Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Станислав Гроф 19 страница



Индивиды, заново пережившие свое рождение в психоделических сеансах или в безмедикаментозной эмпирической работе неоднократно сообщали, что обнаруживают глубокую связь обстоятельств и паттернов рождения с общим качеством всей их жизни. Это выглядит так, будто опыт рождения определяет фундаментальные отношения к существованию, мировоззрение, расположенность к другим людям, соотношение оптимизма и пессимизма, всю стратегию жизни, даже такие специфические черты, как доверие к себе и способность справляться с проблемами и проектами.

С точки зрения медицинской модели и расхожего здравого смысла, роды представляют собой акт, по существу своему пассивный со стороны ребенка; вся работа совершается матерью, сокращениями ее матки, в то время как ребенок перемещается как неодушевленный объект. Главенствующее медицинское убеждение состоит в том, что ребенок ничего не осознает и не испытывает боли. Нейрофизиологи отрицают возможность вспомнить рождение, поскольку кора головного мозга у новорожденного еще не развита и нейроны не имеют миелиновой оболочки. В свете клинических свидетельств современных исследований сознания эта точка зрения предстает результатом психологического вытеснения и предвзятого мышления, так что не нужно считать ее научным фактом. Даже на поверхностном уровне этот подход значительно расходится с экспериментами и наблюдениями, демонстрирующими удивительную чувствительность плода в течение пренатального периода, и другими исследованиями, предполагающими наличие примитивных форм памяти даже у одноклеточных организмов.

В любом случае, повторное проживание рождения в эмпирической клинической работе ясно показывает, что этот процесс воспринимается и интерпретируется как суровое испытание, требующее предельно активной борьбы и усилий, как истинно героическое деяние. Например, сам момент рождения при нормальных условиях переживается как личный триумф. Это можно иллюстрировать его характерной ассоциацией с картинами победы в революциях, войнах или с убийством диких и опасных животных. Нередко в контексте памяти рождения человек переживает в сжатой форме все свои жизненные успехи. Опыт рождения, следовательно, функ­ционирует психологически как прототип всех будущих ситуаций, представляющих серьезный вызов для индивида.

Если ситуация рождения прошла без эксцессов и истощения, а постнатальный уход был правильным и чутким, человек остается с <почти клеточным> ощущением веры в себя в борьбе с препятствиями и в их преодолении. Те же, кто рождался в условиях тяжелой общей анестезии, нередко связывают с этим свои нынешние трудности в завершении каких-либо проектов. Они отмечают, что способны мобилизовать достаточно энергии и полны энтузиазма на ранних стадиях любого большого начинания, но потом теряют сосредоточенность и чувствуют, как энергия рассеивается и исчезает. В результате им никогда не доводится испытать полную завершенность своего проекта и следующее за этим удовлетворение. Мануальное вмешательство или применение щипцов для ускорения родов приводит к образованию в чем-то схожего паттерна. Обладатели такого опыта способны работать с адекватной энергией и энтузиазмом на начальных стадиях проекта, но теряют веру в себя перед самым его завершением и вынуждены опираться на внешнюю помощь для <последнего рывка>. Те, чье рождение было стимулировано, сообщают, что им не нравится, когда их подталкивают к завершению, пока они еще не чувствуют свою готовность, или же они могут ощущать, что их толкают на что-то нежелательное, даже если объективно это не так.

