ТАНЦУЮЩАЯ ПОД ДОЖДЁМ

ТАНЦУЮЩАЯ ПОД ДОЖДЁМ

Я довольно давно ходил по рынку. Искал что-то особенное. Торговцы разложили товары меж камней, и глаз мой не сразу выхватывал среди нагромождения серых глыб арт-объекты; но зацепившись взглядом за артефакт, я плотно обнимал его, разглядывал, успокаивал разыгравшееся сердце, и спешил увидеть следующий… Но найти нечто запредельное сегодня, видимо, не суждено.

Не знаю, как воздействует выставка на других, но я полностью погружаюсь в мир этих непонятных предметов, рассматриваю, не понимая их назначения и заново пытаюсь придать этим вещам смысл.

Что это? Застывшая под стеклом композиция из блестящего, тонко раскатанного материала, смятого и вновь расправленного, и зелёного выпуклого стёкла: нечто, вызывающее изумление странной и ненужной красотой... Как и следующие вещи – какой-то мусор, будто выброшенный волнами, любовно ими обмытый, заласканный почти до обнуления... Дерево с плачущими эфемерными ангелами – музыка доносится из-под корней, из-под камней, из-под плит... Пиктограммы, руны, цветные синтетические пряди вперемешку с водорослями – торговцы пытаются систематизировать найденные предметы, и в нашем мире воцарившейся тишины, без прежней кипучести и суеты, урчат и скрежещут обрывки давно написанной и забытой музыки...

Я поднялся от реки и направился к площади. Я не очень надеялся найти нечто. Предчувствие вновь обмануло… Что ж, наверное, и в самом деле, пора оставить иллюзии…

Сухой ветер из пустыни обдувает щёки, по которым струятся слёзы. Это нервное. Мой врач говорит, что не стоит так часто покидать дом, у меня есть всё для комфортного проживания, а я снова и снова скитаюсь по планете в поисках артефактов, способных вернуть мне покой, и теряю защитные свойства кожи.

Торговец К-Нигами любезно улыбался мне, и немного заискивающе (моя семья известна и очень уважаема) проводил чуткими пальцами над своим товаром. Но я не очень люблю книги – ветхие хрупкие предметы с мириадами значков. И дело не в том, что мне лень включать переводчика и даже не в том, что он будет мельтешить над книгой, мешая сосредоточиться, просто я начинаю плакать, и это длится по несколько дней, мне бесконечно жаль этот ушедший, навсегда ушедший мир…

Люди… они были такими… странными… И удивительными. Они все были очень похожими, различались только цветом кожи и волос, они создавали множество разнообразнейших вещей, имели множество занятий, они были очень милыми. Однажды я прочитал в книге, что у людей были звери. Да-да, звери, любящие их, живущие с ними под одной крышей. Вы догадались, я один из этих, из консёр… Стоп! О, небо! Я нашё-о-о-л!

Это был кусочек бумаги. Чёрно-белая картинка. Это называлось фотография! И на ней девушка! Юный человек, красивый, смешной до грусти. Она натянула шейную цепочку, вскинутыми вверх руками, и круглый медальон прижался ко лбу над переносицей. Она так уверена в своей красоте, так беспечна и восхитительно жизнерадостна, что совершенно не смущается своей гримаски: закрыла глаза и высунула язык. Кто стоял напротив, наведя объектив камеры? Какие чувства они испытывали по отношению друг к другу?.. – фотография ещё не стала моей, но я уже отчаянно ревную!

Стараясь не выдать дрожи нетерпения, покупатель в невзрачном широкополом плаще, скрывающем его грузную фигуру, приблизился к прилавку и кивком указал на фотографию, выделяя в воздух специфические феромоны, которые безуспешно пытался перекрыть феромонами повседневными. Впрочем, продавца невозможно провести, он давно научился узнавать консёрнов всех типов, вечно ищущих с выжидательно-тоскливыми глазами, поэтому, хоть он и не разбирался во всех способах коммуникации именно этого вида землян, сразу понял, что без прибыли не останется.

Энергетический баллончик перешёл из рук в руки. Торговец К-Нигами низко опустил голову, аккуратно упаковывая фотографию в оболочку из светонепроницаемого льда.

- Господин Н-Дрей Н-А-I, я полагаю? – учтиво прошелестел торговец. – Артефакт доставить по вашему адресу?

- Нет-нет! – испуганно отказался господин, явно намеревавшийся сохранить инкогнито и явно не собиравшийся расстаться с вожделенным приобретением ни на минуту. – Я заберу сейчас.

Откуда ему известно моё имя? Я стараюсь не афишировать принадлежность к старейшему роду Н-Дреев, роду великих преобразователей и архитекторов. Это благодаря моим предкам возникли города на месте песчаных и ледяных пустынь, все эти величественные уходящие в поднебесье города-замки, летучие острова, висячие сады… Но я лишь носитель имени и генов, я – ничем не примечательный обитатель трущоб – именно так называет матушка моё скромное жилище – серое, достаточно приземистое здание, выстроенное по архаичным человеческим образцам, почти алхимически добытыми из музейных сокровищниц моим другом.

