Мои пальцы рефлекторно сжали гладкую потертую рукоять меча, которым я редко пользовался последнее время, особенно у себя дома. В ответ на это движение, рука Фокса в перчатке двинулась к своему мечу. Он стоял без шлема и было видно, как его лицо, освещенное слабым солнечным светом, проникающим из двух окон комнаты, потемнело. На его лице не просто залегла тень недовольства, она стала решительно враждебной.

– Лорд Питт уже ждал шесть месяцев.

Взгляд Фокса упал на серебряные подсвечники на каминной полке. Я стоял возле матери, которая неподвижно сидела в кресле возле камина, но жар полыхающего огня не ощущался мной. Она молчала все время с тех пор, как привратник привел капитана Фокса. Ее грацию и изысканную манеру держаться я вспоминал на протяжении последних лет. Но, казавшейся спокойной сейчас, я заметил дрожание ее пальцев, вцепившихся в тяжелое полотно юбки, а искусная работа с вышивкой лежала брошенной в корзине для шитья позади ее кресла. Я вспомнил, как она умоляла меня вернуться в Мейдстоун из Ривешира как можно скорее. Теперь я понимаю почему…

– Скажешь своему хозяину, – начал я снова, – что все долги моего брата будут оплачены сполна.

Меня так и подмывало подкрасться к закрытой двери спальни моего брата. Я ничего так не хотел сейчас, как вытащить его из постели, надавать тумаков и привести в чувство.

Но как обычно, кто-то из нас двоих должен был оставаться рассудительным и хладнокровным, а так как мой брат поставил под угрозу всю семью я взял ответственность на себя.

– Мы заплатим долги. Но мы… я… нам нужно два месяца.

Фокс перевел взгляд на витиеватое золотое с серебром украшение, стоящее на пьедестале, на каминной полке рядом с подсвечниками. Это была последняя моя находка, которую я обнаружил в заброшенном монастыре месяц назад. В том, как он рассматривал украшение, было слишком много расчетливости. Как будто он уже подсчитывал прибыль, которую получит его хозяин, если отберет у нас замок Мейдстоун. Скорее всего, он размышлял, как набить собственные карманы и продвинуться по службе.

– Это все, капитан. – Сказал я, указав на дверь. – Передайте это своему хозяину. Вы свободны.

По скрежету металла я догадался о его намерениях. И прежде чем он успел на половину достать свой меч, кончик моего мяча уже был приставлен к незащищенному месту в броне у шеи. Его глаза раскрылись от неожиданности, но тут же удивление сменилось на гнев.

– Возможно, вы не поняли меня. – Выдавил я. – Ваше время визита в Мейдстоуне закончилось.

Фокс не двинулся. Даже не шелохнулся. В его глазах стоял вызов, что мне очень не понравилось. Я не смогу унаследовать титул барона Виндзора как мой брат, но я был все-таки рыцарем и занимал гораздо более высокое положение, чем капитан гвардии. И, конечно, он понимал это и знал, что я был не простым рыцарем. Меня посвятил в рыцари сам герцог Ривеншир, брат короля. Я учился у герцога и состязался с самыми умелыми рыцарями королевства. И при этом был одним из лучших.

Наконец, губы Фокса натянулись в плотно сжатую улыбку, по которой я понял, что он знает свое место, но возмущен и заслуживает большего, и сделает все возможное, чтобы продвинуться по службе, чего бы это ему ни стоило.

– Я буду ждать с нетерпением своего возвращения, сэр Беннет. – Он с насмешкой произнес слово «сэр», так как не считал меня достойным такого обращения. – И когда я вернусь, я буду счастлив, выпроводить вас мечом отсюда.

Не говоря больше ни слова, он развернулся и зашагал к двери, сопровождаемый эхом собственных шагов. Как только он вышел, я громко выдохнул и вложил меч в ножны. Мне и раньше приходилось сталкиваться с такими людьми как капитан Фокс – людьми, которые презирали дворян, но служили им, когда это было выгодно. Никаких сомнений, что лорд Питт пообещал ему часть добычи, которая будет захвачена в замке Мейдстоун.

– Ты думаешь, лорд Питт даст тебе два месяца? – Мать встала с кресла.

У нее были светлые волосы и белоснежная кожа, и она до сих пор оставалась такой же прекрасной, как и на портрете, где художник запечатлел ее с отцом сразу после свадьбы. Несмотря на то, что она вырастила двух сыновей, потеряла мужа, а последние события добавили ей переживания, в волосах не было седых волос, а лицо оставалось гладким.

