ГЛАВА III.

ГЛАВА III.

ОТ ЯНВАРЯ ДО МАЯ 1812-го ГОДА.

Вступление Французских войск в Померанию. – Сношения России с Швециею. – Союзный договор с Швециею. – Разговор Наполеона с Чернышевым. – Три предложения Наполеона. – Замечания ГОСУДАРя на слова Наполеона. – Союз Наполеона с Пруссиею. – Ответ ГОСУДАРя на предложения Наполеона. – Разговор Наполеона с Князем Куракиным. – Безуспешные переговоры Князя Куракина с французским Министерством. – Предположение к наступательным действиям со стороны России. – Союз Австрии с Франциею. – Отзд ГОСУДАРЯ в Вильну. – Прибытие в Вильну Графа Нарбонна. – Ответ на его предложения. – Букарестский мир. – Сношения с Австриею.

Роковой 1812-й год застал ИМПЕРАТОРа АЛЕСАНДРа и Наполеона в военных приготовлениях, в спорах, и начался новым политическим насилием со стороны Тюльерийского Кабинета. Наполеон был недоволен Швециею, за несоблюдение ею во всей строгости запретительных правил континентальной системы, и за торговлю, веденную ею тайно с Англиею, не взирая на то, что находилась с нею в войне. В Январе 1812-го года, Наполеон велел части Французских войск, стоявших в северной Германии, занять Шведскую Померанию и остров Рюген. Тем более негодовал он на Стокгольмский Двор, что за полтора года пред тем Французский Маршал Бернадот, в котором Наполеон надеялся иметь верного подручника, покорного исполнителя своих замыслов, был избран в Наследники Шведского престола. Ожидания его не сбылись. Бернадот, соделавшись преемником престола Густава Вазы, постиг свое высокое назначение, и принял его с твердым намерением не быть орудием Наполеона, но посвятить себя блогоденствию Швеции; первым условием коего почитал ненарушимую дружбу с Россиею. В следствие того дал он самые положительные обещания ИМПЕРАТОРу Александру, сообщенные посредством Чернышева, которого ГОСУДАРь посылал к нему в исходе 1810-го года[19].

К укреплению тесных связей, возникших между Дворами Петербургским и Стокгольмским, всего более способствовал сам Наполеон, заняв Шведскую Померанию и остров Рюген. Король Шведский потребовал от него объяснения за сие нарушение народного права, и писал ГОСУДАРю, что, предвидя близкую, общую войну, желает знать мнение Его Величества о необходимости соединиться северным Державам Европы для сохранения своей самостоятельности. Яснее выражался Наследный Принц Шведский. Он писал Государю: «Политическое равновесие низпровергнуто, и Наполеон стремится ко всемирному преобладанию. В общей скорби[20], взоры всех обращены на Вас, с верою и упованием. Целость России есть ручательство и нашего будущего существования». Благодаря Короля за доверенность, ГОСУДАРь отвечал: «Докажем оба Европе, что северные Державы, недоступные страху, умеют остаться независимыми; что руководствуясь благоразумием и умеренностию, они пребудут тверды в принятых ими правилах»[21]. В таком же смысле писал ИМПЕРАТОР Шведскому Принцу, и присовокупил: «Мне, может быть, предстоит трудное дело, но не скрывать его от себя должен Я, а выполнить»[22].

Следствием сих откровенных сношений, происшедших от самовольного занятия Наполеоном Померании и Рюгена, было заключение оборонительного и наступательного договора, подписанного в Петербурге 24-го Марта. Главные статьи его были следующие: 1), Корпус от 25-ти до 30-ти тысяч Шведов и от 15-ти до 20-ти тысяч Русских, под начальством Наследного Принца, назначался для высадки в Германию. 2), Высадке долженствовало предшествовать присоединение Норвегии к Швеции, добровольною уступкою со стороны Дании, или силою. В первом случае предложить Дании, в замен Норвегии, другую равностоющую область в Германии, по соседству ее владений. Во втором случае, Русский вспомогательный корпус, упомянутый в первой статье, должен содействовать Шведам в покорении Норвегии, и с сею целью отплыть вместе с Шведами в Зеландию, для принуждения Копенгагенского Двора к требуемой от него уступке. 3), В случае войны с Франциею, пригласить Англию присоединиться к союзу России с Швециею. Наконец, определено союзный договор хранить в тайне, а силу восприять ему, когда обе договаривавшиеся Державы объявят войну Наполеону, или начнутся против него военные действия. После подписания сего договора, ГОСУДАРь находился в самых искренних связях с Стокгольмским Двором, особенно с Наследным Принцем, на коем, по случаю болезни Короля, почти исключительно лежало бремя правления.

