Дело из прошлого.

Дело из прошлого.

Ночь. Насколько она бывает разной. Одинакова в ней лишь темнота. Правда летом на севере сумерки только на мгновение спускаются на землю, словно напоминают людям, что следует подвести итог прожитого дня. Ночью обостряется восприятие всего в мире, собственные чувства и мысли на фоне кромешной тьмы так отчетливы и так бывают значимы. Они становятся огромными, и, кажутся иногда невыносимыми. Марине Сергеевне не спалось. И это случалось в последнее время довольно часто. Ветер стучался в окно, стараясь напугать. А может быть от чего-то предостеречь? Город уже давно спал: не светились окна соседнего дома, машины не шуршали по мостовой.

Тяжело вздохнув, она закрыла глаза и сделала еще одно усилие над собой, чтобы заснуть. В соседней комнате тихо посапывали дети. Посмотрев на часы, и совсем отчаявшись заснуть, встала и осторожно пошла на кухню.

« С этим нужно что-то делать, таблетки глотать не хочется, сон свалит от них под утро и голова «разбухнет», а завтра она должна быть ясной. Черт - те что лезет в голову, и мысли остановить невозможно», - возмущалась сама себе, наливая воду в чайник.

Марина Сергеевна долгие годы работала судьей в областном суде. Было сложно, порой невыносимо, но любимая работа помогала выжить и не только в плане материальном, но еще заставляла хорошо выглядеть, четко мыслить. За время работы приобретался житейский и профессиональный опыт, но глаз, как говорят, не «замыливался» и через призму этого самого опыта все более остро воспринимались жизненные ситуации в уголовных делах, поступки людей, особенного коллег. Каждая несправедливость отдавалась болью в сердце.

Сколько боли приходится видеть каждый день… Ей хотелось научиться относиться к этой боли иначе, не принимать близко к сердцу, не пропускать через сознание, не давать оценку даже тем событиям и поступкам, что не относятся к материалам уголовного дела. Но привычка, куда ее деть. Марина Сергеевна стояла и смотрела в темноту ночи, пытаясь вспомнить, что так насторожило ее сегодня. Может быть равнодушие, с которым они проходят мимо тех, кто идет к ним за помощью. Но ведь она давно не принимает граждан, ее непосредственная работа заключается в рассмотрении уголовных дел. Может быть, близкие сказали что-то невпопад? Это они умеют. Молодежь сейчас жестка на слово. Только парни уже спали, когда она вернулась с работы. Наверное, все-таки, дед, тот, что стоял на крыльце суда. Она видела его в течение всего дня: утром, когда шла на работу, в обеденный перерыв и вечером. Воспоминания снова поплыли незаметно для нее самой…

Стоял теплый и светлый май. Солнце слепило, ядовитой зеленью жалили трава и кусты, птицы, ошалев от счастья, кричали на все лады. И этот дед, из прошлого. Словно из другой жизни. Его исписанные мелким, убористым, правильным каллиграфическим подчерком тетради. Словно вчера все было.

Небольшой поселок, районный центр. Прием граждан. Много лет назад. Дед пришел на прием к председателю суда, то есть к ней. Его серые руки, все от времени и работы в сеточке морщин. Эти пальцы, трясущиеся то ли от волнения, то ли от какой-то болезни. Впалые щеки, почти бесцветные, словно выцветшие от времени глаза. Так отчетливо помнила все до мельчайших деталей.

- Ты чего не спишь, три часа ночи? - прервал ее мысли сын. Его сонное лицо с полузакрытыми глазами было таким забавным. Растрепанные волосы топорщились во все стороны.

- Чего не спишь, спрашиваю? – повторил вопрос и не дождавшись ответа, отпив прямо из чайника ушел. А тепло от его сонного тела еще чувствовалось рядом и от этого чуть потеплело на душе.

Марина Сергеевна присела на край стула, оглядела кухню. И правда, причин для беспокойства нет, чего не спит и сама объяснить себе не может. Она давно научилась гнать мысли и умела заставить себя заснуть. А сегодня не спит полночи. Мысли выстраиваются чередой, как на параде. И почему она вспомнила про деда? Может быть потому, что увидела на крыльце суда похожего на него старика, сгорбленного от времени, в поношенном пальто. Его прогонял судебный пристав, объясняя, что приема в областном суде никто не ведет, что деду делать тут нечего. А дед все старался что-то объяснить. Сжав виски ладошками, она с силой сдавила их, словно пытаясь выгнать ненужные, мешающие спать мысли. Причем тот посетитель из районного суда? Ровным счетом ничего не понимая, посмотрела на часы. Стрелки упорно показывали на глубокую ночь.

