АПРЕЛЬСКИЙ РОМАНС

Дмитрий Рябов

АПРЕЛЬСКИЙ РОМАНС

…Война сложна, темна и густа, как непроходимый лес.

Она не похожа на ее описания, она и проще и сложнее.

Ее чувствуют, но не всегда понимают ее участники.

Ее понимают, но не чувствуют ее позднейшие исследователи.

Илья Эренбург

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

ХРОМОВ АЛЕКСЕЙ СТЕПАНОВИЧ, главный хирург госпиталя, майор, 38 лет

РИВКИНА РАЯ, снайпер, младший сержант, 23 года

КЛЮЕВА ЛИДА, санинструктор, сержант, 24 года

ВИНОГРАДОВА ТОНЯ, прожектористка, рядовая, 19 лет

ШРАЙНЕР ОЛЬГА, переводчица, лейтенант, 25 лет

ЛОЖКИН, инструктор ЛФК, 19 лет

1. Сибирь, тыловой эвакогоспиталь, кабинет Хромова. На столе телефон, за столом — Хромов в медицинском халате поверх кителя, на стуле — Клюева в госпитальном халате.

Хромов.Вы что, Клюева, самая грамотная на весь госпиталь? Устроили тут политинформацию…

Клюева.Кенигсберг же взяли! 3-й Белорусский сегодня!А 3-й Украинский в центре Вены… Уже театр там заняли!

Хромов.И отлично! Идите, отдыхайте. Скоро ужин.

Клюева.Товарищ майор, когда следующая комиссия, чтоб на фронт?

Хромов.Вы, кажется, ротный санинструктор?

Клюева.Так точно. Сержант медслужбы.

Хромов.Вот! Должны специфику понимать, коллега. Диагноз свой знаете?

Клюева.Я пятый месяц по госпиталям… Хватит!

Хромов.Множественное проникающее осколочное грудной клетки. Открытый пневмоторакс! И огнестрельный перелом нижней конечности! Остеомиелит еле обуздали… Какая вам, к чертям, комиссия?

Клюева.Мне Гитлера добить надо!

Хромов.Без вас добьют. Идите, идите.

Клюева.Райку-то Ривкину вчера на комиссии выписали…

Хромов.Коллега, как вы знаете, каждое ранение — индивидуально. У Ривкиной характер повреждений другой и лечилась она дольше.

Клюева.У нее тоже осколочное в грудную. И в брюшную полость еще! А ее выписали!

Хромов.С ограниченной годностью. В запасной полк. А вам, как главный хирург, я без комиссии скажу: еще месяц-другой проваляетесь.

Клюева.Война ж без меня кончится!

Хромов.А для вас она уже… У вас в перспективе полная негодность к строевой.

Клюева.Что ж мне — сторожем в колхоз?

Хромов.Могу оставить у нас. Люди нужны, коллега, работы хватит.

Клюева.Там ребята гибнут, а я буду в тылу жировать? Фигушки, товарищ майор!

Хромов.Сержант Клюева! В палату шагом марш!

Клюева идет к выходу, сильно прихрамывая.

Хромов.Клюева! Почему костылями не пользуетесь?

Клюева.Они под мужика деланы, большие все. А меня на них кособочит. Некрасиво…

Хромов.Не-кра-сиво?

Клюева.Ага. Прямо перекашивает всю.

Хромов.(бешено) Ногу! Ногу беречь надо, Клюева! Идите с глаз... И скажите Ривкиной: курить не бросит — губы оборву.

Клюева.Она ж нечасто, товарищ майор…

Хромов.А ей вообще нельзя после контузии легкого! Так и скажите: будет курить, сменю диагноз и комиссую вчистую. Свободны!

Клюева выходит.

Хромов. (фыркает) Некрасиво…

Звонит телефон, Хромов снимает трубку.

Хромов.Хромов. Добрый. Какие генеральские замашки? Он что, в обком жалуется? У него посевная скоро, а мне санпоезд ночью принимать! Тяжелораненых. Тяжело, понимаете? Я бензин прошу не к теще ехать! Ни на что не намекаю, товарищ второй секретарь… Да. И вам не хворать. (Кладет трубку, кричит в сторону двери) Есть кто еще?

Входит Ложкин, кладет на стол листок бумаги. Хромов бегло читает его и рвет.

Ложкин. А я пятое напишу. И шестое. И двадцать шестое! Мне девятнадцать скоро, а я в тылу сижу! А наши Кенигсберг уже взяли!

Хромов.Скоро и Вену возьмут. Еще ко мне вопросы есть?

Ложкин. От людей же стыдоба… Сосед Витька младше меня, а неделю, как с фронта. Рука в локте вообще не гнется и медаль у него.

Хромов.Почему рука у Витьки не гнется, знаете?