С точки зрения представленной модели, величайшую теоретическую и практическую важность имеет, конечно, изучение опыта индивидов, рожденных с помощью кесарева сечения. Следует отличать избираемое (неродовое) кесарево сечение от неотложного. Первое планируется заранее по разным причинам (слишком узкий таз, слишком большой плод, матка повреждена предыдущим кеса­ревым сечением) или же веяние моды может побудить мать избрать кесарево сечение по косметическим соображениям. Ребенок, рожденный этим способом, полностью минует ситуацию, характерную для БПМ-II и БПМ-III. Ему придется все же столкнуться с кризисом отделения от матери и перерезания пуповины, веро­ятно, с действием анестезии. Неотложное кесарево сечение обычно делают после многих часов травматических родов, когда становится очевидным, что их продолжение будет опасным для матери и ребенка. В этом случае общая травма, как правило, гораздо серьезнее той, которая сопутствует нормальный родам. Поскольку я работал с немногими клиентами, рожденными избираемым кесаревым сечением, у меня сложилось о нем только первое клиническое впечатление, требующее дальнейшего подтверждения. Если у этих людей не происходит негативного программирования обстоятельствами жизни, они вполне открыты духовному измерению опыта и имеют легкий эмпирический доступ к трансперсональной области. Они естественно принимают многие явления, представляющие для обычного человека серьезные концептуальные затруднения,-возможность экстрасенсорного восприятия, перевоплощение или мир архетипов. В психоделических сеансах они способны коротким путем достигать трансперсонального уровня, причем характерно, что им не нужна встреча с элементами БПМ-II и БПМ-III. Вместо этого, их эмпирическое воспоминание биологического рождения включает переживания, характерные для кесарева сечения, а именно хирургический разрез, мануальное извлечение из утробы, появление на свет через кровавое отверстие и действие анестезии. Достигнув эмпирически уровня рождения, те, кто был рожден избираемым кесаревым сечением, сообщают о чувстве фундаментальной неправильности, как будто они сравнивают способ, каким пришли в этот мир с какой-то филогенетической или архетипической матрицей, показывающей, каким должен быть процесс рождения. Удивительно, что им явно не хватает переживания нормального рождения - содержащегося в нем вызова и стимула, столкновения с препятствиями, триумфального выхода из сжимающего пространства. Они иногда просят ассистентов воспроизвести сдавливающую ситуацию рождения, чтобы иметь возможность бороться за свое освобождение. По-видимому из-за ускоренного разрешения они не готовы к будущим превратностям жизни, лишены выносливости в борьбе и даже способности понимать жизнь как последовательность проектов.

Кроме того, прохождение через сжатия родового канала задает, судя по всему, основу чувствованию всевозможных границ. У рожденных избираемым кесаревым сечением может отсутствовать ощущение их места в мире, они могут не представлять, чего следует реально ожидать от окружающих. Похоже, будто они думают, что весь остальной мир должен быть питающей утробой, которая обеспечивает безусловно все, в чем они нуждаются. Им свойственно брать, и если они добиваются того. чего хотят, то требуют большего. А так как мир существенно отличается от утробы, рано или поздно он им отказывает, и уязвленный индивид ускользает в психологическую изоляцию. Жизненный стиль рожденных кесаревым сечением может в крайних случаях стать чередой беспорядочных чрезмерных требований и обиженных уходов7.

Важно понять, насколько велика разница между нормальным рождением и кесаревым. В ходе нормального рождения внутриматочные условия ухудшаются и становятся невыносимыми, так что момент рождения переживается как освобождение, как фундаментальное улучшение по отношению к прежнему. При избираемом кесаревом сечении ребенок перемещается от симбиотических вза­имоотношений в утробе прямо во внешний мир, где должен столкнуться с отделенностью, голодом, холодом, необходимостью дышать и другими трудностями. Ситуация явно худшая, чем предшествовавшее внутриутробное состояние, хотя на стадии поздней беременности матка не удовлетворяет нужд ребенка в той же степени, как на ранних стадиях эмбрионального развития.

В том случае, когда после рождения младенец встречает любящее и чуткое отношение, многое в травматическом воздействии этой угрожающей жизни ситуации будет компенсировано или уравновешено. Это особенно верно, если беременность протекала удовлетворительно, и у новорожденного хорошие психологические данные. Такой ребенок провел девять месяцев в хорошей матке и потом был катапультирован в процесс рождения. По моему убеждению. событие рождения так или иначе будет травматическим, даже если роды продолжаются недолго, а рожает психологически устойчивая, любящая и хорошо подготовленная мать. Все равно, сразу после рождения ребенка хорошо бы снова положить на живот или на грудь матери для восстановления симбиотических взаимоотношений. Комфортное воздействие физического контакта уже доказано экспериментально, и хорошо известно, что звук сердечных сокращений является для новорожденного существенной подпиткой.

