Юлия Рей. Грошовые фантазии

Юлия Рей

650907, г. Кемерово, ул. 1-я Ряжская, 87

тел. 8-923-526-87-68

эл.почта: reinheart@mail.ru

Грошовые фантазии

(цикл «»Саги Эсхольма»)

«Эту яхту можно увидеть лишь в мечтах!»

Заголовок буквально кричал. Огромные жирные буквы, напомнившие мэру Рерайту кухонных тараканов в дешевом припортовом трактире, чуть не выпрыгивали с желтого газетного листа. Мэр брезгливо поворошил кучу бумаг на столе и близоруко прищурился сквозь лупу в очередной листок.

«Аукцион на Дрейфующих островах!» «Инфанта» - вершина человеческой мысли! Мы докажем, что человек – венец природы!»

- И почему я об этом узнаю последним? – проворчал он, складывая пополам печатный лист, и кидая на заваленный стол, – Надо бы заказать одну из тех новомодных машин, которые передают слова на расстоянии, без проводов и почтальонов.

Сильный порыв ветра с резким стуком распахнул неплотно прикрытую створку кабинетного окна. Ворох газет, привезенных с материка последним кораблем и небрежно сваленных на угол, покачнулся и рухнул на пол. С улицы донеслись истеричные вопли и ругань.

- Обман! – надрывно вопил кто-то. – Все это – обман! Не верьте, люди! Маги врут вам, и газеты врут! Обман!

Вопли время от времени прерывались свистками милиции.

Рерайт непроизвольно вздрогнул от громкого звука и, тяжело вздохнув, начал подниматься с высокого деревянного кресла, обитого красной кожей, когда на глаза попался очередной заголовок.

«Летающие острова стали ближе! Мы покорили небо!»

«Шексум – город ваших возможностей! Спешите! Яхта вашей мечты на аукционе в Шексуме!»

Мэр припомнил неожиданный наплыв иноземцев, нехарактерный ни для сезона – середина весны, ни для дождливых северо-западных широт, по которым сейчас дрейфовал Шексум, – обычно туристический бизнес острова в это время года не преуспевал так, как в последнюю неделю, а иноземцы продолжали прибывать, - и осознал, что неделю назад его город стал знаменитым на весь Эсхольм. Все газеты, лежавшие на тяжелом письменном столе из белого дуба, от солидного «Праймер» до последней «желтой» газетенки, пестрели заголовками о небывалом чуде – воздушной яхте, способной облететь Эсхольм и добраться до любого из летающих островов за считанные часы, и аукционе, на котором это чудо из чудес будет выставлено на продажу. Сроков пока не называлось, но желающие поглазеть уже начали собираться. Участников и гостей следовало ждать не только с Западного и Восточного Света Эсхольма, но и его Южного и Северного Пределов. Да и Магеборг наверняка не оставит вниманием статьи о «величайшем прорыве в магических технологиях» и «последнем слове техники в воздухоплавании и дирижаблестроении».

Ругаться и ворчать расхотелось, тем более что в «Грандхольме» – собственной гостинице мэра – клиентов за последние дни изрядно прибавилось. Свои преимущества во владении старейшим зданием в городе все же были, невзирая на то, в какие долги пришлось влезть на ремонт и улучшения. Управляющий, чуть не захлебываясь от восторга, докладывал утром, что сдан весь первый этаж и часть «высоких» номеров на втором.

Дела определенно складывались удачно.

Рерайт встал и любовно поправил литографию с изображением своей гостиницы в багетной, красного дерева рамке, висевшую на правой стене кабинета. Шум на улице нарастал, и мэр поспешил закрыть окно, досадливо дернув плечом: «Ох уж эти мне уличные кликуши. Много шума из ничего».

В дверь просунулась лохматая голова младшего секретаря.

- Господин Рерайт! – тоненько пискнула голова. – К вам посетитель.

Мэр снова вздохнул. Сколько дворфа ни учи…

- Скольфин, – начал мэр. – Сколько раз я говорил, что перед докладом следует постучать, войти и только потом доложить о посетителе?

Скольфин приоткрыл дверь шире и бочком втиснулся в кабинет. Невысокий по людским меркам, по плечо среднему человеку, лохматый, похожий на взъерошенную болонку, младший секретарь в сером в полоску сюртуке и белом, накрахмаленном до блеска, галстуке-бабочке, которую служилые дворфы считали непременным атрибутом чиновника, склонился в поклоне, резко выпрямился и отчетливо, словно читая по бумажке, произнес:

- Господин мэр, мессиэ Ле’Ретифф просит вас принять его.