Ложкин. (солидно) Да ерунда, зимой под Краковом гранатой хлестануло…

Хромов.Верно, граната — ерунда: извлек осколки, шьешь и в гипс. А вот послеоперационный период — не ерунда! Рука — сложный механизм, восстановить трудно…Но можно.

Ложкин. Что ж Витьке не восстановили?

Хромов.Инструктор ЛФК вроде вас был. На фронт, поди, удрал, а раненые — черт с ними! Пусть руки-ноги не гнутся, спины кривые… А он воюет! Герой. Кверху дырой.

Ложкин. Он за Родину воюет!

Хромов.Вас, Ложкин, сюда что, не Родина прислала? Доверили важную работу — инструктор по лечебной физкультуре. Даже на спецкурсы отправили. При мединституте!

Ложкин. Да что эти курсы? Я ж не врач, я не учился…

Хромов.Чтобы людей лечить, не всегда надо учиться. Иногда достаточно их любить.

Ложкин. На курсах так не говорили.

Хромов.Говорили, Ложкин. Вы не услышали.

Ложкин. Может, другого взять, если я не слышал?

Хромов.Сколько в городе сейчас госпиталей?

Ложкин. Мы да инфекционный, остальные к фронту пошли. Да вы ж сами знаете…

Хромов.Я-то знаю… А начальник госпиталя наш где? Два терапевта, пять санитаров? Начхоз? (Разводит руками) Кадровый некомплект! Где я вместо вас кого возьму?

Ложкин. Меня всерьез не видят, плюют на физкультуру! Женская палата дразнится…

Хромов.Пожестче, Ложкин, вам полномочия даны. Я вот теперь все один — и дрова ищу, и руки ампутирую. Суровая жизнь, а не ною.

Ложкин. Ну, вы же главный хирург, поэтому и так.

Хромов.А вы инструктор по ЛФК, и хватит дурить! У вас все должны ходить нормально и чтоб руки у них гнулись! Боевая задача ясна?

Ложкин. Боевая, ну… Сидим в тылу...

Хромов.И в тылу есть боевые задачи. Соседа Витьку вспомните.

Ложкин. Витька-то причем?

Хромов.Знаете, Ложкин, что я ненавижу больше всего?

Ложкин. Понятное дело! Что и все — фашизм.

Хромов.Это в стратегическом плане. А в тактическом?

Ложкин. Когда в палатах грязно?

Хромов.Когда отсутствуют логические связи в проявлениях высшей нервно-психической деятельности индивидуума.

Ложкин. Это у кого у нас такое?

Хромов.Да есть у некоторых... И хватит болтать! (Достает из стола лист бумаги) Вот из санотдела к исполнению. И марш за мной в ординаторскую, там еще кое-что нужно.

Ложкин и Хромов выходят.

2. Женская палата. Три железных койки с тумбочками. В палате Ривкина и Виноградова, у которой забинтована правая рука и голова.

Виноградова. Как думаешь, он не врет? Говорит, что станут пальцы разгибаться.

Он хороший врач?

Ривкина. (пожимает плечами) Я вот — жива, и Лидка тоже. Ее привезли-то всю в гипсе, дышала через раз, аж синяя… А сейчас вон прыгает.

Виноградова. Говорит, долго лечить еще… С января валяюсь: Уфа, Челябинск, у вас уж две недели, и ничего! Сколько это долго-то, Рая?

Ривкина. Спи побольше. Во сне заживает быстрей. И время незаметно идет.

Виноградова. Говорит, мышцы сожгло. Вдруг пальцы так и будут? Не могу я спать…

Ривкина. Я тоже сперва, как ранили, не могла. Кошмары были.

Виноградова. Бомбежки?

Ривкина. Будто мы на речке: жарко, песок белый-белый… Отец у берега Томку плавать учит, та хохочет, а мама черешню ест. Кулек из газеты, на нем красные пятна, у мамы пальцы тоже красные… Я гляжу на тот берег и чую — сейчас они попрут! А у меня винтовки нет! Берег пустой, мы как на ладони, я в купальнике... И, зараза, без винтовки!

Виноградова. А потом что?

Ривкина. Ничего. Заору — и просыпаюсь.

Виноградова. А где сейчас твои?

Ривкина. Скидельский район, деревня Синий Камень. Под Гродно. Где ж им быть-то…

Виноградова. Синий Камень… Красиво у вас там, наверное?

Ривкина. Там тихо. И меня все ждут.

Виноградова. Хорошо, когда ждут… Я с одним человеком в переписке состою, так если он долго молчит, я прямо аж вся…

Ривкина. У тебя бумага, чтоб писать — она тонкая?

Виноградова. Тетрадь обычная.

Ривкина. В клеточку?

Виноградова. Какая разница?

