ГЛАВА XIII.

ГЛАВА XIII.

ДЕЛА ПОД ВИТЕБСКОМ.

Движение воюющих армий к Витебску. – Предположение Барклая де-Толли идти через Будилово на Оршу. – Прибытие 1-й армии к Витебску. – Причина остановки у Витебска. – Письмо Барклая де-Толли к Князю Багратиону. – Приближение неприятеля к Бешенковичам. – Дело при Островне. – Дело при Какувачине. – Арьергардное дело под Витебском. – Причины отступления от Витебска. – Приготовления Наполеона к сражению. – Приезд Наполеона к Витебскому предместью. – Донесение Государю о трех дневных сражениях под Витебском.

При отъезде Императора из 1-й армии, 1-го Июля, оставили мы ее в виду Полоцка, а Наполеона в Глубоком, откуда направлял он свои войска вверх по Двине, к Бешенковичам. 1-я армия имела при Полоцке дневку, для того, что Главнокомандующий желал еще более удостовериться в настоящем направлении неприятеля, и до получения о том известий, хотел удержать за собою Полоцк, где сходятся дороги к Витебску, Невелю и Себежу[109]. Вскоре пришли донесения, подтверждавшие о марше Наполеона к Витебску, почему, 8-го Июля, и 1-я армия последовала туда же из Полоцка, двумя колоннами: в одной были корпус Багговута и гвардия, в другой корпуса Тучкова и Графа Остермана. Дохтуров шел позади, в одном марше, прикрытый конницею Корфа и Графа Палена[110]. Для облегчения войск на марше, в наступившие сильные жары, велено солдатам снимать галстуки и расстегивать мундиры[111]. Когда армия миновала Полоцк, кавалерийский корпус Монбрена переправился у Десны на правый берег Двины и пошел вслед за Русскими. На третьем переходе от Полоцка казалось выгоднее идти не на Витебск, но на Будилово, Сенно и Коханово. Если сим движением обе наши армии и не соединялись совершенно, то, по крайней мере, приближались одна к другой; 1-я стала бы уже на дорогу, идущую из Смоленска в Москву, и прикрыла сердце России. Главнокомандующий хотел предпринять сие движение и переправиться в Будилове через Двину; с сею целью понтоны были подвезены к ее берегу; но он отменил свое намерение за недостатком продовольствия[112]. Он продолжал марш на Витебск, и писал Князю Багратиону: «11-го Июля я прибуду с армиею в Витебск, для скорейшего соединения с вами, чтобы действовать наступательно на нашего врага. Отправляю через Будилово и Сенно отряд для узнания о силах неприятельских, находящихся между Борисовым и Оршею, и буде нужда потребует, то и сам туда последую»[113]. В назначенный день, 11-го Июля, пришла 1-я армия в Витебск, где была обрадована известием, оказавшимся однако же в последствии ложным, о занятии Могилева Раевским[114]. Почитая известие достоверным, и препятствия к соединению с 2-ю армиею устраненными, Барклай де-Толли писал Князю Багратиону: «Соединение наше, благодаря Всевышнему, совершилось, и теперь остается нам совокупно действовать наступательно против Наполеона»[115]. В заключение просил он его велеть Раевскому идти из Могилева на Шклов. Главнокомандующий был так убежден всоединении своем с 2-ю армиею, что с сим, по истине радостным событием, поздравлял генералов и местных начальников. «Благодарение Всевышнему, соединение наше совершилось», писал он Смоленскому Губернатору и Платову, «и мы начинаем теперь с Князем Багратионом действовать наступательно»[116].

Утомление сильными переходами войск, шедших от Немана до Витебска, не дозволило вести тотчас 1-й армии из Витебска к Орше на соединение с Князем Багратионом. Главнокомандующий доносил Государю: «Войска после столь быстрых движений требуют нескольких дней отдохновения. Этим временем хочу воспользоваться, чтобы устроить и обеспечить продовольствие»[117]. Приказали: 1), Забирать все запасы у частных людей, платя за них облигациями, а промышленникам чистыми деньгами; обывателям и полкам раздавать хлеб для заготовления сухарей. 2), В Велиже учредить магазин для ссыпки хлеба из помещичьих и сельских запасов. 3), Устроить подвижный магазин. 4), Винную и мясную порции выдавать полкам впредь на 4 сутки, и такую же пропорцию иметь всегда при армии; остальным стадам волов и винным транспортам следовать за полками в некотором расстоянии[118].

