Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления!

Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления!

Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения.

Спасибо.

Мэгги Райли

"Роман с соседом по комнате"

Серия: вне серии

Автор: Мэгги Райли

Название на русском: Роман с соседом по комнате

Серия: вне серии

Перевод: Катерина Сорокина

Сверка: betty_page (1-19 гл)
Бета-коррект: Евгения Дулисова

Редактор: Eva_Ber

Обложка: Катерина Сорокина

Оформление:Eva_Ber

Аннотация

Влюбленность не входила в список ближайших планов Эллисон Лоусон. Как у опытного помощника режиссёра, у нее было распланировано все. Она не любила сюрпризы. Поэтому, когда она оказалась в квартире, которую только что сняла, последнее, что девушка ожидала увидеть, — соседа по комнате.

Особенно высокого и мускулистого.

Шейн Гаретт вернулся в Бруклин. После смерти его родителей пять лет назад он переехал, чтобы заботиться о своей младшей сестре. Но сейчас она поступила в колледж, и он готов вернуться к холостяцкой жизни, которую привык вести: собственное жилье, полный холодильник пива и новая женщина каждую ночь. Но сюда не входило неожиданное появление в его душе сексуальной брюнетки. Он ведь даже еще не приглашал ее на ужин.

Сейчас Элли и Шейн делят квартиру с одной спальней и строят друг другу глазки. Никто не может отрицать те искры, что летят между ними, но отношения не входят в повестку дня Элли. Сможет ли Шейн убедить ее, что любовь нельзя спланировать?

Глава 1

Элли

Моя лучшая подруга Лиз всегда говорила, что даже в самый удачный день мое пение звучит как вопли обезумевшей кошки, которую душат. Она была права. Именно поэтому обычно я пела в душе, мучая только себя. По этой же причине у меня не было соседа по комнате еще со времен колледжа. Я не хотела, чтобы кто-то через это проходил. Это было слишком жестоко.

Потому что есть только несколько дней, когда девушке нужно попеть в душе. И сегодня был один из таких.

Все началось строго по плану. Потому что это именно то, что я делала. Планировала. Я была Элли Лоусон, отчаянной любительницей расписаний и королевой списков задач. На моем телефоне было установлено, как минимум, пять разных приложений для создания списков, и в любое время я обычно работала с двумя десятками разных списков. И это не включая мои основные списки. Списки вроде: «Любимые дорожные закуски Элли» (покрытые шоколадом крендельки и мармеладные червячки), или «10 основных причин всегда носить скотч» (нужно подвернуть края одежды? Скотч — чертовки крутой вариант!), или «Знаменитости, с которым Элли никогда не встречалась, но на кого охотно бы помастурбировала» (Ченинг Татум, Ченинг Татум, Ченинг Татум).

Я никогда ничего не делала без списка. Даже без нескольких. Данное новшество пришло в жизнь спустя несколько недель и несколько десятков списков. Я взвесила все за и против, распределила личные и профессиональные потребности и напомнила себе все причины, почему я скучала по Нью-Йорку. Причем бейглы* занимали одно из первых мест в списке «за» (прим. бейгл — это закрученная выпечка из обыкновенного дрожжевого теста, несладкий бублик с разными начинками. Очень популярное блюдо в Канаде, Великобритании, Америке).

Моему бывшему никогда не нравились такие списки. Сначала я думала, что это было потому, что он был тем, кому нравилось плыть по течению, жить настоящим. Оказалось, что он просто не хотел, чтобы я все контролировала.

Я жила в Нью-Йорке уже три года. Три года с тех пор, как я жила где-то дольше недели. И пока жить жизнью на чемоданах удавалось — особенно, если ты был организованным, какой я определенно была, я не могла отрицать, что мне захотелось стабильности. И бейглов.

Плюс мне было сложно устроиться на работу. Сразу после колледжа я стала ассистентом помощника режиссера тура «Кошки» (прим. мюзикл Э. Ллойда Уэббера по мотивам сборника детских стихов Т. С. Элиота «Популярная наука о кошках, написанная старым опоссумом»). Я прыгала с постановки на постановку и закончила тем, что стала помощником режиссера для официальной гастрольной труппы мюзикла «Злая». И я была чертовски хороша в этом. Само собой разумеется, мой бывший не придал этому значения. Он снова и снова говорил мне, что никому не понравится быть на побегушках у девушки, что мне следует перейти в «творческую» часть театра, где я смогла бы расслабиться, и где на мои плечи легло бы меньше ответственности. Но я не хотела расслабляться. Я получала удовольствие, отдавая указания в полнейшем хаосе, жила в предвкушении удачной премьеры. В итоге я сохранила работу и избавилась от парня. Хотя я ненавидела признавать это, отчасти причиной того, что я так стремилась к успеху — доказать ему и другим, кто сомневался во мне, что я рождена для этой работы. Списки и все остальное.