Ле’Ретифф, Ле’Ретифф … где он мог слышать… мозг мэра усиленно заработал. Ах да, крупнейшая посредническая контора Эбора – Западного света. Сделки, аукционы, юридическая и нотариальная деятельность – «Ле’Ретифф и сыновья» занимались всем, сделав выражение «честен, как Ретифф», повсеместным нарицательным. За более чем сто лет существования фирмы – никаких скандалов, ни малейших сомнений, ни одного пятнышка на репутации. Если за дело брался один из семьи Ле’Ретифф – можно было не сомневаться: никакого подвоха ждать не приходится.

- Проси.

Дворф снова высунул голову за дверь…

- Скольфин! – рявкнул мэр. Секретарь испуганно порскнул в приемную, и уже оттуда раздался его голос, просящий «мессиэ Ле’Ретиффа» пройти.

Рерайт покачал головой и поспешил сложить газеты в относительном порядке на столе подальше от края.

Дворфы – те из них, кто осмеливался поступить на службу в муниципалитеты, или частные учреждения и компании, - были дотошно исполнительны, до малейшей детали, в точности с полученными инструкциями. Хочешь, чтобы было сделано как следует – поручи дело дворфу. Однако же людских манер и этикета карлики не понимали и не признавали в точности так же, как не принимали причесок и стрижек их косматые головы. Первоначально карликов пытались стричь, чуть не силком сажая под бритву и ножницы цирюльника, но волосы на головах и лицах дворфов отрастали до прежней длины едва ли не на следующий день.

На государственную, а тем более – военную службу карликов не брали, да и высшие должности им не грозили, как и другим нелюдям. Впрочем, альвы редко, а точнее – никогда, не шли на публичные должности. Удел остроухих – сады, леса, лаборатории, преступность. Это если не считать собственных поселений, как карликов, так и остроухих – древние, никому ненужные руины, да шахтовые поселки, вырабатывающие руду, драгоценные и полудрагоценные камни, карбон – дорогостоящее сырье для магических и технических экспериментов.

Дверь распахнулась. Мэр Рерайт вздрогнул, поворачиваясь, и склонил голову, приветствуя вошедшего.

- Прошу, месье Ле’Ретифф! – Рерайт указал на кресло для посетителей – мягкое, немного ниже его собственного, обитое шоколадным бархатом, под цвет кабинетной мебели. Лучше всего невысокий, вынужденный носить каблуки, мэр чувствовал себя тогда, когда вынуждал посетителя смотреть на себя снизу вверх. Ну в крайнем случае – глаза в глаза. – Прошу, садитесь. Чему обязан такой честью?

Посетителю на вид можно было дать от тридцати пяти до… мэр затруднился бы сказать, сколько. Не юноша, но и не старик; во всяком случае, в гриве огненно-рыжих кудрей, лежащих на плечах франка, седины не было. Мэр сощурился: на мгновение в рыжей шевелюре ему померещилась пляска огненных язычков.

Вошедший напоминал ягуара: изящный, стремительный, опасный. С узкого костистого лица на мэра смотрел цепкий пронзительный взгляд. Один глаз зеленый, слегка прищуренный, второй из-под оранжевого монокля казался черным, словно ствол пистолета, направленного в зрачок.

- Благодарю, месье.

Отвесив неглубокий поклон, Ле’Ретифф прошелся по кабинету, слегка помахивая карбонно-черной, украшенной чешуйчатой резьбой, тростью. Бронзовая голова барана, венчающая трость, неприкрыто скалилась ехидной ухмылкой.

Уоллес Рерайт прокашлялся и повторил вопрос:

- Чем обязан чести принимать у себя представителя столь знаменитой фирмы?

Произнес – и сам почувствовал, что получилось неловко. Держаться с достоинством оказалось почему-то труднее, чем обычно. Может быть потому, что от вошедшего, несмотря на довольно простой и скромный костюм, неуловимо веяло солидностью многих лет безупречной репутации и запахом больших денег. А может – потому что рост посредника и манера держать голову, чуть вздернув подбородок, позволяли тому смотреть на мэра свысока.

- Ну что вы, месье Рерайт, - слегка насмешливо протянул франк. – Это вы и ваш город теперь знаменитость. Я вижу, вы уже ознакомились с последними новостями.

Это не было вопросом, и все же Рерайт кивнул, подтверждая. Его собеседник продолжил:

- Честно говоря, я чувствую, что должен извиниться перед вами.

Особых извинений в голосе Ретиффа не чувствовалось.

- Разумеется, предполагалось, что прежде, чем делать объявление, мы проведем переговоры с властями Шексума, но… изобретатель и владелец «Инфанты» - человек весьма своеобразный… со своими понятиями. С ним очень сложно работать. Он изначально настаивал именно на Шексуме, и, вероятно, упомянул об этом в одном из интервью, хотя я неоднократно просил его воздержаться от общения с газетчиками до завершения всех необходимых процедур. Увы, но, боюсь, что ни у вас, ни у меня теперь уже нет выбора. Примите мои самые искренние извинения.

