|
|||
MIXAEL LESTER 4 страницаНе знаю, что происходило, когда упал фонарь и наступила темнота. Очнулась я у ног Аполлона от боли — золотая стрела воткнулась мне в руку. Какое-то время я сидела и не могла понять, что это. Я думала… Димитриос вчера убил Нигеля, как раз, когда мы находились здесь, рядом, на солнце. А потом пришел обыскивать его комнату… Бедный, красивый, молодой Нигель… Мы думали, что Димитриос — ерунда, что с ним легко можно «разобраться», Саймон идет за ним по пятам, хочет напасть и не знает, что это — безжалостный и порочный преступник, как Ангелос… Я забыла о Нигеле и побежала, ворвалась в пещеру, ослепла от темноты и остановилась подождать, пока начну видеть хоть что-нибудь. И тут я услышала. Сначала я подумала, что это опять бьется мое сердце, но это были шаги веревочных туфель в пыли. По пещере двигался свет мощного фонаря. Если это Димитриос, может, и Саймон здесь? Во всяком случае, грек шел в пещеру так уверенно, что явно не подозревал о моем существовании. Тут я услышала тихий звук на улице. Луч фонаря не шевельнулся, не боится… Шум повторился, металл, мул… Грек исчез из моего поля зрения. Знакомые звуки — он берет коробку, осыпаются камни, тяжелое дыхание. Я подвинулась чуть вперед и выглянула. Он положил фонарь рядом с собой, луч направлен на кучу камней, через которую он наклоняется. Мощное тело, под голубой рубашкой играют мускулы, он выпрямился, понес ящик к выходу, положил, идет обратно. Вот он вошел в луч света. Второй раз за недолгое время я впала в состояние шока. Это не Димитриос, этого человека я видела впервые в жизни. Хотя я сразу поняла, что не права, видела и не раз. Он копался в моторе джипа у дома Димитриоса. И на рисунке Нигеля — изображение улыбающейся архаической статуи. Значит, именно это лицо узнала Даниэль… Поняла. Это Ангелос! Сам Ангелос. А Димитриос бог знает где и Саймон вместе с ним. Он повернулся к куче камней, луч скользнул по его толстой коже, сияющей от пота. Улыбка не исчезала. Он улыбался, без сомнения, гнусный оскал не исчезал, когда вместе с Димитриосом он лишал жизни Нигеля. Конечно, он будет улыбаться, когда Саймон избавится от Димитриоса и прядет в открытую к пещере искать меня… Ангелос выпрямил мощное тело и встал, будто прислушиваясь. Повернул голову. Шум снаружи, не металл, кто-то спешит к пещере. Я подумала — если закричу, предупреждены будут и Саймон, и Ангелос… Он ждет Димитриоса, не знает, что мы здесь, и даже не пытается выключить фонарь. Но с другой стороны, Саймон тоже не знает, что он здесь, если успел расправиться с Димитриосом. Шаги все ближе, в тоннеле. Ангелос засунул руку в карман. Я затаила дыхание. Рывком и тяжело дыша в пещеру вбежала Даниэль. Человек расслабился, но его низкий голос был злобен: — Какого черта ты здесь делаешь? Она остановилась, очень молоденькая и хорошенькая, на краю пятна света и уставилась на ящики: — Вот оно! На ней были бирюзовая блузка и алая юбка, горящие щеки и неровное дыхание делали ее более нормальной и менее циничной. — Вот оно! Я сказал, что мы это нашли, нет? Ну и какого дьявола ты не делаешь как сказали, а путаешься под ногами, когда никто тебя не звал? Пока он говорил, она медленно шла вперед, не отводя взгляда от того, что лежало у его ног, прикрыв глаза ресницами, на губах снова провокационная мальчишечья улыбка. — Хотела сама увидеть, что происходит, не сердись… Никто не видел, как я сюда шла. — Димитриоса по дороге не видела? Она мотнула головой, пальцем пошевелила разбитую коробку. Грудь ее приподнималась и опадала, как от возбуждения. Он спросил резко: — Никаких