В то время, когда Россия и Швеция договаривались о союзе, Наполеон предложил, 13 Марта, Наследному Принцу объявить войну России и вторгнуться в Финляндию, по получении в Стокгольме известия о переходе Французской армии через Неман. За то Наполеон обещал: 1), не покидать оружия, доколе Финляндия не будет возвращена Швеции; 2), выдавать по полтора миллиона Франков ежемесячно вспомогательных денег, с платежом за три месяца вперед; 3), передать Швеции часть Норвегии и на 20-ть миллионов колониальных товаров[23]. Наследный Принц отвергнул предложение Наполеона, и убеждал его не начинать войны с Россиею.

Столь же усиленно уговаривал Наполеон Турков не заключать мира, о котором шли переговоры в Букаресте. Подстрекая Швецию и Порту к войне с Россиею, он продолжал уверять ГОСУДАРя в желании своем сохранить мир. 13-го Февраля, он призвал к себе Чернышева и говорил ему следующее: «Холодность между ИМПЕРАТОРом Александром и мною произошла от решительного отказа вашего Правительства войти в рассмотрение статей, по существу своему маловажных. Если хотите восстановить по прежнему доброе согласие, надобно обратиться к исполнению Тильзитского мира, совершенно изгнать Английские корабли из Русских гаваней, и не нарушать континентальной системы, запретив ввоз колониальных товаров, привозимых к вам Англичанами под Американским Флагом и потом отправляемых вами через Броды в Австрию, Пруссию, даже во Францию. Это все равно, если бы я допустил Англичан в Гавр и другие Французские гавани. Я говорил несколько раз, что объявлю войну, если узнаю о вашем отказе исполнить декреты Берлинский и Миланский, на которые Император Александр согласился в Тильзите. Со времени издания вашего тарифа 1810-го года, полагал я, что ГОСУДАРЬ переменил Свои виды. В тарифе ясно выражается намерение повредить Франции и оскорбить лично меня. Можно было достигнуть другим образом предположенной вами цели, соглася заблаговременно ваши выгоды с уважением, должным союзу. ГОСУДАРь не имеет уже ко мне тех чувствований, какие изъявлял в Тильзите и Эрфурте: доказательством служит протест по Ольденбургскому делу. Это Манифест, настоящее объявление войны, и вы нарочно разослали его ко всем Дворам, как будто призывая меня к суду их; но я никому не подсудим. Император Александр вызвал меня сим манифестом, бросил мне перчатку; но я не поднял ее, желая сохранить мир с Россиею, и до сих пор не отвечал: мне не прилично иначе отвечать, как объявлением войны. Я сказал иностранным дворам, что дам объяснение, когда оно будет согласно с моею политикою, предоставляя себе таким образом средство отвечать им, как мне следует, или оставить дело без внимания, если каким-нибудь соглашением с вами изгладится впечатление, произведенное протестом.

Я намерен объявить, что Ольденбургский Герцог, не послав вспомогательных войск в последнюю войну против Австрии, нарушил свои обязанности, как член Рейнского союза, и лишился прав на свои владения, на которые также не признаю я прав России. Только из уважения к вашему Монарху не обнародовал я такого объявления прежде, и продолжал убеждать ваше Правительство к миролюбивому соглашению, но вы не даете ни какого ответа. Разве Император АЛЕКСАНДР разбил меня, поступая так со мною? Разве мы уже до того сделались презрительны в глазах Его, что Он не считает нас достойными даже ответа и вступления с нами в объяснения? Если из гордости вы не хотите договариваться в Париже, назначьте любой город в Немецкой земле, и пришлите кого-нибудь с полномочием, которым уже полтора года прошу я снабдить Князя Куракина.

Что касается до моих вооружений, то они следствие моей системы, а не намерений враждебных. Когда Россия поселила во мне недоверчивость, я начал готовиться к войне, и не скрывал моих вооружений ни от вас, ни от вашего Посла. Разве говоренное мною Князю Куракину публично на аудиенции, в прошедшем августе, сказано было без намерения? Я надеялся словами моими побудить вас к какому-нибудь решительному шагу: ничто мне не удалось, и я должен был продолжать вооружения, но иначе, нежели в прежние времена. В 1805-м и 1806-м годах старался я ускорить войну, желая разбить Австрийцев и Пруссаков, пока вы не пришли к ним на помощь; теперь я не тороплюсь, по двум причинам: 1), не желая войны, думаю сохранить надежду на мир; 2), чем долее буду медлить, тем более возрастут мои силы. Вы хотели договариваться, имея армию, готовую к бою: и я должен был сблизить войска, чтобы противостать вам. У вас 400.000 человек расположены от Риги до Каменца-Подольского; и мне надобно было подвинуть корпус на помощь войскам Варшавского Герцогства. Когда вы поедете через Пруссию, встретите корпус Даву на марше в Штетин; прочие корпуса скоро за ним последуют, ибо теперь же хочу поставить авангард на Висле, а главные силы на Одере. Если получу ответ скоро, и в таком смысле, как желаю, то, может быть, не велю переходить через Одер; иначе подвину войска до Вислы; во всяком случае имею я право идти до Данцига.