…

Сияние этой чудной девушки лилось с кусочка бумаги; оно струилось с низкого шершавого камня, служившего мне и столом, и одиноким ложем, рассеянным светом расстилалось над мозаичным полом, пронизанными солнечными лучами столпами устремлялось к потолку. Ах, ну конечно! Солнечные лучи – это тоже – она! - ведь сейчас ночь. Или ещё вечер? Я так долго погружался в фотографию, что потерял счёт времени. Моя мать права – я ничтожество, зато я могу жить так как хочу, я – консёрн, я – неприкаянный, но теперь моя жизнь обрела смысл, идею и цель – в этом матушка ошиблась. Я искал и я нашёл.

Неожиданно я ощутил аромат, принюхался, но не смог определить источник. Тонкий, изысканный, дразнящий – горький миндаль с ванильными нижними и фруктовыми верхними нотами, - подсказала услужливая память, годы, отданные антропологии не прошли даром, - в нашей не-человеческой палитре обозначений он гласилл одно – кто-то до изнеможения желает спариться.

Я занервничал – в доме нет никого кроме меня, но аромат вожделения накатывал и накатывал волнами.

Посторонний ритмичный звук – о, нет! О, Боги! – кончик моего хвоста быстро-быстро стучал по изумрудным переливам мозаики. Неужели это происходит со мной? Сколько лет я провёл в поисках знания и умения им пользоваться, сколько родительских кристаллов осело в карманах торговцев, монахов, странствующих учителей, подпольных антропомастеров – я спрашивал, искал, учился, приобретал предметы без видимой системы, без какой-то очевидной цели, всё – безрезультатно! И вот теперь, живя в своих трущобах с низкими потолками – как у людей! – в добровольном отшельничестве один на один со всеми собранными человеческими книгами, посудой, всякими безделицами, в обычнейший из дней я нахожу самый важный артефакт своей жизни!

И я источаю аромат! Этот запах – он исходит от меня! И я могу варьировать, модифицировать, исправлять и добавлять какие угодно оттенки запаха! То, чем обладают от рождения все мои сородичи. То, чего вследствие своего уродства, своей ущербности я был лишён. Но без ложной скромности я готов признать на весь мир: мой аромат гениален! Он словно вызревал где-то в глубине меня все эти годы, не желая растрачивать себя по капле.

О мой запах!

Самые настоящие феромоны счастья, любви, сладостного предчувствия, вожделения!..

Аромат, сияние, пронзительно-нежные звуки, вспыхивающие в ушах и оглушающие своей мощью и невозможностью повторить, озвучить. Я упал на пол, перекатываясь со спины на живот и обратно. Наслаждение сотрясало меня.

Когда мать присылала тайком своих невольниц, я чувствовал их запах, едва переступал порог дома или просыпался на своём камне. Ярость накатывала волнами, гнев за свою немощь и за материнские попытки вмешаться, исправить, вместо того, чтобы принять меня таким, каков я вылупился на этот свет. Я-то не просил об этом, как и о рождении, что бы там ни пели матушкины гуру о странствующих душах, договаривающихся ещё до рождения кем и чем мы станем, в каких отношениях окажемся, вроде как в какой-то древней игре, заранее расставляя вехи жизненного пути.

Я с криками скудных феромонов выгонял этих бедных девиц, и потом по нескольку дней валялся на полу, корчась в ломающих суставы болях после дозы имаго-имаго.

(С наркотиками давно покончено).

Возбуждение достигло апогея и, наверняка, должен быть спад и тихий выход, но нет! Выхода требовала моя сексуальная энергия и я распаренный, впрыскивающий в воздух ароматы фиалки, иланг-иланга, спаржи и тополиного листа, мчался по вечернему городу, перемещаясь гигантскими прыжками от витрины к витрине, через аркады, по аллеям.

Ярко освещённый район переливался фиолетово-изумрудными светящимися мозаиками, красивейшие девушки сверкали татуированными чешуйками, отполированные спинные гребни их были проколоты и украшены искусственными сапфирами, некоторые умудрились украсить головные пластины синтетическими волосами, очень похожими на человеческие…

Довольно молодой, но немного грузный для своего возраста, ящер двигался невероятно быстро, девушки заметившие его защёлкали насмешливо языками, но мгновенно потеряли осмотрительность и обычную привередливость.

Его феромоны были потрясающе прекрасны! Это уровень столицы, это просто сверхгениальное достижение!

Что он делает в этом захолустье?! Кого он изберёт? Что за звёзды сошлись, чтобы это чудо произошло здесь, с нами? - вопросы налезали один на другой, распихивая дорогу к ответам, но незнакомец остановился, будто в растерянности, будто не он только что прыжками преодолевал пространство.