признаков? — Нет. Мужчина со злобой бросил лопату на камни. — Тогда к какому лешему его занесло? Я шел поверху, это короче, если знаешь дорогу, и если ты его тоже не видела… — Я тоже шла поверху. Как, по-твоему, я узнала куда идти? Подождала тебя и пошла по пятам. — Умная, да? Значит, он пошел вниз искать меня. Козел, прыгает, как фасоль на сковородке, и толку от него примерно столько же. А ты… должна была держаться подальше, пока я за тобой не пришел. Сказано, что нечего тут делать… Она засмеялась. — А может, я тебе не доверяю, Ангелос. Может, ты бы за мной не пришел. Он тоже засмеялся: — Может быть. — Ну и я хотела увидеть это, а не болтаться без дела целый день. Этот проклятый джип все равно, как динамит. — Почему? В нем пусто и чисто. — Да, но… — Поставила его, где я сказал? — Да, конечно. А почему ты решил сделать это днем? Ты чокнутый? — Знаю, что делаю. Луны почти не видно, ночные дороги этой страны, да еще на муле — убийство, а освещать окрестности я не собираюсь. Да и никого здесь нет, без хлопот все довезем, если ты сделала все как надо, а мой хладнокровный кузен появится вовремя, чтобы помочь. Дыхание ее уже успокоилось, вернулось обычное состояние духа. Она выпрямилась и бросила на него один из своих коронных взглядов: — А я тоже могу помочь… Ты теперь меня не прогонишь? Ты не думаешь, мой Ангелос, что мог бы и притвориться, что рад меня видеть? Она подошла близко к нему, он притянул ее к себе и поцеловал одновременно небрежно и похотливо. Она прижалась к нему тонким телом, руки перебирали тугие кудри на его затылке. Я отодвинулась поглубже. — Ее любовник — Ангелос! Факты переформировались в моей голове по-новому. И дрались, значит, мы с ним, и так легко она согласилась, что это Димитриос… Ангелос отпихнул девушку не слишком нежно. — Ты отлично знаешь, что не должна была приходить сюда. В моих играх нет места для детских нервишек. Она закурила: — Это не нервы, это — любопытство. Я имею право знать, что происходит. Что, мало для тебя сделала? Без меня у тебя не было бы джипа, я достала инструменты и мула, я шпионила за англичанином и его нескладной девкой… А ты и всего-то вышел из тумана, побыл со мной полчаса, командуешь и думаешь, что я буду слушаться! Запросто мог поставить меня в безвыходное положение вчера ночью, и ни слова не сказал! Он продолжал работать ломом, почти не обращая внимания на ее лепет, своротил огромный обломок скалы, который прикрывал несколько ящиков. Грязь и маленькие камушки дождем посыпались на пол. — Что ты имеешь в виду? — Прекрасно знаешь! Когда ты ко мне пришел вчера, ты сказал, что не видел Нигеля… — Нигеля? — Ну этого английского художника, я говорила. А он в понедельник вечером намекал, что станет богатым и известным, и напился. Когда все ушли, я с ним еще поддала и пошла погулять. Я говорила? — Мужчина продолжал работать, она смотрела на него сквозь сигаретный дым. — И стало ясно, что он отыскал что-то на горе. Ты говорил, что подождешь его и посмотришь, что это! — Ну и что, не понадобилось, твои английские друзья нам все показали. — И вход в пещеру? — Если бы они знали, где он, мы бы сюда и не подошли, все заполнили бы войска на много километров… Она нетерпеливо шевельнулась. — Да я не про то. Конечно, они ее не нашли, а то бы не уехали сегодня в Левадию. Но ты что-то слишком быстро все нашел. Димитриос сказал мне, что ты нашел место и работаешь там, пока он вернулся кое с чем разобраться. Он отложил лом и отгребал обломки лопатой. — Когда Стефанос продемонстрировал место, где я сломал Михаэлю шею, я сам все понял, горы изменились, но узнать можно. Когда