Но я устала путешествовать. И хотела быть режиссером Бродвейского шоу. Бродвей. Мне было двадцать пять. Я была готова. Вооруженная своими списками задач, я строила планы. Я заручилась поддержкой, посетив несколько интервью с потенциальными шоу, и — как в знак того, что я приняла правильное решение — Лиз разрешила мне снять ее квартиру за низкую плату, пока она проходила кастинг для шоу в Коннектикуте.

Все бы прошло идеально. Вселенная и я пришли к взаимопониманию. Если у меня был список, я контролировала все. Все должно было быть хорошо.

Но не пошло. Несмотря на все мои списки и планирование, последние двадцать четыре часа были полнейшей катастрофой.

Я была в аэропорту за два с половиной часа до вылета. Это всегда давало мне достаточно времени пройти регистрацию, процедуру посадки и найти место возле прохода. Некоторые люди (кхм, кхм, Лиз) считали, что прибытие за пять секунд до того, как выход на посадку закроется, идеально допустимая альтернатива. Она ошибалась.

Но этим утром аэропорт был нереально забит, и людей собирали возле терминалов на задержавшиеся рейсы как потных, замученных сардин. Вы можете спросить: если я была таким хорошим планировщиком, как получилось так, что я не знала о задержках? Знала. Конечно, знала.

Мой полет изначально был назначен на ночь до этого, но я уточнила время, и мне удалось провести вечер в номере гостиницы, а не в аэропорту.

Однако когда я позвонила утром проверить статус моего рейса, женщина на другом конце, которая, как я полагаю, была пьяна, уверила меня, что с новым расписанием не будет никаких проблем.

Вместо этого следующие восемь часов я провела в ожидании своего рейса. Рейс, который потом был перенаправлен в Даллас — в направлении, совершенно противоположном от нужного мне. Затем я провела шесть часов в середине ночи в Далласе, где все было закрыто, и я не могла поесть, перед тем как пересесть на следующий самолет до Нью-Йорка. Самолет, который должен был приземлиться в Международном аэропорту имени Джона Кеннеди. Вместо этого он полетел в Ла Гуардия, самый неудобный из всех аэропортов. Номер три в моем списке хороших аэропортов Нью-Йорка.

Одним автобусом и двумя пересадками на метро позднее, в середине часа пик, я, наконец, добралась до квартиры Лиз, таща сумку со всем своим имуществом через три пролета лестницы, потому что лифт не работал. На данном этапе мои планы были исправлены уже так много раз, что мое приложение для составления списков дважды выкинуло меня и потребовало, чтобы я перезагрузила телефон.

Я была измучена, голодна и покрыта грязью с тысяч нью-йоркцев, с которыми я терлась локтями в метро. Все, чего я хотела, — вздремнуть, пиццу и душ. Можно и не в этом порядке.

У Лиз была типичная бруклинская однокомнатная квартира. Я приготовилась к беспорядочному вихрю, так как это было типичным состоянием существования моей подруги, но увидела, что место было, к удивлению, опрятным. Не было разбросанной одежды на полу или переполненной мусорной корзины. Все вообще выглядело так, будто тут недавно убирались. Но помимо отсутствия беспорядка, она была очень похожа на комнату Лиз, когда мы жили вместе во времена колледжа. Стены были покрыты театральными афишами, книжная полка была забита сценариями и театральными программами. Был маленький телевизор и диван, а так же множество сверкающих фонариков, украшающих дверные и оконные проемы. Это было похоже на дом чудаковатой феи.

Сама по себе квартира было милой, но маленькой. Крошечная кухня, не то что бы я собиралась готовить на ней, но нужно было место для хранения еды на вынос и меню, приличного размера гостиная, большая часть мебели которой, скорее всего, была принесена с улицы, но самое главное — спальня с двуспальной кроватью.

Я хотела распластаться на ней. Но, находясь в метро, я пересмотрела сегодняшние планы в семнадцатый раз и решила, что пока я была настолько уставшей, что почти уснула на плече какого-то незнакомого парня, то поняла, что будет намного лучше, если сначала я пойду в душ. Таков был план. Душ, сон, еда.

Поэтому я сняла с себя одежду, засунула ее в сумку с остальными грязными вещами и направилась в душ, чтобы петь серенады. Рок-концерт: вечеринка одного.