Он, тяжело дыша, опустил голову; уставился на свои изукрашенные дорогой монохромной татуировкой руки с длинными породистыми ногтями на прекрасных гибких пальцах; затравленно обвёл блестящим взглядом зачарованных, ослеплённых восторгом красавиц, внезапно обернулся и так же мгновенно, как и прибыл, скрылся из виду.

Спариваться с ними? После того как встретил её?! Ну и пусть меня по-прежнему считают уродом, неудачником, никчёмным отпрыском великого рода. Но как можно изменить ей?!

Всё равно, что мы разных галактических рас, всё равно, что нас разделяет миллион лет.

Я люблю её.

Это так просто!

Экстатическое состояние после бега внезапно сменилось приятной истомой, я дополз до своего камня, улёгся в ложбинку посередине и с удовольствием выпустил в воздух седативы. Серебряные канделябры висели в воздухе, заливая серебристым мерцанием пространство под потолком. Я лежал на животе, рассматривая потолок будто видел его впервые. В голову пришла простая и немного легкомысленная идея, которую сегодня мне уже не осуществить, седативные феромоны начали действовать. У меня получилось! Я – Н-Дрей Н-А-I – я могу!..

…

Ирма заказала кофе и апельсиновый шоколад и, в ожидании заказа, уселась у панорамного окна. Она беспричинно нервничала. Чтобы унять дрожь, полезла в рюкзак, достала скетч-бук, коробку с карандашами и гелевыми ручками. Начала делать быстрые зарисовки, то и дело, сверяясь с картинками на предыдущих страницах.

Красивая точёная головка на длинной, как у Нефертити, шее, тяжёлый узел волос небрежно сколот палочками для еды, облегающая шёлковая блузка расстёгнута чуть больше, чем понравилось бы папе.

- Девушка, а что это вы делаете? – развернулся к ней бесцветный тип с невыразительными чертами лица, - Вы что, меня рисуете? Это нарушение личных границ!

- Что?! – Ирма оторвалась от скетча и взгляд её, всё ещё блуждающий в глубине собственного космоса, облил тёмным мёдом незнакомца.

- Дайте блокнот! – требовательно протянул тот руку. – Дайте, дайте, я посмотрю…

- Да не пошёл бы ты! Это «Клячка», разуй глаза! Пей свой кофе и будь здоров! Будешь приставать – я тут такое устрою!..

Ответила негромко, но бариста заметил её негодование и мигом выскочил из-за стойки, артистичным движением опустив деревянный поднос в виде палитры на её столик. Сахар и сливки в тубах, карандаш-печенье и салфетка-ластик – кафе оправдывало своё название, но на взгляд Ирмы немного навязчиво. Она откусила от «карандаша» и отпила из «акварельной» чашечки-лунки шоколад. Вкусно.

Ирма быстро смахнула языком остатки тёмного шоколада в уголках подвижного выразительного рта и замерла, глядя на стремительно приближающегося к её столику смутно знакомого человека.

- Ир…ма?

- Вы от Лиз?

- Да. То есть, нет. Впрочем…

Его голос был ей тоже будто бы знаком. Хотя… Может, и он – Оттуда?!

- Сегодня в «Клячке» неожиданно много посетителей, я привыкла к несколько иному. Может, перейдём в более тихое место?

Парень с тёплыми зёленоватыми глазами смущённо улыбался и мял в руках какой-то неопознанный объёкт, что-то вроде блокнота.

- Вы собираетесь записывать? – настороженно спросила Ирма и, по привычке, немного прокашлялась.

- Записывать?

- Вы так и будете переспрашивать или всё-таки начнём? Я думаю, присутствие народа нам не помешает, никому нет дела до нас, ведь так? Может, вы что-нибудь закажете?

Незнакомец замялся. Мотнул отрицательно светлыми кудрявыми волосами, выбившимися из-под шапочки.

- А я закажу тост с помидорками черри и сыром.

Ирма молчала в ожидании заказа, что-то черкала в своём скетч-буке, быстро, по-птичьи, вскидывая голову и с любопытством посматривая по сторонам. Неожиданно начала:

- …мне приснилось, что мы находимся на площади... какой-то прежней компанией. Небо не то сумеречное из-за белой ночи, не то здесь всегда так!.. И на фоне этого иссиня-серого, клубящегося облаками, неба – исполинские дома, просто невероятно представить себе и технику, их некогда строившую и создания, их населявшие. Дома… достаточно близко друг к другу, но между ними есть какие-то арки, проходы, построено затейливо, как лабиринт, и мы всё ходим, рассматриваем дома, не решаясь покинуть пределы площади... Причём дорога на площадь идёт с моста через реку. Дома, мало того что украшены искусной резьбой и лепниной, они ещё и подверглись "патинированию" временем – они в чёрной плесени, придающей благородный оттенок, и без того, величественному виду. С верхних окон ниспадают раскосмаченные ветром обрывки плакатов, посеревших знамён, пряди высохших растений... И всё это на фоне постоянно меняющегося неба... А вот потом начинается смятенье... Забыла основную идею, но обнаруживаю, что мы по земле не ходим, а перемещаемся над нею на каменной платформе. Напротив нас платформа с прекрасной юной женщиной в переливающемся изумрудного цвета одеянии. Она что-то нам поясняет, подобно экскурсоводу или ведущей мероприятия, её прекрасное платье абсолютно не вяжется со всей картиной мира, равно как и речь – мелкая и незначительная в сравнении со всей этой архитектурой… И что-то было во всем этом и очень важное – но что, не помню… Я всё утро была под впечатлением. Хм, Лиз сказала звонить ей, как только я опять увижу мучительный странный сон. Я и позвонила.

