Я», или «Шоколадка для Танюшки».

ЗА МИНУТУ ДО … ЖИЗНИ.

Посвящаю сыну Святославу,

моим родителям, сестре Лиде, мужу,

моим родным и друзьям,

моим врачам и всем тем добрым людям,

которые поддерживали меня во время болезни.

Некоторые герои, имена и события вымышлены.

ГЛАВА 1.

Усталое солнце медленно тонуло в прохладных водах Ижмы, лучи скользили по волнам, оставляя за собой мерцающие отблески. Таня сидела у реки и с трепетом, как смотрят на что-то очень близкое только люди, прощающиеся с жизнью, смотрела на перебирающего камешки годовалого мальчугана – своего долгожданного, единственного ребёнка – и думала о том, что, если доживёт до того момента, когда сможет читать сыну сказки на ночь, обязательно расскажет ему об этом месте, о своём детстве, о старом доме и о том, как она жила до появления Славика.

Она размышляла о том, что сын должен знать свою маму, причём не только по её произведениям. Таня часто представляла, как подросший мальчик читает её книги, пытаясь «выудить» из них черты её характера, её взгляды на жизнь, её отношение ко всему окружающему. Она хотела дать сыну не закодированные тексты, а свою теплоту, нежность и безграничную любовь. Этого было бы достаточно, если бы девушка располагала достаточным количеством времени. Время – вот теперь её главный враг, её постоянный мучитель. Именно поэтому Таня каждый вечер, уложив ребёнка спать, садилась за компьютер и писала до глубокой ночи. Держась за начинающее сдаваться сердце, иногда посматривая на себя в зеркало и отворачиваясь от неприязни к самой себе. Где прежняя, естественная красота? Исчезла вместе с волосами? Разве так бывает? Разве так должно быть?

А рядом с речкой стоял её старый дом… Вернее, не её, а дом её родственника, в котором она провела почти всё своё детство. Таня до сих пор видит его во сне, когда ей снится, что она вернулась домой. Это странно, ведь она не заходила в тот дом уже больше десяти лет. Он давно брошенный, с заколоченными окнами, пугающий в темноте. Но всё ещё какой-то…родной. А ведь когда-то Таня очень стыдилась его старых неровных полов и потолков, кровати на кухне. Жилыми круглый год были только две комнаты, полы и стены третьей комнаты зимой покрывались инеем.

Таня была очень одиноким ребёнком. Во всех квартирах, в которых она успела пожить за свою короткую жизнь, существовала комната её вымышленной сестры. Она не рассказывала о «сестре» никому, даже родителям, но всегда чётко представляла эту комнату: всю её обстановку, теплую атмосферу и колыбельку с мило сопящим младенцем... Каждый вечер девочка мысленно заходила в детскую и делилась с «сестрой» всеми своими секретами. Таня чувствовала, что «сестрёнка» её понимает.

ГЛАВА 2.

В больнице нас называют лейкозниками. Говорят, что в последнее время нас развелось слишком много. Лежат тут в основном молодые девушки, лежат подолгу, и я пока от них очень отличаюсь,так как всё ещё хожу " с волосами" . Девочки выглядят неплохо, они носят модные шапочки или платки, красят брови (ресницы и брови тоже выпадают). Если честно, волосы мне даже мешают. Особенно они мешали мне в первые дни, когда я сутками валялась с высокой температурой. Также очень неудобно и опасно мыть голову, потому что можно намочить катетер (на шее, напишу о нём позже). У некоторых девочек острый лейкоз выявили во время беременности, и они потеряли своих детей, поэтому я очень рада, что у меня болезнь развилась уже после родов. К сожалению, к ослабленному организму легко липнет всякая зараза. Девочки-лейкозницы - добрые и светлые, неунывающие люди, что меня поначалу очень удивляло, потому что после того, как мне объявили "приговор", я несколько дней не могла прийти в себя. Иногда, когда я выхожу в коридор (без маски вход мне туда запрещён, а лежу я в стерильном блоке, чтобы не подхватить инфекцию), я слышу, как девочки матерятся (в основном на комаров ) и громко смеются. Немного стыдно в этом признаться (я учительница), но мне нравится их слушать. Это поднимает мне настроение .

Кстати, о комарах. Позавчера, когда меня перевели в изолированный блок (я иногда чувствую себя в нём, как в тюрьме), я заметила, что мама долго возится у окна, пытаясь поймать комара. Когда я спросила, что она делает, мама ответила: «Я хочу поймать и выпустить его. Я не могу его убить». Вот так моя болезнь действует на моих родных.