Положительно уверяю вас, что в настоящем году яне начну войны, разве вы вступите в Варшавское Герцогство или в Пруссию, которую почитаю моею союзницею. Если с своей стороны, вы не хотите войны и желаете ее избежать, то еще можно согласиться на следующих условиях: 1), В точности исполнить Тильзитский договор и все меры, принятые до сих пор против Англичан, с тем однако изменением, чтобы взаимно условиться об исключительных дозволениях, на основании которых выгоды не были бы предоставлены одним Англичанам, но разделялись бы поровну между каждою из торгующих Держав. Такая сделка отнюдь не повредит континентальной системе. 2), Заключить торговый договор или конвенцию, могущую, сохраняя сущность вашего тарифа, устранить все, что есть в нем оскорбительного для Франции. 3), Об Ольденбурге подписать соглашение, которое уничтожило бы вредное влияние вашего протеста, и было такого содержания, что вы, или ничего не требуете для Герцога, или хотите определительного вознаграждения, за исключением однако Данцига, или какой-либо части Варшавского Герцогства».

С сими предложениями Наполеон поручил Чернышеву отправиться к ГОСУДАРю, и отпуская его, присовокупил: «Признаюсь, за два года прежде, не мог я думать о возможности разрыва России с Франциею, по крайней мере при жизни ИМПЕРАТОРа Александра и моей. Ручательством спокойствия Европы полагал я взаимные чувствования наши, которые и поныне сохраняю к вашему Государю. Уверьте в том Его Величество, и скажите, что если судьба определила двум сильнейшим Державам на земле воевать за пустяки[24], то я буду вести войну, как рыцарь, без ненависти и озлобления, и, если обстоятельства позволят, предложу ИМПЕРАТОРу завтракать вместе со мною на передовой цепи. Настоящий поступок мой облегчает мою совесть. Изъяснив вам истинные мои чувствования к ИМПЕРАТОРу, посылаю вас, как моего полномочного, в надежде, что еще успеем согласиться, и не будем проливать крови ста тысяч храбрых за то, что мы не можем условиться о цвете ленточки. За год и меньше, было не трудно примириться; теперь удобнее, нежели через три месяца. Если у вас не хотят разрыва с Францией, то надобно поторопиться прислать кого-нибудь для переговоров. Чем более будете вы медлить, тем более умножатся мои приготовления. Если же вы решились воевать, то вы действуете основательно, и все ваши приготовления в порядке вещей. Выбор минуты, когда начнется война, будет зависеть уже не от политики, но от военных соображений».

По приезде в Петербург, Чернышев письменно представил Государю слова, сказанные ему Наполеоном. Его ВЕЛИЧЕСТВо сделал на донесении следующие собственноручные отметки, опровергая доводы, принятые Наполеоном за основание притворных жалоб его: 1), Наполеон говорил, что ГОСУДАРь обязался Тильзитским договором исполнять декреты Берлинский и Миланский. – «В Тильзитском трактате», замечает ИМПЕРАТОР, «о сих декретах упомянуто не было». 2), «Герцог Ольденбургский», продолжал Наполеон, «нарушил обязанности свои, как член Рейнского Союза, не послав войск в последнюю войну с Австриею». – «Герцогу», заметил ГОСУДАРь, «не было сделано предложения об отправлении против Австрии войск его, которые едва существовали и только что начинали формироваться». 3), Наполеон жаловался на невысылку Князю Куракину полномочий. – Государь написал: «Князь Куракин имел полномочие выслушивать все предложения; но нельзя было дать ему власти окончательно подписывать договоры, без представления их на ратификацию, а этого-то Наполеон и хотел».