Симбиотическая ситуация хорошей груди очень близка к тому, что

переживается в хорошей утробе. В этих обстоятельствах может произойти

психофизиологическая сцепка, которая, согласно некоторым недавним работам

(Klaus, 1976; Quinn, 1982), оказывает решающее влияние на все дальнейшие

взаимоотношения между матерью и ребенком. Если ребенка затем поместить в слегка подогретую воду, воспроизводящую внутриматочные условия (как это делается в методе Лебойера), - это еще одно мощное успокаивающее и излечивающее средство8. Как будто ребенку говорят на языке, доступном его пониманию: <Ничего ужасного и непоправимого не произошло; некоторое время было трудно, но теперь, в общем и целом, ты там же, где был раньше. Такова жизнь: она может быть грубой, но если проявить настойчивость, она снова станет хорошей>. Этот подход, надо думать, почти на клеточном уровне производит впечатывание общего оптимизма и реализма по отношению к жизни, здорового доверия к себе и способности встретить будущий вызов. На всю дальнейшую жизнь человеку дается позитивный ответ на вопрос, который у Эйнштейна считался ключевой проблемой существования: <Дружественна ли ко мне Все­ленная?>

И наоборот, если ребенок сразу после рождения встречает нынешнее <отличное медицинское обслуживание>, психологическая ситуация будет совсем иной. Пуповина обычно перерезается сразу же, респираторные пути прочищаются, ребенка еще и шлепнут по ягодицам для стимуляции дыхания. Затем капля нитрата серебра вводится ему в глаза, чтобы предотвратить возможное заражение гонореей от матери, и его спешно моют и осматривают. Это почти все, что он получает от людей, чтобы справиться с самой серьезной травмой в человеческой жизни - с которой сравнимы по глубине только смертельно опасные ситуации и, в конечном счете, биологическая смерть. После того, как ребенка покажут матери, его за­бирают в детскую, чтобы носить к ней потом по спланированному акушерами научно обоснованному расписанию. Обслуживаемый таким образом ребенок остается с глубоко укорененным убеждением, что внутриматочный рай потерян навсегда, что ничего хорошего уже никогда не будет. Ощущение психологического поражения и отсутствие уверенности при встрече с трудностями запечатлены в самой сердцевине его существа.

Трудно поверить, что наука, известная своими дотошными исследованиями всех возможных вариантов, сумела развить такой односторонний и искаженный подход к фундаментальному событию человеческой жизни. Однако эта ситуация не единственная - такие же условия созданы для умирания: механическая забота о продлении жизни способна на все, кроме того чтобы заменить собой человеческие измерения переживания смерти. Интеллектуальные знания и подготовка любой глубины и любого охвата не дадут зашиты от эмоциональной предубежденности, а в отношении к таким потрясающим событиям, как рождение и смерть, эта предубежденность является наивысшей. По этой самой причине, во всем, что касается рождения и смерти, научные мнения и теории часто становятся не отражением объективных фактов, а изощренной рационализацией иррациональных эмоций и отношений.

Как радикальный, так и мягкий аспекты ситуации рождения представляют мощные эмоциональные стимулы, особенно для тех, кто не сталкивался с этими переживаниями по ходу работы с глубинным опытом. Повторное переживание рождения в групповой ситуации станет ошеломляющим эмоциональным событием, способным вызвать глубокий психологический процесс даже у ассистентов и наблюдателей. Кстати, многое в отстраненном и слишком технологическом подходе современной медицины к рождению происходит не столько из-за недостатка времени и денег, сколько из-за жесткости в профессиональной подготовке, обучающей отстранению и защите от якобы излишней эмоциональности.

Следовательно, патогенные последствия рождения определяются не только объемом и характером родовой травмы, но и тем уходом, который получает ребенок сразу после рождения. И это еще не все: эмоционально важные события последующей жизни (как поддерживающие, так и травматические) также влияют на то, в какой мере динамика перинатальных матриц перейдет в проявленную психопатологию. В этом смысле психоаналитическая доктрина о значимости детских травм остается в силе и в новой модели, несмотря на наше выделение родовой травмы и трансперсональных областей. Однако специфические биографические события, описанные Фрейдом и его последователями, видятся уже не как первопричина эмоциональных нарушений, а как условия для проявления более глубоких уровней бессознательного.