- Поверьте, совершенно не за что! – всплеснул руками Рерайт. – По правде говоря, наш город уже давно не испытывал такого подъема, как за эту неделю. Налоги в казну выросли вдвое.

Франк остановился у литографии, внимательно разглядывая черно-белое изображение «Грандхольма» сквозь стекло монокля, затем направил монокль на мэра.

- Не говоря уже о ваших личных делах, верно, месье Рерайт? – лукавая улыбка проявилась на тонких губах Ретиффа. Уоллес покраснел. Он не скрывал собственного бизнеса, да и с какой бы стати? Однако осведомленность собеседника была ему неприятна. Мэру даже пришлось напомнить себе, что подобная осведомленность – часть работы фирмы, иначе вряд ли контора Ле’Ретиффа заработала бы себе подобную репутацию.

- Я не жалуюсь, - легкое пожатие плеч, - действительно, большое количество ино… туристов в городе – повод скорее для радости, чем для печали. Я беспокоюсь больше за общественный порядок.

- Как и положено хорошему хозяину! – подхватил собеседник. – Конечно, помощь в организации аукциона, как и труды по поддержанию общественной безопасности будут хорошо оплачены. Я очень рад, месье Рерайт, что могу выполнить данное мне поручение в полном соответствии с пожеланиями нашего клиента.

Ле’Ретифф прошел, наконец, к креслу, сел на край, сложил ногу на ногу и слегка наклонился вперед, заинтересованно следя за хозяином кабинета. На мгновение мэру сделалось слегка не по себе, словно он оказался запертым в одной клетке с опасным хищником.

- Однако же, - осторожно начал мэр, опасаясь расспросами рассердить франка, и потерять очень выгодную, как для себя, так и для города сделку, - я должен знать, что именно будет продано, имя владельца, прочие формальности… я надеюсь, вы меня понимаете? Город мне не простит, если что-то пойдет не так… поверьте, - поспешно добавил он, - сам я нисколько не сомневаюсь, что «Ле’Ретифф и сыновья» в очередной раз поддержат свою репутацию на самом высоком уровне. Однако же городскому совету газетных домыслов будет явно недостаточно.

- Хм-м… - рыжий франк, сцепив в замок руки, сделал вид, будто обдумывает вопрос Рерайта. – Я оставлю вам копию патента на яхту. Технико-магическая документация на «Инфанту» проверена в Совете Соренна и Научно-магическом центре Магеборга, патент зарегистрирован в полном соответствии с указаниями Архрата. Можете показать его совету. Выдан изобретателю и владельцу – Локеону Трисмегисту.

- Как? – оторопело переспросил мэр.

- Локеон Трисмегист, – пожав плечами, повторил Ле’Ретифф. – Имя вам ничего не скажет, но – Север есть Север. Свои тайны, свои чудеса. Свои ученые. Бумаги, во всяком случае, у него в полном порядке, так что препятствий к сделке не имеется.

- Маги, - скривился Рерайт.

- Маги, - кивнул рыжий. – Я вас прекрасно понимаю, но без них ничего нового появиться не может, нравится нам это или нет. Архрат подтвердил патент, и его магистры будут проводить проверку после сборки яхты.

- Так яхта еще не собрана? – удивился мэр, - я полагал, что подобное «чудо из чудес» должно было быть осмотрено Архратом, раз уж сведения были переданы в газеты!

- А вот это – второй вопрос, который я уполномочен с вами обсудить. – Ле’Ретифф откинулся на спинку кресла, внимательно глядя на собеседника. Под прицелом черного зрачка мэру снова стало неуютно. – Дело в том, что моего доверителя не устраивает перегон яхты с места постройки к месту аукциона. Он не желает подвергать «Инфанту» неоправданному риску при перегоне, и потому выбрал для постройки Дрейфующие острова, поскольку именно здешние верфи считаются одними из лучших в Эсхольме. Материалы и комплектующие для яхты, рабочие, инженеры, иные специалисты – все будет предоставлено месье Трисмегистом. Насколько я знаю, он уже договорился с одной из транспортных компаний о доставке всего этого в Шексум. Однако требуется место в доках. Причем мой доверитель настоятельно требует, чтобы избранная верфь во избежание нежелательных эксцессов была закрыта для всех, кроме его рабочих. Включая владельца.

- Невозможно! – непроизвольно вырвалось у Рерайта. Рыжий франк грустно качнул головой:

- И тем не менее. Месье Трисмегист готов оплатить дополнительные расходы, связанные с подобным неудобством, однако твердо намерен настоять на своем.

