Table of Contents 10 страница

– Прекрасное вино, – повторил он. – И лососина выглядит замечательно.

Он подцепил ломтик на вилку. Опустив ресницы, я наблюдала, будет ли он есть рыбу, и тоже взяла лосося и каперсов.

– Меню не американское, – заметил он, пригубив вино.

– Да, – согласилась я, глядя на вилку в левой руке и нож в правой. – Наверно, я слишком много времени прожила в Англии. – И не выдержала: – Ты правда это ешь?

– Ем, – засмеялся он. – Копченая лососина мне как раз нравится.

– Но на самом деле ты не всеядный. – Я снова обратила взгляд на тарелку.

– Нет, но кусочек того-сего могу проглотить. Хотя вкус нахожу только в сырых продуктах.

– Странно. У вампиров такие обостренные чувства – вам все съестное должно казаться чудесным на вкус.

Взять хоть этого лосося – его вкус вызывал ассоциации с холодной чистой водой.

Мэтью смотрел на бледно-золотой рислинг в своем бокале.

– Чудесный вкус у вин. Все, что приготовлено на огне, для вампира не может быть вкусным.

Стало быть, я угадала. Уже легче.

– Если еда не доставляет тебе удовольствия, почему ты все время приглашаешь меня то ужинать, то завтракать?

Взгляд Мэтью, порхнув по моим глазам и щекам, уперся в губы.

– С тобой проще общаться, когда ты ешь. Меня тошнит от кухонных запахов… – Я моргнула, не понимая, к чему это он. – А тошнота убивает голод.

– A-а! – Пазл понемногу складывался. Я уже уяснила, что мой запах ему приятен… отсюда, значит, и голод. Я густо покраснела.

– Я думал, ты знаешь… думал, ты потому и пригласила меня на ужин.

Покачав головой, я снова ткнула вилкой в лосося.

– О вампирах я, наверно, знаю даже меньше, чем люди. Тетя Сара учила меня относиться к вам с большим подозрением и говорила, что вы питаетесь исключительно кровью, что она вам необходима для выживания… но ведь это не так?

Мэтью нахмурился и ледяным тоном сказал:

– Вам для выживания необходима вода, но вы как будто пьете не только воду?

– Я понимаю, об этом не принято говорить. – Обвив ногами ножки стула, я вспомнила, что забыла обуться и принимаю гостя босая.

– Отчего же, если тебе любопытно, – после долгой паузы сказал Мэтью. – Я пью вино и ем обычную пищу – предпочтительно сырую или холодную, когда неприятного запаха нет.

– Но она не насыщает тебя, – не унималась я. – Вы питаетесь кровью, всеми видами крови. – (Мэтью поморщился.) – И в дом вас не обязательно приглашать. В чем я еще заблуждаюсь?

Мэтью откинулся на спинку стула и, видимо, приготовился терпеть до последнего. Я перегнулась через стол, чтобы подлить ему вина, – раз уж мучаю его вопросами, так хоть поить надо вдоволь. Когда свечка чуть не подожгла мне рукав, Мэтью отобрал у меня бутылку:

– Позволь мне. – Он наполнил свой бокал, а заодно и мой. – Почти все, что ты знаешь обо мне – о вампирах, – выдумано людьми. Так им легче жить рядом с нами. Их пугают все нелюди, не только вампиры.

– Черные шляпы, летучие мыши и метлы. – Эту несвятую колдовскую троицу можно наблюдать каждый Хеллоуин.

– Вот-вот. В каждой из этих басен, впрочем, есть зерно истины – то, что пугает людей и помогает им отрицать факт нашего существования. Основная черта людей – их умение закрывать глаза. Я, к примеру, наделен большой физической силой и долголетием, ты – сверхъестественными способностями, даймоны – творческим даром, а у людей есть талант убеждать себя, что верх – это низ и черное – это белое.

– Возьмем поверье, что вампир не может войти в дом незваным, – что в нем правдивого? – Допросив его о пристрастиях в еде, я переключилась на этикет.