Новое концептуальное обрамление предполагает, что хороший материнский уход, удовлетворенность, безопасность и общее преобладание позитивных переживаний в детстве могут создать динамическую буферную зону, предохраняющую индивида от прямого возмущающего воздействия перинатальных эмоций, ощущений и энергии. И наоборот, продолжение травматизации в детстве не только не даст этого защищающего экрана, но еще и добавит материала к негативным эмоциям и ощущениям, накопленным на пери­натальном уровне. Из-за дефектов в защитной системе, перина-тальные элементы могут впоследствии прорваться в сознание в виде психопатологических симптомов и синдромов. Содержательная специфика травматических переживаний детства и их распре-деленность во времени будут в этом случае усиливать некоторые аспекты опыта рождения или перинатальной динамики, определяя тем самым конечную форму симптоматики, которая проявится в жизни индивида.

Так, травматические ситуации, в которых человек играл роль беспомощной жертвы, избирательно усиливают динамическую релевантность БПМ-II. Речь идет о широком круге эмпирики - от мучительных и угрожающих событий в жизни беспомощного младенца до таких взрослых ситуаций, как несчастье побывать засыпанным под руинами во время бомбардировки, почти задохнуться под лавиной или подвергнуться тюремному заключению и пыткам со стороны нацистов или коммунистов. В более легких случаях вторая перинатальная матрица может день за днем подпитываться психологической обстановкой в семье, когда ребенка делают жертвой нападок и не оставляют ему никакого выхода

Подобно этому, ситуации, включающие насилие, но позволяющие некоторую

степень активного сопротивления со стороны субъекта, будут усиливать БПМ-III. Изнасилование будет избирательно усиливать сексуальный аспект третьей перинатальной матрицы, поскольку его жертва испытывает комбинацию страха, агрессии. борьбы и сексуальности. Детские переживания, в которых ребенок столкнулся с фекалиями или какими-то другими биологическими отходами в болезненной, наказующей манере, будут избирательно выделять скатологическую сторону БПМ-III. Есть еще много подобных примеров, но и этих уже достаточно, чтобы выразить общие принципы задействованных механизмов.

Установив соотношение между перинатальными матрицами, родовой травмой и психопатологией, я попробую теперь применить концепцию динамического взаимодействия между перинатальными матрицами и СКО к самым важным категориям эмоциональных нарушений и их специфическим формам.

Эмоциональные, психосоматические и межличностные проблемы часто имеют многоуровневую динамическую структуру, включающую не только био­графический и перинатальный элементы, но и корни из трансперсо

Здесь в книге отсутствуют 8 страниц. Прим. оцифровщика

ответ на два вопроса. Во-первых, почему конкретный индивид хочет совершить самоубийство, действие, которое нарушает непреложный во всем другом диктат инстинкта самосохранения. И, во-вторых, не менее загадочный вопрос об особенностях выбора средств самоубийства. По-видимому, должна существовать тесная связь между состоянием ума депрессивной личности и типом самоубийства, которое он обдумывает или пытается совершить. Побуждение состоит, следовательно, не просто в том, чтобы прервать свою жизнь, но сделать это особым образом. Кажется естественным, что тот, кто принимает смертельную дозу транквилизаторов или барбитуратов, не стал бы прыгать с обрыва или под поезд. Однако избирательность в средствах работает и в другую сторону: личность, выбравшая кровавое самоубийство, не станет использовать фармакологические препараты, даже если они легко доступны10.