я отослал Димитриоса, сразу нашел вход. — Ты мне это говорил вчера! — Ее сигарета не висела на губе, как обычно, она курила резкими, нервными движениями. Она сказала, и это прозвучало, как обвинение. — Но ни слова ни сказал про мальчишку! Он выпрямился и уставился на нее, наклонив голову, как бык, улыбка как всегда сохранялась на его губах. Он сказал грубо: — Ну продолжай. О чем это ты? Какого черта я должен о нем трепаться? Она выпустила длинный клуб дыма. — А зачем тебя понесло в его комнату? — Очень понятно, нет? За моим портретом, ты сама рассказывала, что он, как фотография. Я хотел его уничтожить. — Он же ушел и взял все с собой, я же тебе сказала! Я сама пробовала найти портрет, и его вещей не было. Он унес его с собой! — Нет, его с ним не было. — О чем ты говоришь? Ты его не видел. Откуда ты знаешь? Она замолчала. Ее глаза расширились, сигарета упала на землю и лежала, дымилась. Он стоял очень тихо, опершись на лопату, пот блестел на лице и волосатых руках. Он мягко сказал: — Ну? Ее голос полностью лишился оттенков. — Ты его видел? Вчера? Он сказал тебе, где пещера? — Видел. Но он ничего мне не сказал. — А зачем ты соврал? Улыбка углубилась, раздвинула губы. — Ты знаешь. Нет? Долгая пауза. Ее язык выскочил, как у ящерицы, и облизал губы. — Ты убил его? Нет ответа. Мускулы ее шеи шевельнулись, будто она что-то проглотила. На ее лице не было ни ужаса, ни страха, оно лишилось выражения. — Да… Ты не сказал… Он был добр и жизнерадостен: — Нет, не сказал. Не хотел тебя спугнуть. — Но… Не понимаю. Он знал о пещере? — Знал, точно, но не сказал. Мы пытались его уговорить, но он не произнес ничего осмысленного. Она опять сглотнула, не отрывала от него глаз, стояла как статуя, жили только глаза. — Ты… Тебе пришлось убить его? Он пожал плечами. — Мы не собирались его убивать, он, к сожалению, сдох сам. — Его глаза опустились, шевельнулась вечная улыбка. — Ну и как, испугалась, завизжишь и убежишь? Она опять подошла к нему поближе, взяла руками за рубашку на груди. — А что, похоже, мой Ангелос? — руки скользнули ему на плечи и дальше на шею. Она прижалась к нему теснее, — Ангелос Драгумис, я знаю про тебя все… Здесь много про тебя говорят. Он засмеялся: — Ты меня удивляешь. Она притянула к себе его лицо и сказала прямо в рот: — Да? И тебя удивляет, что поэтому я и с тобой, поэтому ты мне и нравишься? Он поцеловал ее, на этот раз долго, но потом опять отпихнул свободной рукой. — Нет, с какой стати? Таких женщин я уже встречал. Лопату он не выпускал, вернулся к своему занятию. Даниэль спросила, глядя в его широкую спину: — Где он? — Недалеко. Она нервно осмотрелась по сторонам: — Расскажи, что случилось. Он рассказал. Они ждали у Дельф, но мальчик обошел их, и они догнали его только на месте, когда он уже вышел из пещеры. Синица в руках. Ангелос сомневался, что Стефанос точно вспомнит место, к тому же мальчик его видел, нарисовал портрет. Они пытались заставить его говорить, но он молчал, поэтому они сначала подумали, что Даниэль ошиблась, но потом он начал бормотать о пещере и о том, что дороже денег. Убийцы ничего не поняли. Вода… Цветы… К тому же Ангелос и английский знал плохо. Когда Нигель начал говорить что-то о золоте, он умер. — Видит бог, мы только начали. Наверное, сердце слабое. Как раз в это время Стефанос привел нас. Они смотрели сверху, а тело художника лежало рядом. Когда мы удалились, они отыскали свой клад — Стефанос все точно рассказал, а мальчик говорил о траве и цветах — они росли только в одном месте. Вещи забрал Димитриос и сложил в багажнике джипа. Там валялась папка с