Она скользнула ближе к камину и протянула трясущиеся руки над пламенем. Только вздувшиеся вены, которые стали более выразительными на ее руках говорили о ее возрасте. И еще она стала более беспокойной, хотя, в сложившейся ситуации, это не удивительно.

– Сегодня утром я напишу письмо лорду Питту и заверю его, что мы возместим ему каждый пенни.

– Мы должны не только лорду Питту. – Сказала мать, потирая руки и снова протягивая их к огню. – Мы в долгу перед многими соседними лордами.

Открытые бухгалтерские книги на столе передо мной говорили мне о многом. Я просидел над ними несколько часов, но почти ничего не сделал с тех пор как вернулся домой два дня назад. Я запустил пальцы в волосы, провел рукой по щетине на щеках и подбородке. Я себя еле сдерживал, чтобы не ворваться в комнату брата и не избить его, как он того заслуживал! И не имело значение, что он страдал весь этот год. Это не могло быть оправданием, чтобы безнаказанно тратить фамильное имущество.

– Олдрик – дурак! – Не смог сдержать я разочарования.

Голова и плечи матери поникли:

– Если бы я только могла ему помочь…

– Не вини себя.

Она всегда была мягкой и снисходительной к нам, а за дисциплину отвечал отец. Но я не винил ее. Только Олдрик во всем виноват. Я сдержал желание избить его и отогнал мысли о том, что он причинил столько беспокойства матери. Подошел к ней и нежно положил руку ей на плечо. Она подняла на меня широко раскрытые голубые глаза. Я был похож на нее только глазами. Остальное: темные волосы, смуглая кожа, высокий рост, широкие плечи мне достались от отца, потомка скандинавов, длинной родословной которых он так гордился.

Мать грустно улыбнулась и сжала в ответ мою руку:

– Мне жаль, что тебе пришлось вернуться при таких ужасных обстоятельствах.

Я вспомнил об ужинах, которые устраивала той зимой герцогиня Ривеншир в честь возвращения мужа: безмятежность, игры и смех, стайки леди, толпившихся вокруг меня. Думаю, герцог поощрял такие собрания, надеясь, что я найду себе подходящую жену. Мои два друга – сэр Деррик и сэр Коллин, женились не так давно после нашего возвращения. Но пока еще, несмотря на огромное количество благородных леди в Ривеншире, никто не привлек мое внимание. В сравнении со справедливой и доброй леди Розмари – женщиной, за которую я честно сражался год назад, любая была бы в проигрыше. Боюсь, я никогда не встречу девушку подобную ей. Но я надеялся, что найду девушку, которая будет мне близка по духу. Если мой отец смог очаровать такую женщину как мать, то и я смогу найти такую же спокойную, элегантную и красивую.

– Я рад, что ты позвала меня. – Уверил я мать. – И я сделаю все, чтобы помочь вам.

– У тебя уже есть какие-то мысли?

– Что вы уже предпринимали?

Жар от огня окутал меня, вытесняя холод, который стоял в дальней части комнаты. Апрель принес с собой весеннее тепло, но толстые каменные стены замка еще не оттаяли.

– Я перепробовала все. – Она устало вздохнула, ее плечи снова опустились. – Петиции, дополнительные займы, более высокие налоги. Я даже подумывала о том, чтобы разделить землю между соседями.

– Нет. – Я покачал головой. – Без земли и доходов, которые она приносит, мы потеряем Мейдстоун.

– Это реальная опасность, – прошептала она.

– Я этого не допущу.

Я снова запустил пальцы в волосы, теряясь в догадках, как нам выплатить огромные долги, которые мой брат накопил за последние месяцы, играя в азартные игры. Я провел много часов на коленях в часовне, умоляя Бога дать мне ответ. Но сейчас он казался молчаливым и невероятно далеким.

Мать теребила висящую жемчужину на поясе платья:

– У меня осталось только два способа спасти Мейдстоун.

Я выжидающе посмотрел на нее.

– Но я не очень хочу говорить об этом, – продолжала она. – А других вариантов у меня нет.

Что-то в ее голосе заставило меня занервничать. У меня возникло подозрение, что мне не понравятся ее предложения. И когда она подняла на меня извиняющиеся глаза, подозрение перешло в уверенность.

– Мы могли бы продать картины и реликвии, – сказала она, бросив взгляд на новый медальон, который я привез домой недавно.

– Нет. – Протест пронзил меня так же остро, как острие кинжала. – Ни в коем случае.

Многие из этих реликвий хранились в семье на протяжении десятилетий. Они были бесценны не только по стоимости, но и в историческом плане, это были произведения искусства и красоты. Наша семья стала их спасителем и хранителем. Сохранить их – наш священный долг перед будущими поколениями.