Данные психоделических исследований и других форм работы с глубинными переживаниями проливают новый свет на фундаментальные мотивы суицида и проясняют интригующий вопрос о выборе способа самоубийства. Суицидальные идеи и стремления можно наблюдать на всех стадиях ЛСД-терапии, но особенно часто они возникают, когда испытатель встречается с бессознательным материалом, относящимся к негативным перинатальным матрицам Наблюдения в ходе психоделических сеансов показывают, что тенденции к самоубийству распадаются на две отдельные категории. весьма специфично относящиеся к перинатальному процессу. Если мы согласимся с тем, что подавленная депрессия есть проявление БПМ-II, а возбужденная депрессия вытекает из БПМ-III, тогда различные формы суицидальных фантазий, стремлении и действии могут быть поняты как бессознательно мотивированные попытки избежать этих невыносимых психологических состояний. Для этого используется один из двух путей, в зависимости от индивидуальной биологической истории.

Самоубийство первого типа, или ненасильственное самоубийство, основано на бессознательной памяти о том, что безвыходной ситуации БПМ-II предшествовало внутриматочное существование. Индивид, пытающийся избежать элементов второй перинатальной матрицы, выбирает самый легкий в этом состоянии путь возврата в исходное нераздельное единство пренатальных условий (первой перинатальной матрицы). Поскольку уровень бессознательного, на котором принимается это решение, обычно эмпирически недоступен, человека влекут те ситуации и средства в повседневной жизни, которые, как ему кажется, включают похожие элементы. Главное подразумеваемое тут намерение - снизить интенсивность болезненных стимулов и в конце концов избавиться от них совсем. А конечная цель-забыть о болезненном осознавании отдельности и индивидуальности и достичь недифференцированного состояния <океанического сознания>, которое характерно для эмбрионального существования. Мягкие формы суицидальных идей этого типа проявляются в желании не существовать, погрузиться в глубокий сон, забыть обо всем и никогда не просыпаться. Действительные планы и попытки самоубийства включают применение больших доз снотворного или транквилизаторов, вдыхание углекислого газа, утопление, вскрытие вен в теплой воде и замерзание в снегу11

Самоубийство второго типа, или насильственное самоубийство, бессознательно следует паттерну, пережитому когда-то при биологическом рождении. Он тесно связан с возбужденной формой депрессии и относится таким образом к БПМ-III. Для человека под влиянием третьей матрицы возврат в океаническое состояние утробы невозможен, поскольку путь туда лежит через адскую безвыходную ситуацию БПМ-II, которая психологически хуже, чем БПМ-III. Но кое-что в качестве процедуры психологического избавления доступно - это память о том, что некогда подобное состояние окончилось взрывом облегчения и освобождением в момент биологического рождения. Как и в ненасильственном самоубийстве, индивиды не имеют эмпирического доступа к перинатальному уровню, они далеки от интуиции того, что психологическим решением было бы повторное проживание рождения, внутреннее завершение процесса смерти-возрождения и соединение в переживании с постнатальной ситуацией. Вместо этого они экстериоризируют процесс и стремятся воспроизвести во внешнем мире ситуацию, которая включала бы те же элементы и имела бы такие же эмпирические свойства.

Основным стремлением здесь будет интенсификация напряжения и страдания, доведение их до кульминационной точки и затем освобождение в контексте взрывного разряжения разрушительных импульсов и в окружении различного рода биологических отходов. Это относится в равной степени и к биологическому рождению и к насильственному самоубийству; и то, и другое включает резкое прекращение чрезмерного эмоционального и телесного напряжения, мгновенный разряд мощнейших энергий, серьезное повреждение тканей и присутствие органических веществ - крови, фекалий и внутренностей. В сопоставлении фотографий биологического рождения и тех, что запечатлели жертв насильственного самоубийства, ясно видны глубокие формальные параллели этих двух ситуаций. О сходстве между ними неоднократно сообщали люди, проходившие психоделическую терапию и пережившие отождествление с самоубийцами (опыт такого рода часто встречается в перинатальных сеансах). Среди суицидальных фантазий и действий этой категории следует отметить смерть под колесами поезда, в турбине гидроэлектрических агрегатов или в суицидальных дорожных происшествиях; перерезание горла, выстрел в голову, закалывание себя ножом; прыжок из окна, с башни или обрыва; некоторые экзотические формы самоубийства (харакири, камикадзе и амок). Самоубийство через повешение по-видимому относится к ранней фазе БПМ-III, харак­теризующейся чувствами зажима, удушья и сильного сексуального возбуждения. Работа с ЛСД тоже принесла удивительные прозрения в проблему выбора конкретного типа и специфической формы самоубийства, что плохо понималось в прошлом. Ненасильственный суицид отражает общую тенденцию снизить интенсивность болезненных эмоциональных и физических раздражителей. Специфический выбор средств определяется, судя по всему, неглубокими биографическими элементами. Насильственное же самоубийство имеет механизм совершенно другого рода. Я уже неоднократно отмечал, что индивиды, замышляющие какую-то определенную форму самоубийства, уже знакомы с телесными ощущения и эмоциями, которые будут вызваны ее конкретным воплощением.