рисунками, но без портрета Ангелоса. — Может, это и ерунда, но такие детали иногда очень много значат… Я официально мертв, и собираюсь пребывать в том же состоянии, ни к чему мне слухи! Но я его не нашел. Там была куча мусора, идиот Димитриос не додумался его захватить, но я думаю никто не обратит на него внимания. Они просто вообразят, что он собрался и уехал. — Именно так. Английская пара думает, что он уехал через горы — вместе с мулом. — Да ну? Значит, так оно и есть. Он уже очистил коробки от камней, вытащил одну из общей кучи. Даниэль, глядя на игру его огромных мускулов, произнесла: — Где он? — Кто? — Боже, Нигель, конечно! Ты что его просто бросил? — Да нет, это бы выдало нас слишком рано. — Здесь? — Там! — махнул он рукой в сторону, взял коробку и пошел из пещеры. Девушка смотрела в темноту, сделала шаг, остановилась, взяла фонарь, пошла, будто преодолевая сопротивление. К счастью, мне не было видно этого места, но я вспомнила, что там валается мой фонарь. Если она его увидит… Ангелос вынес коробку, вернулся, сказал озабоченно: — Все еще никаких признаков. Он, наверное, понес один из маленьких ящиков вниз. Тут он увидел, где она стоит. Тяжелое лицо не поменяло выражения, но что-то в его глазах заставило мою кровь погустеть. — Ну? Она резко обернулась. — Оставишь его здесь? — А куда его еще деть, отвезти в джипе на прогулку к заливу? Она проигнорировала иронию: — Не похоронишь? — Боже мой, девочка, нет времени. Масса сил уйдет, чтобы очистить Парнас от этих запасов. Можешь закидать его грязью, если хочешь и делать нечего, но это, в общем, неважно. Можешь этим заняться, пока я гружу. — Не хочу здесь оставаться. Он засмеялся. — Как пожелаешь. Я думал, ты не такая нервная, мой цыпленочек. — А я и нет. Но это не дело, оставлять его здесь, его найдут… — А с какой стати сюда кому-нибудь приходить? Она смотрела ему в глаза: — Саймон, англичанин… — Что он? Ты же сказала, он уехал. — Знаю, но… Я думаю, что в театре, ночью в понедельник… Я захлебнулась волной напряжения и страха, что мы говорили? Но что бы она ни слышала, она уже все пересказала раньше. — Да это не новость. Он, конечно, знает, что Михаэль убит, Стефанос ему, конечно, сообщил. Какая разница? Он не знает, почему. — Ну а если он узнает, что ты жив? — Он? Как? Нигель умер, и никто эту картинку не узнает. — Там было золото. Темнота вокруг меня закипела, я вспомнила, как Саймон сказал «Это не закончится, пока я не найду… Золото…» — А золото, везде оно тебе мерещится, да цыпленочек? — Он все веселел. — Ты же не видела, что это золото, она просто подняла что-то блестящее, а остальное — твое воображение. Я чуть-чуть расслабилась, слава богу, они слышали не все. Ангелос потащил еще ящик. — Все. Больше мул за один раз не поднимет… Забудь эту чушь на пять минут и помоги грузить. Вчера он золота точно не нашел, чего ему возвращаться? Принести братику букет? Хотя мог бы и вернуться, я ему кое-что должен… — И ей. Она ударила тебя. — Это точно, — сказал он жизнерадостно. — Подождем Димитриоса, он скоро придет… А смешно, тут почти ничего не изменилось… Колонна, скала — львиная голова, где-то льется вода. Никогда не мог найти ручей… Слышишь? Она сказала нетерпеливо: — Но Нигель. Надо что-то сделать. Неужели не понимаешь… — Пригодится и мертвый. Может, бросить со скалы лучше его… Точно, где-то есть вода. Голос девушки остановил его. — Джип? Со скалы? Ты про это не говорил… — Не знаешь всех моих планов, прекрасная леди. Он повернулся к ней. Я видела только ее лицо. Она осунулась, выражение испуганного мальчишки. Он сказал: — Ну ты что? Мы должны