ИГРЫ БЕСА

ИГРЫ БЕСА

Гусарская рулетка – жестокая игра.

Гусарская рулетка, дожить бы до утра.

Ставки сделаны, ставки сделаны,

Ставки сделаны, господа!

Наум Олев.

Зима нового 1853 года в Москве выдалась снежная. Красота. Слов нет. Любуйся, да радуйся.

– Чтоб вы подавились ентой красотой. Март ужо на дворе, а оно метет и метет, – дворник Пантелей с шести утра чистил от снега дорожки во дворе особняка графа Кратова на Остоженке. Вечером у Его Сиятельства прием гостей.

– Напридумали себе шмиксов-пиксов, с жиру бесятся, а по мне так – балаган с пьянкой.

Пантелей говорил это вороне, сидящей на заборе, но ответил ему вышедший на крыльцо дворецкий,

– Журфиксов, Пантелей. И хватит ругаться, сейчас гости подъезжать начнут.

И, правда, возле ворот остановились сани. Из них молодецки спрыгнул молодой офицер и направился к крыльцу.

– Добрый вечер, господа, – поздоровался он, и по-свойски прошел в дом.

– Кто енто? – спросил Пантелей дворецкого, чтобы разговор поддержать, снег сгребать сильно осточертело.

– Поручик Мальцев. – ответил собеседник. – Страдалец. Войны уже лет двадцать никакой нету, остается только на балах барышень осаждать и брать их крепости.

Подъехали другие дрожки. Из них вышли двое офицеров, один – совсем юный корнет, второй, ровесник Мальцева, лет тридцати. Упреждая вопрос дворника, дворецкий негромко пояснил ему, – Корнет Крылов и поручик Лемешев. Корнет дитя совсем, юноша бледный со взором горящим, зря в гусары подался. А второй хитрющий, будто, и не гусар вовсе, а судейский какой. Молчи, идут. Пантелей кивнул. Когда офицеры скрылись в просторной прихожей, дворецкий продолжил свой светский раут с дворником.

– Что-то барышень сегодня мало ожидается, как бы чего не вышло. Начнут еще дуэли устраивать, сумасброды.

Но, домашний прием графа Кратова в этот четверг проходил степенно. Дамы и господа, в основном, штатские, разбились на кучки в парадной зале, и о чем-то беседовали. Офицеры, устроились в сторонке за ломберным столиком. А чего еще делать, если мамА и папА не привезли своих драгоценных афродит.

К Мальцеву, молодому корнету и Лемешеву присоединились еще двое офицеров.

– Астафьев, ты, говорят, жениться собрался? – с легкой издевкой обратился Мальцев к другу.

– Да, обручился. После Успенского поста, в сентябре, свадьба уж назначена.

– Ну, все, на одного героя меньше в нашем воинстве, – развел руками Лемешев, улыбаясь.

– Значит войны не будет, если Астафьев женится. – грустно сказал корнет. – И не стать нам молодыми генералами своих судеб. Балы да плац, вот наш удел.

– Не хнычьте, корнет! Быть генералами своих судеб можно и без войны. Я, вот, слышал, что в Измайловском драгунском презабавная история вышла. Офицеры геройски сыграли в гусарскую рулетку, она же русская, и все живы остались, чертяки!

– А как все было, известно? – взволнованно спросил Крылов.

– А было так. – продолжил рассказ Мальцев. – Договорились, что первого числа каждого месяца, чья очередь по жребию, выбирает один из пяти специально подготовленных пистолетов. Заряжен только один. Оружие проверяет другой игрок, которому стреляться через месяц. Он же свидетель чистоты игры, чести и исхода. У каждого только один раунд, это не игра до победного или неизбежное самоубийство. Просто взять и застрелиться – ни ума, ни геройства, ни азарта. А по правилам, чем тебе не игра удачи и чести? Стреляешься один раз всего, а феерия-то полгода!

– Забавно. – Лемешев покрутил кончик своего уса. – Да и что ж, теперь одним им в героях ходить? Я сам видел, как барышни, так и тают от них, стоит только на балу появится.

– А я про что? – Мальцев все больше заводился. – И это всего лишь драгуны. Стыдно, прямо, гусары, ей-богу, стыдно.

– Да дурость все это, – пожал плечами Астафьев.

– Понятно, дурость. Тебе жениться скоро, какое уж тут гусарство.

Астафьев резко вскочил и сквозь зубы, но четко процедил:

– Я вас попрошу, господин поручик! Куда изволите прислать секундантов?

Мальцев тоже встал из-за стола.