Моя мама круглосуточно находится со мной, и поэтому временами я превращаюсь в капризного ребёнка. Она заставляет меня есть больничные каши, от которых тошнит ещё больше. А мне хочется то пирожных, то жареной курицы, то солёных огурцов, которые противоречат всем законам моего диетического рациона. Девочки говорят, что это последствия химиотерапии. И они тоже в своё время наедались чипсами и дошираком, потому что очень хотелось. Иногда мне удаётся уговорить маму съездить в город и накупить вкусняшек, которые мы потом прячем от медперсонала . Я пью каждый день около двадцати таблеток, и порой мне кажется, что они-моя основная еда. Мама не хочет оставлять меня одну, потому что ещё пару дней назад я постоянно пыталась потерять сознание . Но сейчас я чувствую себя лучше, у меня второй день нет высокой температуры, и мне уже даже не нужна помощь, чтобы дойти до туалета. То, что было со мной дома, в Ижемской больнице и в первые дни химиотерапии, не идёт ни в какое сравнение с тем, как я чувствую себя сейчас. Не ждите, что я буду расписывать все клинические симптомы рака крови . Просто я уверена, что вам будет страшно об этом читать. Но если вам очень интересно, вы можете почитать о них в интернете .

В меня вливают огромное количество жидкости, и мои бедные почки работают на пределе. Медсёстры постоянно пугают меня застойными массами в лёгких и последующей пневмонией, поэтому я стараюсь больше двигаться (что в моей маленькой палате трудновато). Лекарства вливают мне через катетер, введенный в центральную вену. Медперсонал ласково называет его "подключок". Подобные процедуры в онкологическом диспансере-необходимость. Очень неприятная необходимость. Например, чего только стоит проведение "операции" с красивым названием "пункция костного мозга". Её мне сделали сразу после поступления в больницу. А привезли меня сюда 6.06.2016(!) после 5 утра. Сопровождающая оставила меня на посту гематологического отделения. В Ижме сказали, что мне не нужно проходить через приемный покой, так как у меня тяжёлый случай. Однако меня отказались принимать и всё равно отправили ждать очереди вместе с остальными поступающими. Чувствовала я себя неважно, сказалось ещё и то, что я всю ночь ехала в такси и совсем не спала. В приемном покое мне заявили, что меня нет в списках, и они меня не примут.

Тогда я позвонила маме и сказала, что выезжаю домой. Мои родные начали умолять меня остаться и связались с ижемскими врачами, которые смогли всё наладить, позвонив заведующему отделения. В очереди я просидела 6 часов.
Итак, меня приняли и велели зайти в процедурный кабинет. Там мне сказали лечь на кушетку и начали обильно смазывать чем-то мою грудную клетку. Врач сказал,что придётся немного потерпеть. Он начал вводить в мою грудь специальный шприц, который постепенно проткнул сначала мою кожу,а потом начал медленно пробиваться внутрь кости. Было больно, а врач отметил: "А вот теперь терпи". И начал " выкачивать" мой костный мозг. У меня чуть глаза не вылезти из орбит, но я не закричала. Потом я даже немного гордилась этим, потому что мужчина, который зашёл после меня, кричал очень громко. Я вообще стесняюсь кричать в больницах. В августе, после того, как я родила, акушерка сказала мне: "Что ты за человек такой? Хоть бы крикнула один раз для приличия!"
Через два дня меня опять позвали в процедурку. Сказали, что будут вставлять катетер в центральную вену. Когда я зашла, мне снова велели раздеться и лечь на кушетку. Я хотела убежать сразу, но врач, огромный мужчина с белым глазом, не позволил мне этого сделать. До этого катетер стоял у меня в руке, но после капельниц он сильно кровоточил (у меня мало тромбоцитов, кровь почти не сворачивается). Слава Богу, на этот раз мне сделали местный наркоз! Врач проткнул мне шею, и кровь, как обычно, залила полкушетки. Он начал ругаться и судорожно вытирать кровь. Потом ввёл мне в вену длинный "шланг". Я даже чувствовала, как он проходит сквозь моё тело. На этом "страшная" процедура была окончена. Правда, место наркоза потом сильно болело дня три, но теперь всё хорошо .
Я понимаю, что моё положение очень серьёзное. Но стараюсь не думать об этом. Мой врач говорит, что, когда я поступила, вместо крови у меня была каша из бластов (раковых клеток). Сейчас ситуация улучшилась, но химия при остром лейкозе, к сожалению, помогает недолго.
Мне пишут всё больше и больше людей. Некоторые сообщения по-настоящему трогают за душу. Пишут мне не только здоровые люди, но и онкобольные, общение с которыми для меня сейчас особенно ценно. Теперь я не только верю, но и вижу, что мир полон хороших людей!
Очень помогают мне мои друзья из Союза писателей. Благодаря их стараниям я недавно прямо в палате приняла Святое Крещение, а вчера прошла обряд Причастия. Священник сказал, что теперь все мои грехи прощены, и на душе правда стало намного легче. Только здесь понимаешь, что ненавидеть кого-то, таить злобу, завидовать кому-то не только плохо, но и очень глупо. Наш мир создан для добра. И он настолько прекрасен, что я не могу выразить это словами. Радуйтесь каждому дню, помогайте друг другу, дарите своё тепло окружающим, и вам это обязательно вернётся. Любите жизнь!