«Готов вознаградить в том числе и того, кто приложит усилия к выполнению его пожеланий», - мысленно перевел для себя Рерайт. Дело представлялось все более и более выгодным. Упоминание же как бы невзначай о «лучших в мире верфях» согрело самолюбие Рерайта, как если бы верфи были его собственным предприятием. Он начал прикидывать, как уговорить Лэрри Шеридана уступить прихоти странного изобретателя.

- Хорошо, - пошел на уступку мэр, - допустим, я найду способ уговорить владельца верфи принять условия вашего клиента, сколько времени потребуется на сборку яхты?

- Мне было указано исходить из трех недель, - Ле’Ретифф пожал плечами, - впрочем, это максимальный поставленный мне срок. По моим личным понятиям, хотя месье Трисмегист и уверяет меня, что сборка будет произведена в указанные им сроки, следует накинуть еще минимум неделю на непредвиденные обстоятельства. Итого – месяц, месье Рерайт. Я полагаю – именно месяц.

- Месяц, - повторил мэр, ощущая витающий в воздухе запах денег. Месяц, в течение которого в город будут прибывать и оставаться любопытные, падкие на сенсации иноземцы. Месяц, когда иноземные рабочие и матросы будут кормиться и гулять в городе. Месяц, в котором потребуются усиленные меры безопасности и дополнительный завоз продуктов, а также найм работников – горничных, прачек и носильщиков, – в гостиницу. – Хорошо, пусть будет месяц.

Последующие недели проходили, словно в кошмарном сне: Рерайт встречался, договаривался, уговаривал, успокаивал, угрожал, обещал… кажется, таких хлопотливых дней у него не было даже сразу после вступления в должность. Уоллес приходил домой, едва находил силы на ужин с семьей и падал замертво.

Сначала нужно было уговорить городской совет, благо, больших затруднений здесь не возникло: почтенные горожане, цвет Шексума, имели каждый свою лавочку, и приток иноземцев сказался на них самым благоприятным образом. По большей части Дрейфующие острова вообще и Шексум в частности отнюдь не могли пожаловаться на популярность и процветание.

Однако когда речь зашла о верфях, как и предвидел Рерайт, Шеридан встал на дыбы, категорически отказываясь пускать в доки чужаков, тем более – без личного присмотра и руководства. Упоминание о щедрой оплате впечатления на Лэрри не произвело. В отличие от Рерайта, которого многие втихую считали выскочкой, купившего гостиницу у проигравшегося владельца, верфи Шеридана были результатом фамильного труда многих поколений предков, разбогатевших на ремонте пиратских судов – очистка днища, килевание, замена поврежденных в бою мачт, палуб и пушек… Верфи были честью и гордостью фамилии Шеридан. На заседаниях совета Лэрри ревел раненым нарвалом, что не допустит чужаков к семейному делу.

Пришлось воззвать именно к фамильной гордости: неужели Лэрри допустит, чтобы чудо-яхта была собрана на других верфях, а не на шеридановских, а Шексум лишился столь выгодного мероприятия, как аукцион, из-за предрассудков? Всего-то и нужно, что отказаться на время от руководящей роли. Ну и от части заказов, естественно, но ведь Ле’Ретифф гарантировал любые компенсации! А слово такого посредника – на вес золота. Лэрри поворчал, но сдался, когда на него насели остальные члены совета.

Как только вопрос с местом сборки был улажен, Ле’Ретифф по соглашению с советом объявил дату аукциона.

Специалисты, нанятые пресловутым Трисмегистом, начали прибывать сразу после подписания договора с Шериданом. Огромный океанский пароход, из тех, что курсировали между континентами: Эбором на западе, Тартарией на востоке, Беорией на севере и Алтанией на юге, причалил в порту Шексума, выгрузил рабочих и огромные ящики и отошел, попрощавшись длинным низким гудком и столбами дыма. Вместе с рабочими с борта парохода сошел Ле’Ретифф, бледный и взмыленный после долгого плавания и разгрузки. Рерайт, встречавший первый корабль с ценным грузом, слегка удивился и поинтересовался у рыжего франка, где же его доверитель, который вроде бы должен заниматься строительством яхты. Ле’Ретифф только махнул рукой:

- Вы не поверите, - практически рухнув на предложенную скамью, устало произнес он. – Этот… простите меня, тип заявил, что, дескать, инженеры прекрасно справятся без него, а в том, чтобы ничего не потерялось, он вполне полагается на меня. А ему самому некогда, занят другим проектом. Я был вынужден отложить все дела и сопровождать тролловы ящики и гоблинов-рабочих!

Мэру не оставалось более ничего, кроме как предложить посреднику номер в своей гостинице. Разумеется, за счет заведения. Ле’Ретифф долго и многословно благодарил, отказался от совместного ужина и на следующее же утро уехал в порт, дабы вернуться на материк за следующей партией груза.