Шейн

Я вошел в квартиру и был встречен безумными воплями. Душ был включен, но вода не заглушала звук кого-то, кто безжалостно издевался над песней из фильма «Телохранитель» (прим. песня из фильма «Телохранитель» 1997г, исполнила Уитни Хьюстон).

— И я всегда будууууу люююююбииить тееееееебяяяяя…

«Господи».

Если бы в моей руке был стакан, я абсолютно уверен, что на этой ноте он бы разбился. И пока я мог оценить энтузиазм пения — а его было много — последнее, что мне хотелось сделать в этот момент, — смириться с фактом, что в моем душе незнакомка. Незнакомка, напрочь лишенная слуха.

Вытащив телефон, я набрал номер сестры. Конечно же, я тут же был перенаправлен на голосовую почту. Не то что бы я был удивлен. Я должен был знать, что моя легкомысленная квартиросъемщица не покинула бы город, не оставив каких-то проблем. Она была похожа на крошечный, блондинистый ураган, всегда оставлявший после себя разрушения. И я имел удовольствие познакомиться с друзьями Лиз. Они, как и сама Лиз, были актрисами, а это чаще всего значило, что они были красивыми, но чертовски непредсказуемыми. Последнее, чего я хотел прямо сейчас, — иметь дело с какой-нибудь вспыльчивой актрисой, которая не может держать свои эмоции при себе. У меня было достаточно времени на управление своей собственной жизнью, и я не был настроен разбираться с чьей-то еще.

Я должен был знать — уж слишком хороша эта ситуация, чтобы быть правдой. Когда я узнал, что Лиз несколько месяцев не будет в городе, меня вдохновила возможность снова пожить в этой квартире. Хотя я и был ее владельцем и использовал нижний этаж как свою студию, свободного места осталось также мало, как и до моего отъезда, и теперь это было неправильно, выставить кого-то только для того, чтобы быть поближе своему рабочему месту.

Кроме того, до этого момента я не мог бы жить здесь, даже если бы свободное место и было. Я заботился о младшей сестре, Меган, с тех пор как ей исполнилось четырнадцать, что означало, что я не смогу переехать, пока она не закончит старшие классы. Главным для меня было ее благополучие, и хотя тогда я был глупым двадцатидвухлетним парнем, который понятия не имел, как разговаривать со своей сестрой-подростком, не говоря уже о том, чтобы стать ее охранником и временным родителем, мне каким-то образом удалось продержаться все эти годы и не убить ее. На данный момент это было моим величайшим достижением.

Сейчас у Меган начался первый семестр в Нью-Йоркском Университете, и было разумно вернуться в Бруклин, где я мог бы начать заново свой бизнес по изготовлению мебели и жить поближе к сестре. Но не настолько близко, чтобы ей мешать.

Лиз разрешила мне остаться в ее квартире — которая была моей, пока я не уехал — и за последние двадцать четыре часа не произошло ничего из ряда вон выходящего. Прошло так много времени с тех пор, как у меня была какая-то личная жизнь, и я уже строил планы на то, как извлечь из этого побольше выгоды. Планы с участием женщин. Я не мог вспомнить, когда последний раз был на свидании, не говоря уже о том, чтобы с пользой провести время с обнаженной женщиной.

А когда я подумал о качественном времяпрепровождении, на которое надеялся, это не подразумевало слушание фальшивого пения в душе. Сбросив влажную рубашку с груди, я со страстным желанием разглядывал закрытую дверь душевой. Весь день я провел на нижнем этаже в мастерской, перетаскивая древесину и разрезая ее на куски. Я устал, у меня все болело, и даже, несмотря на осеннюю прохладу в воздухе, я вспотел как свинья. Последнее, с чем я хотел сейчас столкнуться, — жилищный вопрос. Особенно с квартиранткой, которая считала делом всей своей жизни сделать так, чтобы я больше никогда не захотел смотреть кино с Кевином Костнером.

К счастью, песня закончилась, пение прекратилось, и душ выключили. Скрестив руки, я откинулся на кухонную стойку, гадая, кто выйдет из ванной.

Как только дверь открылась, пар наполнил комнату, и вышла невысокая брюнетка, завернутая в полотенце. Она была великолепна, ошибиться было невозможно, ее кожа была мягкой и розовой от горячей воды, тело имело соблазнительные изгибы, губы были полными и сочными. Ее влажные волосы разметались по плечам, а невероятные бедра покачивались, когда она напевала другую песню. Все так же фальшивя. Ее глаза были закрыты.

— Привет, — поздоровался я. Мой голос, неожиданно для меня, прозвучал ниже и хрипловато, но прошло много времени с тех пор, как я в последний раз видел полуобнаженную женщину. Особенно такую, как она. При этом звуке ее глаза распахнулись, и она закричала… и уронила полотенце.