как-то избавиться от джипа, нет? Если его найдут в джипе в море, все прекрасно объяснится. Она сказал почти шепотом: — Он мой. Все знают, что я привезла его из Афин. — Ну и что? Все подумают, что ты тоже в нем была. Она не шевелилась, только смотрела на него. Он подошел к ней так близко, что ей пришлось поднять голову, чтобы увидеть его глаза. Он спросил нетерпеливо: — Ну что ты? Испугалась? — Нет. Мне просто интересно… — Что? Она заговорила тем же торопливым шепотом: — А что бы ты сделал с джипом, если бы… А если бы не оказалось тела Нигеля, чтобы сбросить… Он сказал медленно: — То же самое. Они подумали бы, что там ты… Он засмеялся. Очень темная и волосатая рука медленно поднялась и пробежала по обнаженному оливковому предплечью. — Ну, ну, ну… бедненькая, маленькая, хорошенькая, ты что ли правда думаешь, что я сделаю такое с тобой? Она не шевелилась. Тонкая рука стекала вдоль тела, голова откинулась назад, большие глаза смотрели в одну точку. Она сказала тонким голосом: — Может, сбросить лучше его… Значит, ты хотел кого-то еще. Хотел… Его рука обвилась вокруг нее и притянула поближе. Она не сопротивлялась. Его голос стал ниже. — И ты решила, что я хотел тебя?.. Тебя? Моя маленькая Даниэль… — Тогда кого? — Он не ответил, ее глаза сузились и опять распахнулись. — Димитриоса? Он быстро закрыл ей рот толстыми пальцами, тело его затряслось, как от смеха. — Тише, маленькая дурочка, тише, здесь у гор есть уши. — Но Ангелос мой… — Ну? Ты, кажется, говорила, что знаешь меня, девочка? Не понимаешь? Он помог мне, и его лодка, но разве он заработал половину? Товар мой, я ждал его четырнадцать лет, а теперь получил, думаешь, я буду делить его… с кем угодно? — А я? Он притянул пассивную плоть еще ближе, вдавил ее в себя и засмеялся глубоко. — Это не дележка. Ты и я, цыпленочек, мы — одно целое… Его свободная рука скользнула по ее шее до подбородка и откинула голову так, что их рты встретились. — И ты мне еще нужна, доказать? Его пасть жадно захлопнулась на ее губах, она на секунду напряглась, будто хотела освободиться, но устремилась навстречу, обняла за шею. Он засмеялся, не отрываясь, а потом сказал хрипло: — Здесь. Быстро. Я заткнула уши, отвернулась так, что щека и руки уткнулись в холодную скалу, в острые камни. Они пахли дождем… Не хочу писать, что было дальше, но, думаю, должна. Когда я закрыла глаза, мужчина целовал ее, а его лапа начала ворошить, ковырять, раскрывать ее одежду. Она приникала к нему, ее плоть рвалась навстречу, руки тянули голову к жадному рту. Дальше я не смотрела. Он бормотал обрывочные, задыхающиеся, непонятные слова, смесь греческого и французского. Я слышала, как он отбросил камень ногой, когда потянул ее на пол рядом с кучей обломков… с трупом Нигеля… Она издала только один звук — полувздох, полустон удовольствия. Клянусь, удовольствия. Я тряслась, покрылась потом, мне было жарко, будто в моей сквознячной щели развели костер. Я отломила кусок камня и сжала до боли. Не знаю сколько времени прошло, прежде чем я поняла, что в пещере тихо, раздается только глубокое и ровное дыхание. Он встал в тусклом свете фонаря у кучи камней, молчал и не уходил, улыбался вниз Даниэль. Она лежала и смотрела на него, блестели ее глаза. Лицо его от пота казалось сделанным из мыла. Он стоял очень тихо, улыбался девушке, а она смотрела на него, яркая юбка помялась и запылилась. Я подумала до безумия тупо — как ей, наверное, неудобно. Она похожа на мертвую. Ангелос шагнул, взял ее за плечи, потащил и бросил рядом с Нигелем. Вот так погибла Даниэль в двадцати ярдах от меня, и я не пошевелила