ГЛАВА XIV.

ГЛАВА XIV.

ДЕЙСТВИЯ КНЯЗЯ БАГРАТИОНА

ОТ НЕСВИЖА ДО МСТИСЛАВЛЯ.

Движение 2-й армии из Несвижа к Бобруйску. – Дело при Романове. – Соединение Даву и Вестфальского Короля. – Отъезд из России Вандама и Короля Иеронима. – Прибытие 2-й армии в Бобруйск. – Важность Бобруйска. – Распоряжения Игнатьева. – Марш 2-й армии к Могилеву. – Занятие Могилева неприятелем. – Дело Сысоева под Могилевом. – Князь Багратион решается идти на пролом. – Расположение Даву при Салтановке. – Бой при Салтановке. – Движение 2-й армии к Мстиславлю. – Переписка Платова с Главнокомандующим и Начальником Главного Штаба 1-й армии. – Соединение Платова с 1-ю армиею.

Дав трое суток отдохнув армии под Несвижем, и остановив авангард Вестфальского Короля поражениями, нанесенными ему 27-го и 28-го Июня под Миром, Князь Багратион продолжал марш к Бобруйску. 1-го Июля прибыль он вСлуцк, где получил известие о появлении неприятельских разъездов уже в Свислоче на Березине, в 40 верстах от Бобруйска. То были разъезды Пажоля, посланного Маршалом Даву из Минска, между тем как сам Даву пошел на Могилев. Видя из сих движений неприятеля, что Даву не упускал нашей армии из вида, Князь Багратион решился ускорить марш, стараясь предупредить головы неприятельских колонн, и найти свободный путь для соединения с 1-ю армиею[128].

В следовании к Бобруйску, Князь Багратион разделил армию на две части: Раевского с 7-м корпусом и несколькими конными полками, послал он впереди, для атаки неприятеля, в случае встречи с ним до прихода в Бобруйск, и как тогда довелось бы открывать путь оружием, то Раевскому велено произвести нападение, не смотря на число неприятеля, ни на твердость его позиции. Сам Князь Багратион, с 8-м корпусом, Бороздина, и 2-ю кирасирскою дивизиею шел в одном марше за Раевским, для поддержания арьергарда, коим командовал Платон, отражая нападения Вестфальского Короля. «Я охотно бы решился атаковать армию Иеронима, меня преследующую», доносил Князь Багратион Государю, «и разбив ее, разбил бы после и Даву, в чем совершенно уверен, но не уверен в том, чтобы Иероним не стал отходить, и тем отвлекая меня, не дал бы случая Даву отрезать вверенную мне армию на всех пунктах соединения, и даже продовольствия»[129].

Едва Князь Багратион выступил из Слуцка, как получил от Платова донесение о быстром приближении Вестфальского Короля к Романову. Он приказал Платову держаться в Романове, и даже податься вперед на неприятеля, дабы отправленные из Слуцка в Мозырь обозы, раненые, пленные и больные успели отойти на некоторое расстояние и не попались неприятелю. Для подкрепления Платова остался Князь Багратион в Слуцке с корпусом Бороздина и кирасирскою дивизиею. Неприятельская пехота, не доходя 8 верст до Романова остановилась, а 7 конных полков атаковали наш арьергард, но были опрокинуты и преследованы до места, занимаемого пехотою, где Платов остановлен был действием ее артиллерии. Французская конница, собравшись под прикрытием пехоты и орудий, снова пошла в атаку, и опять неудачно. Поле сражения было покрыто неприятельскими трупами и ранеными; в плен взято 16 офицеров и до 300 нижних чинов. Вечером Князь Багратион доносил Государю из Слуцка:

«Из сего дела удостоверяюсь, что Иероним не решится дать мне сражения, прежде нежели Даву мог бы нанести мне вред с фланга, а между тем полагаю, что в переходе завтрашнего числа обозы 2-й армии сблизятся к Петрикову, где получат из Мозыря подкрепление, и что самая моя дорога от Уречья к Глуску и далее, будучи лесиста и болотиста, отнимет у неприятеля способы меня преследовать быстро, и не позволит мне искать над ним каких-либо поверхностей. По сим уважениям, и более потому, чтобы не допустить неприятеля от Минска и Борисова делать поиски на Смоленск и далее внутрь, я, перейдя Березину у Бобруйска, поспешу на преграждение путей неприятелю и соединение, ежели оно будет возможно, с 1-ю армиею, сколько силы людей выдержать в состоянии будут. С особенным чувством прискорбия приемлю смелость, Всемилостивейший Государь, изъявить мое сожаление и вверенных мне войск, что по сие время не нахожу случая удовлетворить их собственному желанию победить врага, дерзнувшего нарушить спокойствие Вашего Императорского Величества. Смело могу ручаться, что нет чина, ни звания, которые бы не равно чувствовали и не равно бы желали: победить или умереть! Но стесненный невыгодным положением моим, и имея неприятеля отовсюду, сохраню навсегда соревнование сие, дабы воспользоваться оным в минуты первых возможностей. Благодарность к благотворениям Вашего Императорского Величества и преданность к Престолу не позволяют скрывать перед Вами, Государь, уверенности и непременных надежд, что с решительным наступлением 1-й армии на неприятеля, обстоятельства примут другой и выгоднейший вид».

Далее Романова неприятельские войска не преследовали 2-й армии, получив другое назначение. У Вестфальского Короля произошла ссора с Даву, имевшим от Наполеона повеление принять под главное свое начальство войска Короля, если дойдет до сражения, или в случае совокупных с ними действий. Даву начал посылать приказания Иерониму, который тем обиделся и не хотел подчинить себя Маршалу. Наполеон, узнав о происшедшей ссоре, и недовольный действиями своего брата, отказал ему от команды и поручил Маршалу Даву корпуса Понятовского, Латур-Мобура и Вандама, составлявшие армию Вестфальского Короля. Первым двум велел Даву идти, для соединения с ним, к Игумену и Могилеву, а Вандаму следовать из Несвижа на Минск и Оршу, куда также выступил из Минска корпус Груши, находившийся в сборном корпусе Даву. Таким образом армия Князя Багратиона освободилась от неприятельских войск, теснивших ее с тыла, и могла продолжать спокойно марш свой на Бобруйск. Лишившись начальства над войсками, Вестфальский Король уехал из России в столицу свою Кассель, конечно не помышляя о превратности судьбы, готовившей ему тяжкий жребийбыть через 15 месяцев выгнату из Касселя Русскими. Тогда же, равномерно по неудовольствию, оставил неприятельскую армию командир Вестфальского корпуса Вандам; место его вскоре занял Генерал Жюно.

Кратковременное пребывание свое в России ознаменовал Вандам такими же насилиями, какие посрамили имя его и в других землях. 26-го Июля, Лидский Подпрефект жаловался на Вандама, за данное солдатам повеление грабить жителей. Вестфальский Король оставил по себе одинаковую позорную память. Сперва надеялся он, что Наполеон назначает ему Польский престол, и старался привлечь к себе преданность будущих подданных своих. Вступив в Гродно, он всячески ласкал Поляков. Желая блеснуть своими сведениями в их истории и показать уважение к прежней воинской славе их, поминутно говорил он им о Болеславле Храбром. На походе из Гродно в Несвиже предавался он поступкам, недостойным его сана: остановясь в селении Котре, в 35-ти верстах от Гродно, забавлялся бросаньем пустых бутылок из окна; стоявшие на дворе офицеры хватали и вбрасывали их опять в комнату через другое окно. Дело кончилось тем, что перебили множество стекол. Там же, гуляя по саду, рубил он саблею молодые деревья. Сын помещика просил Короля оставить такое занятие, и получил от него следующий ответ: «Пусть все чувствуют, что здесь война». Солдаты его грабили по деревням и городам. В Новогрудке был он свидетелем, как войска его разбивали погреба, брали вино и другие вещи, и хладнокровно смотрел, когда солдаты наносили побои жителям, искавшим у него защиты[130].

6-го Июля благополучно прибыла 2-я армия в Бобруйск. Построение сей крепости было почти доведено к окончанию: верки отсыпаны в настоящей профиль, большая часть дерновых одежд сделана, положенное число 360 орудий, с достаточным количеством снарядов, выставлено. Удачный выбор места, где выстроен Бобруйск, оказал в Отечественную войну величайшую, неоцененную услугу. Ни одна крепость в России, никогда не являлась столь полезною, как Бобруйск в 1812-м году. Не будь там крепости, Князю Багратиону невозможно б было прежде исхода Августа соединиться с 1-ю армиею, а тогда она была уже в окрестностях Москвы. Переправа через Березину сделалась бы совершенно недоступною, ибо, когда Князь Багратион находился еще в Слуцке, Пажоль был уже в Свислоче и мог по устроенному им в Острове мосту перейти на левую сторону реки, уничтожить гати и плотины на болотных берегах Березины и затруднять нашим войскам наведение мостов. Князю Багратиону, не имевшему с собою понтонов, довелось бы идти на Речицу и Лоев, там переправляться через Днепр и большим обходом искать соединения с 1-ю армиею, или вовсе от него отказаться, Пинскими болотами примкнуть к Тормасову, и 1-й армии предоставить одной бороться с Наполеоном.