Сборка длилась вторую неделю, когда Ле’Ретифф привез, как он выразился, «сердце «Инфанты». Рерайт сунул было нос в спецификации, но запутался в терминах на втором абзаце. Рыжий франк, посмеиваясь, пояснил, что речь идет о магическом кристалле, вроде тех, что используют маги для фокусировки энергии, но гораздо больших размеров, и выращенном искусственно, в особых условиях, для придания дополнительных свойств. Каких? О, большой секрет. Месье Трисмегист вообще предпочитает держать все в тайне до последнего момента.

Выгрузка кристалла проходила под наблюдением трех альвов, двух чародеев из Магеборга, Ле’Ретиффа и самого Рерайта. О том, чтобы оставить без присмотра столь ценный груз, не могло быть и речи. Кроме того, мэра снедало совершенно детское любопытство. Помимо сопровождающих, для обеспечения безопасности, в порт была направлена городская милиция: двенадцать человек оцепления и шесть – охрана, в парадной форме темного сукна, экипированная паровыми ружьями и кожаными лакированными каскетами.

Выгружали ящик с кристаллом шестеро дворфов, каждый из которых был способен поднять вес вдесятеро больший собственного, одетых в блестящие полированные доспехи, сработанные из мелких чешуек так аккуратно, что броня казалась цельнолитой, без стыков и соединений. Карликам она, похоже, нисколько не мешала. Согласно пояснениям рыжего, это была защита от магического излучения кристалла, чрезвычайно вредного для здоровья физического и душевного любых разумных существ.

- Именно разумных? – недоверчиво осведомился Рерайт. Два чародея одновременно величаво наклонили головы, зарывшись подбородками в высокий стоячий воротник белоснежных рубашек. Рерайт искренне их пожалел: он до сих пор помнил, как натирают шею жестко накрахмаленные воротнички-стойки. Сейчас мэр, благодаря сменившейся моде, мог носить мягкий отложной воротник, но магический этикет таких вольностей, видимо, не позволял. Длинные серые балахоны, расшитые знаками и рунами, мягкими складками спадали с плеч магов. Чародеи внимательно следили за ящиком, сверяясь с какими-то приборами в руках.

Высокие, на голову выше Ретиффа, бледнокожие и остроухие альвы, одетые в частичное подобие дворфских доспехов, прикрывающих в основном корпус, и зелено-голубые, исчерченные рунными татуировками, безволосые головы, держались на равном расстоянии от ящика, так, чтобы тот постоянно оставался внутри образованного ими квадрата. «Держат контур», - произнес франк. Альвы не обращали внимания ни на что, кроме кристалла и друг друга.

Когда ящик был погружен на повозку, альвы синхронно раздвинулись на три шага в стороны, включая транспорт и лошадь в защитный контур. Дворфы придвинулись ближе к кристаллу внутри контура, следя за тем, чтобы не ослабли ремни, которыми груз крепился к подводе. Чародеи разошлись: один двинулся перед дворфами, другой следовал за ящиком, но оба вне контура, образованного альвами, по-прежнему постоянно считывая показания приборов. Рерайт махнул рукой оцеплению. Они должны были очистить улицы, по которым будут перевозить кристалл, во избежание случайностей. Замыкала процессию охрана, стараясь не отвлекать идущего за повозкой чародея.

Однако не успел кортеж двинуться с места, как перед повозкой, не пойми как пробравшись через оцепление, возник босой, одетый в продранный на рукавах и с изодранными полами, невнятного цвета сюртук и такие же изодранные брюки, нищий бродяга. Седые волосы и брови торчали клочками вокруг изможденного лица и мутно-серых, как у слепых, глаз. В руках бродяга держал топор. Топор был ржавым, иззубренным и столь же потрепанным, как и человек, его державший.

- Мерзость! – раздался громкий, переходящий в визг, вопль, - вы привезли сюда мерзость! Уничтожить!

В этом вопле Рерайт узнал голос кликуна, ревевший под окнами мэрии в день приезда посредника.

Нищий бросился вперед, на чародея, размахивая топором, и продолжая реветь об учиненной магами мерзости и грядущей каре. Мэр замахал руками милиции, из оцепления выдвинулись трое, но не успели. Ле’Ретифф быстро шагнул вперед, загораживая им путь.

Все дальнейшее заняло не более нескольких секунд. Кликун с нечленораздельным рыком кинулся к ящику… и запнулся, словно напоровшись на черный зрачок в монокле. Ретифф взмахнул тростью перед его лицом. Топор выпал из руки нападавшего, бродяга рыкнул:

- Ты-ы?! – и оцепенел, уставившись незрячим взглядом в лицо франка. Двое подбежавших милицейских по знаку побледневшего мэра под руки увели впавшего в столбняк сумасшедшего.