пальцем, чтобы ей помочь. По милости провидения я не упала в обморок, иначе вывалилась бы прямо на свет фонаря. Но узкая расщелина удержала тело, а сознание, замутненное повторяющимся шоком, очень медленно впускало полную картину того, что произошло. Какой-то мозговой цензор уронил занавес дымки между мной и сценой в пещере, она отдалилась, убийца перемещался в пространстве, занимался своими жуткими делами, как на экране или освещенной сцене. Я была невидима, неслышима, бессильна — человек, который видит сон. Наступит утро, и кошмар закончится. Я смотрела на него в странном состоянии транса. Если бы он пошел в мою сторону, я бы не додумалась спрятаться. Он бросил тело Даниэль в пыль рядом с Нигелем, постоял, посмотрел на них, отряхивая руки. Я подумала, что он будет их закапывать, потом до меня дошло, что раз джип наняла Даниэль, значит, ее останки и должны были там найти, Нигель — уже дополнение. План ясен. Ни на минуту я не поверила, что он намеревался прикончить своего родственника, но даже если и так, явно он не собирался делить что-нибудь с девушкой. То, что она могла дать, легко найти везде. Понятно, он не хотел убивать ее здесь, телу предстояло добраться до места назначения самостоятельно. Она рано разволновалась, впала в истерику и вывела любовника из себя. Пришлось успокоить ее и увеличить груз. Он повернулся к фонарю, я смотрела на него, как на плохого актера — лицо без выражения: ни ужаса, ни возбуждения, ни даже интереса. Протянул руку, поднял фонарь и выключил. Темнота закрылась, как крышка ящика. Кажется, он прислушивался. Пыль шелестела, укладываясь вокруг тел. Ни звука снаружи. Опять включил свет и ушел из пещеры. Мул зашевелился, но, кажется, он его не отвязывал. Мягкие шаги человека без сопровождения острых ударов копыт. Он, должно быть, пошел посмотреть… Я ждала. Тишина, только нетерпеливое шевеление животного. Одно ясно, он даже не представляет, что Саймон имеет хоть малейшее основание быть поблизости, чувствует себя в полной безопасности на Парнасе, как на Луне. А Саймон… Я выскочила из щели и понеслась через пещеру, мне не нужен был свет, тело действовало самостоятельно, как у лунатика, как во сне, я обходила все препятствия на чистом инстинкте. С головой у меня… Никаких сознательных планов, даже четких мыслей, я должна выйти из пещеры к Саймону… предупредить, что дело придется иметь не с мелким жалким преступником, с двумя убийцами. И выбраться из темноты этой скалистой тюрьмы на благословенный свет. Солнце ударило меня, как топором. Я закрыла рукой глаза, отшатнулась, как от настоящего удара, ослепла и поплыла в океане света. Другая рука наткнулась на что-то теплое и мягкое, оно шевелилось. Я отскочила в ужасе, но поняла, что это мул в узком проходе рядом со входом в пещеру. Он посмотрел на меня одним глазом и продолжил аппетитно жевать. Запах его шкуры заставлял вспомнить о Нико. Я протиснулась и побежала на середину впадины — никаких греков не видно — на тропинку… Жар в центре можно было трогать руками, пот медленно потек по телу, воздух прижимал к земле, пыль горела в горле. Все было неподвижно, я летела, слепая и охваченная паникой… Подбежала к скале. Похоже, я подсознательно понимала, что Ангелос пошел искать Димитриоса не через скалы, а через проход. Я рвалась вверх из стен к небу. Полдневное солнце раскалило тропинку, она прожигала туфли, как раскаленный металл, я взялась рукой за камень, очень больно. Я карабкалась, как могла, быстро и беззвучно, пыль осыпалась как песок под ногами, мелкие камушки падали на землю со звуком пистолетных выстрелов, я дышала громко