- И что? – бархатный обволакивающий голос незнакомца смущал и волновал Ирму, она, то и дело, подкашливала, прочищая горло.

- Сухо во рту. – Она с некоторым сожалением посмотрела на огромный и очень вкусный тост, справиться с которым не было сил. - Дайте воды, пожалуйста! – бариста кивнул понимающе.

- Что, и что? – переспросила Ирма отпивая быстрыми маленькими глотками. – Вы мне дадите совет сегодня? Или может, растолкуете сон?

- А… а вы будете доедать тост? Можно, я доем? С утра ничего во рту не было. Лиз мало платит. Она скуповата… - Парень в два укуса справился с бутербродом.

Ирма отодвинулась вместе со стулом от стола: - А ты кто такой вообще?!

- Я ассистент! Ассистент и этот… типа интерна…

- Да ладно?! Нет у Лиз никаких интернов! Она же не врач! И ассистентов у неё нет. Блииин! Зачем я только тебе всё это рассказывала?

Парень поводил глазами вправо-влево, скорчил смешную гримаску, такую невинную и обезоруживающую, что Ирма расхохоталась, схватила сумку и побежала к выходу.

…

- Ты опять съел мою еду!

- У тебя вкуснее! Да и Лиз мне мало платит! Не смейся, я и правда на мели. А кто такая Лиз? Ты нас до сих пор не познакомила.

- Хм!

- Нет, ну правда. Ты ведь ждала её в «Клячке».

- Она мой психолог. Сомнус – её специализация. Я вижу странные сны, настолько реалистичные, что по пробуждении теряю связь с реальностью и иногда не понимаю, где я. И где я –настоящая. Иногда я плачу, потому что не хочу покидать планету, где мне было хорошо. Будто я нахожусь дома, а необходимо проснуться и перелететь в этот мир…

- Ну а Лиз?

- Что Лиз? Ну что Лиз? Я уже ревную, между прочим!

- Как ты меня вычислила?

- Да как, как? – Ирма не выдержала и рассмеялась. Жереми любовался её запрокинутой головкой, изящной гибкой шеей, великолепным ртом, созданным для поцелуев и улыбок.

- Лиз – робот!

- Что?! Нет!

- Да! Робот. Мне трудно даются коммуникации с незнакомыми людьми. Не со всеми, а как бы сказать, не из моей сферы. Я искала психотерапевта, мне надо было выговориться… и случайно попала на сайт интересного психолога, но я не знала, что это робот. Я написала, потом записала голосовое. Меня пригласили на сеанс за какие-то смешные деньги. Я такая прихожу в офис, а там всё молочно-оранжевое, и свет мягкий, фосфоресцирующий, и качели, прикинь? Качели! Посреди офиса! И никого нет, всё на автомате. Я жду, села на качели, и начала раскачиваться, и вдруг стены раздвигаются и передо мной огромный луг, закат, стрекочут кузнечики. Так красиво! Я качалась, качалась…

Потом просыпаюсь на кушетке, на руке и лбу какие-то датчики. И тихий голос спрашивает о том, о сём.

И говорит: «Как ты хочешь меня называть»? И я ответила: – Лиз, так звали мою тётю. Я никогда её не встречала, она уехала, вернее, просто исчезла, испарилась ещё до моего рождения, - зачем я всё это говорю, не умею тезисно рассказывать, - но в семье про неё ходят легенды. Поэтому – Лиз! И вот, эта Лиз выезжает – белый ящичек на колёсах, мигает лампочка, и очень приятно пахнет. Ваниль, вишнёвая косточка, малиновая пенка и самое главное, тополиный лист! А ещё горчинка полыни и свежесть мяты. Всё как я люблю. Но не в этой, а в параллельной жизни, там, во снах. И я стала посещать Лиз, рассказывала сны, она записывала, предлагала послушать со стороны, порисовать, научила медитировать и мгновенно переноситься в сон. У меня сначала не получалось медитировать, мыслей всяких полно, ерунда какая-то в голову лезла. И вот однажды, сижу дома, вышиваю, музыка, благовония, вышивка индийская и вдруг – я ничего не вижу, ничего не слышу и плыву в каком-то доисторическом бульоне: мутная вода с мельтешащими инфузориями, пылинками, соринками какими-то. Я и в этой воде – одна из букарашек, и сторонний наблюдатель, какой-то абсолютный разум, и мне спокойно, мне хорошо, и вдруг бульон всколыхивается, что-то незаметно в нём меняется, я сейчас только подумала, что наверное, не один миллион лет я там прозависала, а потом началось: множество существ невообразимых форм начинают гоняться друг за другом и поглощать. Это какие-то сплошные пасти, одно пожирает другое, пожирающее третье. Бр-р-р! И вдруг я в абсолютной темноте плыву и осознаю себя частичкой космической пыли. А в следующий миг – в своём теле. Прикинь?! Смотрю на часы – прошло минут шесть, от силы, а по ощущениям – как будто я спала часа два. Очень хорошо отдохнула. Силы восстановила. Полночи потом проектом занималась. Всё классно получалось. Ну здорово!