Охрана перестроилась, и колонна двинулась дальше.

Народ, собравшийся на улицах поглазеть на шествие и – особенно – на магеборских чародеев, провожал процессию перешептыванием и косыми взглядами. Повозку часто останавливали, продолжая движение только после того, как капрал конвоя давал сигнал, что улица расчищена. В результате ценный груз был доставлен на верфи только к закату. Рерайту подумалось, что рука, которой он сигналил милиции и магам, отвалится если не прямо сейчас и немедленно, то к утру уж точно. Ле’Ретифф пожелал мэру спокойной ночи и сладких снов, но как-то совсем вяло. Казалось, что даже огненная пляска в кудрях померкла и потускнела. Чувствовалось, что рыжий франк сам едва таскает ноги.

Самые важные гости начали собираться за три дня до аукциона. Рерайт приезжал в порт рано утром, покидал поздно вечером и мотался от причала к причалу, встречая пассажирские пароходы и дирижабли, и приветствуя каждого из гостей. Текущие дела пришлось препоручить муниципальным дворфам, оставив за старшего Скольфина, и строго-настрого наказав ему следить за своевременной уборкой улиц и поддержанием в порядке городских дорог. Милиция в эти дни почти вся была сосредоточена в порту – мэр обливался холодным потом при одной только мысли о портовых беспорядках и связанных с этим неизбежных неприятностях, особенно после инцидента с «сердцем «Инфанты». Часть клиентов – зевак, прибывших ранее, – пришлось переселить в гостиницы других владельцев, доплатив неустойку за переезд. О том, чтобы поселить прибывающих из Магеборга чародеев и ученых Архрата куда-либо, кроме «Грандхольма», нечего было и думать.

В эти же три дня город лихорадочно заканчивал обустройство места под аукцион. Не имея возможности самолично наблюдать за ходом работ, Рерайт требовал, чтобы старшина строителей докладывал утром и вечером о проделанной работе, и о любых, даже малейших затруднениях – немедленно.

Первыми на пароходе «Сан-Маргет» бриттонской судоходной компании «Лин-эйр» прибыли ученые Бриттонской Королевской Академии наук и искусств – два джентльмена из научного совета при королевском доме: Эндрю Пэрриш и Лайон Арчестер. Они представились мэру, приподняв цилиндры, вежливо раскланялись и, сославшись на усталость после длинного морского пути, попросили направить их в гостиницу.

Прибывший с ними на том же пароходе горец с Орклендских островов – широкоплечий, бородатый, огненно-рыжий, одетый в красно-синюю накидку в клетку и широкие зеленые брюки, больше смахивающие на неприлично короткую юбку, не прикрывающую полосатых, красно-зеленых чулок до колен, – сошел с «Сан-Маргет» в числе последних. Представился скотопромышленником, Уорреном Маккайром. Орклендец, широко размахивая руками, обругал бриттов, громко заявил о планах на покупку «воздушной принцессы» в связи с недавним приобретением земли на одном из Летающих островов и попросил показать лучший ресторан с оркестром. Рерайт едва сумел отвязаться от не в меру шумного и говорливого горца.

Члены Франкского Университета философии и алхимии – четверо старцев в длиннополых фиолетовых одеяниях, чем-то схожих с мантиями чародеев, и прямоугольных шляпах с кисточками – молча проследовали за своими бриттонским коллегами, издалека склонив головы в приветствии.

Алтанские дирижабли спускались на протяжении всего второго дня. Зеленые шары, разрисованные черными рогами полумесяцев, появлялись в небе над Шексумом чаще, чем мэр успевал раскланяться с очередным алтанским шейхом. Запоминать имена Рерайт даже не пытался: с длиной имени алтанца могла поспорить разве что длина его родословной. Семья одного шейха занимала один дирижабль: глава семьи, жены в количестве от трех до двенадцати, как пояснил один: «больше нельзя – ночей не хватит»; дети – груднички и еще не достигшие возраста меча мальчики, прислуга, охрана…

Уоллесу поток смуглых до черноты мужчин в белоснежных развевающихся плащах, подбитых пятнистыми шкурами, и цветных тюрбанах, возвышающихся, словно небольшие купола, и женщин, укутанных с головы до ног, только глаза сверкают, в ворох пестрых тряпок, усыпанных украшениями и вышивкой, казался бесконечным. В отличие от женщин, драгоценности, лошадей и дворцы на немногих освоенных Летающих островах алтанские шейхи обожали выставлять напоказ. В городе алтанцы заранее сняли квартал недалеко от центра. Один дом на одну семью.

