ладно? Макс, подобно хорошему рыболову, старался не перегрузить леску. Он их уже подсек и теперь потихоньку раскручивал катушку. Химмельфарбы согласно кивнули в ответ и сгрудились тесной кучкой, оживленно перешептываясь и размахивая руками. Не глядя на них, мы продолжили разговор о возможной недельной прибыли, которую может дать печатная машина. При этом мы громко оперировали астрономическими цифрами, и братья становились все более и более возбужденными. Наконец они не выдержали. — Извините меня, мистер Макс, — произнес один из Химмельфарбов. — Может быть, вы позволите нам взять некоторые из этих десятидолларовых бумажек, лежащих на полу? Макс щедро махнул рукой: — Конечно! Угощайтесь. Их изготовление обходится всего в двадцать пять центов за штуку. — И все? — спросил Химмельфарб. — Боже всемогущий! Вот это прибыль! Тут вмешался я: — Вообще-то, правительству Соединенных Штатов изготовление таких бумажек обходится в один цент. Это потому, что у них более мощные печатные станки и они больше производят. Вы ведь понимаете, да? Вы же сами производители. Чем больше производишь, тем дешевле обходится — правило любого производства, верно? Все трое энергично кивнули. — Кстати, Макс, — добавил я, — насколько я понимаю, Профессор использует более качественную бумагу, чем правительство. Поэтому и стоимость производства у него выше. Я тут же подумал, не перегнул ли палку, и внимательно посмотрел на братьев. Нет, по их виду можно было уверенно сказать, что они заглотили не только крючок и грузило, но и всю леску до самого удилища. Самый молодой из братьев отважно выступил вперед. — Мы слышали, как вы разговаривали о производственном помещении. У нас есть помещение, идеально подходящее для производства денег, мистер Макс. — Ну, я не знаю… — неуверенным тоном произнес Макс. — Нам не нужны партнеры. Но, с другой стороны, мы очень загружены другими делами. — Макс вопросительно посмотрел на нас. — Прибыли хватит на всех, Макс, — ответил я. — Мне братья представляются достаточно надежными людьми. Старший из Химмельфарбов поддержал меня энергичным кивком: — Да, мы можем представить множество рекомендаций.
|
|||
|