Ривкина. Никакой. Дай половину? С табачком еще туда-сюда, а с бумагой…

Виноградова. Да ты что? Ты что? А на чем я писать ему буду? Нет…

Ривкина. (раздраженно) Как пишешь-то с такой рукой?

Виноградова. С какой — такой? Нормально пишу. Часто. И он мне! А тебе часто пишут? Твои ж на нашей территории!

Ривкина. Вообще не пишут. Просто ждут. На нашей территории.

Ривкина достает кисет с табаком, скручивает цигарку. Входит Клюева.

Клюева.Костылями, сказал, надо пользоваться. Месяца два еще.

Ривкина. С бумагой беда… На всех одна газета, до дыр читают, цигарку не свернешь.

Клюева.Он сказал, губы оторвет, если увидит, что куришь.

Ривкина. Любят мужики указывать! А если погоны со звездами, так вообще! Я под Ломжей с нейтралки приползла, спирту с разведкой жахнула, вышла в окоп на свежий воздух, а там лейтенантик один — «Зачем вы, говорит, курите?» Я сутки в засаде, пять фрицев кокнула, а он мне: «У вас, говорит, пальцы от табака станут желтые…»

Виноградова. Красивый?

Ривкина. Необстрелянный.

Клюева.На свидание, поди, завлекал?

Ривкина. А то! Я, говорит, не могу вам приказать, товарищ прелестная младший сержант, в любви нет субординации…

Виноградова. Пошла?

Ривкина. Я ж говорю — я с передка только, спать хочу, винтовка не чищена. А он стоит, скрипит ремнями новыми… Умора!

Ривкина, скрутив цигарку, выходит.

Виноградова. И правильно! Неизвестно кто, и сразу свидание ему! А, может, у девушки с ним общих интересов нет?

Клюева.Там на всех один интерес — в живых остаться.

Виноградова. Мещанство какое! А победить?

Клюева.Это само собой… Только как ты победишь, если мертвая?

Виноградова. Как думаешь, не врет Хромов, что пальцы разогнутся?

Клюева.Чего ему врать-то? Аж целый майор медслужбы!

Виноградова. В санбате тоже был майор медицинский. Нас из-под бомбежки привезли, он всем: ничего, милая, терпи, милая, рана легкая… А потом Лена Голикова, Маша Терехина, Сивакова с третьего взвода, Ледницкая — все умерли.

Клюева.Где вас так накрыло?

Виноградова. На разгрузке.

Клюева.Зениток, что ли, не было на станции?

Виноградова. (пожимает плечами) Там цистерны какие-то, бензином прет… Мы ж только с формировки, пока добро свое тягали, тут — они от солнца! Первый взрыв слышала, а потом как сквозь вату.

Клюева.При бомбежке надо рот открывать.

Виноградова. (озадаченно) Зачем?

Клюева.Давление взрывной волны сровнять. Не контузит и не глохнешь.

Виноградова. И всю бомбежку с открытым ртом?

Клюева.Конечно. Вот так (показывает, как открыть рот).

Виноградова. Представляю, как бы все бегали с открытым ртом! И комиссар товарищ Ляхов! И комполка! (Смеется)

Входит Ривкина.

Виноградова. Фууу… Ты бы, заедала, что ли… Табачищем несет, жуть!

Клюева.А мне нравится… Ну-ка, Райка, подыши еще! Ух ты! Как в землянке…

Виноградова. Тот лейтенант, конечно, развязный тип, Рая, но он верно говорил: зачем ты куришь?

Ривкина. Ах, лейтенант, лейтенант! Я вечером гимнастерочку новую надела, пошла его случайно встретить, а его днем еще — прямым попаданием… В ровике их трое сидело, так и сгребли на брезент, что нашли. А он красивый был…

Клюева.Красивые чаще гибнут. И раненый, если красивый — обязательно умрет.

Ривкина. Ты просто запоминаешь его за красоту. Красивого жальче просто.

Виноградова. Красота вообще не важна! Главное, чтоб душа у него, и умный был.

Клюева.Это конечно. Но если мужик еще и красивый — разве плохо?

Ривкина. Красивого любить приятней. Аж сердце обмирает!

Входит Ложкин с инвалидной тростью в руках.

Ложкин. Попрошу внимания, товарищи…

Ривкина. Ложкин! А если б мы были голые?

Ложкин. Как это?

Клюева.Совсем! Переодевались бы или что…

Ложкин. У меня официальное сообщение.

Виноградова. Стучаться надо, Ложкин, сколько раз говорить!

Ложкин. Да вы ж не… (Идет к выходу) Одетые ж вы.

Клюева.Ложкин! Куда?

Ложкин. Стучаться.

Виноградова. Ох… Говори уже!

Ривкина. Раз мы все равно не голые.

Ложкин. Товарищи раненые женщины!

Виноградова. Девушки.

Клюева.Э-э… (переглядывается с Ривкиной) Ну, ладно, пусть так.