То у одного, то у другого причала в портовой суете мелькали высокие меховые шапки рысунских купцов и тяжелые халаты из яркого, плотного шелка с полосками меха по шву – дельцов Тартарии. В Рысуни, как и почти по всей Тартарии, торговцы старались не отвлекать собственные корабли по пустякам. Что деловые поездки, что выезд на отдых за пределы своих стран совершались купцами на пассажирских судах, как морских, так и воздушных, самых крупных эборских компаний. Рысунцы все еще носили при себе длинные прямые клинки с простой, обмотанной кожей, рукоятью и почти всегда путешествовали группами по четыре-пять человек – «кумпаниями». В любой толпе их можно было узнать по длинным, почти по-дворфовски окладистым бородам. Голый подбородок они почитали чем-то не вполне приличным, вроде как выйти на люди без верхней одежды, зовущейся у них «каптаном».

Торговые гости из других частей Тартарии – хамшииты, бехаретцы, чидане – не расставались с ножами полумесяцем в чеканных ножнах на цепочке за широкими полотняными поясами. Быстрая, певучая речь тартарцев подкреплялась столь же быстрыми, выразительными жестами. Прищуренные глаза на круглых, гладко выбритых лицах то закатывались вверх в немом удивлении, то опускались в наигранном смирении, то закрывались совсем в притворном отчаянии.

Рерайт даже не пытался приветствовать тартарских и рысунских гостей. Что те, что другие не терпели спешки и любили долгие обстоятельные беседы за изобильно накрытым столом. Уоллес знал, что, как только закончатся первые хлопоты, тартарские дельцы пожалуют к нему домой, с непременными подарками и застольем, после которого наутро долго болит голова.

С особым трепетом мэр Уоллес Рерайт ожидал гостей из Магеборга – чародеев Архрата, экспертов и исследователей из Магеборского научно-магического центра. Мэру прекрасно было известно, что маги и ученые – люди, как бы сказать помягче, не от мира сего. К сожалению, в этом случае «не от мира сего» означало, что претензий, скандалов, обид и придирок по мелко-бытовым вопросам, а то и вовсе на пустом месте, будет в два раза больше обычного, а улаживать их придется в два раза дольше и тщательнее, вплоть до временного увольнения кого-то из работников. Управляющий «Грандхольма» уже был предупрежден, как и остальные служащие гостиницы, но Рерайта не отпускало какое-то смутное предчувствие, вроде зубной боли.

Магеборцы прибыли в вечер накануне аукциона на огромном дирижабле, вдвое превосходившем все корабли, когда-либо виденные Рерайтом. Вытянутый, похожий на громадного воздушного кита, сине-белый в золотой сетке дирижабль медленно и величаво, словно красуясь перед восхищенной толпой, опустился на заранее оговоренный причал. С «кита» сбросили якорь и несколько фалов, которые портовые рабочие тут же примотали на кнехты причала, спустили трап, и корабль повис, плавно покачиваясь на легком морском бризе.

Мэр приблизился к трапу, собираясь приветствовать уважаемых гостей, и тут откуда-то неожиданно выскочил Ле’Ретифф.

- А! Рад вас видеть, месье Рерайт! – франк пожал протянутую ему руку и уставился на трап. – В первый раз всегда впечатляет, правда?

- Что, простите? – Мэр недоуменно повертел головой. Рыжий, чья шевелюра словно пламенела на закатном солнце, охотно пояснил:

- Прибытие господ из Архрата. Пока что у них самый большой и самый быстрый корабль в Эсхольме. «Инфанта» размерами не больше, а, пожалуй, изрядно меньше этого, - быстрый кивок на магеборского «кита», - что неудивительно, она все ж таки дама, но определенно намного быстрее. Впрочем, так и должно быть, не правда ли?

Мэр кивнул. Спорить с Ле’Ретиффом не имело смысла – кому, как не посреднику и аукционисту, и знать товар, который он продает?

- Кстати, а что с тем бедолагой, который пытался помешать нам?

Рерайт поморщился и сделал жест, будто отмахиваясь от назойливой мухи.

- Сумасшедший. Он не местный, когда и как прибыл – неизвестно. Тролль его знает, откуда взялся. Никто в городе не знает, ни откуда он, ни рода занятий. Назвался Хёди Хольмсоном.

Лицо франка выразило сострадание, оттененное странной улыбкой, словно названное имя было предназначенной лично для него шуткой.

- Несчастный. Надеюсь, с ним все в порядке?

- Да кому он нужен, - небрежно махнул рукой мэр. - Подержим взаперти до конца аукциона, чтоб не вмешивался. Потом пускай идет куда хочет…

На этих словах мэр прервался, поскольку остекленные двери дирижабля открылись, и у Рерайта моментально пересохло в горле. Первыми с трапа сошла беорийская гвардия – соркеры в плащах из белого длинного меха и остроконечных крылатых касках – лучшие из лучших воинов Эсхольма. Соркеры образовали караульный коридор по обе стороны от трапа и неподвижно замерли, внимательно обшаривая взглядом окрестности. Следом за ними два лакея-альва в серебристых ливреях раскатали и закрепили на ступеньках трапа красную бархатную дорожку, и только потом из утробы «летающего кита» появились маги.