Глава 2

Элли

Я не знала, что хуже — то, что я стояла голая перед совершенно незнакомым мне человеком, или то, что мне хотелось, чтобы у меня были побриты ноги. Потому что кем бы ни был этот незнакомец, он был чертовски привлекателен. При других обстоятельствах нагота могла бы быть полезной. Но в данный момент это было идеальное окончание и без того ужасного дня.

Услышав мой пронзительный вскрик, незнакомый мужчина вздрогнул и потянулся за полотенцем в то же время, когда я неистово схватила его. Мы столкнулись лбами, и от удивления я упала на колени, руками прикрывая все, что только можно.

— Вот, — сказал мистер Привлекательный и Полностью Одетый, протягивая мне полотенце.

Я выхватила его, одновременно испытав облегчение и разочарование от того, что он отвел глаза, когда я туго обматывала ткань вокруг своего все еще влажного тела. На всякий случай я обняла себя руками. Я не хотела рисковать и снова показать ему свое обнаженное тело. Это и так было достаточно неловко, чтобы спровоцировать несколько ночных кошмаров.

— Ты, должно быть, подруга Лиз, — сказал он, скрестив руки на груди. Он на самом деле был привлекательным, высоким и широкоплечим, с мускулами, подчеркнутыми обтягивающей серой рубашкой, руками. На нем была пара поношенных джинсов, а его каштановые волосы чуть завивались кудряшками на лбу. Это придавало бы ему мальчишескую привлекательность, если бы не многодневная щетина, делающая темным его идеальный подбородок. Вместо этого он выглядел грубым и мужественным, и очень соблазнительным. Все мое тело пело. Прошло слишком много времени с тех пор, как я была так близко к мужчине, в любой степени обнаженности. Я была не готова к этому всему. А должна была.

Кто-то вроде Лиз возможно и извлек бы выгоду из данной ситуации. Может быть, оставил полотенце на полу. Или даже принял позу. Но это было не в моем стиле. Я крепко прижимала полотенцу к своему телу. Потому что я не была безумной или смелой. Я не рисковала и не принимала опрометчивых решений. Я составляла списки и планы. Я любила порядок и контроль, и хотя все эти вещи делали меня действительно хорошим помощником режиссера, все это никак не помогало моей личной жизни, которой практически не существовало последние несколько лет.

И так, скорее всего, будет и дальше. Если мне повезет найти работу на Бродвее — а я отказывалась рассматривать вероятность того, что нет — я буду работать долгие часы и постоянно по первому вызову. Мой скудный опыт показал, что парням обычно не нравится оказываться на втором месте после работы (прим. игра слов с анг. «taking a backseat» — быть на втором плане, занимать второстепенное место, а так же забираться/садиться на заднее сидение). Не то, что бы меня не прельщала идея забраться на заднее сидение с этим парнем или оказаться в другой горизонтальной позе. Незнакомец прочистил горло, и я поняла, что пялюсь.

— Подруга Лиз? — переспросил он, и на этот раз его слова дошли до моего измотанного мозга. Потому что только это было единственным разумным объяснением, почему я вела себя как совершеннейшая чудачка.

— Подруга Лиз, — быстро подтвердила я, прижимая полотенце еще ближе к телу. Очевидно, я сделала что-то, что расстроило вселенную. Первый симпатичный — по-видимому, с гетеросексуальной ориентацией — парень, с которым я вошла в контакт за последние месяцы и, конечно же, я оказалась нагой и без марафета. Буквально два моих наименее любимых состояния.

— Наверно нам следует продолжить этот разговор с большим... — незнакомец жестом указал на мое полотенце. — Количеством надетой одежды.

Лицо у меня горело, и я схватила свою сумку, ударившись локтем о стену. Меня пронзила боль. Схватившись за ушибленную конечность, я уронила сумку, что причинило мне еще больше боли, и мне еле удалось удержать полотенце, чтобы не устроить мистеру Горячий Незнакомец еще одно бесплатное шоу.

— Черт возьми, — простонала я, обнаженная, неподготовленная и страдающая от боли.

— Ну, давай же, Келли Кларксон (прим. американская певица и актриса), — сказал он, положив руки мне на плечи, и нежно откинул на диван, усаживая меня. — Дай посмотрю, — он взял мою руку и исследовал локоть. Его пальцы были грубыми и мозолистыми, но мое тело очень сильно наслаждалось его прикосновениями. Сейчас у меня болело уже совсем в другом месте. Я быстро свела колени.

— Келли Кларксон? — спросила я, пытаясь сосредоточиться, когда он касался меня.

