Золото и кровь

Золото и кровь

Курт Франц, 13 июля 2021 г.

С вами Курт Франц.

Сегодня всё было хорошо.

Чтобы было вкуснее, я начну издалека.

Вчера днём я говорил с Эрикой.

У Эльфриды не очень отчётлив (потусторонний) слух, она сама его закрывает по некоторым личным причинам (хотя, похоже, это ненадолго), и я могу иногда переговорить с дочерью.

На сей раз я ей сказал, что отныне ничего против Эльфриды делать не буду.

Эрика очень рычала.

Наши, иронически посматривая на неё, сразу её поймали, изнасиловали в задницу и водворили на стену (на место).

Она там прикована в профиль, как барельеф, и наполовину в форме “чужого”. Если кто-то смотрел, как заковали Хана Соло в “Звёздных войнах”, то это по позе похоже.

В общем, Эрику приковали.

Эльфрида пришла позже.

Позанимавшись своими дневными делами в своём изолированном клочке мира, она заснула.

Очнувшись у нас, она встала и сразу же меня схватила.

Я не успел ничего сказать.

…Короче, меня полюбили.

…Встав с меня и оставив моё бездыханное и счастливое тело валяться на кровати (я даже голову не смог поднять посмотреть ей вслед), она пошла к парням.

Организовала всех.

Они пришли ко мне, подняли меня и устроили праздник.

Меня откормили какими-то кусками разрезанных евреек и отпоили кровью – после Эльфриды не остаться без сил очень сложно.

Вспоминая об этом, она урчала и на меня слегка косилась.

…Но в следующий момент уже командовала ребятами.

Итак, праздник начался.

Было очень много мяса, адекватное количество выпивки (надо было ещё работать), какие-то золотые блёстки.

Было очень красиво.

Я аж улетел в какое-то счастливое праздничное состояние, из которого меня вывели лишь тем, что бережно перенесли лежать.

Она сидела надо мной, улыбалась и гладила по щеке.

Она, я видела, инстинктами своими хотела облизать мне щёку – и, скорее всего, опять потом оказаться на мне; она удовлетворяла их тем, что жестоко отрывала огромные куски мяса от какого-то приведённого ей еврея, и, распялив пасть на ширину бочки, совала их туда; удовлетворив свою звериность, она снова просто улыбалась мне.

Похоже, праздник посвящался мне.

Пнув кости и резко приказав украинцу выметаться вместе со всем этим вон, она, урча, придвинулась ко мне.

“Не могу больше”.

Она села на меня.

Я видел, что она старалась максимально нежно.

Она рычала и закатывала глаза; но сильно меня почти не мяла, лишь в конце немного придавила меня тазом.

Я был в шоке.

Я был жив.

Я выбрался, и, радостный, побежал по лагерю.

Она нагнала меня и схватила за плечи.

“Франц”.

“Отвали, я побегать хочу!”

“Франц!” – Таким голосом будто клокотали внутренности.

Меня развернули.

Я был в шоке.

Она была полностью распахнута внутренностями навстречу мне.

Словно дыра, обычно запахнутая в тело, раскрылась мне навстречу всеми своими кишками.

Я не знаю, как это описать.

Красные внутренности клокотали, поджидая меня.

Меня впечатало в мясо.

Огромная пасть в её животе сомкнулась за мной.

***

Я жалел, что опять проявил самостоятельность.

Я сидел в ней и тоскливо думал.

На это у меня было не очень много времени – вскоре меня должны были начать переваривать.

Внутренности вздрогнули с коротким урчанием, и я полетел вниз.

Процесс сегодня был не очень долгим – вскоре меня выкакали.

Только факт того, что, превращаясь в дерьмо, бессмертный теряет часть себя, и надо снова много есть и отдыхать, делал меня угрюмым.

Она хлопала себя по животу, и, присев, легонько мастурбировала.

Заметив меня, она покосилась на меня сверху и плюнула мне в лицо.

“Свинья”.

Я опять понимал – она старалась ради меня, а я опять захотел стать свободен.

“Признаю”.

“Ладно, - она пописала на меня. –

Почти прощён”.

Я обтёр лицо от её мочи, пытаясь повернуться.

“Я просто за тобой буду пристальнее следить”, - сказала Эльфрида.

“?!”

“И если в тебе настолько много сил, то что тебе мешает часть их отдать мне?”

Она снова коротко меня изнасиловала, вытянув у меня из брюха несколько литров спермы, и встала.

Довольно улыбнувшись и похлопав себя по животу – мол, моё – она исчезла.

Я сейчас любил эту женщину.

Я просто валялся и был счастлив.

Она достигла той интенсивности жестокости, что могла меня влюбить…

…Она же вспомнила свою идею об огнемётах.