- Робот-психолог, медитация в девоне, сны… Ты не перестаёшь меня удивлять!

- А ты-то откуда взялся? Ты даже не знаешь кто такая Лиз! Ты – чудо гороховое! Ты и не мог знать её, у каждого для неё своё имя. Лиз – эксперимент, и я в нём участвую.

- И она должна была прийти к тебе на чашку кофе? Ящик на колёсиках пьёт кофе с художницей в файф-о-клок… Норм, ничего особенного.

- Я получила сообщение, меня пригласили на встречу, я думала придёт кто-то из её программистов или что-то такое. Ну мало ли. Вдруг я ему понравилась. Хотя меня и убеждают, что контакт только с Лиз, и в эксперименте не должны участвовать люди. Ну всё в жизни бывает…

- А ты тщеславная… хотя… Нет, просто очень красивая. И ты привыкла к вниманию мужчин. А я, скажем так, тоже не то чтобы скромняшка, и нравлюсь женщинам…

- Даже не сомневалась.

- Но тебя я заметил. Нас знакомили на выставке Нади Пит…

- Точно! А я думала откуда мне твой голос знаком?! А зачем ты в кафе ко мне подошёл?

- Не знаю. Катался по набережной на роликах и вдруг голос в голове: зайди в «Клячку», зайди в «Клячку»!..

- Да ладно?!

- Да не парься! Нет, я просто тебя увидел, шла такая целеустремлённая, летит, никого не замечает. Я рукой помахал – ноль внимания. Решил сопроводить, чтобы никто не похитил. До самого кафе доехал, на ступенях чуть не грохнулся. Сел покурить, пока ты там устраивалась, переобулся и вдруг вижу: моя принцесса руками машет и кричит на весь зал. Я на помощь, но немного опоздал.

- Да не кричала я, просто выбесил меня этот придурок! Пришёл в арт-кафе и давай пальцы веером: Ты меня, что, рисуешь?

- Не кричала, не кричала… Но вмешаться стоило. Я потом на него на улице нечаянно наехал, уронил случайно. Джинсики порвались немножко.

- Ну ты и рыцарь!

- Поцелуй храбрецу!

…

- Сон. Я оказываюсь у тебя в гостях. Пол, нижняя его кромка, на уровне моих глаз, он словно плавает в воздухе, я беспомощно оглядываюсь – нет никаких лестниц, лишь гладкие, уходящие ввысь колонны. Появляется женщина, одетая по-гречески, волосы её распущены; в этом сне её зовут Ольга; она предлагает подняться к при помощи мыслей. И в самом деле, я едва подумала, что мы очень давно с нею не встречались – как оказываюсь в её объятьях, и она радостно приветствует меня. Мы бродим по твоим комнатам, также расположенным на разных уровнях, я боковым зрением замечаю какие-то странные вещи – это полки, также плавающие в воздухе, со стеклянными книгами (я знаю, что если книгу уронить – она рассыплется на мелкие осколки, но "магнитный" корешок соберёт их вновь, правда, текст будет другим). Картины, инертными пятнами расплывающиеся в воздухе, а стоит заострить на них взгляд, как пятна и полосы замирают в причудливых сочетаниях, образуя пейзажи и натюрморты, но через минуту опять отправляются в свободное плавание. Мне особенно понравилось большое фиолетовое пятно, принадлежащие именно тебе, и его маленькие розовые и оранжевые крапинки и штрихи…

Ольга открывает дверь в ванную, и предлагает мне принять ванну, и я опускаюсь в облако молочного тумана… Всё.

- Вот и я стал частью твоих снов.

- Жереми, я так переживаю… Вот я думаю, вдруг ты тоже из этого Сомнуса. Я проснусь, а тебя нет, и не было никогда.