Кроме возможности удобно переправиться через Березину в Бобруйске, следование к нему 2-й армии было во многом облегчено командовавшим в крепости Генерал-Майором Игнатьевым. Два года был он с своею резервною дивизиею на работах Бобруйска. Когда открылась война, он не получал никакого повеления принять начальство над крепостью, и послал курьера в главную квартиру за приказаниями. Курьер был схвачен неприятелями. Тогда Игнатьев сам собою дал знать в окрестные уезды о вступлении своем в звание Бобруйского Военного Губернатора, и предписал Исправникам Игуменскому, Борисовскому и Бобруйскому спустить тотчас до Бобруйска все суда, шедшие по Березине к Борисову, с грузом и порожние. За неимением конницы остановил он проходивших через Бобруйск с разными обозами 140 казаков и употреблял их для разъездов; по недостатку в артиллеристах взял он вместо их пионеров и людей из парочной полуроты; отправил больных в Речицу; заготовил большое количество продовольствия, словом, так распорядился, что от 30-го Июня донес: «Теперь с помощью Божиею могу я принять неприятеля»[131]. Потом, получив верные сведения о направлении корпуса Даву на Минск, и марше Князя Багратиона к Слуцку, Игнатьев приказал свезти фураж на дорогу от Бобруйска до Слуцка, и выставить на каждой станции по 600 подвод для облегчения перевоза армейских тяжестей. Как благоразумны были принятые им меры, свидетельствует то, что распоряжения на счет фуража и подвод уже были кончены, когда Князь Багратион прислал в Бобруйск повеление о том же.

Князь Багратион утвердил Игнатьева Бобруйским Военным Губернатором на основании 4-го пункта положения о крепостях, и поручил ему управление полицейской части в уездах Минской губернии, свободных от неприятеля[132]. Три дня провел Князь Багратион в Бобруйске, где оставил своих больных, наполнил провиантские фуры сухарями, во множестве в крепости заготовленными, и взял из резервной дивизии Игнатьева 6 батальонов, принадлежавших корпусу Раевского. Затем осталось в Бобруйске 4.000 войск, в числе коих 600 раненых и больных из 2-й армии. Гарнизон сей был достаточен для обороны крепости на случай внезапного на нее покушения, но не для выдержания осады, для чего, по сделанному тогда расчету, требовалось 13.000 человек. Так Бобруйская крепость способствовала безвредной и скорой переправе 2-й армии через Березину, дала возможность Князю Багратиону подкрепить армию резервными батальонами и продовольствием, и оставить там своих больных, раненых и лишние тяжести. Сверх того, Бобруйская крепость способствовала к удержанию в повиновении окрестных жителей, которые, благодаря строгой за ними бдительности Игнатьева, во все продолжение войны не вооружались против законного Правительства и остались спокойны. Для прекращения непослушаний, начинавших возникать в разных местах Бобруйского уезда при появлении неприятеля, Игнатьев разослал следующее объявление:

«1), Поелику неприятельские войска удалились из здешних стран, и нового нашествия их не предвидится, то всем помощникам, владельцам, крестьянам и Евреям, тотчас по получении сего, возвратиться в свои дома. Данною мне властью заверяю, что от состоящих под начальством моим войск никому ни малейшей обиды и притеснения не будет. 2), Всем гражданским и дворянским чиновникам, равно служащим по выборам мещанам и Евреям немедленно возвратиться к своим местам к исправлению их должностей. 3), Строго предписывается помещикам, владельцам, арендаторам и экономам по всем нарядам и предписаниям Бобруйского Присутствия для военных повинностей и Нижнего Земского Суда делать точное и скорое исполнение, в случае же медленности и неповиновения, виновные будут мною преданы смертной казни, а те селения, или местечки, где неповиновение окажется, истреблены огнем. 4), Заготовление для неприятелей провианта и фуража во всех местах прекратить под опасением смертной казни. 5), В случае нового нашествия неприятелей, чего опять предполагать не можно, всем без изъятия удаляться с дорог в леса, и все имеющиеся по дворам запасы хлеба и провианта истреблять огнем. Не исполнивший по сему пункту признается изменником, будет расстрелян, а имение описано в казну. 6), Напротив, при приближении наших войск никому домов своих не оставлять, и спокойно заниматься сельскими работами; заверяю Именем Его Императорского Величества, что от проходящих войск никому обиды не будет. 7), Строжайше запрещается помещикам и владельцам вооружать крестьян под предлогом личной защиты от грабительства. Всякий вооруженный, найденный в селениях и по лесам, будет расстрелян».