– Мы живем бок о бок с людьми. Они отрицают наше существование лишь потому, что мы не вписываемся в их ограниченный мир. Впустив нас – признав нас теми, кто мы есть в действительности, – они бы так легко от нас не отделались.

– То же и с солнечным светом, – протянула я. – Днем людям труднее не замечать вас, поэтому они внушают себе, что вы не переносите солнца.

– И продолжают не замечать нас, – кивнул Мэтью. – Но когда темнеет, им в нас легче поверить. Это и к вам относится: ты ведь ловишь на себе взгляды, когда идешь по улице или куда-нибудь заходишь?

Ну, это едва ли… у меня внешность самая заурядная. Мэтью усмехнулся, видя мои сомнения:

– Ты мне не веришь, знаю, но это правда. При свете дня создания вызывают у людей беспокойство. Мы для них слишком высокие, слишком сильные, слишком уверенные, слишком талантливые, слишком всемогущие, слишком другие. Днем они кое-как нас подгоняют под свои стандарты, а ночью просто относят к «странным».

Я убрала первую перемену блюд, радуясь, что Мэтью съел все, кроме гарнира. Он налил себе еще рислинга, я достала из холодильника две тарелки с тоненькими ломтиками сырой оленины – мясник уверял, что сквозь них можно читать «Оксфорд мейл». Раз с зеленью у нас не сложилось, попробуем корнеплоды и сыр. Я положила в середину каждой тарелки свеклу и посыпала ее пармезаном, а центр стола занял массивный графин с красным вином. Мэтью сразу обратил на него внимание.

– Можно мне? – Он явно опасался, как бы я не спалила колледж.

Налив понемножку в оба бокала, вампир поднес стакан к носу.

– «Кот-Роти», – удовлетворенно произнес он. – Одно из моих любимых.

– Определяешь по запаху?

– О вампирах иногда говорят и правду, – засмеялся он. – У меня превосходное обоняние – зрение и слух, впрочем, тоже. Но «Кот-Роти» даже человек способен определить. – Он на секунду закрыл глаза. – Две тысячи третий год?

– Да! – Телешоу, да и только. – А фирму унюхать можешь? – На этикетке виднелась маленькая корона.

– Только потому, что бывал на их виноградниках, – смущенно ответил он, словно боящийся разоблачения фокусник.

– Запах виноградников тоже чувствуется? – Я сунула нос в бокал – хорошо хоть, что навозом не пахнет.

– Иногда мне кажется, что я помню все запахи, которые когда-либо вдыхал. Возможно, это самообман, но каждый запах вызывает воспоминания. Помню, как впервые ощутил аромат шоколада – словно вчера это было.

– Неужели? – Я подалась вперед.

– Да. Тысяча шестьсот пятнадцатый год. Война еще не началась, французский король женился на испанской принцессе, которая не нравилась никому – в первую очередь королю. – Он улыбнулся в ответ на мою улыбку, но его глаза смотрели куда-то вдаль. – Она и привезла в Париж шоколад. Горький, как грех, и столь же влекущий. Какао варили на воде и пили без сахара.

– Ужас какой! – засмеялась я. – Хвала тому, кто додумался подсластить шоколад.

– Боюсь, это был человек. Вампирам нравился густой и горький напиток.

Мы принялись за оленину.

– Еще одно шотландское блюдо, – заметила я, показывая на мясо ножом.

Мэтью попробовал:

– Благородный олень – молодой самец, судя по вкусу.

Я лишь изумленно помотала головой.

– Я же говорил – о вампирах не одни только сказки рассказывают.

– А летать ты умеешь? – На этот раз я знала ответ заранее.

– Нет, разумеется, – фыркнул он. – Это привилегия повелителей стихий – колдунов. Зато мы сильные, быстро бегаем и хорошо прыгаем – вот люди и решили, что вампиры могут летать. И КПД у нас тоже высокий.

– КПД? – Я отложила вилку: сырая оленина мне как-то не очень нравилась.