- Вся жизнь – сон. Ты – это не только твоё прекрасное тело, сохранившее в себе миллионы лет генных сочетаний, но и душа… Душа, накопившая опыт нескольких рождений. Ты же помнишь, что душа живёт бесконечно?! Ты, надеюсь, в это веришь? Мне кажется, твои сны – это воспоминания о тех, прошлых жизнях…

- Хм, я бы тоже так думала… Но… Но ведь иногда я вижу сон, запоминаю или записываю его, ну в скетчах, а он сбывается… И знаешь… Иногда мне снится, что ты прощаешься со мной… не то чтобы прям вот прощаешься, обычно чему-то обучаешь и говоришь: Это чтобы ты сама умела, когда меня не будет рядом. А звучит как: «Когда меня не будет!»

- Я обещаю всегда быть. И быть рядом.

- Я люблю тебя. Я так сильно полюбила тебя!

- И я тебя… Люблю… Никогда не думал, что со мной случится такое. Как-то раньше девушек я использовал, что ли. Так, случайности, никогда не думал быть с кем-то рядом. Спать и просыпаться в одной постели, готовить для кого-то, заботиться… Мне казалось, что я хочу жить один, как странствующий монах, ну не монах в прямом смысле, но так аскетично, не обременяя себя вещами, привязанностями… Быть в пути, всегда. И вдруг ты… Такая…

- Сказать секрет? У меня есть камни для сна! Я нашла их в разных местах. Когда мне страшно или одиноко, кладу их под подушку или зажимаю в кулаках и сплю. Так спокойней.

- Можешь выбросить свои камни, теперь я твой камень…

- Ты бережно любишь меня – я буду с тобой! – напела Ирма и прижалась к Жереми, а тот опёрся подбородком на тёплый затылок девушки и с наслаждением вдохнул аромат цветущего луга от её пронизанных солнцем волос.

…

«Возможность узнать себя через фото, стать к себе ближе –

открывает огромное множество способов быть счастливым!» - если я правильно понимаю запись, найденную Слаймом – разумной плесенью, служащей хранителем фондов в музее культурного наследия Земли, то теперь знаю, почему от человечества осталось так много изображений; они, как и мы, просто стремились быть счастливыми. Наверное, мир острых чувственных наслаждений был открыт для них через органы зрения. Недаром их глаза так прекрасны! Глаза Скайнесс прекрасны!.. Да, её имя – Скайнесс! Слайм, вечный книжный червь, дружище Слайм! Он не вылезал из исследовательской капсулы несколько ночей, проводя через систему тысячи и тысячи изображений лиц. И нашёл – стопроцентное совпадение! Да, небезвозмездно, конечно. Мне пришлось отдать ему всю коллекцию сирианских орехов! Ритуальные орехи со ста восемью гримасами бога Ши – по мнению почитателей древнего божества, а для Слайма и его сородичей – это самый крутой способ оттянуться.

И я увидел другие снимки Несс. Боже, Боже! Она восхитительна! И мои феромоны! Я – просто буря в стакане воды. Я прекрасен! Каждая чешуйка моей кожи источает аромат. А поклонницы – они буквально осаждают фамильный замок.

Это Слайм надоумил меня включить запись аромата, чтобы девушки думали, что я и впрямь там живу. Теперь каждая из них хочет быть со мной. Даже матушка прислала мне, гм… приглашение на семейный ужин – о, нет, увольте! Столько лет я считался никчёмным уродом, меня стыдились, единственного отпрыска родичи отсылали куда подальше всю мою сознательную жизнь! А теперь необходимо приехать в это убогое нагромождение камней, смотреть на эти невыразительные лица со старческими брылями, и ловить их недоверчивые взгляды?!

Меня уже пригласили в столицу для участия в шоу, обещали вознаграждение и даже намекнули, что кубок практически у меня в руках – а ведь они видели только запись аромата. Я достиг всего, о чём мечтал во времена прыщавой юности, когда верил, что моё уродство исправимо, стоит только постараться, как советовала мама.

Но я в ярости! Я в ярости! Я ненавижу весь этот их придуманный мир! Я был невидимкой. Меня презирали – скудоумок, всемьенебуезурода, - как только они меня не называли… А теперь – я художник! Я – гениус! Явление! Да пошли вы все.

Только она, она. Моя чистота, моё вдохновение, моя удивительная…

Конечно, я придумал её. Я её придумал. И полюбил. Встреть она меня, такого, хм, прекрасного – сошла бы с ума от ужаса. Горько об этом думать, но это так. Никогда, никогда женщина не полюбила бы ящера. Ни мой аристократический хвост с нежными недоразвитыми гребневыми мембранами, ни длинные ногти, ни пальцы с подушечками не восхитили бы её.