Чайник засвистел. Налив крепкого чаю в кружку голубого цвета, Марина Сергеевна задумалась. Хотелось, как всегда, докопаться до истины, понять, что же ее так тревожит. Интуиция никогда не подводила и за это она была ей благодарна. Что-то происходило с нею в последнее время, но подумать об этом не было не сил, не времени. Всегда одержимая работой, она с удовольствием разбиралась в запутанных уголовных делах, не считаясь со временем и близкими ей людьми, брала кипы бумаг домой. Бежала на работу, спешила из отпуска. А что же теперь? Сама пока толком ничего не может понять. Неужели она могла разлюбить свою работу? Она же ничего больше в жизни не умеет делать, и никогда не хотела делать что-то другое. И этот дед? Ей не было его жалко, ей было за него обидно.

Порыв ветра распахнул чуть прикрытое окно. «Ничего себе, погодка, вот всего очевиднее поэтому и не спится», - пыталась успокоить себя, пошла спать. Она не любила ветер, ощущение его порывов даже в душе мучило ее с юности. Все что угодно, только не ветер.

Утро пришло как всегда некстати. Но, что с ним поделаешь, пришло. Продираясь сквозь сон к ненавистному будильнику, она ощутила тяжелую усталость. Сил не было, но вставать пришлось. Голова казалось ватной. Так ясно лившиеся ночью мысли улетучились и, похоже, искать их было бесполезно. Пустота, тяжелая, гнетущая пустота ощущалась во всем организме. «Кажется, это признак хронической усталости», - с грустью подумала и встала под душ. Холодные струи воды побежали по телу, но легче не стало.

«И почему сегодня не пятница?»- подумала и тут же оборвала себя, - «какая пятница, только вчера был понедельник». Дорога на работу за долгие годы стала настолько привычной, что казалось, можно было дойти до суда с закрытыми глазами.

И снова дед на крыльце суда.

- Дорогая, помоги, - обратился к Марине Сергеевне. Маленький, сутулый, он смотрел на нее снизу вверх, протягивая трясущимися руками папку с бумагами, пожелтевшими от времени. Первой мыслью было просто пройти мимо и как навязчивому бездомному, клянчащему на выпивку, сказать

- Какая я тебе дорогая, - и уйти, но она почему-то остановилась. Выскочивший на крыльцо пристав начал отгонять старика, пытавшегося трясущейся рукой вытащить еще какие-то бумаги из матерчатой, заляпанной чем-то и неприятно пахнущей, сумки.

- Не слушайте его, Марина Сергеевна, ему все уже сказано, - оттесняя деда, упорствовал пристав.

И она, как и все, прошла в здание суда. За спиной бесшумно закрылась входная дверь. Но кто спасет от воспоминаний? Тот дед, что приходил к ней на прием, он, наверное, давно умер, и почему она про него вспомнила? Он приходил с просьбой поискать жилье, оградить от сына, который вышел из тюрьмы после очередной «отсидки» и не давал ему покоя. А что она могла сделать? Что она вообще все эти годы делала?

«Ну понеслось,» - прервала свои мысли. День не оставлял места для посторонних мыслей, не давал расслабиться.

- Так, Марина Сергеевна, вот Вам дельце, - пропела секретарша Таня, втащив в кабинет несколько томов уголовного дела.

- Сколько томов? – поинтересовалась Марина Сергеевна.

- Много, Мариночка Сергеевна, мне просто не унести все, пристав принесет, - уже закрывая за собой дверь ,как всегда на распев, ответила Таня.

«Замечательно, это еще не сдано, а новое принесли, словно конвейер. Может быть, сходить к начальству, поплакаться, как некоторые делают? Ну, уж нет. Не умею и вообще терпеть не могу, когда меня жалеют», - перелистывая только что провозглашенный приговор, думала Марина Сергеевна. Исправления в него нельзя вносить по закону, но разве пропущенная запятая или буква в слове украсит документ, провозглашенный от имени государства? Нет. А прав гражданина не нарушит. Значит, следует все еще раз перепроверить. Скупые строчки приговора: признать виновным…, назначить наказание в виде… А до этого протоколы допросов, проверка показаний в суде, ложь, слезы, раздражение и злые взгляды родни. Подсудимому важна лишь одна строчка приговора – назначить наказание в виде… И все. Он прекрасно знает что натворил, что скажут или что не скажут свидетели. Ему наплевать на рыдания матери и жены в зале суда. Ему важно только знать сколько лет он будет сидеть. Она же отвечает за все: за качество протоколов следственных действий, за умозаключения следователя в обвинительном акте, все должны быть оформлены и составлены в соответствии с Законом, за явку свидетелей, за анализ доказательств в приговоре. И пусть говорят, что судье должно быть не важно как следствие доказало или не доказало вину обвиняемого. Это строчки закона. Судья беспристрастен. Это замечательно. А как быть с безграмотными работниками милиции, выезжавшими на место преступления и «наплёвшими» в протоколе осмотра черт знает что, а не указавшими самого главного. Как быть с почерком следователя, чьи каракули просто невозможно прочитать, а надо. Как быть со свидетелями, которые в суде начинают врать, что называется «прямо с порога»? Как к этому быть беспристрастным? А если быть, то, значит, просто не уметь чувствовать, так получается?», - размышляла Марина Сергеевна.