Те, кого привлекают поезда и гидроэлектрические турбины, уже страдают от сильного чувства разорванности на части и раздавленности - нетрудно проследить эти ощущения назад, до перинатальных переживаний. Те, кто имеет тенденцию резать или колоть себя, жалуются на невыносимую боль в тех частях тела, которые они намерены повредить. Сходным образом, тенденции к повешению основаны на сильных и глубоких ощущениях зажатости и невоз­можности дышать. И снова боль и удушье легко узнаются как элементы третьей перинатальной матрицы. Таким образом, в специфическом выборе средства насильственного самоубийства проглядывает особый пример фундаментальной непереносимости когнитивно-эмоционального диссонанса; этот важный механизм, лежащий в основе многих психопатологических явлений, обсуждается далее. Когда индивид переполнен иррациональными эмоциями и непостижимыми телесными ощущениями огромной силы, тогда даже действия, грозящие тяжелым самоувечьем или саморазрушением, кажутся приемлемым путем к соответствию внутреннего опыта с внешней реальностью.

Но есть и важные исключения из этого общего правила. Механизм насильственного самоубийства требует относительно ясной памяти о внезапном переходе от борьбы в родовом канале во внешний мир и о взрывном освобождении. Если этот переход смазан тяжелой анестезией, индивид будет на почти клеточном уровне запрограммирован искать выход из тяжелых стрессов в наркотическом состоянии. В этих обстоятельствах состояние, характерное для БПМ-III, может привести к ненасильственному суициду. Физиологический опыт рождения без анестезии (или с минимальной анестезией) подготавливает индивида к будущим серьезным превратностям и создает глубокую веру в свою способность справиться с ними. А при патологических обстоятельствах рождение без серьезной фармакологии способно заложить паттерн для насильственного суицида. Тяжелая анестезия может в свою очередь запрограммировать индивида на поиски облегчения тяжелых стрессов в наркотических состояниях и наркотической смерти. При изучении индивидуальных случаев суицида детальную проверку процесса рождения следует дополнить биографическим анализом, так как постнатальные события могут значительно переиначить и по-своему окрасить паттерн самоубийства.

Когда пациенты с тягой к самоубийству проходят психоделическую терапию и завершают процесс смерти-возрождения, суицид видится им ретроспективно как трагическая ошибка, основанная на недостаточном самопонимании. Человек, которому неизвестно о возможности освобождения от непереносимого эмоционального и телесного напряжения в символической смерти и возрождении, в восстановлении связи с пренатальным существованием без мук и телесных повреждений, будет побуждаться катастрофическими размерами своей агонии к воспроизведению в материальном мире какой-то необратимой ситуации, содержащей те же элементы. Поскольку переживания первой и четвертой перинатальных матриц не только представляют симбиотические биологические состояния, но и несут в себе духовные измерения, суицидальные тенденции обоих типов предстают, в свете приведенных выше наблюдений, искаженным и неосознанным стремлением к трансценденции.

Лучшим лекарством от саморазрушительных тенденций и тяги к самоубийству будет поэтому переживание смерти-возрождения Эго и космического единства. В этом процессе не только поглощаются разрушительные энергии и импульсы, в ходе его индивид связываете я с трансперсональным контекстом, в котором самоубийство уже не кажется верным решением. Понимание бессмысленности самоубийства связано с интуитивным постижением того, что преображения сознания и циклы смерти-возрождения продолжатся после биологической смерти, или же, более конкретно, с осознанием невозможности избежать собственных кармических паттернов.