— Я застал конец твоего концерта, — сказал он мне, сразив улыбкой.

Мои глаза расширились, когда я осознала, что он подслушивал меня в душе. Да-да. Вселенная определенно наказывала меня. Я уронила голову на руки.

Откинувшись на диван, он поддразнил:

— Не переживай. Уверен, собаки большие фанаты того, что ты делаешь.

Я взглянула на него сквозь пальцы.

Он скрестил руки на груди.

— Итак. Мы должны разобраться, почему мы оба в квартире Лиз.

Он оглядел мою сумку.

— Полагаю, ты думаешь остаться.

У меня открылся рот.

— Ну конечно, я остаюсь.

Я проигнорировала боль в ноге и локте и подошла к стойке, куда положила ключи Лиз. Я взяла блестящий брелок в форме бабочки розового цвета.

— Лиз дала это мне.

— А мне она дала вот это.

Сунув руку в карман, незнакомец вытащил оттуда пару таких же ключей, только на этих в качестве брелока была блестящая фиолетовая бабочка.

Я прислонилась к кухонной стойке.

— Черт побери, Лиз, — пробормотала я.

— Да-да, — согласился незнакомец, проведя рукой по волосам. — Черт побери, Лиз.

Он показал на телефон.

— Я пытался позвонить ей, но нарвался на автоответчик.

Он встал.

— Полагаю, в типичной для Лиз манере она забыла, что пообещала место нам обоим.

— Я — ее лучшая подруга, — возразила я. По меньшей мере, я должна обойти его в иерархии Лиз. — А ты кто?

— Шейн Гарретт, — ответил он. — Хозяин квартиры.

«Черт возьми!»

— Вы владелец здания?

Апартаменты в Бруклине стоили недешево, и на вид парень был не намного старше меня. Но если он был богатым, почему он здесь?

— Сколько тебе лет?

— Двадцать семь.

Он улыбнулся мне. Это была действительно милая улыбка.

— А ты?

— Двадцать пять.

— Вообще-то меня больше интересует твое имя, — сказал он нежно, и я покраснела от недопонимания. Я чувствовала себя смущенно и будто не в своей тарелке и ненавидела это.

— Я Эллисон Лоусон. Элли, — быстро сказала я. — Лиз сказала, что я могу оставаться здесь, пока она будет в Хартфорде.

— Да, я получил похожее предложение.

Вдруг я почувствовала усталость. Весь этот паршивый день навалился на меня, и что мне было нужно прямо сейчас, так это план. Список. И сон. И не в этом порядке. Я зевнула, не успев остановить себя.

Шейн оценивающе взглянул на меня, и я поняла, что и он выглядит довольно уставшим.

— Слушай, — сказал он мягко, очевидно чувствуя мою усталость. — Что если мы попытаемся решить эту проблему после нескольких часов сна?

Я быстро кивнула.

— Интересное предложение, — сказала я, запоздало понимая, что здесь только одна спальня и одна кровать. Я потянулась к своей сумке. — Просто дай мне переодеться в ванной, и я займу диван.

Но Шейн покачал головой.

— Я не позволю тебе сделать это. Я буду спать на диване.

Я бросила на него взгляд. Он был на добрый дюйм* или около того выше 183 см, и для кого-то с его габаритами диван был бы ужасным местом для сна (прим. 1 дюйм — 2,54 см).

— Он слишком мал для тебя.

Он пожал плечами.

— Я спал и в условиях похуже.

— Как и я, — ответила я. Так и было. Работа на путешествующую труппу означала, что иногда тебе приходится спать там, где сможешь. Я спала в автобусах, вестибюлях гостиниц, на сцене. Я была профи по сну в странных местах. Бугорчатый старый диван был не проблемой. Схватив сумку, я уронила ее на диван, как будто претендуя на него.

Шейн поднял бровь, очевидно не отступая.

— Меган убила бы меня, услышав сейчас наш разговор.

— Меган?

«У него есть девушка?»

— Моя сестра, — пояснил он, и я отмахнулась от возникшего чувства облегчения. «Меня не волнует, одинок ли он. Так? Так».

— Обещаю, что не расскажу ей.

Он скрестил руки на груди, закрываясь от меня.

— Понимаешь, я просто собираюсь поднять тебя и унести в спальню в ту секунду, как ты уснешь.

У меня открылся рот.

— Ты не осмелишься!

И мне не нравилось, что я тут же представила это. Его теплые, сильные руки вокруг меня, поднимают в свои... объятия...

— Попробуй проверь.

О, как я хотела этого! Но это было плохой идеей. И учитывая то, как ужасно прошел день, несмотря на все мои хорошие идеи, я и в самом деле не могла рисковать любой потенциальной плохой идеей. Вместо этого я схватила свою сумку и пошла в спальню, хлопнув дверью.