Тихо открылась дверь, в кабинете появилась вначале спина судебного пристава, а затем и он сам. Стало понятно, чем он открывал дверь, так как увесистая пачка томов уголовного дела в его руках не позволяла ему даже видеть пол, последний том находился на уровне его носа.

- Ваше дельце, Марина Сергеевна, - укладывая тома на стул у окна, пристав улыбнулся. Марина Сергеевна в ответ улыбнулась тоже. Парень был достаточно простым, словоохотливым и открытым.

- Скажи, Олег, а что нужно тому деду? – поинтересовалась Марина Сергеевна.

- Какому? Их тут толпы ходят. –

- Ну, тому, на крыльце, с бумагами.

- Да они все с кучей бумаг ходят. Настырный такой, сует бумаги всем кто в суд идет, прямо спасу нет. Говорю, уходи, не уходит. Почтой же можно все отправить. А он свое «талдычит», говорит на прием надо.

Поднявшись с кресла, Марина Сергеевна направилась из кабинета.

- Он все еще на крыльце?

- Да не ходите Вы туда, загрузит по уши, из ума уже выжились, вот и ходят по судам. От нечего делать, - говорил Олег, когда она закрывала дверь кабинета.

Спустившись с крыльца, Марина Сергеевна увидела деда, он сидел на железной ограде тротуара и что-то жевал. Двигая беззубым ртом он уставился на нее и не переставая жевать спросил:

- Неужели сжалились?

Марина Сергеевна сама не зная почему так поступает и понимая, что обязательно влетит от начальства предложила деду зайти во внутрь здания. Разговаривать с ним на улице было просто неприлично.

В прохладной тиши холла на первом этаже никого не было. Дед огляделся вокруг и тихо произнес:

- Вот те раз, пусто. А чего не пускаете, я думал занятые все, некогда всем. А и нет никого.

Олег рассмеялся, демонстрируя ровные, белы зубы.

- Тебя, дед все ждем, всех прогнали.

Марина Сергеевна строго взглянула на парня, и для него этого было достаточно, он осекся.

- Что Вы хотели сказать? - не зная с чего начать, обратилась она к деду.

- Мне много чего надо сказать, - оживился дед, - дня не хватит.

- Влипли Вы, Марина Сергеевна, - прокомментировал Олег, покрутив при этом сзади у виска деда. Но Марина Сергеевна снова строго взглянула на пристава.

- У Вас жалоба? – поинтересовалась.

- Осужден я незаконно, давно осужден, - начал объяснять дед, пытаясь вытащить бумаги из авоськи.

- Понятно, а чего почтой не отправили? Нужно было жалобу по почте прислать, прием у нас не ведется.

- Да слышал я это уже много раз. Это, конечно, осудить легче, чем выслушать, особенно претензии, - сжал тонкие губы дед.

- Получили, Марина Сергеевна? - снова прокомментировал Олег, - и еще получите, не связывались бы.

- Давайте Вашу жалобу, идемте в канцелярию, там зарегистрируем, и будете ждать ответа, - протянула руку Марина Сергеевна, но дед бумаги не дал.

- Я сам, сам, - все повторял, пока они шли по коридору.

Окно приема корреспонденции открылось, и улыбающееся личико молоденькой девочки поприветствовало Марину Сергеевну.

- А мне здрасьте говорить не обязательно, и слушать не надо, - бурчал себе под нос дед, - засудить, пожалуйста, а остальное…, - и не договорив, махнул рукой. Протянул бумаги в окошечко.

- Когда ждать ответа? Куда дальше жаловаться? – спросил равнодушно.

- Ну почему сразу жаловаться? – щебетала из окошечка девушка.

- Да потому что бестолку все, не зрячие вы все и глухие, убогие одним словом, - ответил дед, и пошел по коридору к выходу.

После обеда Марину Сергеевну вызвал начальник. Константин Григорьевич был руководителем не простым. Он всех и всегда держал в напряжении, он знал все и про всех и помнил все до мельчайших подробностей. И как ему все это удавалось никто не мог в толк взять. Профессионалом был с большой буквы. Отношения у Марины Сергеевны с ним были сложные. Перерастали периодически из достаточно хороших, деловых в просто невыносимые. Но тому, как взглянул на нее начальник и как жестко указал рукой на стул, она поняла, что на сегодня отношения у них испорчены.

- Что это Вы, Марина Сергеевна, себе позволяете? – сведя брови к переносице, заговорил Константин Григорьевич.

- А что я себе позволяю? – предвидя неприятный разговор, вопросом на вопрос ответила она.