2-я армия выступила из Бобруйска 7-го и 8-го Июля к Могилеву. «Прибытие в Могилев», доносил Князь Багратион, «укажет мне новый путь, на котором равно буду иметь в виду поражение неприятеля, предупреждение его через Оршу на Смоленск и соединение с 1-ю армиею»[133]. В голове шел Полковник Сысоев с 1000 казаков; за ним Граф Сиверс с конницею и корпус Раевского. Им велено было спешить как можно более, ибо уже в Бобруйске получено было от Могилевского Губернатора Графа Толстого письмо на имя того из наших военных начальников, кто первый будет найден там, с извещением о приближении Даву к Могилеву. Даву поспешно шел через Игумен на Могилев, отправив для ближайшего наблюдения за Князем Багратионом и Бобруйском отряд Пажоля, находившегося, как сказано выше, уже в Свислоче. 7-го Июля Даву был только в одном переход от Могилева, но Губернатор еще не уезжал из города, для предупреждения беспорядков, могущих случаться в столь смутном положении. Под командою Полицмейстера послал он 30 человек внутренней стражи открывать неприятеля. Они дошли до первых Французских пикетов, взяли в полон Француза и от него получили положительные сведения о приближении Даву. На другой день, в 4 часа утра, за Виленскою заставою показались неприятельские разъезды и были храбро встречены внутреннею стражею. Неравный бой не мог долго продолжаться: стража отошла назад, но в таком примерном порядке, что в последствии объявлено ей Высочайшее благоволение и нижним чинам роздано денежное награждение. Вместе с внутреннею стражею отступил из Могилева к Дашковке Полковник Грессер, пришедший в Могилев с 3-мя слабыми батальонами из Борисова, где он строил укрепления, и откуда должен был отступить, теснимый неприятелями. Губернатор Граф Толстой оставался в Могилеве до последней минуты. Не полагая столь скорого прибытия неприятеля, он не мог перевезти и истребить находившихся в Могилеве хлебных магазинов. Он даже не успел выпроводить малолетнего сына своего, который во время занятия Могилева неприятелем оставался у одного священника, под чужим именем. Тотчас, по удалении Губернатора, въехал Даву в Шкловские ворота. Князь Багратион шел чрезвычайно скоро: через два дня после выступления из Бобруйска, передовые войска его были у Дашковки. Вскоре уведомился он, что Могилев 8-го числа занят авангардом Даву, и что Французы теснят Полковника Грессера к Дашковке. На помощь им подоспел Полковник Сысоев, составлявший авангард Раевского, и дал Грессеру возможность отойти без потери. Потом Сысоев схватил неприятельский разъезд и узнал от него, что из Могилева идет конный полк. Он поставил казаков в засаду, и атаковав неприятеля врасилох, полонил полковника, 8 офицеров и более 200 рядовых. За остальными разбежавшимися Французами поскакал он в погоню, но был остановлен в 5-ти верстах от Могилева появлением неприятельской пехоты с орудиями, и отступил на расстояние 8-ми верст от города.

Чрезвычайно важно было для Князя Багратиона достигнуть Могилева, откуда мог он преградить неприятелю путь в Смоленск и иметь сердце России в тылу своем. Сверх того в Могилеве была самая удобная переправа через Днепр, между тем как другие переправы устроены в дальних расстояниях от Могилева. Идти к ним значило терять бесценное время, давать неприятелю возможность обратиться к Мстиславлю и там опять предупредить 2-ю армию. Наконец, оставляя Могилев во власти неприятеля, 2-я армия не могла переправиться ни в каком другом месте, не подвергаясь всегда опасности попасть между значительными силами неприятельскими, то есть, теми, которые были в Могилеве, откуда они имели ближайший путь к Мстиславлю, и другими, шедшими от Орши к Смоленску. Князь Багратион решился идти на пролом. «Хотя не знаю достоверно», доносил он Государю, «в каких силах неприятель в Могилеве, но в таковых крайностях не остается мне ничего более, как собрав силы вверенной мне армии и призвав на помощь Всевышнего, атаковать их и непременно вытеснить из Могилева. Все меня удостоверяет, что Всемощный и Дивный во бранех Бог, Поборающий правому, призрит на молитвы народа Твоего, Государь, и воздаст правоту всемощному оружию Вашего Императорского Величества».