Бирюзовые глаза с мерцающими искрами сокрыты в двойных толстых веках, фиолетовый язык, двойные ряды мелких аккуратных зубов, и особая моя гордость – пучки тонких светлых кожистых выростов, напоминающих волосы – при её любви к своим роскошным волосам – нет, надежды нет. Она никогда не полюбит меня. Никогда. Ни-ког…

Да, ты пьян, дружище! Вставай, дурак такой, и подбери слюни! Она ушла навсегда вместе со всем, что её окружало, со всем человечест…

…вом…

...Слайм нашёл для меня сказку, «Красавица и чудовище», в нескольких вариациях. Он считает, что эта история вдохновит меня. А я не хочу просыпаться, меня тошнит от моего так некстати пробудившегося таланта, ненавижу феромоны. Ненавижу ящеров!.. Почему именно мы наследовали Землю? Мы – уроды…

Открываю глаза и смотрю на мягко колышущиеся стены. Нет, это не похмелье. Я сам сконструировал их, сделал ремонт и теперь разнонаправленные потоки света создают иллюзию движения.

А теперь небо. Проецируется на экраны. Как странно: люди оказывается очень любили облака. Они смотрели на них и представляли всякое. Слайм переслал мне кучу стихов, люди находили наслаждение в поэзии. Непонятно почему, но стихов много, и о небе – много. Скайнесс любила небо. Я пытаюсь смотреть на небо, вылезая на крышу дома – там я незаметен для окружающих, но вижу просто белые кучи замёрзшей воды, несущиеся или тянущиеся по синему бездушному небосводу. А они обожествляли небеса. Какие же мы разные!

А теперь – она! Моя муза, моё вдохновение, моё самое большое несчастье… Моя любовь…

…

- Что меня вдохновляет? Хм, мои сны. Да, сны. Я, конечно, их очень люблю, хоть они и тревожат меня. Тревожили раньше. Но теперь у меня есть ты, и как бы косвенно сны привели нас друг к другу.

Что ещё вдохновляет? Небо. Конечно, небо! Ну ты видел мои картины – небо, водопады, вода… Вода, да вода тоже очень вдохновляет. Я вообще без воды не могу. В каждой сумке бутылочка с водой для питья. Но я и плавать люблю. Мен очень нравится. Вдохновляет стоять в воде в длинной юбке, чтобы вода касалась нижней кромки, и смотреть на закатные облака. Облака – это прекрасно! Столько всего можно увидеть в их перестроении, в их вечном движении. И столько цвета!

Я изображаю его. Цвет! Не приемлю точных форм. Я хочу передавать в своих картинах пульсацию, движение, ощущение абсолютной свободы. Я даже не очень люблю давать название своим работам, чтобы не запечатывать их, освободить для восприятия каждым индивидуумом в собственной системе ценностей. Это реально круто!

Облака – это всё то, что я люблю – вода и небо! Кучи замёрзшей воды – тяжёлые, но воздушные. Дождь – особенно солнечный – обожаю! Вода, соединяющая меня с небом! Я обожаю дождь, я танцую под дождём. Представляешь! Я могу танцевать и без музыки, хотя музыка тоже наполняет меня вдохновением и смыслом. Да, наверное, музыка, танец, солнечный дождь и бездонное небо – это моё вдохновение! Я не плачу, это слёзы счастья… И ты – моё вдохновение! Жереми-и-и-и!

…

- Ты никогда не задумывалась о том, что мы живём не в первый и не в единственный раз? Что возможно, наши жизни во всех своих воплощениях до конца Вселенной мы навсегда вместе; что из жизни в жизнь, из мира в мир мы обречены встречать и любить друг друга?!

- Мне не нравится слово «обречены», ты так сказал, будто ты недоволен, что всегда твоей женщиной буду я.

- Мне, в принципе, не нравятся слова-цепи. Форма, лейбл. Я хочу думать, точнее, верю в свободу выбора. Безграничную.

- А я верю, что никто нас не определяет друг для друга, что мы не хаотично мечущийся в поисках партнёра поток частиц, а две половины одной истинной души.

- Какое небо! – Ирма протянула руку в темноту ночи, к звёздному скоплению. – Представляю, что звёзды стекают по руке, заполняют меня, я становлюсь галактикой… Интересно, какими мы были в других воплощениях… Хотела бы я здесь и сейчас загадать будущую жизнь… Где родиться, какими качествами обладать, какими талантами…

- Да можно и сейчас загадывать. Но ещё и время важный фактор. Учти. Можно угодить в прошлое. То есть, запрос должен быть максимально точным, лаконичным и часто повторяемым.

- Сон снился… Он испугал меня, опять спала с камнями для сна. Хотела обращаться к Лиз. Снилось, что я в гостях у друзей, они давно уехали за океан. Мы вместе оказываемся у огромного панорамного окна, с выпуклым стеклом. А за ним – невероятное небо с серебристыми облаками, они плывут, изменяют форму и, наконец, превращаются в светильники, ну такие, старинные канделябры – знаешь, что это такое? Ну так вот, между этих облаков мои фоточки! Прикинь?! Всё небо в изображениях моего лица… И я во сне понимаю, что не впервые вижу всё это, особенно когда небосвод начинает сжиматься, сжиматься, и вот я уже внутри сферы, как-то так отдёргиваюсь от окна и вижу, как с другой стороны на меня смотрит какой-то человек с короткой стрижкой и совершенно безумными глазами. Я пытаюсь отвести глаза, а контуры фигуры такие зыбкие, двоятся, множатся, и мне кажется, что это… ты!.. Я кричу от неожиданности, а в этом двойном контуре растёт гигантский бирюзовый глаз, с мерцающей радужкой, а в зрачке – Космос! И я просыпаюсь от стона: - Скайнесс! Я люблю тебя!