- Не делайте вид, что не понимаете о чем пойдет речь?

Всегда невозмутимо спокойная внешне, Марина Сергеевна пожала недоуменно плечами. Это рассердило начальника еще больше.

«Никогда не подаст виду, что испугалась, нахалка», - с раздражением думал он. «Чего бы не стряслось, вечно с поднятой головой, вечно с надменным видом». Раздражало его именно поведение Марины Сергеевны, но даже самому себе он не признавался в этом.

Усталость снова навалилась на Марину Сергеевну, и нестерпимо захотелось плакать. Чтобы не выдать себя, она выпрямилась и посмотрела на картину, висевшую напротив. Кто додумался подарить репродукцию шедевра «Иван Грозный убивает своего сына» она знала раньше, но зачем ее повесили именно на это место, она поняла только сейчас и заулыбалась. Появившаяся улыбка на ее лице привела Константина Григорьевича в ярость.

- Вы , похоже, решили подменять меня, вести прием граждан, - выпалил он.

- Ах, вот в чем дело, Олег настучал, - спокойно произнесла Марина Сергеевна, а про себя подумала «паршивец».

- Никто мне не стучал, выбирайте выражения, вы же судья,- продолжал чеканить слова начальник.

- Но и Вы не забывайте мой статус, - парировала она.

Обстановка накалилась до такой степени, что казалось ситуация на репродукции выглядела мягче и менее устрашающей.

- Вам, похоже, нечем заняться, ходите, жалобщиков в суд зазываете. Я эту жалобу отписал Вам, разбирайтесь, - получая удовольствие от сказанного, произнес Константин Григорьевич. При этом было видно, ждал, что Марина Сергеевна скажет, что у нее не закончено дело, она получила пятнадцать томов другого , а скоро отпуск. Но не дождался.

- Хорошо, больше ничего? – спокойно спросила Марина Сергеевна, чем окончательно привела начальство в бешенство. Лицо его напоминало скульптуру. Оба они знали, что жалобами по реабилитации занимаются в суде совершенно другие люди и то, что эта жалоба поручена ней – дело простого принципа – не суй нос, куда не просят.

- Идите, - только и произнес Константин Григорьевич, не получив удовольствия от общения. Марина Сергеевна сдержалась, молча выйдя из кабинета.

Когда она шла по коридору то думала лишь о том, чтобы никто не попал ей навстречу и ничего у нее бы не спросил, так как предательские слезы были настолько близко, что самое главное оставалось за малым - добраться до своего кабинета и закрыться.

«Дура, какая же я дура,» - повторяла она про себя, настежь открывая окно. Резкий ветер немного охладил ее нервы. «Так, стоп, ничего не случилось, ничего. Все как всегда. Ты получила то, что хотела. Дед жалобу подал? Подал. Не доволен? Не доволен. Все как всегда. Дело очередное получила? Получила. Кому дело до твоего отпуска? Никому. У всех свои проблемы. Сиди и работай. Почему с тобой так? А как? Не надо было лезть куда не просят. Мало уроков? Мало. Было бы плохо, если бы снова прошла мимо деда? Да. Ну и что тут разнылась? Все как всегда.» Она упорно не хотела думать об отношениях с Константином Григорьевичем, но тяготили ее именно они. Хотелось как у всех простых, деловых отношений, ровных, но не получалось.

Дни шли на убыль только этого еще не было заметно. Погода испортилась. Дожди зарядили не на шутку. Мокрый плащ темным пятном висел на двери. Сумрак уходящего дня сгустился в кабинете. Пора домой. Сколько же времени, оторвавшись от монитора компьютера, подумала Марина Сергеевна. Катастрофически не его хватало, работа съедала его полностью и, казалось, не только время, но и ее. Еще никогда она не чувствовала себя такой разбитой. Сложив тома уголовного дела в сейф, Марина Сергеевна взяла в руки папку с жалобой того самого деда, которому помогла две недели назад. Как же быстро летит время. К жалобе еще не прикасалась. Разочарует она деда или обрадует, еще не знает. Истребовано из архива уголовное дело. Надо бы заняться жалобой вплотную, но времени и сил нет. Марина Сергеевна решила, что возьмет жалобу на выходные, всего очевиднее и дело к тому времени из архива поступит.

По дороге домой дождь очень быстро промочил еще не просохший плащ. Поежившись, она подняла воротник. Пробки на дорогах уже рассосались, хотя бы какой-то плюс от того, что задержалась на работе. Еще магазин. Хуже нет ходить за продуктами голодной, корзина наполнилась моментально всякой порой не нужной всячиной.

- Вы такая уставшая милочка, - прервала размышления продавец на колбасном отделе. Марина Сергеевна вопросительно посмотрела.