Занять Могилев, и ожидая нападения на себя, Даву приготовился к оборонеt и расположил войска между Салтановкою и Фатовою; резервы стали по дороге к Могилеву[134]. Фронт позиции был прикрыт глубоким ручьем; левое крыло примыкало к Днепру, правое к Фатовой. Мост при Фатовой был сломан, а при Салтановке завален; из домов в деревнях проделаны бойницы. У Даву было 28 батальонов и 48 эскадронов; сверх того он ожидал поминутно отряда Пажоля и корпуса Понятовского.

10-го Июля авангард Раевского пришел к Дашковке. Вскоре Полковник Сысоев, находившийся впереди, донес, что он сбит. Имея с собою только 4 батальона, Раевский приказал им не трогаться с места, а Сысоеву отступать. Французы дошли до Новоселок и остановились; то же сделали казаки. В 8-м часу вечера, подошел корпус Раевского; авангард выдвинут за Дашковскую плотину, остальные войска расположились на правом берегу ручья. Раевский дал знать Князю Багратиону, что неприятель перед ним, и если в следующий день Французы его не атакуют, то он предпримет усиленное обозрение. 11-го, в 8-м часу утра, Раевский выступил для обозрения с 4-мя батальонами авангарда; 4 батальона оставил у Новоселок; прочим войскам корпуса велел

быть готовым к походу по первому приказанию. В полуторе верст встретили Французскую пехоту и стали теснить ее по лесу. Подходя к Салтановке увеличивали мало помалустрелков и почти весь авангард ввели в дело. Неприятель отступил на позицию. Наши стрелки бросились за ним подградом пуль и картечей, перебежали плотину, деревню и уже касались вершины горы, но встреченные превосходными силами, обращены назад. «Мужество войск Вашего Императорского Величества не ослабевало», доносил Князь Багратион. «Желание их вытеснить неприятеля из позиции, так было сильно, что частные начальники должны были удерживать стремление людей»[135].

Едва утих огонь в авангарде, как Князь Багратион, не имевшийверных сведений о силах неприятеля, прислал Раевскому записку следующего содержания: «Я извещен, что перед вами не более 6.000 неприятелей. Атакуйте с Богом, и старайтесь по пятам их ворваться в Могилев». Раевский послал за остальными войсками своего корпуса, состоявшего в тот день из 5-ти полков 26-й дивизии, 5-ти полков 12-й, двадцати эскадронов, 3-х казачьих полков и 72-х орудий[136]. Когда войска собрались, Раевский приказал Паскевичу, с 26-ю дивизиею, 3-мя казачьими и Ахтырским гусарским полками, идти в обход правого неприятельского фланга, а сам хотел ударить в центр с 12-ю дивизиею, Колюбакина, когда Паскевич выйдет из лесу на ровное место и начнет атаку. Сысоев, за три дня дравшийся там, где надобно было проходить Паскевичу, служил ему проводником и повел его по лесу тропинкою; люди пробиралисьмежду деревьев, по трое в ряд. В половине леса встретили они наших расстроенных стрелков, отступавших от стрелков Французских, по следующему случаю: прежде чем Паскевич вступил в лес, послал он впереди себя два батальона Нижегородского и Орловского полков, которые увидели на дороге Французов, отряженных Даву в обход левого фланга Раевского, опрокинули их, и перейдя мост заняли корчму и три избы на той стороне речки. Едва стали они выходить из деревушки, как 4 Французские батальона, лежавшие в хлебе, поднялись в 30-ти саженях, дали залп, и ударили в штыки. Бой завязался рукопашный. Французы бросились на знамя Орловского полка в взяли его у убитого Подпрапорщика. Наш унтер-офицер выхватил его у Французов, и был убит. Знамя опять потеряно. Еще раз оно схвачено нашими и в драке сломано древко. Адъютант Орловского полка кинулся в средину, отнял знамя и вынес его из схватки. Начальник обоих батальонов, Полковник Ладыженский, был ранен; половина наших людей побита или ранена; остальные отброшены в лес, преследуемые неприятелем, который и наткнулся на 26-ю дивизию.