– Мы расходуем мало энергии – копим ее для особых случаев.

– По-моему, вы почти и не дышите. – Я вспомнила йогу.

– Верно. Сердце у нас бьется медленно, и в пище мы не так уж часто нуждаемся. Холодная кровь замедляет почти все обменные процессы – это объясняет, почему мы так долго живем.

– Как насчет гробов? Знаю: спите вы мало, но если уж спите, то мертвым сном.

– Ты начинаешь улавливать суть, – хмыкнул он.

Он съел все, кроме свеклы, я – все, кроме мяса.

Основное блюдо, единственное, нужно было готовить, но не так чтобы долго. Из молотых каштанов я уже слепила что-то вроде печенья, осталось только поджарить крольчатину с розмарином. В рецепте значился еще и чеснок, но я решила его исключить. При таком обонянии он напрочь перешибет всё прочее – вот она, правда этой выдумки о вампирах. Исключался и сельдерей – ясно, что вампиры не признают овощей. Думая, что со специями проблем не возникнет, я щедро посыпала сковородку розмарином и перцем.

Я чуть недожарила порцию Мэтью и немного передержала свою – авось отобьет вкус сырой оленины. Красиво все уложила и подала.

– Это, увы, поджарено, но не слишком.

– Уж не устроила ли некую проверку? – нахмурился Мэтью.

– Нет-нет… просто я впервые принимаю вампира.

– Рад слышать. – Он понюхал кролика. – Замечательно пахнет. – От близости к горячему блюду аромат корицы и гвоздики, присущий ему самому, усилился. Мэтью откусил кусочек каштанового «печенья», и его глаза округлились. – Каштаны?

– Только каштаны, оливковое масло и чуть-чуть разрыхлителя.

– Еще соль, вода, перец и розмарин, – уточнил Мэтью.

– Хорошо, что ты с такой точностью определяешь состав, учитывая твои вкусы в еде, – весело заметила я.

Ужин близился к концу, и я начала расслабляться. За разговором на разные оксфордские темы я убрала тарелки и подала сыр, ягоды, жареные каштаны. Мэтью, вдохнув аромат крохотных земляничинок, взял в руку каштан.

– Их действительно лучше есть теплыми. – Он легко расколол скорлупу пальцами – щипцы для орехов ему явно не требовались.

– А от меня чем пахнет? – осведомилась я, вертя свой бокал.

Молчание затягивалось – я думала, что вообще не дождусь ответа. Мэтью задумчиво посмотрел на меня, опустил веки и сделал глубокий вдох.

– Ивовым соком. Раздавленными ромашками. И жимолостью, и опавшими дубовыми листьями. Цветом гамамелиса и первыми весенними нарциссами. Еще стариной – белокудренником, ладаном, манжеткой. Я думал, что давно забыл эти запахи.

Его веки медленно поднялись. Я смотрела в глубину серых глаз, боясь дохнуть, боясь, что чары развеются.

– Теперь твоя очередь. Чем пахну я? – спросил он, удерживая мой взгляд.

– Корицей, – неуверенно ответила я. – И гвоздикой – как пряностью, так и цветами. Не теми, что продают флористы, а старомодными, растущими в английской деревне.

– Голландской гвоздикой, – подтвердил Мэтью, улыбка его из грустной сделалась лукавой. – Неплохо для колдуньи.

Я тоже взяла каштан и покатала в ладонях, грея внезапно похолодевшие руки.

Мэтью больше не смотрел на меня в упор, только бросал быстрые взгляды.

– Как ты составляла сегодняшнее меню?

– Без магии. Мне очень помогли на факультете зоологии.

Он опешил, но тут же расхохотался:

– Ты справлялась у них, что подать мне на ужин?

– Не совсем. В Интернете много рецептов для сыроедов, но, купив мясо, я не знала, как дальше быть. Вот и спросила, что едят серые волки.

Мэтью покачал головой и сказал просто:

– Спасибо. Давненько никто не задумывался о моем угощении.