До какой степени мирные соглашения, предложенные 13-го Февраля Наполеоном посредством Чернышева ГОСУДАРю, были не искренны, и имели целью только усыпить Россию, свидетельствует то, что накануне, 12-го Февраля, заключил он тайно союз с Пруссиею, обязавшеюся в случае войны Наполеона с Россиею, поставить под его знамена 20.000 человек, с 60-ю орудиями, и снабжать Французскую армию продовольствием во время прохода еея через Пруссию. Берлинскому Двору невозможно было оставаться нейтральным в приближавшейся войне между двумя Империями. Выбор, на чью сторону обратиться, также не мог быть сомнителен. Французские войска занимали Пруссию и несколько крепостей ее, а потому государство сие должно было согласиться на союз с Наполеоном, столько же противный личным чувствованиям Короля, сколько и выгодам Пруссии. Ее Правительство, убежденное в неодолимости Наполеона и невозможности сопротивляться его воле, полагало свое спасение в беспрекословной ему покорности[25]. Действие принуждения, союз тяготил Короля, соединенного с ГОСУДАРем самою тесною дружбою. Жалейте обо мне, но не обвиняйте меня», писал он Императору. «Если война вспыхнет, мы будем вредить друг другу только в крайних случаях. Сохраним всегда в памяти, что мы друзья, и что придет время быть опять союзниками. Уступая непреоделимой судьбе, сохраним свободу и искренность наших чувствований».

В одно время с привезенными Чернышевым предложениями, получил ГОСУДАРь известие о союзе Наполеона с Прусским Королем и приближении Французских войск к Одеру. Следственно, в ответе Наполеону надлежало сообразить не одни сделанные им предложения, но также новый союз его с Пруссиею и наступательное движение его армии. Должно было положить пределы умеренности, без чего Наполеон, беспрестанно твердя о своем миролюбии, и между тем подвигаясь вперед, мог подвести свою армию к самому Неману. ГОСУДАРь приказал объявить ему, что доколе Французские войска останутся в занимаемых ими тогда позициях, Его Величество из пределов России не выйдет, но переправу главных сил Наполеона через Одер, или присоединение значительных подкреплений к авангардам их, находившимся по правую сторону Одера, примет за объявление войны. Сим способом ГОСУДАРь предоставлял Наполеону средство избегнуть войны и войти в переговоры. Почитая для прочного мира с Франциею необходимостью существование нейтрального государства между нею и Россиею, не занятого войсками обеих Империй, ГОСУДАРь велел, Марта 27-го, известить Наполеона, что предварительным условием для начала переговоров должно быть положительное обещание его: вывесть свои войска из Пруссии и уменьшить Данцигский гарнизон. В случае принятия сих статей Наполеоном, Князю Куракину приказано было вступить в объяснения о привезенных Чернышевым предложениях, на следующих основаниях: 1), Требовать от Франции обещания, что непосредственным следствием дружественного соглашения будет совершенное очищение от Французских войск Шведской Померании, Рюгена и Прусских владений, включая и крепости на Одере, также умаление Данцигского гарнизона до того числа войск, какое было перед 1-м Января 1811-го года. 2), Объявить, что Россия не может изменить своих правил на счет торговли нейтральных Держав, но готова вступить в переговоры об исключительных дозволениях, только бы они не вредили торговым сношениям ее. 3), Если Франция удовлетворит Россию по первой статье, и откажется от притязаний своих по второй, то ГОСУДАРь соизволяет на перемены в тарифе, которые, не нарушая его в существе, будут отчасти согласны с желаниями Наполеона. 4), Если две первые статьи не встретят противоречий со стороны Французского Двора, то ГОСУДАРь охотно вступит в переговоры об Ольденбурге и откажется от протеста. К сему наставлению приложено было письмо ГОСУДАРя к Наполеону. Князь Куракин должен был вручить ему оное лично на частной аудиенции, и войдя в подробнейшие объяснения с Наполеоном, твердо защищать требования наши, ни под каким предлогом не ослаблять их, не уступать никаким внушениям, «ибо», сказано в данном ему повелении, «Государь решился скорее начать войну, нежели подписать условия, несовместные с достоинством и выгодами России»[26].

15-го Апреля Князь Куракин имел аудиенцию у Наполеона, сообщил ему предложения ГОСУДАРя и получил от него следующий ответ: «Мне невозможно вывесть войск из Пруссии: требование ваше почитаю обидою. Вы пристаете ко мне с ножом. Честь не позволяет мне согласиться. Разве в Петербурге до такой степени забылись, что угрозами думают склонить меня на свои желания? Начнем договариваться: условимся в том, чего хотим». Посол сказал, что не может приступить к переговорам, доколе не получит положительного обещания очистить от Французских войск Померании и Пруссии и уменьшить Данцигский гарнизон. «Вы поступаете, как Пруссаки перед Иенским сражением», отвечал Наполеон; «они требовали вывода войск моих из северной Германии». − На возражение, что сам Наполеон утверждал в Тильзите, сколь необходимо для прочности союза быть между Россиею и Франциею независимому государству, Наполеон отвечал: «Не могу согласиться на ваши предложения; не настаивайте в принятии их, если хотите договариваться».