– Я знаю нескольких семей, которые могут быть заинтересованы в них.

– Я даже думать об этом не буду.

Никто другой не смог бы осознать их истинную ценность. Я скорее потеряю Мейдстоун, но сохраню фамильные ценности, так как никто не сможет оценить их по достоинству. После всей тяжелой работы, которую проделали мои предки, чтобы защитить их, я не мог отказаться от них.

– Никакая компенсация за них не сможет оправдать сделку.

Мама вздохнула, словно предвидя мой ответ.

– Какой второй способ? – Спросил я, готовясь к чему-то столь же ужасному.

– Договор, – начала она, затем снова потянулась к жемчужине на своем платье.

– Что за договор?

– Брачный. С богатой молодой аристократкой. – Я начал было качать головой, но она торопливо продолжила. – Большое приданое сможет покрыть долги.

– Я никогда не женюсь на женщине из-за денег. – Я с отвращением выплюнул эти слова. – Только по любви.

– Люди женятся по самым разным причинам, и не последнее место занимает финансовая сторона вопроса.

– Я не стану использовать женщину таким образом.

– Не «использовать». Такой союз был бы взаимовыгодным.

– А что я предложу невесте, особенно сейчас, когда моя семья находится на грани нищеты и ей грозит война с разъяренными соседями?

Как младший сын, я вообще мало что мог дать женщине. Но сейчас… У меня осталось еще меньше.

– У тебя имя Виндзоров, кроме того, сам брат короля посвятил тебя в рыцари. – Ее голос стал более страстным. – Не говоря уже о том, что ты унаследовал отцовское обаяние, красивую внешность и отвагу.

Я отрицательно покачал головой. Какую женщину заботят такие вещи?

– Если приданое спасет нас, то пусть Олдрик женится из-за денег – это ведь он поставил нас в такое положение.

Слова замерли на губах матери, и подбородок опустился. Она отвернулась от огня и направилась к креслу, с которого встала, и грациозно опустилась и расправила платье вокруг ног. Хотя внешне мать казалась спокойной, по осанке было заметно, что она расстроена и подавлена.

Я и без слов прекрасно понимал, какие мысли вертелись у нее в голове. Боль Олдрика была слишком сильной. Он скорее умрет, чем жениться еще раз. Возможно, именно это он и делал – медленно убивал себя, чтобы не смотреть в лицо своей опустошенной жизни. Если кто-то из нас и сможет жениться, чтобы спасти Мейдстоун, то это только я. Я тот, кто должен откинуть собственные потребности, желания и мечты, чтобы помочь своей семье. Олдрик больше не был способен на это, если вообще был когда-то способен.

Я долго смотрел на дверь, отделяющую меня от брата. Несмотря на его глупости, я любил его. Я молился, чтобы Бог помог ему вылечить израненную душу. И я любил свою мать. Я не хотел, чтобы она погибла. Я не хотел, чтобы она страдала. Но это случится, если лорд Питт выполнит свою угрозу и нападет на Мейдстоун через месяц или два.

Но как я мог жениться на женщине только ради ее приданого? Мать была права: браки часто заключаются без любви, но я не мог отделаться от чувства, что обесчестил бы женщину, женившись ради ее денег. Смогу ли я смириться с самим собой, зная, что обесчестил свою жену? А как смириться с собой, если я не женюсь ради так необходимых денег? Я один мог спасти имя Виндзоров, поместье и земли, которые основали мой отец и наши предки. Я один мог защитить мать и брата. Я один был способен защитить честь моего отца.

– Значит другого выхода нет? – Наконец, хриплым шепотом спросил я. – Кроме брака.

– Это единственный выход, – сказала мама, и в ее голосе прозвучала решительность.

Я проглотил все дальнейшие возражения.

– Тогда пусть будет так.

Глава 2

Месяц спустя

– Для чего мне мужчина, управляющий моей жизнью? – заявила я, отворачиваясь от окна и переводя взгляд на бабушку, сидевшую напротив меня. – Зачем мне нужен человек, который будет указывать мне, что делать? Ты и сама прекрасно справляешься с этим.

– Да, справляюсь, – согласилась бабушка, слегка поджав губы, такие морщинистые, что складывалось впечатление, будто она все время потягивает уксус.

Длительная поездка в экипаже по едва заметным дорогам в последний час стала просто невыносимой. Грязь, бурелом и колеи стали более ощутимыми в лесу. Майское солнце не могло пробиться сквозь густую крону, и теперь мы расплачивались за это.

