Яблони на Луне. Глава Пятая

Яблони на Луне

Глава Пятая

О ты, утверждающий, что любишь и сна лишен

И муки любви узнал и думы тяжелые!

Ты просишь, обманутый, сближенья у месяца;

Добьется ли кто-нибудь желанного с месяцем?

Тебе я ответ даю о том, чего ищешь ты.

Будь скромен! Опасности ты этим подверг себя.

А если вернешься ты ко прежним речам твоим,

Придет от меня к тебе мученье великое.

Тысяча и одна ночь. Ночь сто тридцать третья.

В общественных местах вокруг меня образовывается вакуум. Со мной не здороваются, прижимаются локти, чтобы ненароком не коснуться меня, стихают разговоры. Японцы очень любят чувство локтя, они привыкли жить в тесном контакте с окружающими. Но при моем появлении это сплоченное море расступается, как расступается косяк рыб при появлении акулы. Или разлагающегося отвратительного куска тухлятины, один вид которой отравляет воздух. Да, это и есть я, Ватая Оясэ.

Я провожу вне теплицы минимально необходимое время и сразу возвращаюсь обратно, к сенсею, математике и материалам. Меня завораживает простая и понятная красота механизмов теплиц, мне нравятся почти человеческие свойства разных материалов, я жалею металл, который плавится от невыносимого жара, меня забавляет игра света в нелинейных кристаллах, удивляет строгое постоянство аморфного стекла. Скачок в изучении наук, который я совершил за четыре года работы с сэнсэем, на Земле занял бы минимум лет десять.

К сожалению, человек состоит не только из интеллекта. К восемнадцати годам моя нервная система достигла предела, еще чуть-чуть и я бы на радость большинства окружающих или сошел с ума или покончил с собой. Но меня спасли слухи.

Это вообще, конечно, очень глупо. Слухи обычно пустая трата времени, чаще всего они только вред приносят. Но меня слухи спасли. И сообщил эти слухи не кто иной, как мой самый главный враг – Номада. Однажды во время обеда он подсел за мой столик вместе со своими дружками, нарочито не замечая меня. Они гипертрофированно нахваливали чужестранцев.

- Эй, Кэйро, слышал, в секторе русских совершен прорыв? Теперь мы все будем строить купола гораздо быстрее. Они, дурачки такие, поделились новой технологией быстрой сварки в вакууме со всеми бесплатно. Если бы я изобрел эту технологию, я потребовал бы себе лучшее из лучшего: еду, девочек, свой отдельный купол.

- Эй, а разве один из изобретателей не девчонка?

- Да ты послушай, я еще не все сказал. Они хоть и гаджины проклятые, а ровесники нашего Оясэ, сопляки совсем. Их двое – девчонка и парень. Девчонка, говорят, очень красивая и сильная как черт.

- Жаль. Я бы ей показал силу настоящего самурая, - все гадко засмеялись.

- Девчонка-то как раз и изобрела сварку. Они с тем парнем теперь мотаются по всем секторам, везде свою технологию показывают и купола новые варят.

- Тот гаджин, наверное, ее парень.

- А, я не знаю, но вроде бы нет. Если так, я вот прямо буду ждать, когда они приедут японские купола варить. Ух, поймал бы я ее в уголке… Эх, вот бы Оясе был не таким бесполезным бездельником… Он хотя бы мог пользу принести, проклятый гаджин!

- Ага, он сварку изобретет, а ты, Номада, ему сапоги станешь чистить. Так-то он тихоня, конечно, но в нем вряд есть благородство истинного самурая. Помыкал бы нами, как захочется.

- С чего бы это? – набычился Номада.

- Так ведь гаджин. Откуда у него понятие о совести и тем более чести?

- И то правда. Может, и неплохо, что он бесполезный трутень. Если бы чего изобрел, я бы ему показал. Надо будет сказать, чтобы не изобретал почем зря.

- Номада, пойдем девчонок задирать, надоело в столовке сидеть.

- Я и сам уже хотел сказать, что идти пора. Вот и пойдем.