Глава 3

Элли

Я пыталась сердиться на Шейна, но сложно злиться на виртуального незнакомца, который настоял на том, чтобы предоставить мне более комфортное место для сна. Вместо этого я решила злиться на него за то, что он был слишком привлекательным. Парень, который был хорошим и милым? Да как он мог!

«Позвони мне», — написала я Лиз перед тем, как бросить полотенце через комнату и перерыть свою сумку в поисках чистой одежды, которая у меня осталась. К счастью, с тех пор как я стала великим планировщиком, то откладывала чистую пижаму, зная, что прямо сейчас у меня не будет времени на стирку. Надев пижаму, я забралась в постель. Постель, которая пахла опилками и мылом. Как Шейн. Мне довелось хорошо вдохнуть этот невероятный запах, когда я пронеслась мимо него в спальню. Это только подтверждало мои предположения, что он получил потрясающее тело не только благодаря поднятию тяжестей. «И вообще, кто в Бруклине пах опилками? Пиццей? Конечно. Помойкой? Летом, держу пари. Но опилками? Это не Дикий Запад». Но все же я подавила желание уткнуться лицом в подушки и сделать глубокий вдох.

Боль у меня между ног все нарастала. Я попыталась снова думать о помойке. Это не сработало. Я подняла одеяло.

— Я знаю, чего ты хочешь, шлюшка, — прошипела я вероломной части тела. — Но у тебя ужасный вкус на мужчин.

Но казалось, что мое тело это не волновало. Хорошо, что мозг всегда одерживал верх, когда дело касалось вопросов секса и отношений. Мое тело было жадным и нетерпеливым, и если бы зависело от меня, я могла бы сделать больше, чем просто залезть в постель к Шейну. Я помнила, какими нежными были его прикосновения, как шершавые края его мозолей вызывали покалывание кожи. О да, если бы мое тело принимало решения, я бы была на этом парне, подобно шоколадному соусу на мороженом с фруктами.

Это было нелепо. Потому что парни, которые выглядели как Шейн, не встречались с девушками вроде меня. Не то чтобы со мной было что-то не так. Мне просто посчастливилось быть среднестатистической. В буквальном смысле. Когда вы просмотрите параметры среднестатистической женщины в Америке, вы получите мои статистические данные. Средний рост, вес, размер обуви, средний размер груди и т.д. и т.п.

Большую часть времени я не возражала против этого. Быть средней было хорошо до тех пор, пока не войдешь в близкий контакт с кем-то вроде Шейна, который заставляет девушку желать, чтобы она была чем-то большим. Чем-то заманчивым.

Я мысленно дала себе пощечину.

Я приехала в Нью-Йорк не для того, чтобы спать с привлекательным мужчиной. Я приехала получить работу. Ту, что удержит меня в одном месте больше, чем на несколько дней, и сделает мне карьеру.

Зазвенел телефон, и я схватила его. Я предположила, что это Лиз, поэтому ответила, даже не глядя на номер. Это было ошибкой.

— Что-то случилось? — голос моей матери был обезумевшим. — Тебя ограбили?

Я вздохнула и оперлась головой о стену. Прошло меньше суток с тех пор, как я разговаривала со своими родителями, но с момента, как они узнали, что я вернулась в Нью-Йорк, то переживали о моей безопасности и звонили даже чаще, чем обычно. Это не помогало, потому что они паниковали в иррациональной, чрезмерной мере среднезападных родителей без опыта в жизни в больших городах.

— Привет, мам.

Я пыталась сделать так, чтобы мои слова звучали оптимистично.

— Твой голос звучит ужасно.

Именно по этой причине я не стала актрисой.

— Я в порядке, — разуверила ее. — Просто устала.

— Я читала, что жизнь в Нью-Йорке делает людей на 25% более усталыми, — сказала она. — К тому же, ты раньше умрешь.

— Тебе следует перестать черпать информацию из фейсбуковских мемов.

Я ущипнула себя за нос.

— Нью-Йорк ничем не отличается от Небраски.

Очевидная ложь, но мои родители никогда не посещали Нью-Йорк. И не собирались.

— Я слышала, что там повсюду наркотики, — продолжила мама как ни в чем не бывало. — Что их там полные торговые автоматы. Полные ЛСД.

— Мам, я очень сильно сомневаюсь, что здесь есть торговые автоматы полные мормонов (прим. тут игра слов LSD — синтетический наркотик, а LDS church — Церковь Иисуса Христа Святых последних дней — религиозная организация реставрационистского происхождения, наиболее крупная ветвь мормонизма).