– Я при всех приношу свои извинения, милостивый государь. Я вас оскорбил по глупости. Но, я честь имею. Стреляться? Так кинем жребий! Есть еще гусары за столом?

– Вы хотите нас всех оскорбить, Мальцев! – жестко заявил Лемешев. Все офицеры поднялись.

– Дайте колоду! Тянем жребий на меньшую. У кого меньшая, тот первый. Далее по старшинству. Играем один раз. Перетасуй колоду, корнет. Я – первый тяну. – приказал Мальцев. Бледный, но возбужденный Крылов перетасовал колоду. Мальцев, снял половину, отложил в сторону, взял верхнюю карту с оставшейся части, перевернул.

– Дама. Черт возьми! Когда не надо, так сразу – бонжур, месье! Где все тройки-двойки? Я должен был быть первым! Мальцев, с неподдельным разочарованием опустился на стул. Жребий распорядился так: 1. Лемешев. 2. Астафьев. 3. Краузе, один из двух офицеров, которые присоединились к компании уже за столом. 4. Мальцев. Крылов вытащил тоже даму. Но Мальцев грубовато сказал: – Пятый, я первый даму взял.

– Ставки сделаны, господа. – подытожил Краузе. – Лемешев, где вы намерены сделать свой ход?

– В своем полку, в Дегунино.

– Астафьев, мы просим вас тоже быть там, – добавил Мальцев.

– Предложение, господа – Краузе обвел всех открытым взглядом, – Мы гусары – люди серьезные. Давайте начнем первого сентября. Дела приведем в порядок. Чем игра закончится – одному Богу ведомо. А у кого с фортуной нелады, то навстречу с Господом налегке. Годится?

– Уговор. – ответил за всех Мальцев. – Да и Астафьев пусть сначала женится, это похлеще гусарской рулетки будет.

За дня три до первого сентября Лемешев, сидя у себя в комнате, чистил пять пистолетов и размышлял вслух: - Мальчишка, ну зачем я это сделал? Не стреляться – исключено, а если фортуна отвернется? Решено, идем на меньшее зло.

На следующий день, ранним утром, Лемешев дежурил на вахте у входа на территорию полка, который имел выход на городскую улицу, и спокойно ждал подходящего момента для осуществления своего плана. План он придумал ночью. Теперь дело за малым. На улице появился прохожий мужик, вразвалку идущий куда-то по своим делам. Лемешев дождался, когда мужик поравняется с вахтой и окликнул:

– Эй, православный! Подойди-ка!

Мужик повернулся на обращение, вблизи больше никого не было. Подошел. Лемешев молча выстрелил ему в бедро, целясь в край, чтоб сильно не покалечить мужика.

– Тревога! – заорал поручик во все горло. – Тревога!

На выстрел и крик вахтенного офицера сбежались гусары.

– Что?! Что, случилось? – наперебой все спрашивали Лемешева. – Кто это? – палаши и пистолеты были направлены в сторону стонущего на земле мужика.

– Да кто его знает! С ума, видать, сошел или перепился. Подошел к вахте, начал матом костерить русскую армию и господ проклятых, потом схватил камень и в меня кинул. Вон булыжник валяется. Я выстрелил.

Лемешев, заранее, сам подбросил камень к внешней стенке сторожевой будки.

– В полковой лазарет его, – распорядился старший офицер. – Лемешева сменить и на гауптвахту до разбирательства. – Выполнять!

Первого сентября в полк Лемешева приехал Астафьев, второй по жребию игрок, чтобы проверить пистолеты и засвидетельствовать чистоту игры. Но раунд не состоялся из-за ареста Лемешева. Ничего страшного, сыграет, когда выпустят. Не век же его под арестом держать будут. Астафьев уехал готовиться к свадьбе и своему раунду.

Утром мужик в лазарете умер. Оказалась перебита бедренная артерия и полковой лекарь ничего не смог поделать. Но Лемешева из-под ареста освободили. Мужик сам виноват, сам себе беду накликал. Служба в полку пошла своим чередом. Не на долго. Через два дня, все с той же вахты, к командиру полка привели какого-то мальчишку, который, непременно, хотел видеть «главного гусара» по важному делу и ни за что не хотел уходить, пока его не отведут к полковнику.

– Я все видел! – сходу заявил паренек. – Я молоко по утрам разношу.

– Что ты видел? – мягко спросил полковник, видя, что мальчишка сильно возбужден.

– Видел! И тетка Меланья, зеленщица с нашей улицы, тоже видела, да говорить не хочет, боится. А я не боюся!