- Какая же ты необычайная, какая же ты, всё-таки, необычайная! Выбрасывай свои камни, я больше никогда не оставлю тебя одну…

…

…Одиночество захлёстывало. Тот кого, она любила и ждала, не пришёл. Снова забыл. Снова. И он даже не станет извиняться. И цветов от него тоже не будет. Впрочем, в этом кафе ему и не суждено появиться. Она улетела. В один из городков с окончанием «борг».

Здесь в этом приморском городке редко бывает безветренно. Жёлто-серые дюны, редкий, почти безлиственный лесок на взгорье. И тишина песка. Тишина холмов. Тишина волн. Здесь нет валунов, о которые могла с шумом разбиваться вода. Нет, прибой лишь, по-собачьи увлечённо и бережно, лижет песок и отступает, глядя как тонкая плёнка пены мгновенно просачивается внутрь песка.

Сегодня должны были приехать подруги – Надя Пит и Элени, с ними было бы веселей, но рейс отменили. Штормовое предупреждение. И, словно в ответ её мыслям, небесный океан обрушил мощную волну на толстое панорамное стекло. Море ревело и бесновалось так, что слышно было даже в городе. Молнии росчерками кромсали небо, раскаты грома не поспевали за их огненной пляской, дождь гроздями швыряло на окно. В кофейне однако тихо играла музыка, в маленьких глиняных светильниках оранжево трепетали маленькие свечи, немногочисленная публика лишь иногда с интересом поглядывала на причуды буйной природы, собственная жизнь занимала их гораздо больше.

Сдерживаться больше не хватало сил. Одиночество. Боль. Невозможность хоть как-то влиять на события и обстоятельства…

Достало!

Она коротко и глубоко вдохнула кофейно-ванильный приторный аромат, и, бросив мелочь на стол, быстро направилась к двери, надеясь, что никто не остановит её. А никому и не было дела!

Она добежала до площади и, откинув капюшон старого рыбацкого плаща, закричала, запрокинув голову. Она вскинула руки и замерла. Вот оно! Господи!

Десятки молний пронзили её хрупкое, тонкое тело. Такое слабое и беззащитное…

…- Слайм, я сумел! Я сумел дотянуться до неё. Ты был прав – миллион лет ничего не значат для силы любви! Я крикнул, что люблю её! И она не отшатнулась! И ты знаешь, красота ничего не значит, если любишь, как и отсутствие красоты. Душа прекрасна априори! Она видела меня таким, каким хотела видеть своего возлюбленного. Она узнала меня, узнала! Мы создадим, теперь уже вместе мост между нами. А потом… Потом мы родимся в одном мире, в одно время, и мы не расстанемся ни-ког-да!

…Тело молодой женщины приняло в себя мириады вольт! Прозрачно-синее, оно заключило в себе огненное древо с тысячью ветвей. Дождь, казалось, пытается превзойти сам себя, проливаясь с шумом, заглушающим грохот грома.

Жители городка прильнули к панорамному окну, иссекаемому водой, их бледные лица призраками светились в полумраке.

Скайнесс начала танцевать, музыка была не нужна. Она звучала в её голове, бёдра плавно раскачивали гибкое туловище, вскинутые руки совершали волнообразные движения. Капли воды наматывались серебристыми прядями на пальцы, она сжимала пальцы в кулаки и вбрасывала вверх неоновые потоки. Она танцевала и… она рисовала. Изменяя молекулярную структуру воды, она управляла водяными струями, рассыпала их искрящимися фонтанами, изгибала, свивала в кольца. Свежий ветер счистил толстую патину туч над морем. Гигантские радужные сферы замерли на фоне закатного неба, замерли и тронулись в путь, поглощая одна другую, большая меньшую, пока последняя не лопнула, низвергнув напоследок пенящийся водопад. А танцующая собирала и вновь наматывала тугие струи дождя на ладони, на запястья, локти, увлекаемая их изгибами, сама клонилась и извивалась. Фосфоресцирующие столпы и ленты устремлялись вверх и исчезали в тёмно-синем вечернем небе.

Скайнесс устала. Она стряхнула последние капли с пальцев, вытерла ладони о мокрое платье, поправила волосы и дерзко улыбнулась небесам.

- Ну что ж, я попробовала быть человеком, ну такое себе!..

Заехала в гостиницу, взяла некоторые вещи и, выбросив телефон, ушла по побережью в неизвестном направлении. С земной жизнью было покончено.

…

12 3 Следующая ⇒