Поскольку обе наши горничные сидели рядом с нами, места, чтобы вытянуть ноги практически не было. Сказать, что мы чувствовали себя стесненно и неудобно, значит, ничего не сказать. Карета, затянутая в роскошные толстые гобелены, с раскиданными мягкими подушками, была запряжена пятью прекрасными чистокровными лошадьми. Многие знатные дамы позавидовали бы такому экипажу. Во время всего нашего путешествия я чувствовала себя в безопасности и уюте, но, все же, вытянув шею из окна, неудержимо желала пересесть верхом на свою лошадь.

– Хотя я считаю себя экспертом в управлении собственной жизни, – едко заметила бабушка, – но мне давно пора обучить кого-то как держать тебя в узде, и предпочтительно твоего мужа.

– Давно пора? Да, пожалуй, семнадцать лет – это уже слишком много. На самом деле, я уже думала о том, чтобы в следующем месяце к моему восемнадцатилетию, попросить вас заказать для меня трость, ручка которой будет инкрустирована драгоценными камнями. Мне бы очень хотелось, чтобы на нем был такой же узор, как на кресте Святой Женевьевы.

Бабушка даже не улыбнулась. Она опустила голову и пристально посмотрела на меня своими острыми, немного слезящимися глазами.

– Ну, хорошо. Не думай о трости. – Сказала я с глубоким вздохом. – Носилки, в которых слуги будут носить меня повсюду, подойдут даже лучше.

Губы моей бабушки сжались еще сильнее, если это вообще было возможно, превратив ее рот в сморщенный чернослив. Она молчала, и тишина повисла между нами. От этого я почувствовала себя как истерзанный человек на дыбе, и у меня не осталось другого выхода, кроме как сдаться. Она желала поговорить о моем будущем, о мужьях, о браке и прочей ерунде, и мне пришлось ее успокоить, иначе она приставала бы ко мне до тех пор, пока я не потеряю сознание от изнеможения.

– Так ли уж необходимо перекладывать ответственность за мою жизнь на какого-то бедолагу? Он же даже не будет иметь ни малейшего представления, как унять мою навязчивую потребность в хлебе с сыром посреди ночи. Думаю, мужчине слишком трудно будет понять, что мне действительно необходимы эти два кусочка хлеба с маслом. Разве не так?

Сидевшая рядом моя горничная Лилиан хихикнула. На этот раз бабушка слегка кашлянула и прикрыла рот рукой, пытаясь скрыть улыбку, но я ее заметила. Она слишком хорошо знала, что малейшее проявление слабости с ее стороны только подталкивает меня на дальнейшие шутки. И конечно, так и получилось.

– Кроме того, как ты сможешь научить мужчину смириться с моей отвратительной привычкой распевать латинские глаголы всякий раз, когда на меня давят? Какой человек смог бы это вынести? Бесконечная песня: амо, амас, амат…

– Сабина. – На этот раз голос бабушки прозвучал мягко, и угрюмые морщинки вокруг рта смягчились. – Я не прошу невозможного. Я прошу тебя обдумать варианты.

В маленькой серебряной клетке, зажатой между мной и Лилиан, Стефан издал несколько трелей, словно призывая меня послушать бабушку. Я хмуро посмотрела на маленькую желтую певчую птичку:

– И ты туда же, дорогой Стефан. Мне не нравится, что все против меня.

Взгромоздившись на колышек, торчащий из ярко раскрашенного домика в клетке, Стефан склонил голову набок, пристально осматривая меня маленькими черными глазками.

Я откинулась на спинку сиденья. Бабушка хотела несбыточного, и мы обе это знали. Ни в одном королевстве не нашлось бы мужчины, который захотел бы жениться на мне. У меня был не такой уж богатый опыт общения с молодыми холостяками, поскольку я была весьма искусна в срыве бабушкиных планов свести меня с кем-то. Как бы то ни было, я не испытывала особого желания проверять свою неопытность.

Те немногие мужчины, с которыми я встречалась, высоко ценили женскую внешность. А будучи обладательницей тусклых, безжизненных каштановых волос, невыразительных коричнево-зеленых, как болото глаз, и россыпью веснушек на худом лице, я не считалась особенно хорошенькой. К тому же мой рост был несколько высоковат для девушки, фигура неуклюжей, лишенная всех привлекательных изгибов, которыми могли похвастаться другие девушки моего возраста.

Но дело было не только в моей внешности. Если уж на то пошло, я могла бы выбрать какого-нибудь столь же неприятного на вид дворянина, скорее всего, невысокого и приземистого, с бородавкой на носу. В этом случае мы могли бы счастливо иметь некрасивых или с обычной внешностью детей.

Нет, проблема была не только в моей невзрачной внешности. Если бы все было так просто!