– Да что ты видел? Говори толком. И успокойся. Видишь, я тебя слушаю.

– Я токмо с Кривого повернул на нашу улицу, молоко все разнес ужо, гляжу – дядь Николу гусар с вахты окликает. Вот интересно. Война что ли, и всех в солдаты забирают?

– Да говори ты по делу! – А то домой отправлю. – нахмурился полковник.

– Я и говорю. – обиделся мальчик. Дядя Никола к нему подходит, а гусар ему из пистоля как бах. Потом каменюку взял, добить, ясно дело, хотел, но тут гусар понабежало. А я домой бегом.

– Ты это точно видел? – лицо полковника посерело. – Ты понимаешь, что ты говоришь?!

– Истинный крест! – мальчонка быстро перекрестился. – А дядю Николу вчерась схоронили. Петька и Пашка, друзья мои главные, теперича сироты. А ты говоришь – я вру.

– А где Меланья живет? – полковник взял себя в руки, а лицо его из серого сделалось каменным.

– Да рядом с нами. Могу показать. Чего ж она молчит? Души в ней нет, вот чего!

Тетку Меланью привели в полк и допросили. Она в точности подтвердила слова мальчика. К ее совести никто не взывал, не до ее совести. Лемешева арестовали. С нарочным отправили депешу в Департамент полиции. А вечером Лемешева увезли в городскую тюрьму.

– Матрена! Идрит ее, в канитель собачью! Ты где таскаешься?

– Сам ты таскаешься, старый хрыч! Я три дня не спамши с ентой свадьбой!

Когда ж они разойдутся ужо?

– Завтрева. С утра опохмельнутся, и по домам. Пора и честь знать.

– Чего искал-то? – напомнила Матрена.

– Тьфу, окаянная, из-за тебя чуть не забыл. Гость из офицеров вечор прибывает. Комнату ему подготовь.

Подпоручик Краузе приехал поздно, часам к девяти. Астафьев встретил его лично у ворот дома.

– Рад, рад видеть, чертяка. Ну, проходи скорее и за стол, за стол.

– Поздравляю от души. Ты извини, но устал сегодня донельзя, целый день нам выволочку на плацу делали. Завтра сыграем, да и отпразднуем все вместе. – Краузе и, впрямь, выглядел неважнецки. – Где у тебя передохнуть можно?

– Комната готова. – разочарованно сказал Астафьев. Пистолеты – там же. Только не поленись, проверь. Я в семь утра зайду, там и сыграем. Никифор! Проводи, господина подпоручика в его комнату. Да подай, что попросит.

Астафьев вернулся к гостям. Краузе уже в комнате снял сапоги и мундир, проверил пистолеты, от ужина отказался и лег спать. – Завтра, все завтра, и сыграем и молодых поздравим, – сам себе вслух сказал гусар перед сном.

Но, завтра для Краузе не наступило. Ночью, Астафьев осторожно вошел в незапертую комнату друга с пистолетом в руке, молча приставил его к виску Краузе и выстрелил. Положил пистолет на стол, спокойно вышел в коридор и закричал: – Никифор! Эй, кто там! Сюда все! Бегом!

Из всех комнат начали появляться заспанные гости, с улицы прибежали дворовые люди. Из-за общего галдежа, ничего понять было невозможно.

– Тихо, все! – заорал Астафьев. – У нас беда. Мой друг и гость, подпоручик Краузе застрелился. Позовите полицию. Они знают, что делать. И, прошу вас, давайте разойдемся по комнатам. Мы только мешать будем. Никифор, в комнату не входить, все должно остаться как есть. Понял?

– Понял, Ваше благородие. – Гости дорогие, прошу вас, к себе, к себе. Завтрева все. Завтрева.

– Эх, несчастье-то. Не к добру это в такой день. – пробормотал Астафьев, обращаясь ко всем и ни к кому.

Когда все разошлись, Астафьев вошел в комнату покойного, повесил на пояс мундира свой пистолет, наугад взял со стола один из подготовленных к игре пистолетов. Проверил его. Пистолет оказался пустым. Бросил его на пол напротив головы Краузе. Что поделаешь, самоубийство. Свой же пистолет, из которого был убит друг, уже у себя в кабинете тщательно вычистил, отнес в оружейную комнату и присовокупил к полудюжине таких же, хранящихся там.

– Ваше благородие, следователь прибыли. – деловито сообщил Никифор, сам послуживший Отечеству, а потому таких историй, а то, и того хуже – насмотревшийся.

– Приглашай. – Астафьев остался встречать гостя у крыльца барского дома.