Армия стала у Витебска в позиции, на левой стороне Двины, вдоль правого берега Лучесы, параллельно с большою дорогою в Бабиновичи. Село Белево, занятое главною квартирою, находилось между линиями войск. Только Дохтуров оставался на правом берегу Двины, в полутора марше впереди, для наблюдения за неприятелем, имевшим с авангардом Графа Палена частые, но незначительные стычки. Дохтурову было приказано напасть на неприятелей, если они покусятся перейти на правую сторону Двины, и стараться об истреблении их. Главнокомандующий велел Платову идти на соединение с 1-ю армиею, а Князю Багратиону, от которого еще не было известий, объявил Высочайшее повеление: без малейшего замедления действовать наступательно на правый фланг неприятеля между Березиною и Днепром[119]: Поводом к сему повелению послужило расположение Французов от Сенно к Орше, куда сам Барклай де-Толли все еще хотел идти. Он писал Князю Багратиону: «Запасшись здесь провиантом, я тотчас пойду форсированно к Орше, чтобы сблизиться с вами и потом совокупно действовать против неприятеля. Если он устремит все свои силы против 1-й армии, тогда она не может противостать превосходнейшим силам его и подвергнется опасности, потому что она отделила от себя значительный корпус Графа Витгенштейна, которому также предписано действовать наступательно. Против вашего правого фланга имеется теперь весьма мало неприятельских сил, которые все также потянулись к Сенно и направляются против вверенной мне армии. Я долгом считаю сказать вам, что 1-й армии весьма возможно сражаться, но последствия сражениямогут быть пагубны. Что дает после того спасение Отечеству, когда та армия, которая должна прикрывать недра его, потерпит сильно от поражения, которое при всех усилиях не есть невозможный случай? Судьба Государства не должна быть вверена уединенным силам одной армии против несравненно превосходнейшего неприятеля, но священный долг обеих армий состоит в скорейшем их соединении, дабы Отечество, за щитом их было спокойно, и они совокупными силами могли устремиться на несомненную победу, которая есть единая цель взаимных наших усилий;почему покорнейше прошу вас давать мне во взаимность, какие от меня получать будете, подробнейшие и сколь можно частые известия о расположении войск ваших, и о всем, происходящем в армии вашей; равномерно уведомьте меня как можно скорее о всех распоряжениях, которые вами уже учинены и которые впредь предполагается предпринять, дабы я с сим мог соображать свои движения. Перед мыслию, что нам вверена защита Отечества в нынешнее решительное время, умолкнут все прочие рассуждения,и все то, чему бы при других обстоятельствах могло быть возможно иметь какое-нибудь влияние на поступки наши. Глас Отечества призывает нас к согласию, которое есть вернейший залог наших побед и полезнейших от оных последствий, ибо от единого недостатка в согласии славнейшие даже герои не могли предохраниться от поражения. Соединимся и сразим врага России. Отечество благословит согласие наше!»[120].

Между тем неприятели перешли через Улу. 12-го Июня прибыл в Бешенковичи Мюрат, с корпусами, ведомыми им из-под Дриссы, и показались Французские отряды по дороге из Сенно в Бабиновичи[121]. В виду неприятеля поздно уже было предпринимать марш на Оршу, почему 1-я армия должна была оставаться у Витебска и ожидать пока успеет пробиться к ней Князь Багратион. На одной высоте с Мюратом шли из Глубокого корпуса Вице-Короля, Сен-Сира, гвардия, и ехал Наполеон на Ушач и Бочейково. В Бешенковичах Наполеон переправился через Двину, делал 13-го Июля обозрение, и послал вперед Мюрата с конницею. За Мюратом шли прочие корпуса; только Сен-Сир оставлен был для наблюдения при Ушаче. Наполеон занимался распоряжениями к бою, от которого Барклай де-Толли не имел намерения уклоняться, полагая с часу на час получить известие о прибытии 2-й армии. Ожидая ее с живейшим нетерпением, Барклай де-Толли узнал с рассветом 13-го числа о движении неприятеля из Бешенковичей к Островне. Нужно было удерживать его сколь можно долее, ибо мы имели в предмете стоять при Витебске до соединения с Князем Багратионом. Графу Остерману велено идти к Островне, и оттуда разъездами узнавать о силах неприятеля, находившегося гораздо ближе к нашему лагерю, нежели у нас предполагали.