Я подняла вверх кончики пальцев правой руки в перчатке.

Карета споткнулась на колее, и я подпрыгнула так высоко, что чуть не ударилась головой о низкую крышу. Я схватила клетку Стефана, чтобы она не упала на пол. Сквозь суматоху я чувствовала на себе взгляд бабушки, все еще ожидающей моего ответа. Она сидела спокойно и царственно, как всегда.

С тех пор как три года назад умер мой отец, бабушка стала моим опекуном и поставила перед собой задачу сделать из меня настоящую леди. Я признавала, что была необычным ребенком. Выросшая без наставлений матери, с отцом, которому дочь только мешала, я делала все, что мне заблагорассудится. Но бабушка приложила все усилия, чтобы превратить кусок глины в нечто. Надо отдать ей должное, она усердно трудилась. Но я была не очень сговорчива. Мне нравилось быть эксцентричной. Какой смысл вести себя как другие молодые леди моего возраста, если я никогда не буду такой, как они, независимо от всех стараний бабушки.

Но даже отсутствие моего рвения не остановило бабушку. Теперь, когда я достигла брачного возраста, она не будет считать свою работу законченной, пока я не выйду замуж. Тем не менее, она не хуже меня знала, что, несмотря на мое состояние, земли и титул, заставить какого-либо мужчину жениться на мне будет трудно, как только он узнает о моем недостатке.

– Я уверена, что смогу найти для тебя идеальную пару, – уверенно произнесла бабушка. – Мне просто нужно, чтобы ты вела себя наилучшим образом и помогала мне.

– Эта поездка чисто деловая, – напомнила я ей. – Как бы ни было соблазнительно твое сватовство, ты обещала, что не станешь навязывать меня всем аристократам, с которыми мы познакомимся.

– Эта поездка может послужить более чем для одной цели.

– Не для меня.

– Не упрямься, Сабина.

– Я не хочу знакомиться с мужчинами.

Бабушка испустила нетерпеливый вздох:

– В этом мире есть мужчины, которых больше интересует характер женщины, чем ее внешность.

Я фыркнула.

– Как ты узнаешь, если не дашь им шанс?

– Я вполне довольна жизнью без мужчины. – Это был обычный аргумент, который я приводила в последние месяцы каждый раз, когда разговор заходил о браке. – На самом деле мы со Стефаном решили, что останемся холостяками до конца наших дней и будем получать удовольствие от книг, искусства и долгого, неторопливого принятия ванн со сливовым пудингом. – Я просунула один палец в клетку и осторожно потрепала Стефана по голове с черной шапочкой. – Разве это не так, дорогой Стефан?

Внезапно карета резко остановилась, и я рухнула на бабушку. Горничная налетела на дверь, а клетка Стефана с грохотом упала на пол. Певчая птица беспокойно чирикала, а я пыталась освободить подол платья, зацепившийся за носы туфель.

Дверца кареты распахнулась, и яркий свет залил нас.

– А, вот и мы, – раздался хриплый голос человека, одетого в плащ с низко надвинутым капюшоном, скрывающим лицо.

Руки в толстых кожаных перчатках обхватили меня за талию и вытащили из экипажа. Естественно, я пиналась и царапалась, чтобы освободиться, но хватка грабителя не ослабла.

– Немедленно отпустите меня. – Резким голосом бабушки можно было отрезать конечности, если бы это было возможно.

Я стояла на грязной дороге у экипажа рядом с бабушкой и двумя горничными позади нас. Бабушка пыхтела и фыркала, поправляя и отряхивая свой плащ и дорожное платье. Вокруг кареты расположились четверо бандитов в серых плащах с глубоко надвинутыми на лица капюшонами. Один из них встал рядом со мной и бабушкой. Двое других направили мечи на моего кучера и охранника.

Еще один разбойник окинул взглядом уединенный лес, словно желая убедиться, что мы действительно одни, и спрыгнул с лошади. Он с важным видом направился к открытой дверце кареты:

– Что у вас, милые дамы, есть для нас сегодня?

– У нас, прекрасных дам, нет для вас ничего, кроме нашей глубочайшей благодарности за то, что вы дали нам возможность отдохнуть от утомительной поездки.

Услышав мой бойкий ответ, бабушка поджала губы. Испуг, стоящий в ее глазах, велел мне держать язык за зубами – никто не мог знать, что эти преступные души задумали. Чем меньше мы будем злить их, тем лучше. Но, я не смогла удержаться от еще одного словесного выпада:

– Может быть, вы окажете нам честь и заберете наш экипаж, а взамен предоставите ваших лошадей?