– Пожалуйста. Труднее всего было с винами.

– Да, кстати… – Мэтью встал и свернул салфетку. – Теперь моя очередь.

Попросив меня принести пару чистых бокалов, он поставил на стол старинную кособокую бутылку, опять-таки с короной на пожелтевшей от времени этикетке.

Осторожно вытащив раскрошившуюся черную пробку, Мэтью раздул ноздри – в этот момент он напоминал кота, поймавшего аппетитную канарейку. Золотистое, мерцающее при свечах вино было густым, как сироп.

– Понюхай, – велел вампир, вручив мне бокал, – и скажи, что думаешь.

– Пахнет карамелью и ягодами, – отчиталась я, удивляясь, как может пахнуть чем-то красным напиток желтого цвета.

– Теперь отведай, – предложил Мэтью, пристально наблюдая за мной.

На вкус было похоже на абрикосы и ванильный крем от моих славных кухарок. Этот вкус не прошел и после того, как я проглотила волшебный, по всей видимости, эликсир.

– Что это?

– Вино, только очень старое. То лето выдалось жарким и солнечным. Крестьяне опасались дождей, но погода удержалась, и виноград собрали в самую пору.

– Да, в нем чувствуется вкус солнца, – ответила я и получила в награду очередную улыбку.

– Во время сбора над виноградниками пылала комета. Астрономы давно уже видели ее в свои телескопы, но в октябре она сделалась такой яркой, что в ее свете можно было читать. Виноградари сочли это доброй приметой.

– Тысяча девятьсот восемьдесят шестой год? Комета Галлея?

– Нет, тысяча восемьсот одиннадцатый. – Я уставилась на двухсотлетнее вино в своем бокале, боясь, что оно испарится у меня на глазах. – Комету Хоули (он произносил «Галлей» именно так) наблюдали в тысяча семьсот пятьдесят девятом и тысяча восемьсот тридцать пятом годах.

– Где ты это достал?

В магазине у вокзала таких вин не было.

– Купил у Антуана-Мари, положившись на его слово. Он уверял, что это нечто особенное.

Я посмотрела на этикетку. «Шато-икем» – об этой марке даже я слышала.

– Купил и сохранил, – сказала я.

Он пил шоколад в Париже в 1615-м, получил разрешение на постройку дома от Генриха VIII в 1536-м – что ж удивительного, если в 1811-м он покупал вина. А из-под его ворота виден шнурок, на котором он носит древний знак паломника.

– Мэтью, – начала я осторожно, боясь его рассердить, – сколько тебе лет?

Он поджал губы, но ответил довольно непринужденно:

– Я старше, чем выгляжу.

– Это я знаю, – нетерпеливо сказала я.

– Почему мой возраст так много для тебя значит?

– Моя специальность – история. Если кто-то помнит комету тысяча восемьсот одиннадцатого года и как во Францию привезли шоколад, невольно возникает вопрос, какие еще события он застал. В тысяча пятьсот тридцать шестом ты уже жил на свете – я была в доме, который ты в то время построил. Может быть, ты знал Макиавелли? Пережил Черную Смерть? Учился в Сорбонне у Абеляра?

Мэтью молчал. У меня по шее побежали мурашки.

– Судя по твоему медальону, ты был в Святой земле. Участвовал в Крестовом походе? Видел комету Галлея, прошедшую в тысяча шестьдесят шестом году над Нормандией?

Молчание.

– Видел, как короновали Карла Великого, как пал Карфаген? Противостояли Аттиле, когда тот шел на Рим?

– О каком из падений Карфагена ты говоришь? – осведомился вампир.

– Тебе видней.

– Будь ты неладен, Хэмиш Осборн, – пробормотал он, комкая скатерть.

Не нашедшись с ответом уже второй раз за два дня, Мэтью медленно провел палец сквозь пламя свечи. Кожа вздулась красными пузырями и тут же опять побелела – боли, судя по лицу, он не успел испытать.