13-го поутру Граф Остерман выступил к Островне, с своим корпусом и полками Нежинским и Ингерманландским драгунскими и лейб-гусарским. Ингерманландские драгуны вскоре посланы влево для наблюдения; другие два полка шли в голове корпуса, имея при себе 6 орудий. Верстах в 7-ми от Витебска, неожиданно увидели они Французский конный пикет, бросились на него, и в преследовании опрокинув встретившиеся им дорогою разъезды, вместе с ними мчались до Островны, прямо на Мюрата, стоявшего там с двумя кавалерийскимикорпусами и пехотным полком. Ядра и картечи посыпались на Нежинских драгунов и лейб-гусаров. Многочисленнаяконница вдруг атаковала их с разных сторон и привела в такое расстройство, что возвращаясь, наши не попали на большую дорогу, но спасались как могли, вправо и влево по полям, и потом присоединились по одиночке к корпусу. Шесть конных орудий, не отстававших от лейб-гусаров и драгунов в неосторожном их налете, взяты Французами и были первыми трофеями Наполеона в России.

Услыша сильную канонаду, которою Мюрат встретил нашу конницу, Граф Остерман приказал пехоте прибавить шагу, и ее доходя до Островны на пушечный выстрел, часу в 10-м по утру, поставил корпус поперек дороги, упираясь флангами в болотистый лес[122]. Первые линии обеих пехотных дивизий, 23-й и 11-й, Бахметьевых 1-го и2-го, стали развернутым фронтом; вперед вывезены орудия; они тотчас открыли огонь, но сильно потерпели от превосходного числа неприятельской артиллерии. Мюрат начал кавалерийские атаки и усиливал нападения тем смелее, что надеялся быть скоро подкреплен пехотою, шедшею вслед за ним. Наши войска, скучавшие продолжительным отступлением, жадно воспользовались первым случаем сражаться. Атаки неприятельские были отражены мужественно, и по всей линии открылся неумолкаемый огонь артиллерии.

Вице Король следовал за Мюратом и отправил пехотную дивизию для его подкрепления. Прибытие пехоты не дало перевеса неприятелю, по невозможности обойти нашу позицию с флангов, а с фронта отражал Граф Остерман атаки пушками и батальным огнем. Главнокомандующий послал ему на помощь 1-й кавалерийский корпус Уварова, но Граф Остерман не счел нужным вводить его в огонь. За Уваровым шла 3-я дивизия Коновницына. Граф Остерман держался упорно, и до 10-ти часов вечера не подавался ни шагу назад. Когда спросили его, что прикажет он делать, в избежание вреда, наносимого некоторым полкам картечными выстрелами? он отвечал: «Ничего не делать – стоять и умирать». По прекращении огня, сражавшиеся войска остались на тех местах, где началось дело[123].

Барклай де-Толли основательно полагал, как о том и доносил Императору, что на следующий день неприятель возобновит нападение на Графа Остермана и принудит его отступить к Витебску. «Здесь», писал он, «взял я позицию и решился дать Наполеону генеральное сражение. Но между тем другая часть неприятельских войск из Борисова и Толочина идет к Орше, и оттоль стремится к Смоленску, чтобы совершенно пресечь мое сообщение с Князем Багратионом, почему прошу Князя действовать решительно и быстро на Оршу, и непременно занять Оршу, без чего все усиления наши будут тщетны и пагубны». – «Поспешите сим действием», заключил Барклай де-Толли свое отношение к Князю Багратиону. «Защита Отечества ныне совершенно в ваших руках. Я уверен, что вы сделаете все, чего требует польза службы Его Императорского Величества. Я же отсель до тех пор не пойду, пока не дам генерального сражения, от которого все зависит»[124].