Ложкин. Согласно новой инструкции Наркомздрава раненым полезен свежий воздух, значит, ЛФК теперь будет на дворе. И воздушно-солнечные ванны заодно…

Клюева.Там же снег еще!

Ложкин. Апрельский снег у нас недолгий.

Виноградова. А ночью метель была!

Ложкин. Сибирь тут у нас… Но для закалки полезно! Согласно циркуляра санотдела СибВО. А мерзлявым ватные штаны из подменки дам.

Ложкин достает из кармана письмо-треугольник, отдает Виноградовой.

Ложкин. Вам от почтальона (Виноградова отходит, торопливо читает письмо). А вам от товарища майора (отдает Клюевой трость). Чтоб не кособочило, он сказал.

Ривкина. А мне ничего ни от кого?

Ложкин. А вам он сказал, что если будете курить, губы оборвет.

Ривкина. Да что вы ко мне все прицепились?

Ложкин. Курить потому что вредно.

Ривкина. А воевать не вредно?

Виноградова сует в карман халата письмо, быстро выходит из палаты.

Клюева.Откуда им знать-то? Сидят в тылу, физкультурой занимаются.

Ложкин. Я на фронт все время прошусь добровольцем!

Клюева.Ряшку-то наел, доброволец…

Ривкина. (в тон) Фронтовиков на мороз гоняет!

Ложкин. Так согласно инструкции же…

Клюева.Дурацкие ваши инструкции с Хромовым! Хотя спасибо ему за тросточку.

Ложкин. Вы бы лучше упражнения делали для ноги, чтоб без тросточки ходить.

Клюева.Я сама военный медик, а буду приседать, как пионерка? Навыдумывали тут, в тепле… «Ноги на ширине плеч, руки на пояс!» А толку? ЛФК, физио… Эта еще, как ее?

Ривкина. (ехидно) Парафинотерапия.

Клюева.Будь она неладна! Мне на фронт надо, там быстро долечусь…

Входит Виноградова. Она еле сдерживает слезы.

Виноградова. Почему не сказал, что товарищ майор на операции? А, Ложкин? Бегаю, ищу его… Рая, тебе форму выдали на выписку? У тебя какой размер ноги?

Ривкина. Тридцать восемь. А сапоги-то все равно сорок второго, меньше нету.

Виноградова. Большеваты… А я — две портянки! Давай!

Ривкина. Чего давай?

Виноградова. Форму! Мне твоя сойдет, мы одних размеров, а в сапоги две портянки наверну, чтоб не хлябали!

Ложкин. Не положено в палате обмундирование. У вас госпитальное есть.

Виноградова. Я на выписку! Товарищ майор с операции выйдет и выпишет!

Клюева.Это почему это вдруг?

Виноградова. Мне на фронт срочно надо!

Клюева.Всем на фронт надо. И всем срочно…

Виноградова. Я приду уже одетая, чтоб сразу на вокзал… Хочешь, сходим к нему двое? Попросим, скажем, нам надо… Потребуем!

Клюева.Да плевать ему… Он никого не отпускает. И тебя не отпустит.

Ложкин. Потому, что у вас вон рука…

Виноградова. Что — рука? Рука как рука! (Всхлипывает)

Ривкина. Тонь, ты что? Болит?

Виноградова. Нет! Не болит! Форму дай. Ты послезавтра едешь, а мне сейчас надо.

Ривкина. Никто никуда тебя не выпишет. Сама знаешь.

Виноградова. Тебе жалко? И катись в свой запасной полк! Жри тушенку, пока все в окопах!

Ривкина. Про окопы-то рот закрой! Я их побольше твоего знаю.

Виноградова. Нас тоже, говорили, под Будапешт везут! Что я, виновата, что разбомбили?

Ривкина. В запасном я ненадолго, с первой же маршевой ротой уйду. Снайпера всегда нужны.

Ложкин. У вас же ограниченная годность…

Клюева.Чихать на это! Потеряет вашу справку, и все! А на передовой никто не спросит. Ах, Райка, молодец! Я б рванула тоже так вот!

Виноградова. Ложкин, ты же местный… Тут эшелоны к фронту ходят?

Ложкин. Может, ходят, может, нет… Вам для чего?

Клюева.Какая бдительная тыловая крыса…

Ложкин. Что вы все: крыса, крыса… Я все равно на фронт уйду! Или сбегу!

Виноградова. А побежали вместе?

Ложкин. Куда вместе? (ошеломленно) На фронт?

Виноградова. (вкрадчиво) Форму принесешь нам из подменки… Наши документы в канцелярии возьмешь…

Клюева. (в тон) Скажешь, в медкарту уточнения внести… И укатим тихо, чтоб никто... Неси обмундировку!

Ложкин. Ага, сейчас прямо! Дезертиром объявят. Вас тут лечат, а я на службе.