Чародеи один за другим спускались с трапа на причал и в ожидании становились в полукруг. Последними спешно, но без суеты, спустились слуги и торговые представители.

Заготовленная речь вылетела у мэра из головы, он шагнул вперед, плохо соображая, что собирается делать и говорить. От восьмерки магов отделился темноволосый, с двумя седыми прядями у висков, мужчина, одетый в широкую, черную с серебряной отделкой и вышивкой мантию, и подошел к Рерайту и Ретиффу.

- Господин Ле’Ретифф, - игнорируя мэра, хрипловатым, слегка подпростуженным голосом произнес чародей, - Я – главный эксперт комиссии по соблюдению магических и технических норм, Аргиус Соледатский. Архрат поручил мне провести осмотр и проверку нового корабля «Инфанта». Могу я увидеть этот корабль?

Рерайт замер, чувствуя, что краснеет: то ли от злости, то ли от унижения. Аргиус, не дожидаясь, пока Ле’Ретифф ответит, обратился к мэру:

- Господин Рерайт, позаботьтесь о моих людях. Полет выдался не лучшим – пришлось обходить три грозовых фронта. – И, снова обращаясь к Ле’Ретиффу, - так вы идете?

- Боюсь, месье Аргиус, - манерно растягивая гласные, ответил рыжий франк, - что вряд ли смогу удовлетворить вашу просьбу. Во всяком случае – сегодня.

- Магистр Аргиус, - машинально поправил чародей. И тут же, поняв, что ему отказали, резко возмутился, - то есть, как – не сможете?

Рерайт почувствовал себя отомщенным. Мага ставили на место: решительно, твердо и хладнокровно. Зеленый глаз Ле’Ретиффа сверкал предвкушением, да и сам посредник изрядно напоминал изготовившегося к прыжку хищника. Чародей-эксперт настолько не ожидал ничего подобного, что на его лице отразилась растерянность, тут же потонувшая в волне неприкрытого гнева.

- Позвольте, - угрожающе начал он, но Ле’Ретифф прервал его:

- У меня есть четкие инструкции, которые, как вы понимаете, нарушить я не вправе. Мой доверитель специально указал, что яхта будет осмотрена непосредственно перед началом торгов, в присутствии всех заинтересованных лиц. И только после вашего публичного заключения начнется аукцион.

- Вы полагаете, - багровея, начал Аргиус, - что четверти часа будет достаточно, чтобы вынести полное заключение?

- Я полагаю, - спокойно оборвал его Ле’Ретифф, - что ваша команда вполне способна вынести заключение о пригодности или непригодности яхты в течение часа. Архрат изучил и зарегистрировал патент, от вас требуется только подтверждение факта о наличии товара, скажем так, лицом. Только для этого вас сюда и прислали. Если Архрат выиграет эти торги – он получит корабль в свое полное распоряжение: для использования, изучения, или разбора на части. До этого времени я буду держаться выданных мне предписаний. Всего хорошего, месье Аргиус. Дамы, господа.

Ле’Ретифф раскланялся и стремительно направился в сторону городского центра. Буквально через несколько шагов тонкий силуэт скрылся в вечерней мгле.

Мэр злорадно посмотрел на потерявшего дар речи чародея и пригласил всех следовать за собой, прикидывая на ходу, сколько свободных номеров в «Грандхольме» еще осталось, и кого куда можно будет поселить.

Раннее утро выдалось хмурым, с легким дождиком. Несмотря на погоду, шеридановские верфи осаждала толпа любопытных, с рассвета дожидаясь, когда «Инфанту» вывезут из дока и отправят на площадь. В порту спешно готовили и отправляли в небо аэростаты альвов-погодников – призвать океанский бриз и разогнать тучи и дождь. На площади, над местами для почетных гостей и участников на всякий случай сооружали тент. Рабочие ворчали – им хотелось присоединиться к толпе.

Торги должны были начаться в полдень. Однако у ворот верфи народ начал собираться затемно: по одному-двое люди подходили, вставали по обе стороны от дороги, по которой повезут яхту. Дети и подростки оседлали близстоящие деревья и фонарные столбы в стремлении увидеть как можно больше. Джентльмены и дамы, полагавшие, что им не к лицу выказывать недостойное любопытство, прогуливались под зонтами, а кое-кто и с собаками, делая вид, что совершают утренний моцион.

К девяти часам прибыла городская милиция, встав в оцепление. Толпа недовольно заворчала, когд