— Ты знаешь, что я имею в виду. Мы просто переживаем за тебя, — сказала она, и я знала, что, по меньшей мере, хоть это было правдой.

— Я в порядке, мама. Я знаю, как позаботиться о себе.

— Тут есть работа, — она решила попробовать другую тактику. — Местный театр ставит «Призраков опер». Тебе ведь нравится этот спектакль?

— «Призрак оперы», — поправила я ее. — Один призрак, одна опера.

— Хорошо, я разговаривала со Сьюзи, которая вызвалась добровольцем в буфет, — ее дочь берет уроки после школы — и она сказала, что они ищут людей, которые бы помогали за сценой. Строили декорации и поднимали-опускали занавес. Это было бы идеально для тебя. Она сказала, что поговорит с кем-то об этом.

По голосу мамы чувствовалось, что она была чрезвычайно довольна собой.

— Видишь, у тебя уже есть связи.

Я легонько ударилась голову о стену позади меня.

— Мам, я помощник режиссера. Я не буду строить декорации или командовать занавесом.

— Ну, если ты не собираешься быть гибкой….

— Мне нужно идти, — прервала я ее. — Мне звонят.

Еще одна ложь, но это было лучше, чем разговаривать до тех пор, пока она не начнет интересоваться по поводу того, почему я не замужем и как мужчины в Нью-Йорке хотят жениться на моделях и певицах. Те, что были тощими. Не как мужчины Небраски, продолжала бы она говорить мне. Мужчины на Среднем Западе ценили женщин с формами.

Я на самом деле могла жить без разговоров о моем «весе» также известных как грудь и бедра, которых у меня было в избытке. Мама просто не понимала, что у меня не было времени на отношения. Любого рода. Что у меня были приоритеты, и мужчины были в самом конце этого списка. И был настоящий список. Конечно.

— Перед тем, как ты уйдешь, дорогая, я только хочу сказать тебе одну вещь, — быстро сказала моя мама.

— Какую? — спросила я, пытаясь скрыть разочарование в голосе.

— Я просто хочу, чтобы ты знала, что Кевин вернулся в город.

Отлично. Хуже, чем разговор о моих прелестях, был разговор о Кевине Томасе, моем парне во времена старших классов, которого мои родители хотели видеть моим мужем. Кевин Томас — парень, который всегда говорил мне не в самой милой и приятной форме, что я вела себя «будто больная ОКР (прим. обсессивно-компульсивное расстройство личности, характеризуется чрезмерной склонностью к сомнениям, поглощённостью деталями, излишним перфекционизмом, упрямством, а также периодически возникающими навязчивостями)». Кевин Томас — парень, который порвал со мной за день до выпускного.

Я не хотела говорить о нем.

— Мам, мне и правда надо идти, — сказала я ей, и в моем тоне сквозило раздражение.

— Оу, ладно, — ответила она немного поспешно, и я почувствовала себя виноватой.

Я повесила трубку, чувствуя себя еще более утомленной. Я знала, что мои родители все еще надеялись, что я вернусь в Небраску и выйду замуж за кого-то, с кем была во времена старших классов, как это сделали мои сестры. Почему они все еще тосковали по Кевину, было выше моего понимания. Казалось, будто родители думали, что разрыв произошел по моей вине, и если бы я приложила больше усилий, мы могли бы остаться вместе. Остаться вместе, остаться в Небраске и иметь два с половиной ребенка. А пока это не произошло, я была совершенно точно уверена, они думали, что я зря проживаю свою жизнь.

Не то чтобы они не верили в меня. Они любили и поддерживали меня, просто хотели, чтобы я была ближе, где они могли точно знать, что я в безопасности и занимаюсь доходной деятельностью. Ну, а замужество и дети — дополнительный бонус. Раз в несколько недель я получала на электронную почту письмо с ссылкой на профиль в Facebook какого-то одинокого парня, с которым, как они думали, я могла бы общаться. Они были убеждены, что правильный парень сможет вернуть меня домой.

По крайней мере, дистанция свела к минимуму обеспокоенные лекции. Моему старшему брату, Джошу, повезло меньше. Он до сих пор жил в Небраске, но не собирался создавать семью, что сводило родителей с ума. Хотя мои две сестры уже подарили им пять внуков, они хотели большего, и он был следующим в очереди.

Наверное, не помогало и то, что мой брат отлично справлялся с детьми, особенно нашей племянницей, Эмили. Они были не разлей вода, что было оправдано, потому что брат был моим лучшим другом, а Эмили — моей родственной душой в теле восьмилетнего ребенка. Мы называли друг друга тремя горчинками, так как Эмили, когда была маленькой, не могла выговорить «мушкетеры» (прим. созвучные слова в анг. «mustard» — горчица и «musketeer» — мушкетер). Мы были родственными душами, и я любила еженедельно созваниваться с ней.