Виноградова. Ты ж на фронт, а не в тайгу! На фронт!

Ложкин. И вам нельзя без разрешения.

Виноградова. Чьего?

Ложкин. Товарища Хромова! Вы еще не выздоровели.

Клюева.Как медик скажу: на передовой все заживает быстрее. Нервы на пределе, болеть некогда. Знаешь, как жили? По три дня не спали, нашатыря нюхнешь — и дальше!

Ривкина. Мы прошлым летом так шли. Хорошо шли! Ударно! Долги с лихвой получали, с мясом, с кровушкой. Воняло по всей Белоруссии, убирать не успевали.

Ложкин. Чего убирать?

Ривкина. Фрицев дохлых.

Клюева.Видал ты, Ложкин, фрицев?

Ложкин. Каких? Таких вот… Мертвых?

Клюева.Дохлые-то смирные. А когда фланг прорвали и медсанбат — гранатами, таких видал? Как они прикладами добивают? А тебе — ствол в ноздрю, и глядит глазами рыбьими, изучает… Вот пока такие любопытные еще есть, мне, чтоб на фронт, ничьего разрешения не надо, понял ты, физкультурник?

Пауза.

Ложкин. Я сапоги вам нынче принесу, а утром форму. В ночь санпоезд придет, разгрузится, а завтра обратно. Могу к вокзалу вывести.

Ривкина. Эти не возьмут. Надо, чтоб без врачей. Или воинский, или с техникой.

Ложкин. И шинели принесу. Холодно ехать-то…

Ложкин выходит.

Ривкина. На пищеблок с утра хлеб завозят. Если на разгрузке мужикам поулыбаться, можно буханки три прибрать, чтоб не совсем голодом. По пути еще достанем.

Клюева.Ты с нами, что ли? (Обнимает ее) Райка!

Ривкина. А чего мне через Омский запасной кругаля давать?

Виноградова. Я хлеб не буду воровать.

Ривкина. И никто не будет. Это наш паек законный, просто вперед его получим.

Виноградова. Надо Ложкину сказать, чтоб ночью все принес… И с утра уже рвануть! А хлеб не надо, по пути найдем, ты ж сказала…

Клюева.Как найдется еще… Думаешь, он у рельсов на столбах растет? Там народу самим жрать нечего.

Ривкина. Я через два дня по предписанию убываю, вот и выведу вас тихо. А пока форму приготовим, продукты соберем.

Виноградова. Два дня? А вдруг война кончится?

Ривкина. Хватит тебе, не бойся. Молодая еще, все успеешь — и войну, и свадьбу.

Виноградова бросается на койку, плачет в голос.

Виноградова. Ой, хоть бы… хоть бы победа еще не скоро!

Ривкина. Сдурела, что ли?

Клюева.Да контуженая она… Бывает.

Виноградова. Ой, хоть бы война еще подольше!

Клюева.Антонина! Ну-ка, брось!

Виноградова. Мне успеть надо! Успеть погибнуть! Насмерть!

Ривкина. Точно дура контуженая…

Виноградова. Ага! Контуженая! И лысая! Спина сгорела, рука кривая! Дура, дура я! Уродина! (Выхватывает из кармана халата письмо, швыряет его). Дождалась весточки!

Клюева переглядывается с Ривкиной, поднимает письмо.

Клюева.(бегло читает вслух) Дорогая Тоня! Кирюша сказал, что вы серьезно ранены… Он просил написать, что сильно занят учебой… Пятый курс консерватории… Очень устает… Я, как любая мать… Единственный сын… У него опять нашли плоскостопие и близорукость… Уважаю вас… (Дочитывает, передает письмо Ривкиной)

Ривкина. (читает вслух) Уважаю вас, как защитницу Родины… Не нужно больше переписываться с Кирюшей. Приезжайте к нам в Москву в гости после войны…

Ривкина и Клюева подсаживаются к Виноградовой, которая резко отодвигается от них.

Виноградова. Жалость унижает человека, ясно вам?

Клюева.И не думали даже!

Ривкина. Это его жалеть надо. Очкарик плоскостопый.

Виноградова. Перестань сейчас же! Он умный!

Ривкина. Много их, умных, по тылам… А этот вовсе ущербный: нормальные на фронте, а он учится.

Клюева.(кривляется) Пятый курс, консерватория… От чего устал-то? Трынди-брынди, балалайка?

Виноградова. Не балалайка! Музыковед...

Клюева.Кто-кто?

Виноградова. Изучает музыку.

Клюева.Чего ее изучать-то? Ее слушать надо или петь. Она что, география — изучать?

Виноградова. Вы завидуете просто! Завидуете! Потому его мне и ругаете…

Ривкина. Обзавидовались, конечно. До смерти аж.

Виноградова. Что вы меня любви учите? Я сама большая!