– Телу моему около тридцати семи лет. Я родился примерно в то время, когда Хлодвиг[28] перешел в христианство. Это я знаю со слов родителей – дни рождения у нас отмечались не каждый год. Для ровного счета можно взять пятисотый год. – Он бросил взгляд в мою сторону и опять уставился на свечу. – Как вампир я возродился в пятьсот тридцать седьмом году. За исключением Аттилы, который был еще до меня, ты, в общем, правильно расставила вехи тысячелетия, прошедшего между этой датой и той, когда я заложил в Вудстоке первый камень. Макиавелли, должен тебе сказать как историку, был фигурой не столь уж значительной. Мелкий флорентийский политик, не особенно успешный. – В голосе Мэтью звучала усталость.

Выходит, ему больше полутора тысяч лет.

– Не стоило мне допытываться, – сказала я извиняющимся тоном, не зная, куда девать глаза.

И с чего я взяла, что, узнав биографию этого вампира, лучше его пойму? В голове всплыла строчка из Бена Джонсона – она говорила о Мэтью больше, чем коронация Карла Великого.

– «Ты временам принадлежишь – не веку»[29], – процитировала я.

– «Близ тебя не замечаю времени», – ответил он более поздней цитатой из Мильтона[30].

Мы снова посмотрели друг другу в глаза, но я разрушила начавшие создаваться чары:

– Что ты делал осенью тысяча восемьсот пятьдесят девятого года?

– Это Питер Нокс тебя подучил? – помрачнел Мэтью.

– Он сказал, что ты вряд ли поделишься своими секретами с колдуньей, – спокойно сказала я, хотя внутри у меня все сжалось.

– Неужели? – Мэтью сдерживал гнев – я видела это по его плечам и стиснутым зубам. – В сентябре тысяча восемьсот пятьдесят девятого я просматривал рукописи в Ашмоловском музее.

– Зачем? – «Скажи правду, – мысленно взмолилась я, скрестив под столом пальцы. Я вынудила его рассказать начало, но хотела, чтобы остальное он поведал сам. – Не надо игр, не надо загадок. Просто скажи».

– Незадолго до этого я прочел одну рукопись, написанную натуралистом из Кембриджа. Прочел перед тем, как ее отправили в типографию. – Мэтью поставил бокал на стол.

Я прижала руку к губам, вспомнив, какая в том году вышла книга.

– «Происхождение».

Ее, как и «Начала» Ньютона, не требовалось именовать полностью. «Происхождение видов» Дарвина известно всем, кто учил биологию в средней школе.

– Летом Дарвин опубликовал статью о своей теории естественного отбора, но книга сильно от нее отличалась. То, как он отследил известные всем явления и подвигал читателя к революционным открытиям, было подлинным чудом.

– У алхимии нет ничего общего с эволюцией. – Я схватила бутылку с драгоценным вином и плеснула себе еще, чувствуя настоятельную потребность подкрепить свои умственные способности.

– Ламарк[31] полагал, что все виды, происходя от различных предков, независимо эволюционировали к высшим формам существования. Это очень похоже на веру твоих алхимиков в то, что философский камень есть конечный продукт естественного превращения неблагородных металлов в медь, серебро и золото.

Мэтью тоже протянул руку к бутылке. Я подвинула ее через стол.

– Но Дарвин был не согласен с ним, хотя и пользовался сначала тем же термином – «трансмутация».

– С «линейной трансмутацией» он в самом деле не соглашался, однако его теорию естественного отбора можно рассматривать как серию связанных трансмутаций.

Может быть, Мэтью прав и магия действительно присутствует во всем, чего ни коснись. В теории гравитации Ньютона и теории эволюции Дарвина.

– В мире полно алхимических манускриптов. – Осваиваясь с картиной в целом, я старалась не упускать деталей. – Почему именно ашмоловские?