Следователь с гусаром молча прошли в комнату Краузе. Только там полицейский начал задавать вопросы. Стандартные. Формальные. Кто, где, когда. Тщательно осмотрел комнату. Осмотрел оружие. Пистолет, лежащий на полу, изъял. Еще в течение двух часов коротко допросил гостей и прислугу. Попросил Астафьева явиться завтра утром в участок и отбыл восвояси. Через десять дней дело закрыли. Самоубийство.

После оформления протокола в полиции, Астафьев по очереди объехал всех игроков, благо все служат в Москве и окрестностях. Сообщил всем, что они с Краузе поменялись очередью из-за свадьбы, правилами это не запрещено. И Краузе не повезло. Фортуна отвернулась от гусара. Рассказ получился логичным и правдоподобным. Тем более, что у Астафьева, все равно, раунд первого ноября, а заряжающим и свидетелем будет Мальцев.

– Черт возьми, что-то здесь не так. – Мальцев ударил ладонью по дереву в Нескучном саду, где они прогуливались по дорожке с корнетом Крыловым.

Мальцев намеренно пригласил корнета на непривычную для гусар прогулку, чтобы поделиться с товарищем своими сомнениями.

– Да бросьте, поручик. – Крылов остановился и пристально посмотрел на Мальцева. Ваш раунд четвертый, мой - пятый, хотите я с вами поменяюсь очередью? Что здесь такого. Да и причина понятна – свадьба. Какая разница – сегодня или через месяц испытать судьбу. Вы заряжающий – какие могут быть сомнения.

– Вы сейчас, милостивый государь, зачем обмен предложили. – Мальцев в упор уставился на визави. Вы что-то хотите этим сказать? Говорите прямо! С барышнями на балу будете околесничать.

– Я сказал, то, что сказал. – нервно ответил Крылов. Поменялись очередью, и что? Мы тоже можем поменяться, и что? Это ничего не значит.

– Ладно, корнет. Еще раз заподозришь меня в трусости или хитрости – убью на месте без всякой дуэли и реверансов. Ты меня знаешь.

Гусары пошли по дорожке дальше.

– Извините, Крылов, что тыкнул в запальчивости. А пойдем выпьем на брудершафт, что мы с тобой как паркетники, все вы, да вы.

– Пойдемте. – смущенно согласился корнет. И вы меня извините, я, ведь, на самом деле, в душе усомнился. Прошу прощения. Мальцева заподозрить в подковерности! Дурак я!

– Ну - ну. Ты мне тут Печорина не изображай, гусар. И решили же на ты. Дойдем до Зубовского – выпьем, считай уже выпили.

– А почему Печорина? – удивился корнет.

– Черт его знает, мутный он какой-то. А про других я не успел прочитать. Некогда.

Но, все-таки, Мальцев, человек дела и чести, не успокоился. И хотя, само слово следователь, ему, вояке, претило, офицер поехал в полицейский участок, где установили самоубийство Краузе. Наведя справки в участке, кто следователь, Мальцев застал его в кабинете за работой.

– Поручик Мальцев, представился гусар. – Имею к вам дело.

– Федор Михайлович, следователь. Проходите. Какое дело?

– Вы, ведь, решали дело о гибели подпоручика Краузе?

– Да, я. А что вас смущает? Вы его боевой друг?

– Друг. И вот именно, смущает. Я профан в вашем деле, но я сердцем чую дрожь и ложь. Я прошу о сугубой конфиденциальности нашего разговора, но Астафьев, когда рассказывал мне эту историю – внутри дрожал, а значит лгал. Развейте мои сомнения, век буду благодарен.

– Развейте… ну, коль уж мы условились о конфиденциальности, извольте. Из пистолета, который лежал на полу возле Краузе, он не мог застрелиться. Он был чист. Кстати, а скажите мне, зачем на столе в комнате лежало еще четыре пистолета? Три чистых и пустых, один – заряженный.

Мальцев поднялся со стула. Следователь спокойно и добродушно смотрел на него, ожидая ответа. Поручик решился.

– Хорошо. Иначе правды не узнать. Слушайте.

И Мальцев коротко поведал следователю суть их гусарской игры. Федор Михайлович внимательно слушал, не перебивал, а только слегка качал головой.

– Что ж, господин поручик, вы только подтвердили то, что я и так знаю. Мне были непонятны мотивы. Теперь, и это известно. Вы присаживайтесь, будьте любезны, мне не удобно снизу вверх с вами разговаривать. Да и то, что я скажу, лучше выслушать сидя. Я так понимаю, что мои слова о том, что четыре пистолета оказались чистыми, а пятый – заряженный, ни о чем вам не сказали?