Все доводы Посла были тщетны, и на замечание его, что наши войска выступят за границу, если Французская армия перейдет за Одер, Наполеон отвечал: «Мое положение различествует от вашего. Земли, где стоят мои армии, принадлежат мне или моим союзникам. Варшавское Герцогство под моим покровительством; Король Саксонский член Рейнского Союза:, Король Прусский мой союзник; я должен защищать их. Но вы не можете перейти ваших границ, не нарушив прав чужого владения. В Варшавском Герцогстве найдете вы сопротивление, и если последует ружейный или пистолетный выстрел, я приму его за объявление войны. Не получая долго ответа на посланные с Чернышевым, предложения, я беспокоился, и предвидя скорое начатие военных действий, велел Даву отражать вас. Я также приказал Лористону и Посланникам Рейнского Союза в Петербурге выехать оттуда, когда они узнают о переходе ваших войск за границы. Если вы будете стоять за Неманом, или даже займете Мемель, я не тронусь за Вислу; но если перейдете через Неман, вступите в Кенигсберг или Варшавское Герцогство, Даву атакует вас. Я прикажу Лористону остановиться в Мариенвердере и ожидать чиновника, назначенного вашим ГОСУДАРем для переговоров». – «Но, может быть, между тем военные действия уже начнутся», заметил Князь Куракин. – «Тогда я предложу перемирие», отвечал Наполеон. «Поговорите с моим Министром Иностранных дел, и подпишите перемирие, первым действием которого будет отступление ваше за Неман. В случае, если Кенигсберг уже занят, войска мои отойдут за Пассаржу. Повидайтесь с Министром Иностранных Дел, но не настаивайте в условиях, которых я не могу принять. Если же вам непременно велено предложить их, дайте такой оборот делу, чтобы мне не быть вынужденным отвергнуть ваши требования».[27]

Двусмысленность последних выражений Наполеона являла совершенную противоположность с словами его, сказанными при начале аудиенции, где решительно отказал он выводить войска из Пруссии. Неясность и темнота последних выражений его, подававших некоторую, хотя впрочем слабую надежду на согласие, свидетельствовали, что в нем самом происходила какая-то борьба, что готовый двинуться на Россию, он еще колеблется. Однако не более суток оставался он в нерешимости. Министр Иностранных Дел Маре, совещаясь с Князем Куракиным немедленно после аудиенции у Наполеона, не только не воспротивился предложениям ГОСУДАРя, но даже согласился на проекты двух конвенций: одной о перемирии, на случай, если военные действия уже восприяли начало, а другой о выступлении Французов из Пруссии и Померании, и статьях касательно торговли. Проекты приготовлены были Князем Куракиным на другой день. Оставалось утвердить их подписью, для чего Маре хотел испросить приказания Наполеона. Судя по словам его, казалась неподверженным сомнению, что он получит на то повеление: казалось, что мир не нарушится, и не возгорится война, кровопролитнейшая из всех, веденных в новейшие времена. Случилось противное. Наклонность Наполеона к миру была мгновенна, и уступила место обуревавшей его страсти к бранным тревогам. Вскоре, по прежнему, взяла над ним верх очаровательная для него мысль: одержать еще новые победы, вступить с торжеством в одну из Русских столиц, или в обе вдруг, приковать к своей колеснице; еще одну Державу, величайшую из Держав вселенной!

Ровно две недели, каждый день, наш Посол письменно и словесно обращался к Маре о подписании конвенции, для начатия потом переговоров. Каждый раз Маре извинялся неимением повелений. «Такие отзывы», доносил Князь Куракин, «беспрестанные отлагательства, пустые извинения достаточно доказывают, что Наполеон не намерен принять наших предложений, и предпочитает вести войну, для остановления коей единственным средством было согласие на требования ГОСУДАРя. Во всем видна только цель Наполеона выиграть время и оставить нас в неизвестности»[28]. Между тем все предвещало неминуемую войну. Полмиллиона войск толпились между Рейном и Одером. Короли Вестфальский и Неаполитанский, Вице-Король Италийский и все Маршалы были уже при корпусах, вверенных начальству их. Наполеон учреждал народную стражу на время своего отсутствия, и составлял положение о регентстве на случай своей смерти. Гвардия выступила из Парижа; тронулись оттуда экипажи и верховые лошади Наполеона: везде говорили о скором, непременном его отъезде. Положение Князя Куракина становилось час от часу затруднительнее. Маре не давал ему ответа: Прусский Посланник избегал его; Австрийский Посол, Князь Шварценберг, издавна с ним дружный, уехал из Парижа, не сказав ему ни слова. Наконец, после самых убедительных домогательств, Посол наш был приглашен Министром Иностранных Дел на совещание. Желая, чтобы конференция сия не прошла, как все предшествовавшие, в бесплодных прениях, Князь Куракин отвечал принятием приглашения, но с условием, что потребует паспортов, если в предстоящем заседании не получит удовлетворительного отзыва. «К сему поступку», доносил он ГОСУДАРю, «обязывали меня честь, совесть, достоинство Вашей Империи, тем более, что через сутки назначался отъезд Наполеона к армии». Но и сия конференция, самим Французским Министром назначенная, не состоялась. Маре только спросил письменно у Князя Куракина: имеет ли он полномочие на заключение договора? На другой день, не повидавшись с нашим Послом, уехал он из Парижа в Дрезден, не дав ему ответа, и не снабдив его требованными паспортами. Вслед за Министром Иностранных Дел должен был и Наполеон отправиться в Дрезден.