– Увидев, как Дарвин пересматривает в свете биологии алхимическую теорию трансмутации, я вспомнил рассказы о таинственной книге, объясняющей происхождение трех наших видов – колдунов, даймонов и вампиров. Раньше я всегда думал, что это фантазия. – Он отпил вина. – Говорили, что эта тайна скрыта от людских глаз в некоем алхимическом труде. Публикация «Происхождения» побудила меня заняться розысками. Если бы такая книга существовала, Элиас Ашмол ее бы непременно купил. У него был нюх на необычные рукописи.

– Ты разыскивал ее здесь, в Оксфорде? Сто пятьдесят лет назад?

– Да. И за сто пятьдесят лет до того, как ты заказала «Ашмол-782», мне сказали, что такой книги там нет.

Мое сердце учащенно забилось, и Мэтью встревожился.

– Дальше, – махнула я.

– С тех пор я все время пытаюсь ее найти. В прочих ашмоловских рукописях ничего интересного не было. Я проверил другие библиотеки: герцога Августа в Германии, Национальную французскую, Библиотеку Медичи во Флоренции, Ватиканскую, Библиотеку Конгресса.

Я моргнула, представив себе вампира в ватиканских покоях.

– Единственной рукописью, которую мне не удалось разыскать, был «Ашмол-782». Метод простого исключения подсказывал, что это и есть тайная книга – если она еще существует.

– Ты прочитал больше алхимических рукописей, чем я.

– Возможно, но это не значит, что я в них что-то понял. Общую черту я, правда, все-таки выделил: это абсолютная уверенность в том, что с помощью алхимика одна субстанция может превратиться в другую, создавая при этом новые формы жизни.

– Похоже на эволюцию.

– Очень, – мягко подтвердил Мэтью.

Мы встали из-за стола. Я свернулась калачиком на одном диване, Мэтью захватил вино и сел в угол другого, вытянув длинные ноги. Устроившись поудобнее, мы приступили к дальнейшим признаниям.

– На прошлой неделе в «Блэкуэллсе» я встретила даймона Агату Уилсон. В Интернете пишут, она знаменитый модельер. Даймоны, по ее словам, верят, что в «Ашмоле-782» содержится история всех рас, включая и человеческую. Питер Нокс считает иначе: он сказал мне, что это первая книга заклинаний, источник всей колдовской силы. Он думает найти там секрет бессмертия… и уничтожения вампиров. После двух этих версий, даймонской и колдовской, самое время послушать твою.

– Вампиры верят, что пропавшая рукопись объясняет тайну нашего долголетия и выносливости. Раньше мы боялись, что колдуны, завладев этой тайной, смогут нас истребить. Кое-кто полагает, что они были причастны к созданию нашего вида, а значит, способны и покончить с ним, обратив магию вспять. Видимо, это и есть та правда, которую можно найти в каждой легенде. – Эта мысль заметно обеспокоила Мэтью.

– Я все же не понимаю, откуда взялась уверенность, что книга о происхождении созданий спрятана в алхимической рукописи.

– Спрятать ее там столь же просто, как Питеру Ноксу замаскироваться под оккультиста. По-моему, именно вампиры узнали, что это труд по алхимии. Слишком все сходится для совпадения. Поиски философского камня помогали алхимикам человеческого происхождения понять, что значит быть вампиром – почти бессмертным, наверняка богатым и способным впитать невероятное количество знаний.

– Философский камень, ну да. – Параллель между этой мистической субстанцией и тем, кто сидел напротив меня, вызывала легкую оторопь. – Но представить, что такая книга существует в реальности, все-таки трудно. Рассказы о ней крайне противоречивы, и какой же дурак станет помещать столько информации в одну книгу?

– В рассказах об этой рукописи, как в сказках о вампирах и колдунах, определенно есть крупица истины. Наша задача вылущить ее из всего остального.

Он сказал «наша». Мэтью, судя по всему, не кривил душой, и я решила поделиться с ним еще кое-чем.

– Ты прав относительно «Ашмола-782». Книга, которую ты ищешь, спрятана в нем.

– Продолжай, – не скрывая любопытства, попросил Мэтью.