- Да, я Вам говорю,- улыбнулась пухленькая продавщица, - просто вы каждый вечер у нас продукты покупаете. Вы такая красивая, но всегда такая уставшая. Женщины все тащат на себе, тащат. Где они, мужики? Редко какого в магазине встретишь, да и те, что приходят, все больше за пивом- щебетала, подвешивая колбасу.

Марина Сергеевна устало улыбнувшись женщине, отошла от прилавка. Говорить не хотелось. Казалось когда-то, что источник ее энергии будет всегда, не иссякнет. Неужели иссяк? «Да, нет же, просто перед отпуском усталость такая. Пройдет,»- успокаивала себя.

«Почему же ей пришел на ум тот дед из далекого прошлого? Надо покопаться в памяти. Неужели она что-то сделала тогда, в районном суде, не так?», - вступая прямо по лужам, думала Марина Сергеевна.

- Мама, ты чего не видишь куда идешь? – окрикнул сын.

- Ты почему не дома?

- Тебя поджидаю, давай пакеты. У нас в школе сегодня было такое, - говорил и говорил он.

Марина Сергеевна поймала себя на мысли, что ей хочется одного – придти и лечь, и так лежать, не двигаясь, укрывшись с головой.

- Ты опять меня не слушаешь, мама, - возмутился сын, - я тебя спросил, тебе из школы не звонили?

- Ты что-то натворил? – очнулась она.

- Да нет же, я тебе говорю, говорю, а ты не слышишь.

- Ты в порядке?

- Я да, а вот Васька, думаю нет.

- Какой Васька?

-Мам, включи мозги, ты вернись с работы не визуально, по настоящему, – рассердился парень.

- Что за тон, что за словечки!? – возмутилась Марина Сергеевна.

- Ну, вот, наконец-то, начала адекватно на меня реагировать, - ничуть не испугавшись, засмеялся.

- Я тебе и говорю, у Васьки Иванова проблемы. Он в нашей школе все стекла перебил.

- Зачем? Он что с ума сошел? – не поняла Марина Сергеевна.

- Нет. Это он в знак протеста. А его не поняли, вызвали милицию. И Ваську увезли. Директор, когда милицию вызывала, сказала, что тебе позвонит. Вот я и подумал, что звонила.

- Теперь давай все по порядку, рассказывай. Мне этих еще проблем не хватало, и так еле до дома дошла.

- А рассказывать вроде и нечего. Мы окна мыли в школе. Терли, терли. Подметали еще, напылили. Пришла директриса и сказала, что окна надо перемыть. Мы стали говорить, что не будем. А она сказала, что практику нам не зачтет. В общем поругались. Васька сказал, что проблему сейчас решит, взял швабру и стал колотить по стеклам.

- Да, решил проблему, балбес, - покачала головой Марина Сергеевна. Васька - сын ее одноклассницы Людмилы Ивановой. Та спилась и бросила парня на произвол судьбы, кутила с компаниями, сыном не занималась. Марина Сергеевна присматривала за Васькой, кормила, одежду своих парней потихоньку ему давала. Мальчишка рос на ее глазах, дружил с младшим из сыновей. Очень открытый парень, но, как водится в пьющих семьях, слишком возбудимый. Психологи говорят, что это запущенность в развитии, педагоги называют запущенностью в воспитании, а она считает это «недолюбленностью». Некому Ваську любить, мать и отец любят только водку, бабушка только себя. Есть такой диагноз – затянувшаяся молодость, им бабушка Васьки страдает хронически. Все молодится, прихорашивается, да мужчин меняет. Не до внука. Она не боялась дурного влияния. Парни должны уметь противостоять плохому. Ограждать их бесполезно, как от гриппа, нужен иммунитет, прививка, а изоляция не поможет. Пусть лучше на ее глазах все постигают, чем украдкой познают мир с его хорошим и плохим. На виду так хоть объяснить можно, подсказать.

- И где Васька? – поинтересовалась Марина Сергеевна.

- Мама, я же сказал, милиция увезла, - за возмущался сын, - ну ничего не слышишь.

- Когда его забрали?

- Днем.

- А сейчас 21. 00 . Дома, наверное, давно.

- Я заходил, нет никого дома.

- Спит.

- Он ко мне бы прибежал.

- Что делать?

- Позвони в милицию, тебе скажут.

Тяжело усевшись на диван, Марина Сергеевна поняла, что вечер пропал, хотя он пропал гораздо раньше, еще на работе. Теперь он пропал окончательно.

Длинные гудки резали ухо. Никто не брал трубку в дежурной части.

- Дежурный слушает, - раздалось зычное на другом конце провода.

- А я уже думала, что в спортивный зал позвонила и вы бежали с одного его конца на другой, - возмутилась Марина Сергеевна.

- Чего хамишь? – возмутился милиционер.

- Я не хамлю, представьтесь пожалуйста, - отчетливо произнесла Марина Сергеевна. Это подействовало, милиционер назвал фамилию.