Государю неизвестно было, как примет Наполеон решительные Его предложения, и согласится ли очистить Пруссию и Померанию, для начатия потом переговоров. В случае отказа Наполеона остановить дальнейшее движение своих войск и переправу их на правый берег Одера, ГОСУДАРь, решась принять это за объявление войны, положил выступить за границы и действовать наступательно. Для перехода через Неман избраны были три места: Олита, Мереч и Гродно. В непроницаемой тайне, и под видом сплавки хлеба и леса в Кенигсберг, свозили на сии места большие запасы продовольствия[29], а для построения мостов лес, якоря, канаты[30]. Корпусным командирам разосланы были повеления о принятии нужных мер к выступлению, по первому о том известию. Куда им следовать, где переходить границу, и как потом действовать, все подробно было объяснено в повелениях, данных им в конвертах, запечатанных ИМПЕРАТОРскою печатью. Корпусным командирам разрешалось вскрыть конверты не прежде, как по получении приказаний к выступлению. Все было готово к походу за Неман, если бы значительные силы Наполеона показались на правой стороне Одера, как вдруг новое политическое происшествие разрушило наступательные предначертания, и заставило помыслить об ином роде войны − действиях оборонительных.

Австрия, до Марта месяца 1812-го года, не заключала с Франциею никаких обязательств; но, видя приближение разрыва России с Наполеоном, собирала в Галиции наблюдательный корпус, желая, в возгаравшейся войне сохранить вооруженный нейтралитет. Наполеон не согласился на ее желание, и требовал, чтобы Венский Двор соединился с ним союзным договором. Победителю не смели отказать[31]. Австрийский Посол в Париже, Князь Шварценберг, получил приказание заключить союзный договор, и подписал его 2-го Марта. По силе сего договора Австрия и Франция ручались в неприкосновенности своих владений, и обязывались; в случае нападения на них, помогать одна другой 30-ти тысячным корпусом. Наполеон желал первоначально, чтобы сей корпус состоял из 50.000 человек, но Император Франц не согласился. Во время войны России с Франциею, Австрия обязывалась выставить обещанные 30.000 человек к Апрелю, и подчинить их начальству Наполеона, с условием не раздроблять корпуса, но быть ему всегда в совокупности. Наполеон ручался, что Галиция останется за Австриею, предоставляя ей однако же на волю, если она пожелает, обменять Галицию на Иллирию. В случае счастливой войны против России, Наполеон обещал вознаградить Венский Двор за его участие. Также домогался он о поручении начальства над вспомогательным Австрийским корпусом одному из Эрцгерцогов, дабы тем показать всему свету, сколь тесен союз его с Австриею; но предложения, сделанные по сему предмету Эрцгерцогам Карлу и Иоанну, не были ими приняты, и Главнокомандующим назначен Князь Шварценберг.

Известие о союзе Наполеона с Австриею пришло к Государю в то самое время, когда Его Величество был готов дать армии повеление двинуться за Неман, если бы войска Наполеона перешли на правый берег Одера, или стали подходить значительные подкрепления к корпусам, расположенным на Висле. Французы начинали уже исподоволь, в небольших отделениях, переправляться через Одер. Главнокомандующий 1-ю армиею, Барклай де-Толли, находившийся в Вильне, испрашивал у ИМПЕРАТОРа разрешения на движение наступательное, донося, что пора трогаться вперед; но нечаянная весть о союзе Австрии с Наполеоном изменила намерения ГОСУДАРя на счет действий за Неманом. Его ВЕЛИЧЕСТВо отвечал Главнокомандующему: «Важные обстоятельства требуют зрелого размышления о том, что нам предпринять. Посылаю вам союзный договор Австрии с Наполеоном. Если войска наши сделают шаг за границу, война неизбежна, и по сему договору Австрийцы будут находиться позади левого крыла наших армий. С другой стороны, Французский Посол положительно уверяет, что Мемель и Кенигсберг не будут заняты, и что он имеет повеление от Наполеона остановить движение войск к сим городам, если бы оно было исполнено кем-либо из Французских генералов. Он отправил адъютанта с поручением объявить о том Маршалу Даву. Я не много полагаюсь на такие уверения, но их должно принять в уважение. По приезде Моем в Вильну, окончательно определим дальнейшие действия. Между тем возьмите меры, чтобы все было готово, если решимся начать войну, и ни в чем не случилось остановки»[32].