Стрелки передовых батальонов Паскевича опрокинули неприятеля и гнали его до опушки леса. Дивизия шла за стрелками. Густой лес не позволял свернуть войск в колонну; надобно было, принимая вправо по отделениям, по мере выхода из л^еса строить их на линию у опушки. Лишь только два батальона были вытянуты, Паскевич велел им ударить в неприятеля, которого и отбросили до мосту при Фатовой. Между тем выстраивались остальные полки и взвозились пушки на возвышения, с коих Паскевич мог явственно видеть с кем имел дело. Пехота Даву стояла в две линии от столбовой дороги до самого леса; в 3-й линии была кавалерия. Устроив батареи, Паскевич поехал на правый фланг, где нашел, что наши отступают, а Французы, усилив огонь застрельщиков, идут в тыл нашей позиции, с намерением отрезать 26-ю дивизию от большой дороги. Остановив людей и орудия, Паскевич послал за свежею артиллериею, и когда привезли орудия, приказал отходить войскам на них. Неприятель, увидев отступление, бросился с криком: «Вперед!». Батальоны раздались, картечь ударила в Французов и смешала их. Наши кинулись на неприятеля и гнали его до самых мостов, откуда приказано возвратиться к опушке леса и выстроить фронт, стараясь выказать неприятелю более войск. Удвоив стрелков, Паскевич открыл из 18-ти орудий огонь. Действие его было так удачно, что Французы беспрерывно двигались, переменяли места, наконец отошли на дальний картечный выстрел и удвоили артиллерию; с обеих сторон загремела сильная канонада.

Раевский, стоя с 12-ю дивизиею впереди Салтановки, ожидал только успеха Паскевича, чтобы пойти на штыках через плотину и атаковать находившегося перед ним неприятеля. С нетерпением ожидали солдаты приказания к бою; во всех кипела кровь. Между тем Французская артиллерия, с высот за Салтановскою плотиною, громила наши колонны; ряды Русских, вырываемые ядрами и картечью, бестрепетно смыкались; подбитые пушки переменяли новыми. Услышав при одной из атак Паскевича, что его огонь подвинулся вперед, Раевский почел минуту благоприятною для атаки, и приказал 12-й дивизии двинуться на Салтановку. Он, Васильчиков, все офицеры штаба спешились и стали впереди Смоленского пехотного полка, находившегося в голове колонны. Отвечая бессмертной надписи его знамен, полученной за подвиг на Альпийских горах[137], полк шел к плотине без выстрела. «Дайте мне нести знамя!» сказал один из сыновей Раевского ровеснику своему, шестнадцатилетнему подпрапорщику. «Я сам умею умирать!» отвечал юноша. Выгоды местоположения были на стороне Даву и уничтожили усилия храбрости наших войск, которые выдерживали на дороге весь огонь Французских батарей, несколько раз врывались в Салтановку, но должны были воротиться.

В это время, около 4-х часов по полудни, пришло донесение от Паскевича, что он встретил на левом фланге не 6, но может быть 20 тысяч, и имел необходимость в значительном подкреплении, если уже ему непременно должно сбить неприятеля. Раевский отвечал, что собственные его атаки отбиты, что он потерял много людей и не может прислать более одного батальона. Паскевич взял пришедший к нему на подкрепление батальон и пошел лесом, в обход правого фланга неприятеля, приказав старшему по себе, Полковнику Савоини, перейти мост у Фатовой и атаковать Французов в штыки, когда услышит выстрелы батальона, поведенного лично Паскевичем в обход. Он уже приближался к опушке леса, против деревни Селец и был в 150-ти саженях от неприятеля, когда приехал к нему адъютант Раевского с приказанием отходить назад, потому, что Князь Багратион, прибыв к 12-й дивизии, убедился лично в своем первоначальном заблуждении о малочисленности Даву. «Наступал вечер», доносил Князь Багратион Государю; «я видел невозможность форсировать позицию неприятеля, и по неприступности ее и по силам, непомерно превосходным, почему приказал Раевскому занять прежнюю позицию при Дашковке, оставя сильные передовые посты на месте».