Марина Сергеевна тоже представилась и объяснила причину своего звонка.

- Да. Есть такой, его допрашивают.

- Вы что с ума сошли, это же ребенок. Почему его так долго держите? – возмутилась Марина Сергеевна, - я сейчас приеду.

- Я с тобой, – засобирался сын.

- Сиди дома, брат сейчас придет. Ешьте и спать, нечего по милициям таскаться.

- Ну пожалуйста. Интересно же, - просил парень.

- Нет. И не проси, как нибудь отведу, покажу, только не сегодня.

Дождь барабанил по окнам с такой силой, что ,казалось, готов был расколоть стекла. Желания выходить на улицу не было. Тяжело вздохнув, Марина Сергеевна накинула куртку, плащ был безнадежно мокрый, и вызвала такси.

Отдел милиции выглядел мрачно. Дождь собрал прямо у крыльца огромную лужу. Ступеньки, стены потемнели от воды. Прямо замок людоеда, усмехнулась по себя Марина Сергеевна.

Грязный пол, заляпанный ногами многочисленных посетителей, лениво пытался отмыть бомжеватого вида мужичок.

- Вот это да, Марина Сергеевна?! – воскликнул он, заулыбался беззубым ртом, - какими судьбами.

Приглядевшись, она узнала в мужике завсегдатая всех притонов и постоянного свидетеля всяческих мордобоев, да неоднократных убийств - Митина Ивана Сергеевича.Мир судебно-преступный настолько тесен, что одни и те же лица, что с одной стороны, что с другой мелькают с периодичностью отсидок и новых процессов. И никто не удивляется, что эти встречи происходят. Сегодня Митин, к примеру, подсудимый, через несколько лет потерпевший, а через месяц свидетель, и все по кругу.

Марина Сергеевна прошла мимо, общаться с Митиным не входило в ее планы.

- Эй, в дежурке, судья пришла, - крикнул Митин.

Круглое, лоснящееся от пота лицо дежурного показалось у окошечка.

То-ли милиционер знал Марину Сергеевну, то-ли крик Митина был услышан, но ей не пришлось доставать удостоверение.

- Пройдите в кабинет под номером 5, - вежливо предложил дежурный, - Иванов там.

Открывая дверь кабинета, Марина Сергеевна была настроена на серьезный разговор с тем, кто нарушал права ребенка. Однако увиденное поразило даже ее знакомую со всякими милицейские будни. Васька сидел и пил чай. Вид его был достаточно довольный. А напротив Васьки сидела молодая, симпатичная девушка с огненно-рыжими волосами.

- Марина Сергеевна, а что случилось? – как ни в чем не бывало спросил Васька.

- Это я должна у тебя спросить, что ты натворил и почему тебя до сих пор держат в милиции? – возмущенно спросила она, глядя на девушку в милицейской форме. Та от неожиданно строгого тона поперхнулась отпитым из стакана чаем.

- А кто его держит? – спросила удивленно.

- Я сам тут сижу, вот с Людой чай пьем, - начал объяснять Васька.

- Выйди в коридор, - скомандовала Марина Сергеевна Ваське.

Когда за парнем закрылась дверь, она села напротив оторопевшей девушки и строго спросила:

- Вы соображаете что делаете? Он же ребенок. Что Вы себе тут позволяете?

- А что я себе позволяю? – не поняла девушка.

- Парень должен быть дома, он должен Вас бояться и уважать, вы работник милиции. Заискивать с совершившими правонарушения – плохая практика завоевывать авторитет. Тем более, милая девушка, таким образом среди них уважения не достичь.

- Вы кто? – спросила девушка и Марина Сергеевна поняла, что ее не знают. А поэтому выглядит она не наилучшим образом. Ворвалась в кабинет, качает права. В молодости будучи такой же молодой милиционершей она подобного поведения не терпела. Эта девушка еще молодец, не нахамила.

- Извините, - сменив тон, представилась Марина Сергеевна,- мне сказали, что Иванова Васю задержали, его судьба для нашей семьи не безразлична, я приехала за ним. Почему он до сих пор не дома, а в милиции?

- Меня зовут Ирина, младший лейтенант Ирина Смирнова, Васина семья живет со мною по соседству. Я взяла с него объяснение и отпустила домой, а он остался. Сидел и не хотел уходить. А я решила пусть лучше тут сидит, дома у него опять поди пьют, - объяснила девушка.

Марине Сергеевне стало совсем не по себе. Усталость снова обозначилось и захотелось спать. Извинившись, она вышла из кабинета и подошла к сидевшему в коридоре Васе.

- Ну что паршивец, опять проблем себе нажил? – спросила парня, и, не дождавшись ответа, присела рядом , обняла за плечи.