до всхлипа. Пройдя полпути, я услышала, что он возвращается. Я замерла, прижалась ящерицей к голой скале, камень прожаривал тонкое платье. Скоро он увидит меня. Не успею добраться доверху. Спрятаться бы как-нибудь… Некуда. Голый зигзаг козьей тропы, природные каменные ступени, открытые солнцу… Не обращая внимания на шум, я полезла по ступеням, свернула с тропы и спряталась за убогое ограждение засохших кустов высотой в фут, как комок колючей проволоки. Я прижалась к своему убежищу, мяла его отчаявшимися руками. Нормальный кошмар — барьер между мной и убийцей и должен осыпаться под руками. Я вжалась в пыль. Смогла бы, зарылась бы, прижалась к ней щекой, жарилась на солнце и смотрела вниз. Ангелос быстро прошел к пещере и скрылся из виду. Я ждала… Только собралась начать двигаться, как он появился снова, но уже осторожный, двигался очень тихо и оглядывался. В руке — его собственный фонарь, который я уронила у тела Нигеля. Улыбка не сошла с губ. Я лежала тихо, звенел копытами невидимый мул. Грек поднял голову, обвел глазами скалы, пожал плечами, спрятал фонарь в карман. Из другого достал пистолет, взвесил его в руке и повернул к пещере. Руки мои сжимали пыль. Фонарь он, конечно, узнал. Пошел искать в пещере того, кто его уронил. Скоро выйдет. Бессмысленно его ждать, чтобы выстрел смел меня отсюда. Мускулы мои проволочно напряглись, скоро он скроется с глаз, и я побегу. Что-то упало мне на руку, причинив острую боль. Камушек. А потом душ из пыли и маленьких камней откуда-то выше меня посыпался, как стая крыс, стукаясь об скалы выстрелами. Ангелос замер и уставился прямо на меня. Я не шевелилась. Он просто не мог меня видеть. Страшнее звуки сверху — Димитриос, а за ним Саймон? Или жизнерадостный Саймон, который хочет сообщить мне, что справедливость восторжествовала, и мародер прошлой ночи понес заслуженное наказание. Надежда, что грек рассказал Саймону об Ангелосе, растворилась в звуке этих неосторожных шагов. Ангелос напрягся и спрятался за скалой. Звуки приближались. Я повернула голову так, что вывернув глаза почти до полного вылезания, видела вершину скалы. Если это Саймон, надо закричать, я приготовилась, открыла рот и облизала пыль с пересохших губ. Что-то шевельнулось на фоне сияющего неба. Коза. Другая. Три большие черные козы с желтыми глазами и развесистыми ушами мирно брели надо мной по сияющему небу. Вдалеке пропела свирель, как ручей Аполлона. От облегчения я опьянела, закрыла глаза и расслабилась в пыли. Сладкий ароматный запах напоминал об английских садах, чае, пчелах… Не знаю через сколько минут или часов, но, когда я вернулась к реальности, Ангелос в полной тишине оставил укрытие и стоял, где раньше, в центре, глядя на край скалы. Тихо я повернула голову. Козы не удалились. Стояли как на витрине в магазине стройным рядом и смотрели вниз, выставив вперед уши, глаза внимательные и любопытные… Шесть желтых сатирьих глаз уставились на меня, в сорока футах ниже их. Ангелос пошел к скале. Козы ушли, опять посыпалась пыль. Сердце мое дергалось и прыгало, но я не шевелилась. Я застыла, кровь остановилась, я лежала совершенно плоская и не могла шевелиться. Грек очень близко, убегать поздно, я вжалась в землю. В общем-то я не совсем на виду, можно надеяться или нет, что он пройдет мимо поворота и не заметит?.. Платье бледное, пыльное… Он ведь мог меня не заметить? Чуть-чуть ниже меня он заколебался, сопел и смотрел вверх. Мое замирающее дыхание шевелило пыль под носом. Двинулся дальше — не вверх, а прямо подо мной, налево. Отсрочка. Через мертвые растения я видела его макушку. Он сошел