Ривкина. Ты хоть целовалась, большая?

Виноградова. Конечно! Сто раз! С мамой, с подругой…

Клюева.Большая, да.

Виноградова. Сами-то! Вам и не пишет даже никто! Чувства только в кино и видели!

Клюева.Да уж прямо! У меня тоже был друг сердца. И сердца, и души…

Ривкина. И всего остального организма.

Клюева.А что, нельзя? Там убивают каждый час, что, нельзя один разочек счастья?

Ривкина. Почему нельзя? Я тебе не комиссар. Только что вспоминать, чего уж нету?

Виноградова. Ты, Рая, зачем так? Если у тебя отношений не было, так что?

Ривкина. Было, не было… На ужин пойдете?

Клюева.Надоела уже эта каша. Каша, каша, каша…

Ривкина. Ладно, тоскуйте про любовь... Глаза, губы…Может, еще что вспомните.

Ривкина выходит.

Виноградова. А как вы с ним познакомились?

Клюева.Тихой летней ночью. Луна, роса... Березки нежно шелестят…

Виноградова. Он там тебе стихи читал?

Клюева.Он матерился на весь лес.

Виноградова. Какая гадость!

Клюева.Заматеришься, если осколками задницу распорет.

Виноградова. Драпал, что ли?

Клюева.Антонина, там война. Там в спину или куда еще не редкость, и по своим, бывает, бьют. А он «языка» прикрыл от минометов. Разведчик.

Виноградова. Ух ты!

Клюева.Да. Комвзвода. Они гауптмана взяли, а на нейтралке — обстрел. Навалился, чтоб сберечь, а сам получил в мягкое. Там артерий много крупных: кровища, как с барана — и кроет матом в три наката!

Виноградова. А потом?

Клюева.Перевязала, да в санбат.

Виноградова. Нет-нет, потом, когда вы… Как было?

Клюева.Я войну замечать перестала. Ни стрельбы, ни грязи — как нет ничего! Только губы его и глаза. Три месяца…

Виноградова. Погиб он, да?

Клюева.В разведотдел армии забрали. Сказали, перспективный…

Виноградова. А ты?

Клюева.У меня сапоги грязные, руки йодом провоняли… А там телефонистки, у них духи трофейные, вот и нашел себе какую-то. Поухоженней.

Виноградова. Ты ее видела?

Клюева.Некогда мне шалав штабных разглядывать. Сапожки начистят, юбочку ушьют и ходят, чай разносят! А я зимой вшей из белья выжаривала, конечно, куда уж нам…

Виноградова. Ничего! Фронт покажет, кто какой! Мы еще… А они пускай с кем попало!

Клюева.Ты-то своего умного где нашла?

Виноградова. Через дом они с мамой жили. Эвакуированные из Москвы. Да обойдемся! Правда?

Клюева.Правда, правда. Спать давай.

Виноградова. Лида… А как это — когда тебя целуют?

Клюева.Когда как. И еще смотря кто… Иногда и стошнит.

Виноградова. Лида, а что там было, в санбате? Когда немец тебе стволом в лицо?

Клюева.Тебе сколько лет?

Виноградова. Девятнадцать! Скоро. Летом…

Клюева.Вот летом и расскажу. Спи.

Клюева ложится на свою койку. Виноградова, ворочается, засыпает. Входит Ривкина.

Ривкина. Договорилась с пищеблоком…

Клюева.Тссс!

Ривкина. …про сгущенку. Мол, день рожденья! Обещали банку дать. В пути сгодится.

Клюева.Жалко Тоньку. Как ей жить-то? Обгорелая, волос нет... Кто полюбит такую?

Ривкина. Сейчас всех жалко. Всех нас.

Клюева.У меня хоть чувства были настоящие! А у вас одна сплошная война…

Ривкина. Я вообще-то замужем была.

Клюева.Замужем?Ты не говорила.

Ривкина. А ты не спрашивала.

Клюева.Я-то тебе все рассказывала!

Ривкина. А про фрица и ствол в нос?

Пауза.

Клюева.Гимнастерку расстегнула, улыбаюсь, грудь вперед: гляжу, глазки замаслились… Обняла его — и в глотку! У меня был скальпель старый, ногти стричь… Всю залило поганой юшкой. Автомат взяла, пошла своих спасать. Убить должно было... А третий взвод выручил, успел! Повоевала минут пять, а потом неделю золой оттиралась.

Ривкина. Ты ж медик. Что тебе его кровь?

Клюева.Другая она была. Скользкая.

Ривкина. А мы первой партизанской свадьбой были. Комиссар говорит: если жить семьей — землянку ройте. Вырыли маленькую. Занавеска ситцевая, чугунок... Мой Cёма любил домой приходить. А как его в засаде убило, я в общую ушла. Не смогла одна дома.