В общем согласии с психоаналитической теорией, алкоголизм и наркомания представляются тесно связанными с депрессией и суицидом. Фундаментальной характеристикой алкоголиков и наркоманов, глубочайшим мотивом к принятию токсических препаратов является, по всей видимости, всепоглощающая жажда пережить снова блаженное недифференцированное единство. Чувства такого рода связаны с периодами безмятежной внутриутробной жизни и хорошего ухода в младенчестве; выше уже отмечалось, что этим состояниям свойственны божественные измерения. Алкоголики и наркоманы испытывают предостаточно эмоциональных мук, вытекающих из СКО и, в конечном счете, из негативных пе­ринатальных матриц; речь идет о депрессии, общей напряженности, тревоге, вине, низкой самооценке и т.д. Чрезмерная привязанность к алкоголю или к наркотикам является по-видимому смягченным аналогом суицидальных тенденций.

Алкоголизм и наркомания часто описывались как растянутая во времени, медленная форма самоубийства.

Для этих групп характерен тот же психологический механизм, что и при ненасильственном суициде; он отражает бессознательную потребность отменить сам процесс рождения и вернуться в утробу. Алкоголь и наркотики будут подавлять различные болезненные эмоции и ощущения, приводить индивида в состояние диффузного сознания и безразличия к настоящим и будущим пробле­мам. Склонные к алкоголю и наркотикам пациенты, испытавшие на психоделических сеансах состояние космического единства, сообщают об интуитивных прозрениях, весьма похожих на интуицию пациентов с тягой к самоубийству. Они осознают, что стремились к трансценденции, а не к наркотической интоксикации; эта подмена основана на некотором поверхностном сходстве в действии алкоголя и наркотиков и переживании космического единства.

Однако от сходства еще далеко до тождественности, и существуют некоторые фундаментальные различия между трансцендентными состояниями и интоксикацией. В то время как алкоголь и наркотики притупляют ощущения, путают сознание, мешают умственной деятельности и вызывают эмоциональную анестезию, для трансцендентных состояний характерны мощное усиление сенсорного восприятия, безмятежность, ясность мышления, обилие .философских и духовных прозрений и необычайное богатство эмоций.

Таким образом, вместо состояния космического сознания во всей полноте и со всеми сущностными характеристиками наркотики создают его жалкую карикатуру. Тем не менее, для страдающих людей, отчаянно ищущих помощи и неспособных к проницательному различению, подобного сходства оказывается достаточно, и они соблазняются к систематическому злоупотреблению этими средствами. Повторное введние вызывает физиологическое привыкание и разрушает употребляющего их физически, физиологически и социально.

Как уже отмечалось в связи с суицидом, должен существовать другой механизм, лежащий в основе алкоголизма и наркомании, который отражал бы не естественную динамику процесса рождения, а искусственное вмешательство.

Последний рисунок в серии показывает разрешение проблематики, отраженной в предыдущих рисунках; само разрешение произошло, когда пациентка вступила в эмпирический контакт с моментом биологического рождения. Образ <Очищенного Христа> восстает над царством <непри­стойной биологии> (желудок, кишки, мочевой пузырь и человеческие зародыши) и отделяется от него. Руки пациентки простерты в направлении <Черного Солнца>, которое символизирует Божес­твенную Внутри-себя-сущую реальность вне форм, превосходящую даже Христа.

Есть пациенты с явными признаками психологического влияния БПМ-III, все же тяготеющие к алкоголю и наркотикам. Как правило, можно обнаружить, что во время их рождения матери находились под тяжелой общей анестезией. И в результате они вспоминают рождение не как взрывное освобождение, а как медленное пробуждение от наркотической интоксикации. Вследствие этого возникает тенденция убегать от мучительной схватки БПМ-III и сильных стрессов вообще в вызванную химически анестезию - следуя шаблону, который показали им акушеры.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.