Коновницыну было приказано сменить Графа Остермана, который в свою очередь должен был поддерживать 3-ю дивизию. Коновницын стал при деревне Какувачине, от Островны в 8-ми верстах, куда Граф Остерман отступил ночью. Неприятельские корпуса подвигались из Бешенковичей; впереди их, по причине лесистого местоположения, шел и пехотный полк, и 14-го, рано поутру, атаковал передовые войскаКоновницына. Отстреливаясь, наши отступали на позицию. Правое крыло Коновницына примкнуло к Двине, левое к густому лесу; на большой дороге стал центр, прикрытый оврагом. Атаки Мюрата и Вице-Короля на левый фланг, в лесу, были безуспешны; на правом крыле Коновницын тоже не уступал ни шагу, и после двукратно отбитого им нападения, сам ударил на неприятеля, но не имел удачи, потому что к Французам подоспели свежие войска и прибыл Наполеон, о чем Коновницын вскоре узнал от пленных. Мысль: иметь дело с самим Наполеоном, воспламенила Коновницына к новым усилиям. «Что прикажете делать?» спросил его один Генерал, объясняя ему свое затруднительное положение. «He пускать неприятеля!» отвечал ему Коновницын. Но исполнить приказания было невозможно. Наполеон повел общую атаку на всю линию, имея в виду оттеснить поспешнее Русских из лесов, положить конец двух дневному кровопролитию и приблизясь к Витебску, осмотреть позиции, занимаемую нашею армиею. Храбрость наших войск и личное бесстрашие Коновницына не могли удержать нападающих. С восклицаниями: «Да здравствует Император!» отовсюду подвигались они вперед и даже захватили три орудия наши, которые однако же были возвращены штыками Черниговского пехотного полка. Коновницын, имея позади себя узкий лесной дефиле, отправил назад часть артиллерии и начал отступать. На дороге встретил он посланные к нему на подкрепление корпус Уварова и 1-ю гренадерскую дивизию, ведомую Тучковым, который, как старший принял команду. Наполеон не прежде вечера мог овладеть всем лесом, где еще несколько времени продолжался огонь, и сбив Коновницына, не приобрел никаких трофеев, кроме поля сражения. К ночи, бывшая в деле 3-я пехотная дивизия Коновницына, и войска, посланные ей в помощь, отступили к Витебску; авангард армии поручили Графу Палену. Наполеон велел раскинуть для себя палатку на возвышении по левую сторону от дороги, вблизи Куковячи.

Все предвещало сражение, предмет желаний Наполеона, надеявшегося по обыкновению своему одним ударом решить участь войны. Привыкнув к победам, за коими непосредственно следовал мир, на условиях, какие предписывать ему было угодно, быв долгое время самовластителем на полях битвы, он еще не находил себе достойного соперника и потому справедливо ласкал себя уверенностью сокрушить Русских, тем легче, что превосходил нас силами. Его армия разделяла с своим повелителем желание сразиться, думая, что битва, в успехе коей она не сомневалась, положит конец войне. Русские не меньше пришлецов, наводнивших наше Отечество, жаждали боя.

С рассветом 15-го Июля, Французы тронулись от Куковяч к Витебску, и в 4-м часу утра завязалась перестрелка в авангарде Графа Палена. Лейб-казаки первые ходили несколько раз в атаку. В одной из них, отборные Донцы налетели на батарею, возле которой стоял Наполеон, и произвели такую тревогу вокруг его, что он остановил на некоторое время свои действия. Когда прошла суматоха, Французы опять двинулись вперед. Граф Пален, сражаясь, отступал к берегам Лучесы в виду армии. Стоя на возвышениях, она только что не рукоплескала его искусным движениям. Наш авангард в глазах Наполеона маневрировал «с неожиданным», как говорил Барклай де-Толли, «успехом». Граф Пален был уже от армии верстах в пяти, и на крепкой позиции выдерживал сильный натиск, между тем, как вдали, против оконечности нашего левого крыла, сгущались черные линии Французских колонн. Наполеон давал лично направления, где кому стать, для предполагаемого на следующий день общего нападения. Сражение казалось несомненным, когда вдруг, неожиданно, приехал от Князя Багратиона Адъютант его, Князь Меньшиков, с известиями,изменившими положение дел. Князь Багратион уведомлял, что Даву прежде его занял Могилев, и что покушения 2-й пробиться всей город были тщетны, почему, для соединения с 1-ю армиею, взял он направление правее, и намеревался следовать в Смоленск через Мстиславль. Барклай де-Толли, имея с обеих сторон неприятеля, и не в состоянии будучи соединиться с 2-ю армиею при Витебске, не мог вступить в дело, «которое», доносил он, «ни в каком предположении не принесло бы ожидаемых от него прежде выгод, и потому принужден был оставить Витебск, чтобы четыре марша отступить к Поречыо, где хотел принять меры, судя по обстоятельствам»[125].