– С виду это настоящий алхимический опус, но иллюстрации в нем неправильные – не знаю, случайно это сделано или намеренно. – Я задумчиво прикусила губу, и выступившая на ней капелька крови приковала к себе взгляд Мэтью.

– Почему «с виду»? – Он поднес бокал с вином к самому носу.

– Это палимпсест, но чернила не были смыты – первоначальный текст скрыли с помощью магии. Я могла и не заметить его – так хорошо он спрятан, но свет упал на страницу под нужным углом, и я увидела, как в глубине шевелятся строчки.

– Сумела прочесть что-нибудь?

– Нет. Если в «Ашмоле-782» действительно сказано, кто мы есть, откуда взялись и как от нас можно избавиться, эта информация погребена надежно.

– В настоящий момент это к лучшему, но скоро она нам понадобится.

– Почему? Что за срочность?

– Проще показать тебе это, чем объяснить. Придешь завтра ко мне в лабораторию?

Я кивнула, заинтригованная.

– Можем пойти туда пешком после обеда. – Мэтью встал, потянулся. За разговором о тайнах и происхождении видов мы с ним прикончили всю бутылку. – Поздно уже, мне пора.

Когда он повернул ручку, дверь с грохотом распахнулась.

– У тебя что, замок неисправен? – нахмурился Мэтью.

– Не замечала… – Я принялась двигать защелку туда-сюда.

– Попроси персонал им заняться. Так она и не закроется, наверное. – По его лицу пробежала тень какого-то непонятного чувства. – Жаль, что чудесный вечер заканчивается на такой прозаической ноте.

– Ты правда доволен ужином? – Его желудок беспокоил меня больше всех тайн вселенной.

– Более чем.

Я загляделась на его древнюю красоту. Как это люди не падают, встречая его на улице? Поддавшись импульсу, я встала на цыпочки и чмокнула его в щеку. Собственные губы на холодной, гладкой как атлас коже показались мне очень горячими.

Что это мне взбрело в голову? Опустившись на всю ступню, я смущенно уставилась на злополучный замок.

Это длилось каких-то пару секунд – однако «Ноутс энд квайериз», волшебным образом снятые с библиотечной полки, доказывали, что пара секунд иногда меняет всю нашу жизнь.

Мэтью, убедившись, что я не собираюсь закатить истерику или сбежать, нагнулся и тоже поцеловал меня – в обе щеки, на французский манер, вдыхая аромат ивового сока и жимолости. Когда он выпрямился, взгляд у него был затуманившимся.

– Спокойной ночи, Диана.

Прислонившись к закрытой двери, я увидела мигающую на автоответчике цифру 1. Хорошо, что звонок выключен.

Сара собиралась задать мне тот же вопрос, который я сама себе задавала.

Но мне не хотелось отвечать.

Глава 13

Мэтью, единственный нечеловек среди читателей в Селден-Энде, зашел за мной после обеда. Пока мы шли под расписными потолками к выходу, он расспрашивал меня о работе и о прочитанных за день рукописях.

В Оксфорде сделалось серо и холодно. Я, поежившись, подняла воротник, но Мэтью не мерз, хотя шел без пальто. В пасмурный день он выглядел не столь сногсшибательно, но с фоном все-таки не сливался.

– На тебя обращают внимание, – сказала я, видя, как прохожие оглядываются и качают головой.

– Совсем забыл про пальто – и потом, это на тебя смотрят, не на меня.

Какая-то женщина при виде его улыбки раскрыла рот и пихнула свою спутницу локтем.

– Ошибаешься, – засмеялась я.

Направляясь к Кэбл-колледжу и Университетскому парку, мы повернули направо у Дома Родса и углубились в лабиринт современных лабораторий и компьютерных залов. Под сенью Музея естественной истории – краснокирпичного викторианского храма во славу науки – они представляли собой памятники незатейливой функциональной архитектуры.

Нашей целью был небольшой приземистый домик. Мэтью, пропустив свою пластиковую карточку через считывающее устройство, набрал два разных кода. Потом подвел меня к пропускному пункту, записал как гостя и вручил именной бейдж.