Бандит, стоявший у дверцы кареты, не принял моего предложения, а стал рыться внутри, и, наконец, отступил с деревянным резным сундучком в руках. Он потряс его и, услышав звон, улыбнулся своим спутникам. В его улыбке было что-то опасное, почти дикое.

– Вот за этим мы и пришли, ребята.

Некоторое время он возился с замком, а потом сердито посмотрел на меня:

– Где ключ?

Бабушка резким движением – верным признаком ее недовольства, потянулась к ридикюлю, висевшему на ленте у нее на запястье. Однако она ослабила шнурок и достала ключ.

Конечно, я не смогла радоваться тому, что бандитам досталось серебро, но и не слишком волновалась. Сундучок был всего лишь отвлекающим маневром. Все серебро было спрятано в потайном отделении под дном экипажа, ожидая нашего прибытия в Мейдстоун. Потеря одного кошелька не сильно повредит моей покупательской способности. А я абсолютно точно намеревалась что-то купить. Я много лет мечтала увидеть коллекцию Мейдстоуна, но каждый раз, даже при намеке на покупку, Виндзоры были категорически против. Но, кажется, что-то изменилось. Судя по слухам, которые я собирала, в семье наступили трудные времена. Когда бабушка сообщила мне об их приглашении, я была более чем взволнована и обрадована. Хотя я никогда не видела ни одно из этих сокровищ, я много слышала о них, и мысль о том, что я смогу увидеть их, и, надеюсь, приобрести что-то, взволновала меня больше, чем ребенка в сочельник.

– Я настаиваю, чтобы вы оставили нам несколько серебряных монет, – сказала я, когда бандит взял у бабушки ключ. Я решила, что нужно как-то протестовать, иначе он может что-нибудь заподозрить. – Даже половины этих монет будет достаточно для осуществления ваших планов на сегодняшний вечер, а может даже и для той долгожданной поездки на побережье, которую вы так хотели совершить.

Он хохотнул и вставил ключ в замок:

– Если ты не прекратишь свою болтовню, тебе повезет, если я оставлю тебе половину языка.

Я скосилась на серебряный клинок, который держал ближайший ко мне грабитель:

– Ну, хорошо. Нет никакой необходимости раздражаться по этому поводу. Тогда забирайте все, если это сделает вас счастливыми. Полагаю, что после того, как вы поделите монеты, их все равно надолго не хватит.

Бандит открыл сундук, и серебро блеснуло на фоне черной бархатной подкладки, и его глаза засверкали в тени капюшона. Я не смогла разглядеть полностью его черты, но, он улыбнулся шире, и показались необычно острые зубы, как у волка, которые могут вонзиться в плоть и разорвать ее на части.

Очередной строгий взгляд бабушки говорил мне помолчать, иначе она позже лично отрежет мне язык, если бандит не доберется до меня первым. Я подавила вздох.

Бандит высыпал серебряные монеты в кошель и бросил сундук на землю. Я еле сдержала крик ужаса. Он явно не имел ни малейшего представления о ценности редкой шкатулки из дерева акации. Говорили, что он был сделан из доски Ноевого ковчега.

– Что у вас еще есть для меня, леди? – Сказал клыкастый бандит, который явно был вожаком.

Его сиплый голос звучал так, словно звуки проходили через горло, набитое песком. Он снова повернулся к экипажу, и некоторое время рылся в нем. Теперь в руках у него оказалась серебряная клетка со Стефаном. Милый Стефан дико хлопал маленькими крылышками и панически щебетал. Я двинулась к бандиту, хлюпая по грязи:

– Спасибо, что спасли мою птичку. Она очень требовательна к тому, чтобы ее клетка всегда оставалась в вертикальном положении. Кто бы мог подумать, что птица может так волноваться? Полет есть полет, независимо от того, как расположена клетка.

Бандит потянулся к щеколде, на которую запиралась арочная дверца.

– Не открывайте, – предупредила я, – а то Стефан вылетит. – Он так расстроен, что неизвестно, куда полетит и что будет делать.

– Не волнуйтесь, – сказал бандит, отпирая дверцу. – Я не позволю этому случиться.

– Спасибо.

– Я раздавлю эту надоедливую тварь голыми руками.

– Что? Нет. Вы не можете.

С растущей тревогой я наблюдала, как крючок соскользнул, и мужчина начал открывать дверцу. Я огляделась в поисках чего-то, чем можно было бы ударить бандита по голове. Я должна была найти способ помешать ему причинить вред и, тем более, убить Стефана. Но, кроме ветки на дороге перед экипажем, я не видела никакого другого оружия. Впрочем, даже она была слишком далеко. Он сунул руку внутрь и потянулся за Стефаном. Маленькая птичка отскочила.