В след за известием о союзе Наполеона с Австриею, ГОСУДАРь получил донесение о приближении Французских войск к Кенигсбергу. Хотя Его ВЕЛИЧЕСТВо еще не имел ответа, каким образом принял Наполеон последние предложения, посланные 27-го Марта, и не знал о безуспешных настояниях Своего Посла в Париже, однако же почел нужным отправиться к армии в Вильну. Поутру, в день отъезда, ИМПЕРАТОР писал Шведскому Принцу: «Известия об Австрии неприятны, но с постоянством и твердостью надеюсь кончить успешно приближающуюся борьбу. Разделяю мнение Вашего Высочества, не отвергать конгресса, если Наполеон предложит его, с тем однако же, чтобы первым условием переговоров была независимость северных Держав. Без крайней необходимости, Я не буду Начинателем. Приехав в Вильну, Мне легче будет судить о положении дел и дальнейших предприятиях».

9-го Апреля, в два часа по полудни, ГОСУДАРь отправился в армию. В коляске с Его Величеством находился Обер-Гофмаршал Граф Толстой. Перед отъездом ИМПЕРАТОР слушал в Казанском Соборе молебствие, совершаемое Новгородским Митрополитом Амвросием. Тысячи молившихся о благополучном путешествии наполняли церковь: ни для кого уже не была тайною настоящая причина отъезда ИМПЕРАТОРа. Все знали, что Монарх отправлялся туда, где должна была решиться участь Отечества, а с ним и Европы. 14-го Апреля приехал ИМПЕРАТОР в Вильну. Кроме адъютантов Его Величества, находились при особе Его: супруг Великой Княгини Екатерины Павловны, Принц Георгий Ольденбургский, Канцлер Граф Румянцов, Генералы: Беннигсен, Граф Аракчеев и Граф Армфельд, Действительный Тайный Советник Граф Кочубей, Государственный Секретарь Шишков, Статс-Секретарь Граф Нессельроде, и бывшие прежде в Прусской службе: Министр Барон Штейн и Генерал-Майор Фуль, которого мнения на счет войны тогда много уважались.

Первые две недели прошли в смотре войск, ГОСУДАРь ездил по местам расположения 1-й армии. Исправнейшею дивизиею найдена была 3-я пехотная, Коновницына. Император назвал ее образцовою и поставил в пример прочим. «У нас все еще смирно», писал ГОСУДАРь Генерал-Фельдмаршалу Графу Салтыкову, от 19-го Апреля. «Армия в самом лучшем духе. Артиллерия, которую Я успел осмотреть, в наипрекраснейшем состоянии. Возлагая все упование Мое на Всевышнего, спокойно ожидаю дальнейших событий». Ожидание было не продолжительно. Наполеон между тем отправился из Парижа в Дрезден, куда прибыл 4-го Мая. Перед отъездом послал он к Государю своего Генерал-Адъютанта Графа Нарбонна, с предложениями, по-видимому клонившимися к миру, но, на самом деле, для разведываний о настоящих намерениях ГОСУДАРя и о происходившем в Вильне[33]. Тогда же Наполеон велел армии перейти через Одер и приблизиться к Висле.