с тропы, осыпал камешки ногами, сухая трава трещала. Он перемещался очень осторожно, все время останавливался. Внимательно обыскал ямку, в которой не спрятался бы и ребенок, почти обнюхал, как собака с пистолетом в руке. Я начала надеяться, что он удовлетворится. Но он повернул обратно на тропу и пошел вверх, прямо ко мне. Я даже не испугалась. Ощущение полной ирреальности происходящего. Это — не со мной. Мне казалось, что никто не верит в собственную смерть, особенно насильственную. Что-нибудь его остановит. Это не может произойти. Не со мной. Я лежала, почти расслабленная, покорная судьбе в пыли, а убийца медленно поднимался ко мне. Скоро он придет и сразу меня увидит, а может, и чуть попозже, но не минует… Я где-то читала, что самое опасное и труднопреодолимое желание в таких обстоятельствах — сдаться и умереть, но никогда в это не верила. Оказалось — правда. Может, я не захотела, чтобы он нашел меня униженной и жалкой, валяющейся у него в ногах, но я встала. Поднялась перед ним и начала отряхивать платье, не обращая на него внимания. Он замер, как мертвый. Идти было некуда, только к нему. И я отправилась в бесконечное путешествие мимо него, опять как во сне. В глаза его я не смотрела. Он немного подвинулся, и я проскользнула, проплыла рядом. Мы направлялись вниз. На уровне земли я споткнулась, он поддержал меня за руку, плоть моя взбунтовалась, я чуть не потеряла сознание. Ангелос развернул мое онемевшее тело к себе лицом. Если бы он не перестал меня трогать, я бы заорала, но он убрал конечности, и я сохранила молчание и, наверное, жизнь. Я отошла на шаг и села, ноги не держали, уперлась руками в теплый камень и посмотрела на этого человека. Он стоял, ноги врозь, одна рука за поясом, другая — висит сбоку с пистолетом. Голова вперед, как у задумчивого быка. Жесткая обычная улыбка, правильные арки бровей, жестокие глаза — сплошь черные, без зрачков и света изнутри. Ноздри подрагивали. Кудри у лба тугие и мокрые от пота. Видимо, он вчера неплохо меня рассмотрел. — Значит, это мой маленький дружок из студии, да? Попыталась ответить, не вышло. Хрип. Он заулыбался сильнее. Голос вернулся: — Надеюсь, я сделала вам больно. — Счет мы скоро полностью уравняем. Где англичанин? — Не знаю. Он шагнул вперед, я прижалась спиной к скале. Выражение его лица не менялось, но голос… — Не будь дурой. Ты пришла сюда не одна, где он? — Я… мы сидели на горе и вдруг увидели этого парня, Димитриоса, знаете, он гид. Саймон, мой друг, пошел с ним поговорить. Мы думали, что это он воевал вчера в студии, и мне кажется… Саймон хотел выяснить, куда он пошел потом. Это было так похоже на правду, что я надеялась, он поверит. Про Саймона. Мне-то ничего не поможет. — И ты все время была здесь, на горе? — Я… Нет, почему? Погуляла немного, а потом думала, может, Саймон вернется, и… — Не была в пещере? Холодное солнце. Ледяная скала. Если до сих пор я неизвестно почему надеялась, теперь знала точно. Я умру. Видела, не видела мула, пещеру, Нигеля, Даниэль, сокровище — все это неважно. Я исчезну потому, что видела Ангелоса. Он вытащил из кармана фонарь. — Ты оставила его, да? — Да. — А он-то думал, что я буду все отрицать. — Уронила, когда увидела тело Нигеля. И была в пещере, когда вы убили Даниэль. Металл фонаря блеснул, шевельнулся. По крайней мере, я его заинтересовала. Если разговорить этого выродка, пожить еще несколько минут, вдруг случится чудо, и я не умру. Убийцы любят беседовать о своих свершениях? Но скорее всего, убийства такая для него обычная вещь, что ему их совершать неинтересно, не то, что обсуждать…
|
|||
|