Отступление было необходимо; но как в виду Наполеона идти назад, среди ясного, летнего вечера? Однако же, невзирая на близость неприятеля, Главнокомандующий велел армии сниматься с лагеря. Наполеон, находясь в 5-ти верстах от нашей позиции, не мог рассмотреть истинной цели начинавшегося движения. Оно показалось ему обыкновенным переходом войск с одного места позиции на другое, и наши колонны успели отойти назад прежде нежели неприятель мог удостовериться в отступлении их. Решившись не принимать сражения, Барклай де-Толли велел Графу Палену держаться до последней крайности. Доверенность Главнокомандующего оправдалась в полной мере. Барклай де-Толли несколько раз посылал благодарить Графа Палена. Совершенно довольный его действиями, он писал Государю в частном письме: «Граф Пален особенно отличается от Генералов всей армии своими воинскими дарованиями, распоряжениями и хладнокровием. Чрезвычайно полезно было бы для службы назначить ему обширнейший круг действий, и я осмеливаюсь представить его в Генерал-Лейтенанты. Его достоинства служат порукою в справедливости такой награды»[126]. Армия была в полном отступлении, а Граф Пален все еще сражался. Под вечер он перешел на правый берег Лучесы. Туда последовали за ним, в двух местах, несколько рот Французских егерей. Наполеон, имея таким образом во власти своей переправу через Лучесу, приказал авангарду остановиться и начал располагать корпуса в боевой порядок для сражения на другой день. Вице-Король примкнул левым крылом к Двине; правее от него стал Ней. Три пехотные дивизии корпуса Даву, гвардия и кавалерийский корпус Нансути заняли вторую и третью линии; корпус Монбрена находился для наблюдения на правом берегу Двины. Сен-Сир и Груши получили приказание идти к Витебску, первый из Ушача, второй из Орши. Пока неприятель готовился к нападению, Граф Пален последовал ночью за армиею.

Уверенность Наполеона в близости сражения была так велика, что когда, 16-го поутру, донесли ему с передовых постов об отступлении Русских, он не хотел тому верить, и сам поехал удостовериться в истине сего известия. Сомнение его было непродолжительно. Прибыв на позицию,накануне занятую Русскими, он увидел одни опустелые биваки; тут не было ничего забытого, брошенного, никакого признака торопливого отступления. Нашли только спавшего под кустом Русского солдата. Приведенный к Наполеону, он ничего не мог сказать, куда пошла армия, к Петербургу или к Москве. Наполеон послал авангарды по дорогам Петербургской и Смоленской, а сам поехал в Витебск, где оставалось весьма мало жителей. Накануне Гражданский Губернатор получил повеление отправиться с чиновниками присутственных мест в Усвят, собрать сколько можно более хлеба,скота и горячего вина, и перевести запасы сии в Велиж и Поречье. Белорусский Военный Губернатор Герцог Александр Виртембергский предварил за несколько дней перед тем чиновников и граждан, что если Русские войска оставят Витебск, жители не должны противиться неприятелю, но в сердцах сохранять присягу верноподданных к Государю. На случай занятия Французами Витебска, Герцог назначил Комендантом одного отставного Бригадира.