– Стойте! – Закричала я и бросилась бы на него, если бы бабушка не схватила меня за руку и не оттащила с удивительной силой. – Возьмите что-нибудь еще, но оставьте Стефана в покое.

Его пальцы снова потянулись к птице, на этот раз медленнее и расчетливее. Я изо всех сил пыталась освободиться от бабушкиных объятий. Стефан находился в опасности, и моя паника нарастала с каждой секундой.

– Сабина, – прошипела бабушка. – Мы можем заменить птицу, но не можем заменить тебя.

Я понимала, о чем бабушка предупреждала меня. Если я нападу на бандита, чтобы спасти Стефана, то, скорее всего, подвергну опасности свою жизнь, а может быть, и жизнь бабушки. Но одно дело стоять в стороне и позволять этим бандитам воровать деньги. И совсем другое дело смотреть, как они убивают мою птицу.

Когда пальцы бандита медленно потянулись к Стефану, мое отчаяние усилилось. Оставался только один способ. Я потянула за свою перчатку и сняла ее.

– Нет, Сабина. – Резко проговорила бабушка позади меня, хватая меня за руку.

Я воспользовалась тем, что она ослабила хватку, и вырвалась. Я закатала рукав, обнажив свою бледную, почти прозрачную кожу. Ее белизна только резче подчеркивала ужас того, что я изо всех сил старалась скрыть.

– Отпусти мою птицу, – сказала я, поднимая руку так, чтобы все бандиты могли видеть ужасные багровые пятна на ней.

Пятно начиналось от запястья и растекалось по внутренней стороне руки, заканчиваясь у локтя, как будто кто-то вылил вино на руку и не вытер.

По проклятиям грабителя рядом со мной и по звуку падающих мечей двух других я поняла, что тактика сработала. На их лицах отразилось все отвращение и страх, которые я наблюдала всякий раз, когда кто-нибудь замечал пятно.

Не обращая внимания на протесты бабушки, я подняла руку еще выше:

– Я надеюсь, вы понимаете, что все, что вы возьмете у нас, возможно проклято. А может и нет.

Понятно, что никакого проклятия не существовало. Хотя временами мне казалось, что это не так. Я изучала работы по медицине, из которых узнала, что некоторые кожные заболевания могут передаваться матерью ее еще нерожденному ребенку через кровь, протухшую или зараженную пищу, или даже через загрязненный воздух, которым мать могла дышать. В одном тексте говорится, что употребление в пищу одновременно рыбы и молока является причиной некоторых кожных заболеваний.

Но, даже имея медицинское объяснение, отметины оставались уродливыми. Я и так не представляла собой ничего особенного, а это пятно только усугубляло мое положение. Некоторые люди думали, что пятно – это знак дьявола. Другие полагали, что оно означает, что его носитель – ведьма. Хотя я ненавидела это пятно, но с самого раннего возраста поняла, что могу использовать его в своих интересах, когда это необходимо.

– Я не могу гарантировать вам безопасность, если вы возьмете то, что принадлежит мне, – сказала я голосом, полным дурного предзнаменования.

Наконец, почувствовав страх своих товарищей, главарь взглянул на мою поднятую руку. Он тут же отпрыгнул назад и уронил клетку Стефана. Я рванулась вперед и захлопнула дверцу, пока Стефан, в смятении и ужасе, не успел вылететь наружу. Бандит быстро отступал, как будто я, обретя крылья, летела на него, чтобы разорвать на части. Хорошо. Пусть так и думает. По крайней мере, теперь Стефан в безопасности.

Я что-то напевала обезумевшей птице, пытаясь успокоить ее и поправляя клетку. Что-то зазвенело и шлепнулось в грязь у моих ног – мешочек с серебром. Я схватила его:

– Вы уверены, что не хотите получить хотя бы несколько монет за беспокойство?

Но бандиты уже вскарабкались на коней. Я не смогла удержаться, чтобы не тряхнуть кошелек, громко звякнув серебряными монетами.

– Как я понимаю – нет?

Через несколько секунд бандиты сбежали. Они исчезли в густом лесу так же быстро, как и появились. Если не считать щебетания Стефана, вокруг нас воцарилась тишина. Несколько косых солнечных лучей, пробивавшихся сквозь тяжелые ветви над головой, только увеличивали темные тени в густой листве.

– Все, что я могу сказать – это скатертью дорога.

Я подняла клетку Стефана и поставила ее обратно в экипаж. Затем подняла резной сундук из акации. Бабушка смотрела на меня так, словно хотела дать мне подзатыльник. К счастью, охранник и кучер были из числа наших самых доверенных людей и поэтому знали о моей проблеме. Наши горничные тоже. Их не пугал вид этих отметин.