Но все же, этого было недостаточно, чтобы удержать меня в Небраске. Я любила свою работу и хорошо с ней справлялась. Я не собиралась отказываться от нее только из-за недопонимания своих родителей.

Но найти постоянную работу по постановочному делу было сложно. Сразу же после колледжа получить должность в путешествующей труппе было непросто, я усердно работала и быстро дошла до помощника режиссера, но жизнь на ходу была утомительной. Я несколько лет жила на чемоданах и жаждала найти место, где бы могла поселиться, наклеить на стену обои. Посадить растение. Спать в своем месте, вместо тех жестких матрасов в гостиницах с их жесткими, колючими простынями. У меня был список и для этого.

Уютно устроившись в кровати Лиз, я попыталась вспомнить последний раз, когда спала в настоящей кровати с настоящими одеялом и подушками. Я лежала, копошась в своих воспоминаниях, в носу был запах опилок, и чтобы уснуть мне не потребовалось много времени.

Несколько часов спустя меня разбудил другой звонок. Удосужившись на этот раз проверить экран, мне удалось разобрать имя Лиз и время. Два часа ночи. Мой желудок заурчал, когда я приняла звонок.

— Сладкая, прости! — мелодичный южный акцент Лиз лился через динамик. — Моя мама всегда говорила, что я глупее, чем ведро камней.

Аристократическая мать Лиз была не самой доброй женщиной. Каждый раз, когда мои родители расстраивали меня, я вспоминала, какой ужасной была мать Лиз, и большая часть моих претензий улетучивалась.

— Лиз, ты не глупая, — сказала я. — Просто несобранная.

— Думаю, ты права, сладкая, — она прищелкнула языком. — Я просто начисто забыла, что сказала Шейну о том, что он может остаться в квартире.

Я вздохнула и откинулась на подушку. У Лиз всегда был легкий южный акцент, из-за которого было просто невозможно сердиться на нее. Однако спектакль, в котором она играла, требовал от нее перевоплощений, поэтому по телефону она была Скарлет о’Хара.

Лиз и я приехали в Нью-Йорк вместе; я работала за сценой, она играла на ней. Она была хорошим другом, щедрым и добрым, но она забыла бы свою грудь, если бы та не была прикреплена к ней.

Когда мы были вместе, являли собой хорошую пару — моя навязчивая организованность помогала ей не сбиться с пути, тогда как ее игривая, легкая индивидуальность помогала мне не принимать вещи слишком серьезно. И из-за этого было невозможно слишком долго сердиться на нее.

— Все хорошо, — успокоила я ее. — Я придумаю что-нибудь.

Перед тем, как уснуть, я уже начала составлять список вещей, которые могла бы сделать, чтобы решить текущую ситуацию. По большей части мне просто было нужно найти новое место. Это было не особо сложно. Мне просто нужно составить другой список требований. Конечно же, я должна найти студию, которую могла бы себе позволить. А все, что у меня было, — сумка и рюкзак, что делало переезд в другое место невероятно легким.

Я исследовала окрестности, проверила ближайшие ветки метро и попыталась отыскать располагающиеся поблизости рестораны. Потом вспомнила, что у меня завтра пять собеседований. Все складывалось идеально. Кроме времени, которое мне было нужно на поиски нового места.

Я почувствовала приступ паники. Я сделала все, что было в моих силах, чтобы избежать подобных ощущений. Потому что это была такая паника, которую я чувствовала, когда не могла решить что-то с планом или списком задач. Род паники, который меня охватывал, когда я делала все, что могла, чтобы убедиться, что все пройдет гладко, а этого не случалось. Потому что я ожидала, что у меня будет время, чтобы найти место — в этом то и был весь смысл того, чтоб остаться у Лиз, суметь использовать квартиру в качестве временного дома, пока подыщу идеальное место. Сейчас мне придется торопиться. Я ненавидела торопиться. Я ненавидела ощущение выхода из-под контроля.

И у меня было немного денег. Были сбережения, но мне пришлось переехать в Нью-Йорк без работы, и ничего так не съедало банковский счет, как траты в подобном городе. Мне оставалось только надеяться, что у меня будет идея по поводу бюджета, до того как я найду собственное место.

Плюс мне приходилось беспокоиться обо всем этом, когда я должна была читать и перечитывать заметки, которые сделала для завтрашнего интервью. Нет ничего хуже, чем нереализованный план. До тех пор, п