Клюева.С его фамилией живешь?

Ривкина. Сперва свою оставила, потом его взяла. Своих и так не забуду, а он детдомовский. Кто без меня вспомнит?

Клюева.Спирту бы сейчас!

Ривкина. Или шоколадку…

Девушки засыпают. За окном ветер гремит ржавой водосточной трубой. Тянется беспокойная, ноющая, недобрая госпитальная ночь. Раздается резкий стук в дверь.

Клюева.Вон они! Бей короткими! Бей!

Виноградова. Лида? Лида!

Ривкина. Мать твою… Какого черта? Кто?

Входит Ложкин с двумя туго набитыми вещмешками.

Ривкина. Сдурел?

Ложкин. Вы ж просили стучаться! Пока в каптерке суета, принес вот вам… Прячьте!

Клюева.Сколько времени?

Ложкин. Пять утра. Эшелон большой, лежачих много, ох, много… Долго возить, машина-то одна. Прячьте, прячьте, а я туда!

Ложкин выходит, Ривкина и Клюева рассовывают вещмешки под койки, ложатся.

Клюева.Давно уже тот бой не снился… К чему бы?

Ривкина. Не к чему, а от чего.

Виноградова. От чего?

Ривкина. От нервов! Их беречь надо, а то кое-кто рыдал, что война кончится — а тут все везут, и везут, и везут…

3. Кабинет Хромова. Хромов изучает медкарты. Входит Ложкин с листом бумаги.

Хромов.Опять?

Ложкин. Даже наш начхоз на фронте! Что я, хуже? Он старый, я молодой.

Хромов.Фронт не там, где стрельба, а где Родина скажет. Язык уже стер, Ложкин!

Звонит телефон, Хромов снимает трубку.

Хромов.Хромов. Добрый. Я пистолетом не махал. Я сказал, что таких на фронте стреляют. Нам бензина дали на три ходки, а на перроне сорок семь лежачих! Сорок семь, товарищ второй секретарь! Морозить их, что ли? А этот брать в салон не хочет! Причем здесь пистолет? Ну, был пистолет. Просто в руке был. Да хоть в Государственный Комитет Обороны, ваше право! И вам не кашлять… (Кладет трубку). Ложкин, вы видели, как я утром на вокзале перед трамваем махал пистолетом?

Ложкин. Вы не махали.

Хромов.А в обком уже кто-то накапал! Где у меня был пистолет?

Ложкин. В руке.

Хромов.Вот!

Ложкин. Вы его трамвайщику в бок тыкали.

Хромов.В бок, в бок… Не махал же! Что я, не понимаю? Тыловой город.

Ложкин протягивает Хромову лист бумаги, Хромов, не глядя, хочет порвать его.

Ложкин. Нет! Это в обком! На вас жалоба. Принес, чтоб знали: все по правде, не донос.

Хромов.Ну-ка, присядьте, Ложкин... Вы ее знаете, правду-то?

Ложкин. Вот и прочитайте, чтоб все честно.

Хромов.Я и так скажу, что там: героическая Красная Армия напрягает последние силы и никак не добьет немца, потому, что майор Хромов не пускает туда меня, сопляка. Так?

Ложкин. Чего это сопляка сразу?

Хромов.Вы, Ложкин, в первом бою сколько немцев убить сможете?

Ложкин. Да на сколько патронов хватит! И гранатами еще! Вдогонку!

Хромов.Ни одного не убьете. А вас убьют. Немец грамотно воюет, не в кинокомедии.

Ложкин. Меня, поди, тоже обучат. И стрелять, и штыком…

Хромов.На войне главное не штык, а ненависть. Чтоб пальцами в глаза, чтоб зубами в глотку! От такой даже пули рикошетят… Есть такая?

Ложкин. Есть!

Хромов.Нету. Неоткуда. Да и незачем уже вам…

Ложкин. Почему это?

Хромов.Вон ее, полные палаты, у каждого своя, все опять в окопы рвутся. И в окопах ее навалом… Пусть уж они войну кончают. А вам другие дела найдутся.

Ложкин. Сейчас главное дело — все для фронта, все для победы!

Хромов.Победить — полдела, надо эту победу сберечь.

Ложкин. Мы ж фашистов разобьем! От кого беречь-то?

Хромов.От самих себя. После войны еще страшней, чем на войне.

Ложкин. Уж вы скажете, товарищ майор… Победа! Мир! Живи да живи!

Хромов.А как жить? Сейчас для всех одно важно — победа, а потом каждый свое вспомнит. У того — семья, у того — убили, у кого руки-ноги, а кто полный ампутант…

Им до смерти война будет сниться. А человеку должно сниться счастье.

Ложкин. Как это?

Хромов.Уж кому как…Главное, просыпался чтоб с улыбкой. Вот и надо сберечь от войны, кого можно, чтоб по-глупому не гибли.