– Сабина, – сердито начала бабушка. – О чем, ради всего святого, ты думала?

– Я спасла наши жизни. – Я стерла грязь с сундучка.

– Ты только что подвергла свою жизнь опасности.

– Не надо так драматизировать.

– Я не из тех, кто драматизирует.

Я улыбнулась:

– А я была хороша, вы не находите? У меня есть актерский талант. Возможно, мне стоит подумать о том, чтобы присоединиться к бродячей труппе актеров.

– Это не смешно, Сабина. – Губы бабушки сложились в сотню глубоких линий. – А что, если они расскажут другим о том, что видели?

Я продолжала тереть шкатулку, осторожно вычищая грязь из резных углублений:

– Это бандиты. Если они признаются, что видели меня, то обвинят себя в своих преступлениях.

Бабушка осторожно прошла по грязи и остановилась передо мной. С минуту она молчала. Затем протянула мне перчатку, которую я сбросила, теперь уже грязную. Гнев исчез с ее лица и сменился глубокой, бесконечной печалью, печалью, от которой всегда болело мое сердце.

Я была недостаточно хороша для своих родителей. Мой недостаток всегда разочаровывал их. И я знала, что бабушка тоже разочарована. Я ждала, что она продолжит свои упреки, понимая, что заслужила каждое слово. Не было ничего смешного в том, чтобы прослыть ведьмой. Меня могут затравить. Меня могут публично унизить. Или даже еще хуже. До сих пор только несколько доверенных слуг, вроде тех, что сопровождали нас, знали о моих пятнах. Именно поэтому бабушка и хотела сохранить это в тайне. По понятным причинам, я тоже хотела этого. Но я не смогла стоять в стороне и смотреть, как этот бандит убивает дорогую для меня маленькую птичку.

– Обещай мне одну вещь, – тихо сказала бабушка.

– Что угодно.

– Когда мы прибудем в Мейдстоун, дай мне слово, что ты не будешь снимать перчатки. Ни при каких обстоятельствах.

– Конечно, миледи. Вы же знаете, что я ненавижу их снимать. Я никогда их не сниму, разве что при самых тяжелых обстоятельствах.

– Ни при каких обстоятельствах, – настаивала бабушка.

Я колебалась.

– Обещай мне, Сабина.

Зачем мне снимать перчатки перед Виндзорами? Это был простой и короткий визит. Я буду смотреть и покупать произведения искусства. Это все. Но если бабушка почувствует себя лучше, заручившись моим словом, тогда я его дам:

– Очень хорошо. Я обещаю.

Глава 3

– Прошу прощения, сэр Беннет. – Наклонившись, прошептал мне на ухо лысеющий слуга с потным лицом, прерывая мой разговор с одним из местных торговцев мясом.

Я сидел в передней части большого зала в почетном кресле Олдрика. По обеим сторонам длинной комнаты стояли столы. На стенах висели хоругви, яркие цвета которых контрастировали с серым камнем. Послеполуденное солнце лилось сквозь высокие, узкие, арочные окна и освещало людей, собравшихся кучками в ожидании разговора со мной. Запах жареного гуся вместе со сладким запахом тушеных яблок и меда просочился в Большой зал, заставляя мой желудок урчать. Писец стоял рядом, делая записи и призывая людей к порядку.

Я открывал двери замка, чтобы выслушивать дела и вершить правосудие почти каждый день. Хотя это было утомительно, а иногда даже казалось бессмысленно, но очевидно, что люди в Хэмптоне нуждались в руководстве. Они слишком долго обходились без него.

Я начал с самого важного: с просроченных налогов и арендной платы. Однако вскоре понял, что в нашей ситуации – это бесполезно. Просто невозможно было собрать деньги с людей, у которых почти ничего нет. Их оживленная болтовня, вперемежку с блеянием козы и кудахтаньем кур, говорили, что крестьяне стремятся угодить мне и отдавали то немногое, что у них есть, даже если это означало, что им придется расстаться с оставшимся у них скотом. Но как я мог требовать от них платы, когда на себе прочувствовал их положение? Беспомощный и без гроша в кармане. И через какое-то время я обнаружил, что улаживаю споры, выношу приговоры за преступления и пытаюсь навести порядок на землях моего брата.

– У вас гости, – прошептал слуга. – И ее светлость просит вашего присутствия, чтобы встретить их.

– Спасибо, – ответил я, напряженно выдохнув. – Можете передать леди Виндзор, что я приду, как

⇐ Предыдущая 12

Оглавление