Всё ещё с моей съеденной спермой в животе – хорошо, что ещё не моей кровью, я был опять обессилен – она схватила огнемёт, снарядила пару ребят (они отнеслись к этому кисло), и они отправились в деревню.

О том, что они там учинили, я узнал позже.

Парни под конец, взвинтившись, тоже заразились жестокостью.

Она начала действовать сразу.

Всех маленьких детей, которые были в зоне обстрела, она, мило улыбаясь, отобрала у матерей и просто-напросто запихнула себе в желудок.

Всех, ну или почти, маленьких детей, встречаемых ею, она воспринимает, как очень вкусное блюдо.

Ещё больше расплывшись в улыбке, довольная от детей в своём животе, она начала резать мать – женщину в платке.

Она разрезала ей низ живота, и, изнасиловав в дыру с кишками, кинула останки собакам.

Всё ещё в жёстком возбуждении, она убила кого-то об забор, просто разбив в полное мясо.

Помочившись на это сверху, она жестоко и таинственно улыбнулась своим – они очень хорошо помнили её улыбку во всю зубастую пасть, когда она, всё ещё сидя на корточках, обернулась к ним.

И, настроив огнемёт, первая пустила струю по домам.

Там сгорело несколько хижин.

Парни ей помогли, как раз и начав приходить в возбуждение на этом месте.

В их сердцах был страх.

Но всем видом Эльфрида показывала, что жертвы – не они, и они решили повеселиться.

Потом ещё сами вдвоём бегали, насиловали каких-то поляков.

Она тем временем удобно устроилась на траве, и, жуя травинку и глядя в голубое небо, отдыхала.

И ела куски чьего-то тела, захваченного ею с собой на этот случай.

…Когда парни навеселились, она спокойно собрала их, и они вернулись в лагерь.

Они были удовлетворены, но слегка угнетены – она была слишком, тошнотворно жестока.

Она этим гордится. Но парни не выдерживают.

“Придётся терпеть”, - прошептал я им в ухо, наклонившись над ними.

Она пристально смотрела на меня, и взгляд её чёрных вишен-зрачков стал очень концентрированным, почти мерзким.

“Помни своё обещание”.

(Я обещал описать).

Я собрал информацию и запомнил её.

Честно говоря, меня самого в процессе едва не стошнило.

Ладно, в лагере – она и за пределы теперь это выносит.

И я ничего не могу сделать.

И если она захочет сжечь всю деревню, сожрать в ней всех детей и помастурбировать на останки, а все выжившие это увидят – я ничего не смогу сделать.

Я буду либо привязан и изнасилован (жестоко), либо сам, лично, пойду ей помогать…

Я кивнул, и – чёрт, у меня не хватило духу высказать это ей.

Я знал, что она за это со мной сделает.

Я не хотел опять её раскаленный член в задницу, или, не дай бог, в дырку в боку.

“О чём думаешь?”

Её член коснулся моего бедра.

Я с криком отпрыгнул.

Она ограничилась тем, что заставила меня отсосать, и, уйдя, спустила в могильную яму.

Я отплёвывался – день портился.

…Ненадолго.

Она всё-таки решила сделать, чтобы всё было хорошо.

Довольная и сытая после погрома с поджогом, она собрала всех.

“Ваше место, где вы обитаете, - сказала она, - дало мне удовлетворение.

Теперь я хотела бы удивить вас”.

Она обработала, как бы обсыпала, полностью экскаватор золотом.

Я смотрел на это, как на чудо.

Она сама облачилась как бы в золото-павлиний облик (это очень красиво), и увлекла нас продолжать праздник.

Мы танцевали.

Она включила очень громкую музыку в каких-то колонках.

Потом начали как бы стекаться друг к другу – у нас появилось непреодолимое желание есть…

Мы бы серьёзно погрызли друг друга, но победила она.

Стянула к себе всех.

Мы прилипли к ней.

Она окутала нас облаками павлиньего золота, и – с удовольствием открыв пасть, стала неторопливо нас глотать…

…Пока мы варились, мы находились в прекрасной иллюзии.

Никто из нас не помнил её кишок.

Лишь, выйдя, мы ощутили себя слабымм.

Она с удовольствием откинула ногу – насытившись нами, была счастлива.

Наиболее смелые из нас ещё вылизали её жуткую зубастую вагину, открытую на треть ширины её бёдер…

…На этом я закончу.

Эрику она простила, и тоже увлекла в праздник.

У Эрики ещё планы, но какие-то непрочные.

У дочери больше не осталось сил.

У меня же…

Не зря я – первый из её мужчин.

У меня много силы, и я могу увлечь её туда, куда не достанет никто из вас.

И там, в чёрной бездне, мы окончательно установим, кто из нас первый.

…Это будет она.

Но вам это уже будет недоступно.

Комендант лагеря Треблинка и первый из её страхов

Курт Франц.