- Пошли спать, Васька. Завтра ответ будешь держать, на сколько ты опять нахулиганил и что делать с тобой дальше, а пока спать.

- А можно я к Вам? – поднимая на нее свои бесконечно голубые глаза, спросил Васька.

Марина Сергеевна лишь кивнула головой, сил говорить не было. Покормив детей, она рухнула на кровать и словно провалилась в спасительный сон.

Когда уходила на работу, парни крепко спали. Она не захотела будить Ваську, постояла около дивана на котором он спал. Погладила его по пепельного цвета волосам и ушла. Парень не спал, он, затаив дыхание, лежал и слушал, как эта строгая женщина, которую так боялись даже ее родители, тихо подошла к нему, дотронулась до его головы, запах ее духов еще долго витал в воздухе. Ваське стало хорошо, он отвернулся к стенке, улыбнулся сам себе. «Мать никогда не гладила его по голове, везет же пацанам. У них такая классная мать,»- подумал и заснул.

Марина Сергеевна решила после работы обязательно поехать к Ивановым. Надо в очередной раз встряхнуть Людку. Пить не бросит, уж точно, но хотя бы на какое то время притихнет. Надо сказать паразитке, что лишат родительских прав, отберут парня. Может хоть как-то подействует. В школу надо позвонить, спросить, сколько нужно денег на стекла.

На ступеньках суда опять стоял дед. Его сутулая спина на фоне бегущих на работу людей выглядела такой жалкой, что защемило сердце. «И снова влезла куда не следовало», - подумала Марина Сергеевна, вспоминая слова начальника, так как сказать деду было не чего. Материал лежал не рассмотренным. Да и, по большому счету, от нее в этом случае мало что зависело.

Дед узнал ее и смотрел своими бесцветными глазами, так, словно по выражению ее лица пытаясь уловить как там обстоят его дела.

- Извините. Я ничего не знаю. Зря приходите, ждите ответа в течении месяца, - сказала и прошла мимо. На душе стало невыносимо противно.

Из окна кабинета видела, как дед, шаркая стоптанными ботинками, брел по тротуару. Казалось, что еще больше ссутулилась его спина. Она смотрела ему вслед, пока не потеряла из вида в многоцветной толпе прохожих.

- Марина Сергеевна, Вам дельце, - пропел знакомый голос Татьяны.

- Таня, ты всегда это так произносишь, словно подарок приносишь, тебе действительно кажется, что я обрадуюсь?

- Нет, что Вы. Просто вы же знаете, я всегда рада к Вам зайти, извините, если что не так. Дельце архивное, не очень большое, - словно извинялась девушка, уловив в голосе Марины Сергеевны недовольство.

- Не сердись, Танечка, ты здесь не причем, это я так, - попыталась улыбнуться Марина Сергеевна.

Татьяна работала в канцелярии суда уже много лет, знала свою работу и то, как вести себя с судьями. Она умела держать дистанцию. Еще раз извинившись не понятно за что, ушла.

Грязно-жёлтого цвета пятитомник лежал на углу стола. Потрепанные от времени листы, загнутые углы картонных обложек, лиловыми чернилами надписи: номер дела, фамилии, даты начала и окончания следствия.

«Сколько боли в этих страницах, сколько сломанных судеб, даже прикасаться не хочется,»- подумала Марина Сергеевна и принялась проверять протокол судебного заседания. Текущая работа строго очерчена временем. После провозглашения приговора три дня дается на изготовление протокола. И хоть «лопни», даже если уголовное дело рассматривалось месяц, а протокол этот состоит из 150 листов. Секретари просто виртуозы, они пишут в перерывах между судебными заседаниями, в то время, когда судья в совещательной комнате корпит над приговором. Адский труд, а главное очень ответственный. Малейшие расхождения между тем, что написано в приговоре и тем, что внесла в протокол секретарь судебного заседания и вся работа насмарку – могут приговор отменить. Поэтому все 150 страниц печатного текста приходится проверять, исправлять, дополнять, не всегда секретарь запишет так как говорил участник процесса, как шел процесс, а после устранения недостатков, снова читать.

Неделя пролетела и прожив на «последнем издыхании» пятницу, она поняла, что архивное дело придется читать дома. Понимая, что это запрещено, она иногда все же позволяла себе, брала дела домой, иначе не успеть, а приходить на работу в выходные было выше ее сил.

- Мам, зачем ты притащила этот хлам домой, да еще в таком количестве?- удивился сын, когда увидел в субботу в комнате на рабочем столе Марины Сергеевны архивное дело.

- Придется поработать, - стараясь не вдаваться в подробности, ответила она.

- С этим старьем? Что так долго преступника ловили? Неужели поймали? И он жив? – не дожидаясь ответа любопытствовал парень.

- Не ерничай, - одернула Марина Сергеевна. И по ее тону сын понял, что сказал что-то не то.

- Ты чего, мам? Что за дело? А ты чего сердишься?