Ложкин. Я, может, погибну геройски …

Хромов.Это мы мастера! Геройски погибну, и отстаньте! А для чего?

Ложкин. Чтоб страна жила!

Хромов.Чтоб страна жила, надо дома строить и хлеб растить. И люди нужны без ненависти! Такие, как вы, кого не отравила еще война эта поганая…

Ложкин. Это справедливая война! Священная! Они же на нас напали!

Хромов.Верно. Но я не обязан любить войну, даже если она справедливая. Можете, кстати, в своей жалобе добавить: доктор Хромов считает войну мерзким делом.

Ложкин. Почему вы мне это говорите?

Хромов.Потому, что вы мужчина, Ложкин. Мужчина обязан страну от войны хранить, война душу выжигает. Особенно у женщин. А им еще детей рожать.

Ложкин. Так они ж вон сами на фронт рвутся!

Хромов.Плохо! Стыдно нам должно быть, что войну к ним подпустили. Страшней убитых женщин только мертвые дети.

Ложкин. Вас тоже война отравила?

Хромов.Я хирург, мне положено смертью дышать. А вот Виноградовой положено на свидания бегать в легком платьице. А у нее обширные ожоги третьей степени, контрактура пальцев… Волосы на голове сгорели. И уже не вырастут.

Ложкин. А без волос жить нельзя? Живая же…

Хромов.Вы, Ложкин, не понимаете: для женщин это страшно. И пальцы у нее разгибаться не будут. Что ей приснится — счастье или как топливо горит под бомбежкой?

Ложкин. Вобще-вообще ничего сделать нельзя?

Хромов.Глубокие повреждения тканей, волосяные фолликулы уничтожены. Я не Бог…

Ложкин. Как же она на фронт собралась?

Хромов.На фронт? Да ей комиссия инвалидность поставит, и все, домой!

Ложкин. И правильно! Я ей тоже: у вас — рука, а она: «Тащи обмундирование!» А куда она с такими пальцами? Как стрелять-то будет? Убьют ее зря.

Хромов.Какое обмундирование, Ложкин?

Ложкин. На фронт бежать. Я говорю: вам лечиться надо, а они с Клюевой: «Трус, трус!». Ну, принес два вещмешка с подменкой.

Хромов.И когда они собрались?

Ложкин. Ривкину завтра выпишут, и эти тоже… А какая им война? Чуть живые сами.

Хромов.Почему сразу не доложили? С ними рвануть хотели?

Ложкин. Ну…(Вздыхает) Работать-то, и правда, некому. Мужиков тьму побило, а посевная скоро. Витька-сосед говорит: на агронома выучусь… А хирургом страшно быть?

Хромов.У нас милосердная работа. Даже когда ноги ампутируем.

Ложкин. А у Виноградовой чтоб волосы были и пальцы вылечить — в Москве смогут?

Хромов.Сейчас — нет. Но раньше и от гриппа помирали, а теперь-то лечим. (Глянув на часы, встает, протягивает Ложкину жалобу) Я на обход. Не забудьте вашу…

Ложкин берет жалобу, рвет ее, идет к двери. Останавливается.

Ложкин. Но я хоть сейчас, если вдруг что! Я не трус, товарищ майор.

Хромов.Я вижу.

Хромов и Ложкин выходят. На столе Хромова звонит телефон. Звонит долго и нудно.

4. Женская палата. Появилась четвертая койка, на ней — Ольга Шрайнер вся в бинтах. У окна Ривкина, Клюева и Виноградова разглядывают обмундирование.

Клюева.Шинели он еще сулил. Но лучше б ватник, в нем сподручней.

Ривкина. Лучше, хуже… Не барахолка! Документы получу, и рванем. Эшелоны в ночь ходят часто, к утру далеко будем! Табачку бы в дорогу и бумажки…

Виноградова. (нюхает гимнастерку) Как в ней ехать? Хлоркой воняет — ужас!

Клюева.Зато стерильно. Ни грязи, ни крови.

Виноградова. Откуда здесь кровь-то?

Клюева.С таких же, как мы. В банно-прачечном штопали, глянь: у меня две пули было в живот, а у тебя, похоже, осколок — ишь, как раскроило.

Виноградова. У тебя такая же, Рая?

Ривкина. Откуда здесь другие-то?

Шрайнер. Девчонки… Девчонки, а почему тут потолок синий?

Ривкина. (глядит на потолок) Он вообще-то желтый. С трещинами.

Шрайнер. А должен быть белый. В госпитале должен быть белый потолок.

Клюева.С дороги тебя туманит. И анемия — как живая… Кушать хорошо и спать.

Шрайнер. Неделю сплю в санпоезде, аж с Венгрии. Меня куда привезли?

Виноградова. В Сибирь…

Шрайнер. Ничего себе… А тепло!