В исходе Апреля приехал в Вильну Граф Нарбонн. «Сообщения, которые он Мне привез», писал Государь Наследному Шведскому Принцу, «содержат в себе множество несправедливых жалоб на Россию и заключений, истолкованных совершенно в превратном виде. Сии жалобы также были пространно изложены в доставленной Нарбонном ноте Французского Министерства. В ответе нашем пояснили самым подробным образом все спорные статьи, возникшие в течение двух лет; повторили все поставляемое с 1810-го года на вид Наполеону о нератификованной им конвенции, касавшейся Польши, об Ольденбургском деле, о торговле с нейтральными государствами, о точном соблюдении Россиею Тильзитского договора, и нарушении сего трактата Наполеоном. В заключение объяснены были обстоятельства, побудившие ГОСУДАРя заботиться о средствах к обороне. Развитие сих средств было потом выставлено Наполеоном единственною причиною разрыва, между тем, как они были только единственным следствием насильственных мер, посредством коих Французское владычество распространялось и приближалось к России. Виды на будущее, столь несогласные с сохранением всеобщего спокойствия, предписывали пещись о безопасности Империи. Что сталось бы с Россиею, если бы она иначе судила о событиях, совершавшихся перед целым светом, внушавших столь справедливые опасения, и без принятия оборонительных мер дожидалась сбора более 500.000 человек в сопредельных ей землях? Ее вооружения соответствовали вооружениям Франции, армии коей, равно как и войска ее союзников, все более и более подвигались к Неману. В таком положении дел оставалось одно средство избежать войны, и оно находилось во власти Наполеона, а именно: согласно предложениям ГОСУДАРя очистить Пруссию и Шведскую Померанию, и потом приступить к переговорам.

Такова была сущность отзыва, данного Графу Нарбонну, которого ГОСУДАРь два раза удостаивал принимать в особенных аудиенциях. Вскоре после отъезда его из Вильны, ГОСУДАРь получил донесение от Кутузова о подписании им предварительных статей мира в Букаресте, не взирая на все возможные происки Французских дипломатов в Цареграде, старавшихся склонять Порту к продолжению войны с нами. Через день после подписания предварительных статей мира, приехал в Букарест новый Главнокомандующий Дунайскою армиею, Адмирал Чичагов. По получении из Константинополя ратификации мира, должен он был, с одною частью армии, выступить через Сербию к берегам Адриатического моря, и действовать против Наполеона с Славянскими племенами, там обитающими, и находившимися тогда под владычеством Франции. Кутузов, сдав Чичагову армию, поехал в Петербург.

В одно время с донесением Кутузова о мире, пришло уведомление из Вены, что только крайность и изнеможение воспретили Венскому Двору объясниться с Наполеоном голосом твердым, и, к прискорбию, побудили заключить союз. Император Франц убеждал ГОСУДАРя войти в его положение, и потом судить об его поступке. Он уверял в продолжении прежней привязанности своей к России, содержании в тайне совершенного согласия на счет выгод обоих Дворов; говорил, что отнюдь не будет считать себя участником в злополучной борьбе на севере, если она загорится; что за исключением 30.000 человек, в которых он не мог отказать Наполеону, требовавшему 50.000, и коих число никогда не будет увеличено, доброе согласие может сохраняться на остальных границах, занятых Русскими и Австрийскими войсками. Далее, Император Франц говорил, что он ожидает только уверений с нашей стороны во взаимности, и тогда уничтожит вооружения на южной границе; наконец, что при некотором обороте войны может наступить время, когда ему возможно будет явно показать участие, которого он никогда не перестанет питать к ГОСУДАРю[34]. Уверения в неизменности чувствований Императора Франца повторены были словесно в Вильне, возвращавшимся из Петербурга в Вену, Австрийским поверенным в Делах, Лебцельтерном. ГОСУДАРь отвечал ему, что «будет соображать Свои действия с поступками Венского Двора».

[19] Донесение Чернышева ГОСУДАРю, от 7-го Декабря 1810-го, из Стокгольма.

[20] «Dans le deuil general».

[21] Письмо ГОСУДАРя Шведскому Королю, от 13-го Февраля 1812-го.

[22] «Il m'est peut etre reserve une tache penible, mais je ne dois pas le dissimuler, il faut que je l'accomplisse».

[23] Донесение Генерала Сухтелена Государю, от 18-го Марта 1812-го.

[24] «Pour des pecadilles des demoiselles».

[25] Донесение Российского Посланника в Берлине, Графа Ливена, от 20-го Февраля.

[26] Повеление Квязю Куракину, от 27-го Марта.

[27] Донесение Князя Куракина, от 15-го Апреля.

[28] Донесение Князя Куракина, от 26-го Апреля.

[29] Повеление Военного Министра Генерал-Интенданту Канкрину, от 3-го Апреля, № 39-й.

[30] Повеление Генерал-Квартирмейстеру Мухину, от 2-го Апреля, № 36-й.

[31] Донесение Российского Посланника в Вене, Графа Стакельберга, от 18-го Марта.

[32] Собственноручное повеление Государя Барклаю де-Толли, от 7-го Апреля.

[33] Со слов Вице-Канцлера Графа Нессельроде, который был употреблен для переговоров с Нарбонном.

[34] Донесение Российского Посланника в Вене, Графа Стакельберга, от 29-го Апреля.