- Это дело из архива. Человек давно отсидел и жалуется, что сидел не законно.

- Но ты же такими делами не занимаешься, если я помню, ты все свежими ужастиками интересуешься, - продолжал сын, однако увидев строгий взгляд матери, махнул рукой, чмокнул ее в щеку и, картинно прикрыв свой рот рукой, вышел из комнаты.

«Для них это старье, далекое прошлое, почти как война с Наполеоном, а этому деду важно, чтобы разобрались, помогли,» - думала Марина Сергеевна, открыв папку с жалобами.

Копии жалоб и ответов на них были скреплены аккуратно канцелярской скрепкой, разложены по датам и выглядели довольно увесистыми.

И так, Попов Василий Иванович, уроженец деревни Незнанки, Пресняковского сельсовета судим приговором военного трибунала в 1951 году по ст. 58-8 УК РСФСР ( убийство политического деятеля) к 25 годам лишения свободы в исправительно- трудовых лагерях с поражением в правах сроком на 5 лет , с конфискацией имущества, лишением правительственной награды – медали «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 г.г.». Приговор в отношении его был изменен в 1958 году, действия переквалифицированы на ч.1 ст. 136 УК РСФСР (простое убийство), снижено наказание до 10 лет лишения свободы без поражения прав и конфискации имущества, просит реабилитировать его в части осуждения за убийство гражданина Наумова Ивана Васильевича. Дед пишет, что ему 87 лет, но он не может умереть, пока справедливость не восторжествует. Потеряв семью в результате обвинения в столь серьезном преступлении, так как все близкие были осуждены за содействие ему, пострадав от несправедливости и беззакония, он хочет, чтобы справедливость все же восторжествовала. В каждой строчке жалобы ощущалась боль , в конце было неверие в то, что когда нибудь кто нибудь его услышит.

К действительности Марину Сергеевну вернул звонок в дверь. Поморщившись, она встала и пошла в прихожую.

В дверь уже стучали ногами.

- Не придуривай, - рассердившись, проговорила Марина Сергеевна, так как знала, что это могла быть только Люська.

- Где мой Васенька? – слегка пошатываясь, икая и пытаясь пройти в прихожую, спросила Люська.

- Опомнилась, - преграждая дорогу однокласснице, проговорила Марина Сергеевна, - ты сама где шляешься, я тебе обещала, что лишу родительских прав? Так, знай, теперь обязательно лишу и Ваську себе заберу. Парень хулиганит, голодный ходит, не понятно с кем общается, а ты все пьешь.

Люська зарыдала. Марина Сергеевна знала приемы этих женщин, их слезы только для того, чтобы разжалобить. Они высыхают так же быстро, как и начинаются.

- Прекрати реветь, не жалко. Он что дома не ночевал? – поинтересовалась Марина Сергеевна и, не дождавшись ответа от мало что понимающей Люськи, просила:

- Сама-то ночевала дома? Который день пьешь?

Слезы у Люськи, как и предполагалось, моментально просохли, лицо стало злым, еще раз икнув, источая запах перегара недельного запоя, она закричала:

- Это я пью? Не докажешь. И Ваську тебе не отдам, никому не отдам. Я мужа потеряла, хочешь меня и сына лишить? Думаешь ты все можешь, потому что судья. Не выйдет.

При этом Люська размахивала перед Мариной Сергеевной грязной рукой. Первое желание закрыть перед незваной гостьей дверь Марина Сергеевна подавила, потому что знала что Люська начнет снова стучать, звонить, криками переполошит весь подъезд и вынудит вызвать наряд милиции.

- Так, быстро успокоилась, перестала истерить! – прикрикнула Марина Сергеевна. Люська снова икнула, уставилась на нее словно только что увидела.

- Ой, и правду, что это я, - уловив раздражение в голове Марины Сергеевны. Поняла, что переиграла.

- Маришка, не сердись, я Ваську ищу, где он?

- Здрасьте, приехали, я откуда знаю, прекращай пить, иди проспись. Ты дома когда последний раз сама была? Воспользовавшись тем, что Люська пришла в себя, заговорила Марина Сергеевна, - и ко мне прекращай ползать, Васька ночевал у меня вчера, и больше я его не видела. Еще раз говорю, не бросишь пить, пеняй на себя, парня заберу, иначе рано или поздно сядет. Люська опять зарыдала и стала оседать на лестничной площадке.

- Этого мне еще не хватало, - взмолилась Марина Сергеевна.

Двери лифта открылись, из него вышел Васька. Увидев мать, хотел было шмыгнуть назад в лифт.

- Стой, ты куда? – остановила Марина Сергеевна.

- А чего она приперлась?

- Ты где ночевал?

- Дома. Она,- кивнув на Люську, - дома не ночует.

- Сыночек, - протягивая руки в сторону парн