Наполеон сперва остановился у предместья и велел привести к себе того, кто имел начальство в городе. Вскоре представили ему нескольких обывателей. Особенно расспрашивал он их о том: не знают ли они, где Русские предполагают дать сражение? Один из представленных Наполеону отвечал ему, что по слухам, Русские намерены остановиться при Белыничах, на Петербургской дороге, верстах в 15-ти от Витебска. Не делая дальнейших расспросов, Наполеон поехал на сию дорогу, но не встретил нашей армии, а только получил от разъездов донесение, что значительные силы Русских тянутся к Поречью. Окончив обозрение, Наполеон велел войскам, первоначально направленным к Смоленску, обратиться на Петербургскую дорогу, к Гапоновщизне, где и остановился на некоторое время неприятельский авангард, а сам Наполеон, удостоверясь, что Русская армия уже находилась в таком от него расстоянии, что нельзя было воспрепятствовать маршу ее на Смоленск, возвратился в Витебск, где прожил до 1-го Августа.

В делах при Островне, Кукувачине и Витебске, убито с нашей стороны 834, ранено 1.855, пропало без вести 1.069 человек[127]. Главнокомандующий не мог нахвалиться армиею. Вот его слова из донесения к Государю:

«Войска Вашего Императорского Величества в течение сих трех дней с удивительною храбростью и духом сражались против превосходного неприятеля. Они дрались как Россияне, пренебрегающие опасностями и жизнью для Государя и Отечества. Я не решу кому, войскам ли авангарда, 4-го корпуса, или 3-й дивизии отдать преимущество. Все соревновали в мужестве и храбрости. Одни только не благоприятствующие обстоятельства, не от 1-й армии зависящие, принудили ее к сему отступлению, которым она, в военном смысле, может тщеславиться, произведя оное в виду превосходнейшего неприятеля, удерживаемого малым авангардом Графа Палена. Мы лишились Генерал-Майора Окулова, убитого на месте сражения,а 14-го числа Граф Кутайсов ранен пулею в ногу; но не смотря на то, он, как до окончания вчерашнего дела, так и сегодня был в огне. Все офицеры отлично выполняли долг свой, и вообще войска оказывают такую ревность и усердие, что я уверен в совершенном успехе генерального сражения, если бы только обстоятельства не воспрепятствовали ныне дать оное. Но соединившись с Князем Багратионом, не может уже быть сомнения в поражении врагов, почему и спешу я совершить сие соединение (к коему я уже, с моей стороны, дал средство прибытием своим в Витебск), и предупредить движением моим прибытие неприятеля через Могилев в Смоленск, в чем вероятно ныне состоит цель его. Непоколебимая храбрость наших войск дает верную надежду к большим успехам».

Рассмотрим какие причины воспрепятствовали Князю Багратиону прибыть в Витебск.

[109] Донесение Барклая де-Толли Государю, от 6-го Июля, №474-й.

[110] Сближение к Витебску, № 8-й.

[111] Приказ от 8-го Июля, №16-й.

[112] Донесение Начальника Главного Штаба 1-й армии, Ермолова, Государю, от 16-го Июля.

[113] Отношение Барклая де-Толли Князю Багратиону, от 9-го Июля, № 500-й.

[114] «Авангард Князя Багратиона, по последним известиям, находится уже в Могилеве». Отношение Барклая де-Толли Тормасову, от 13-го Июля, № 525-й.

[115] Отношение Барклая де-Толли Князю Багратиону, от 11-го Июля, № 513-й.

[116] Повеление Платову, от 11-го Июля, № 515-й, и отношение Смоленскому Гражданскому Губернатору, от 12-го Июля, № 516-й.

[117] Донесение от 12-го Июля, № 521-й.

[118] Повеление Сенатору Ланскому, от 11-го Июля, № 512-й.

[119] Отношение Князю Багратиону, от 13-го Июля, №525.

[120] Отношение Барклая де-Толли Князю Багратиону, от 3-го Июля, № 526.

[121] Приближение Наполеона к Витебску, № 9-й.

[122] Дело при Островне, № 10-й.

[123] «Граф Остерман удержал свою позицию». Слова из донесения Барклая де-Толли Государю, от 14-го Июля, №529.

[124] Отношение Барклая де-Толли Князю Багратиону, от 14-го Июля, № 196.

[125] Донесение от 25-го Июля.

[126] Письмо Барклая де-Толли к Государю, от 18-го Июля из Поречья.

[127] Из ведомости Дежурного Генерала.