12-я дивизия отступила от Салтановки и потом остановилась, чтобы дать время Паскевичу выйти из лесу. Неприятели бросились на ее орудия, «но нашли смерть на штыках наших»[138]. Паскевич, при начале своего отступления, стремительно атакованный, удержал напор картечью и батальным огнем, вышел без потери из леса, вы строил полки на поляне в одну линию с 12-ю дивизиею, и продолжал отступать с нею, прикрываясь конными фланкерами. Канонада не прекращалась. Неприятель остановился по выходе из леса; наши в сумерки отошли на прежнюю свою позицию к Дашковке. «Единая храбрость и усердие Русских войск», так заключает Раевский свое донесениеКнязю Багратиону, «могли избавить меня от истребленияпревосходного неприятеля и столь выгодной для него позиции.Я сам свидетель, что многиеофицеры и нижние чины, получа по две раны и перевязав их, возвращались в сражение, как на пир. Не могу довольно выхвалить храбрости и искусства артиллеристов: все были герои. Этот бой был первым боем моего корпуса в походе. Войска одушевлены были примерным мужеством и ревностью, достойными удивления!». Урон Раевского,по его показанию, простирался до 2.000 человек. Батальоны, бывшие в голове колонн, потеряли на половину; в каждом осталось от 200 до 250 человек. Потеря неприятеля неизвестна. Официальных сведений об ней нет, а писатели Французские умалчивают о своем уроне. Знаем только, что на другой день Могилев был завален ранеными, для которых отведены были присутственные места и лучшие дома в городе.

Невозможность пробиться в Могилев заставила Князя Багратиона снова переменить направление. Он решился идти через Мстиславль, и оттуда, смотря по известям о 1-й армии, искать соединения с нею через Горки, или обратиться к Смоленску. 12-го Июля, целый день простоял он у Дашковки, по причине постройки мостов в Новом Быхов. Для прикрытия своего марша Князь Багратион приказал Платову, получившему повеление присоединиться к 1-й армии, перейти ночью в брод при Ворколабове, показывая вид атаки на Могилев с противной стороны, то есть, с левого берега Днепра, и потом следовать далее к 1-й армии, в промежутке Днепра и Сожи[139]. С рассветом 13-го числа, 2-я армия двинулась из Дашковки к Старому Быхову, 14-го перешла мост в Новом Быхове, ночевала в Пропойске, и 17-го прибыла в Мстиславль,

откуда продолжала путь к Смоленску, не тревожимая более Французами. За сие беспрепятственное движение обязан был Князь Багратион делу под Салтановкой. Хотя ночью, после сражения, пришли к Даву остальные войска его сводного корпуса, от чего у него было около 40.000 человек, а в следующий день соединился с ним корпус Понятовского, около 20.000, но он не выступал из Могилева и укрепил его вскопанными батареями, быв в полной уверенности, что Князь Багратион станет опять нападать. Он совсем потерял из виду Князя Багратиона, которому с начала похода удачно преграждал все пути к соединению с 1-ю армиею, но в Могилеве Даву ошибся в расчете, и тем дал 2-й армии возможность предупредить его в Смоленске. Пять дней не трогался Даву из Могилева и был в большом затруднении собирать известия о настоящем направлении Князя Багратиона, потому что Платов, обратясь из Быхова на Чаусы и Горки, наводнил казаками все окрестности Могилева, от чего Даву не мог получать сведений, куда девалась 2-я армия.

За Днепром отделился Платов от 2-й армии, коей фланги и тыл оберегал он целый месяц. Имея постоянную поверхность над неприятельским арьергардом, он облегчал Князю Багратиону возможность выводить войска из затруднительного положения, в котором находились они между корпусами Даву и Вестфальского Короля. В течение сего времени Атаман получал неоднократно повеления от Барклая де-Толли идти на соединение с 1-ю армиею, но Князь Багратион удерживал его. Каждый из Главнокомандующих желал иметь при себе бездонное Донское войско. В одном повелении Платову писал Барклай де-Толли: «Ныне предстоит в вас и храбром вашем корпусе еще большая надобность. Государь Император совершенно ведает готовность вашу подьять знаменитые труды для защиты Отечества, и 1-я армия с нетерпением ожидает появления храброго вашего войска». В другом предписании из Витебска, от 12-го Июля: «От быстроты соединения вашего зависят спокойствие сердца России и наступательные на врага действия». В третьем, оттуда же, от 14-го Июля: «Я собрал войска на сегодняшний день в крепкой позиции у Витебска, где я, с помощью Всевышнего, приму неприятельскую атаку и дам генеральное сражение. В армии моей однако же недостает храброго вашего войска. Я с нетерпением ожидаю соединения оного со мною,от чего единственно зависит ныне совершенное поражение и истребление неприятеля, который намерен, по направлению из Борисова, Толочина и Орши, частью свих сил ворваться в Смоленск; потому настоятельнейше просил я Князя Багратиона действовать на Оршу, a вас именем армии и Отечества прошу идти как можно скорее на соединение с моими войсками. Я надеюсь, что вы удовлетворите нетерпению, с коим вас ожидаю, ибо вы и войска ваши никогда, сколько мне известно, не опаздывали случаев к победам и поражению врагов». 15-го Июля, тоже из Витебска, писал Начальник Главного Штаба 1-й армии, Ермолов, к Атаману: «Мы третьи сутки противостоим большой неприятельской армии. Сегодня неизбежно главное сражение. Мы в таком положении, что и отступать невозможно без ужаснейшей опасности. Если вы придете, дела наши не только поправятся, но и примут совершенно выгодный вид. Спешите».