«Я», или «Шоколадка для Танюшки».

«Говорить правду тяжело и противно, особенно
когда эту правду надо открыть не кому-нибудь,
а самому себе. Своей душе».
Олег Рой.

Я, Татьяна Владимировна Кирпиченко, родилась в городе Новосибирск в 1990 году. Наверно, у вас возникнет вопрос, как же я тогда попала в маленькую коми деревню, которую и считаю своей родиной. Ответ очень прост: моя мама, выучившись в Ухте на инженера-гидрогеолога, попала в Сибирь по распределению, где и встретила моего отца. В Новосибирске они прожили недолго, по причине моих постоянных болезней мама была вынуждена уйти с работы. К тому же воздух в большом городе оставлял желать лучшего, младенцы задыхались на улицах, для них даже существовала специальная скорая помощь, и мама, воодушевившись поддержкой своих родственников, решила вернуться в Коми. Она до сих пор иногда жалеет о принятом решении, ведь найти работу по специальности мама впоследствии так и не смогла, тем самым лишив нас с младшей сестрой, по

её мнению, «достойного детства».
Не буду скрывать, что жизнь в Ухте и посёлке Боровой оставила в моей душе не самые безоблачные воспоминания. Мы жили очень тяжело, часто не было денег даже на еду, и маленькая плитка шоколада или куриный окорок были для меня так называемой «голубой мечтой». Мама работала десятницей на лесоповале, и я часто ходила с ней на работу, по колено утопая в снегу и считая поваленные брёвна. Иногда, зайдя в магазин, моим родителям приходилось выбирать, что купить: буханку хлеба или «шоколадку для Танюшки». Я не помню, чтобы в детстве я что-то выпрашивала в магазинах или устраивала истерики, но, тем не менее, часто выбор делался именно в пользу меня, тогда ещё единственного ребёнка. И сейчас, имея сына, я понимаю, что поступила бы так же, но слишком сильная забота, как мне кажется, превратила меня в немного избалованного ребёнка. Я была уверена, что уж мама-то в любом случае будет на моей стороне, и иногда позволяла себе «отрываться» на не очень приятных моему взору людях. Например, во время общего умывания в детском саду я не спеша сильно намыливала руки, а потом резко устремлялась ими в глаза рядом стоящего мальчика, который сильно не нравился мне только потому, что имел белые брови и ресницы: я хотела проверить, заплачет ли он от этого. Я толкала детей в большие лужи только для того, чтобы посмотреть, насколько сильно намокнет их одежда. Я дралась с мальчиками, чтобы доказать себе, что я не слабее. Я «стравливала» своих многочисленных женихов и с нескрываемой гордостью ходила вокруг них, дерущихся на полу. За все эти эксперименты мне сильно доставалось от воспитателей, и я нередко потом горько рыдала до прихода мамы. Я не всегда осознавала свою вину, ведь таким образом просто пыталась познать мир.
Историю про мои выпускные классы и студенчество я оставлю до следующего раза. Не то чтобы мне тут было не о чем писать, наоборот, люди, окружавшие меня в это время, внесли огромный вклад в мою жизнь, «слепили» из меня начинающего писателя. Я уверена, что если бы я не встретила на своём пути хотя бы одного из них, сейчас я была бы не тем человеком, которым являюсь. Одна из моих любимых книг «Над пропастью во ржи» Дж. Д. Сэлинджера заканчивается такими словами: «…вы лучше тоже никому ничего не рассказывайте. А то расскажете про всех – и вам без них станет скучно». Так вот, я не пишу про людей, которых сейчас нет рядом со мной, именно по этой причине. Я напишу о них потом, ведь каждый из моих друзей бесспорно достоин быть героем моего произведения, и это самое малое, чем я могу их отблагодарить. Чтобы я смогла правильно оценить и свои, и их поступки, должны пройти годы. Как известно, «большое видится на расстоянии».