– Почему. – возразил Мальцев. – Так и должно было быть. Четыре пустых, один заряженный.

– Н-да. Ладно, поясню. Заряженный остался лежать на столе, а Краузе застрелился лежа. Из незаряженного пистолета. Примите это как есть, но его убили.

Мальцев вскочил так, что опрокинул стул. Следователь неодобрительно покачал головой, но поручик даже не попытался его поднять.

Кто? Астафьев? – прорычал Мальцев. – А почему, вы его, мать вашу, на месте не… не… не арестовали?! Как это понимать, милостивый государь?!

– Прошу вас, спокойно, – чуть повысил голос следователь. – Вы сегодняшний Высочайший Манифест читали? Ну, или слышали о нем?

– Какой еще манифест, отвечайте – почему? – Мальцев еле сдерживался.

– Отвечаю. Сегодня держава вступила в войну с Францией, Англией и Османской империей. За Крым, ну и так далее.

– Причем здесь Крым?! Почему не арестован Астафьев?!

– Поэтому и не арестован. Видите ли, чиновники о том, что война будет такого-то числа, узнают несколько раньше военных, они формуляры готовят на высочайшую подпись. Одного гусара уже не вернешь, а от второго – ну, что толку на каторге, пусть Отечеству послужит, а после войны – видно будет.

– Стойте. Россия, что, вступила в войну? Сегодня?

– Именно. А отложенная справедливость – никуда не денется. У нас ведь тоже честь мундира имеется, господин Мальцев.

Мысли гусара разбегались, это было видно по его лицу и хаотичным движениям головы. Но офицер – есть офицер. Мальцев внутренне приказал себе собраться.

– Благодарю. – ровно сказал Мальцев и не прощаясь вышел из кабинета следователя.

Федор Михайлович остался сидеть за столом, печально глядя на только что закрывшуюся дверь.

– Ну, а оформить – дело несложное. – продолжал разговор в одиночестве следователь. – Офицеры у нас частенько стреляются, и сами, и на дуэлях. Продулся в карты, любовь, сплин – мало ли?

Война. Игра закончилась. Всем офицерам предписано срочно прибыть в свои полки. Мальцев сперва хотел обстоятельно объяснится с Астафьевым, но какие уж тут разговоры. Через посыльного поручик отправил записку Астафьеву с просьбой прийти на короткую прощальную встречу в парке, возле расположения его полка. Когда еще свидится доведется, да и доведется ли? Астафьев пришел на встречу, офицерам их полка предписано прибыть не позднее семи утра пятого октября. Сегодня – четвертое. Мальцева он заприметил издалека. Пока шел, успел вслух подумать: – А может и прав, этот сумасброд, Мальцев? – От судьбы не уйдешь. Не слева, так справа она тебя подстережет. Когда Астафьев приблизился к другу, Мальцев без здравия желаю и светской лирики, молча выстрелил ему в голову. Уже над мертвым подпоручиком, гусар произнес лишь одну фразу:

– Честь имею.

Уже под Севастополем, корнет Крылов и поручик Мальцев случайно встретились. Их полкам был поручен один участок обороны города. Враг прорвался на берег. Пусть малыми силами, но прорвался. А значит, вперед, гусары! Мальцев не сразу узнал корнета при встрече. На войне, из впечатлительного мальчика, он быстро преобразился в мужчину. А прошло-то всего девять месяцев со дня фатального раута у графа Кратова. В этом бою поручик Мальцев погибнет на глазах своего боевого друга. Судьба.

– Доколе ж ентот пух лететь будет! Кажный июнь, как наказание. – дворник Пантелей резко взмахнул метлой, больше бардачя этим всплеском эмоций, чем заметая. К семи часам у графа, как обычно по четвергам, ожидались гости. К воротам одновременно подъехали две открытые коляски. Из одной вышел молодой офицер, из другой – барышня, в сопровождении то ли матушки, то ли тетушки. Нормы приличия не позволяли в те времена смотреть в глаза друг другу незнакомым людям. Они встретятся взглядами позже, через час, в гостиной зале, когда граф Кратов и матушка-тетушка решат представить барышню герою сегодняшней войны, подпоручику Крылову, одиноко сидящему за ломберным столиком в задумчивости. Какие же разные взгляды бывают: печально-нежный у офицера и любопытно-испуганный у девушки. Но все спасет искренняя улыбка барышни. И эту юную неловкость от разговора взглядами, и мир, и человека.