– Недурственный уровень безопасности для университетской лаборатории, – заметила я.

Мы шагали по бесконечным коридорам, как-то умещавшимся за скромным фасадом, а меры безопасности становились все строже. Мэтью воспользовался еще одним электронным пропуском, а потом прижал указательный палец к стеклянной панели у двери. Панель чирикнула и выдала сенсорную клавиатуру. Мэтью набрал код, дверь отворилась. Нас встретил легкий антисептический запах, присущий больницам и пустым ресторанным кухням. Всюду, куда ни глянь, были кафель, нержавеющая сталь и приборы.

В одном из помещений со стеклянными стенами я увидела круглый стол для заседаний, черный монолит монитора, компьютеры. В другом – старый деревянный письменный стол, кожаное кресло, громадный персидский ковер, явно стоивший целое состояние, телефоны, факсы и те же компьютеры с мониторами. В других отсеках стояли картотечные шкафы, микроскопы, холодильники, автоклавы, центрифуги и бог знает еще какие приспособления.

Признаков жизни не наблюдалось, но откуда-то доносились виолончельный концерт Баха и что-то до боли похожее на последний хит Евровидения.

– Мой кабинет, – пояснил Мэтью, махнув в сторону помещения с ковром, и повел меня в первую комнату слева, заставленную электроникой, контейнерами для образцов и картотеками. Один из ящиков был снабжен ярлыком «<о».

– Добро пожаловать в нашу эволюционную лабораторию. – Голубоватый свет подчеркивал бледность и черноту волос Мэтью. – Источниками образцов ДНК для нас служат древние захоронения, раскопки, окаменелости и живые существа. – Выдвинув ящик, Мэтью взял из него пачку папок. – Таких лабораторий в мире несколько сот – все они, пользуясь методами генетики, изучают вопросы происхождения и исчезновения видов. Отличие нашей в том, что люди – не единственный разумный вид, который мы здесь исследуем.

Его слова падали холодно и звонко, как льдинки.

– Вы занимаетесь также вампирской генетикой?

– И колдовской, и даймонской. – Мэтью подвинул ногой табурет на колесиках и усадил меня на него.

Из-за угла выскочил вампир в черных высоких кедах «Конверс» и чуть притормозил, натягивая резиновые перчатки. Голубоглазый блондин лет тридцати, похожий на калифорнийского серфера. Не слишком высокий и довольно щуплый по сравнению с Мэтью, но собранный и энергичный.

– Четвертая, резус отрицательный, – определил он, глядя на меня с восхищением. – Вот это находка! – Он зажмурился и втянул носом воздух. – Еще и колдунья к тому же!

– Маркус Уитмор – Диана Бишоп, историк из Йеля, – нахмурившись, представил меня Клермонт. – Она здесь в качестве гостьи, а не подушечки для иголок.

– А-а, – протянул Маркус разочарованно и тут же взбодрился: – Вы не против, если я все-таки возьму у вас кровь?

– Вообще-то, против. – Не хватало еще, чтобы мне пускал кровь лаборант-вампир.

– А вы здорово взвинчены, доктор Бишоп, – присвистнул он. – Адреналином как запахло.

– Что тут происходит? – осведомилось знакомое сопрано: к нам подошла Мириам.

– Доктора Бишоп поразила наша лаборатория.

– Извините, я не знала, что это вы. Пахнет по-другому… адреналин?

– Ага, – кивнул Маркус. – Вы всегда такая? Адреналин бьет ключом, а девать некуда?

– Маркус. – В устах Мэтью имя лаборанта прозвучало как предупреждение, леденящее до костей.

– Лет с семи, – ответила я, глядя в ослепительно-голубые глаза.

– Это многое объясняет, – снова присвистнул он. – Мимо такого ни один вампир не пройдет. – Маркус имел в виду явно не мою внешность.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 7 8 91011 12 Следующая ⇒