Платов получил письмо Ермолова уже переправившись через Днепр, и отвечал: «Я бы три раза мог соединиться с 1-ю армиею, хотя бы боем. Первый раз через Виленку, другой раз через Минск, и наконец от Бобруйска мог пройти через Могилев, Шклов и Оршу, когда еще неприятель не занимал сих мест, но мне в начале, от Гродно еще, велено действовать на неприятеля во фланг, что я исполнял от 16-го Июня по 23-е число; не довольно во фланг, другие части мои были и в тылу, когда Маршал Даву находился при Вишневе, а потом я получил повеление непосредственно состоять под командою Князя Багратиона. Тогда, по повелению его прикрывал я 2-ю армию от Николаева, через Мир, Несвиж, Слуцк и Глуск до Бобруйска; ежедневно, если не формальною битвою, то перепалкою сохранял все обозы, a армия спокойно делала одни форсированные переходы до Бобруйска. Тут получил я повеление от Барклая де-Толли следовать непременно к 1-й армии, о чем было предписано и Князю Багратиону. Он меня отпустил весьма неохотно, оставив у себя 9 полков Донских и один Бугский. Я пошел поспешно к Старому Быхову, минуя в ночь армию, шедшую к Могилеву, ибо я с войском, не доходя Бобруйска за 20 верст, находился в арьергарде Князь Багратион, нагнав меня почти у самого Старого Быхова, 10-го числа, объявил, что будет иметь генеральное сражение с армиею Даву при Могилеве, и что я должен остаться на два дня, ибо де сих резонов, за отдаленностью, Барклаю де-Толли неизвестно было, что он меня оправдает перед начальством и даст на то мне повеление. Тогда я и сам посудя, принял в резон и остался. Вместо того, генерального дела не было, а была 11-го числа битва и довольно порядочная: и так я переправился через Днепр у монастыря Ворколабова 12-гочисла».

Переписка Платова с Главнокомандующим и Начальником Главного Штаба 1-й армии служит самым верным свидетельством, какое почетное, высокое место занимали Донцы в Отечественной войне. Переправясь по окончании Могилевского дела через Днепр, Платов хотел идти на Бабиновичи, ибо не знал еще об отступлении 1-й армии от Витебска. Он направился на Чаусы и Горки, рассылая в разные стороны разъезды, которые, как рои пчел, кружась на всех тропинках, охватили все пространство между Могилевом в Оршею. В сих поисках истребили казаки много Французских бродяг и команд. «Мои молодцы всюду их поражали», писал Платов. Из Горок пошел он на Дубровну, переправился там опять через Днепр, открыл сообщение с 1-ю армиею, и положением своим составил авангард всех соединявшихся у Смоленска корпусов.

[128] Движение Князя Багратиона от Несвижа к Могилеву, № 11-й.

[129] Донесение Государю из Слуцка, от 1-го Июля, №403.

[130] Из официальных сведений о пребывании неприятельских войск в Гродненской губернии.

[131] Рапорт Генерал-Майора Игнатьева Генерал-Лейтенанту Опперману, от 30-го Июля, № 812.

[132] Донесение ГОСУДАРЮ Князя Багратиона, от 6-го Июля, № 426.

[133] Донесение Императору, от 6-го Июля, № 425.

[134] Расположение войск накануне Салтановского дела, № 12.

[135] Донесение Князя Багратиона Государю, от 13-го Июля, № 440.

[136] План дела при Салтановке, №13-й.

[137] «За взятие Французских знамен на Альпийских горах».

[138] Донесение Раевского Князю Багратиону, от 20-го Июля, № 196.

[139] Движение Князя Багратиона и Платова к Смоленску, № 14-й.