Вдоволь поиздевавшись надо мной, они всей толпой удалились. А я затрепетал. Ветер вокруг нас всегда был творением размеренным и искусственным, но в тот момент на меня налетел сильный порыв, как бывает перед дождем. И работа вентиляторов воздушной системы тут ни при чем. Я слушал оскорбления, а во мне зажегся огонек надежды. Девушка сильная и красивая. Очень было похоже на Таню. А вдруг это и правда она? А парень? Неужто Эрик? Я не смел верить своей надежде. Как можно быстрее и незаметнее я доел ужин, поставил поднос на место и вернулся в теплицу. Сэнсэй был занят, но бурный поток моего волнения снес плотину вежливости. Я вошел в кабинет сэнсэя и, не дожидаясь пока он обратит на меня внимание, огорошил его:

- Сэнсэй, а правда в секторе русских совершен прорыв в вакуумной сварке?

Тот, конечно, очень удивился, ведь ни разу за все эти годы я не нарушил японских правил приличия. А тут такое! Оторвал человека намного старше себя и более важного, чем мать и отец, от работы, не поздоровался, не подождал, пока сенсей сам заговорит со мной… Он понял, что дело действительно срочное, и не стал делать мне выговор. Сенсей ответил, но весь его вид говорил, что поведение неприемлемо, сейчас первый и последний раз, когда он позволяет мне такое.

- Ватая-кун, это правда. Двое довольно молодых русских создали технологию сварки металла в условиях вакуума. Теперь купола будут строиться гораздо быстрее.

Его темные глаза внимательно и требовательно смотрели на меня. Я уже жалел о проявленном нетерпении и ответил, всем видом показывая раскаяние и стыд за свое поведение.

- Прошу прощения, сэнсэй, что пришлось оторвать вас от работы. Я услышал кое-что в столовой. Мне кажется, я этих людей знаю. Судя по описанию, они очень похожи на русских, с которыми был знаком во Владивостоке.

- Это оттуда тебя эвакуировала русская ракета?

- Да, сэнсей. Но мы летели не вместе. Моих друзей отвезли на Луну раньше меня.

Я формулировал фразы, вкладывая как можно больше смысла. Сэнсей коротко кивнул, считав, возможно, даже больше, чем я намеревался сказать, и ответил.

- Я ничего не знаю о русских, которые совершили прорыв. У меня нет с ними связи, они не ученые. Но я понимаю суть открытия. Мы это можем обсудить на ближайшем занятии.

Я поклонился, поблагодарил и удалился. Извинений не требовалось, сэнсей понял мое волнение, но повторение было недопустимо. Отныне в моей жизни появилась цель: я должен встретиться с этими русскими. Пусть даже они не Таня с Эриком, мне хватит и отдаленного сходства.

Говорили, нам просто повезло. Где это видано, на второй же день экспериментов совершить открытие. Обвиняли и в подлоге, искали, у кого мы украли технологию. Мы с Таней прошли через несколько недель тотального недоверия и подозрительности. Ответ со сваркой лежал на поверхности. Помог и наш обширный опыт работы в почти полном вакууме. Почему не открыл кто-то другой и намного раньше? Потому что начальник опытной станции не доверял слишком молодым. Даже восемнадцатилетних вроде нас он звал «щеночками», а серьезные разговоры принимал только от взрослых старше тридцати. Его подвело собственное ограничение. Взрослые привыкли искать прорыв в иной области, вот и направили усилия на другие участки. От настоящего решения их отвлекла магия рассчитанных вероятностей и величины коэффициентов. А мы ничего этого не знали, нас направили на этот участок, вот мы и пошли. Опыт на куполах подсказал, как металл ведет себя в жестком ничего не прощающем вакууме поверхности Луны. Именно благодаря этому опыту я прижимал промежуточный плавящийся прут особенно плотно, а Таня дала мягкое напряжение на электроды. Температурный шок остывающего металла оказался достаточно низким, чтобы швы контактной сварки не потрескались, как во всех предыдущих исследованиях. Мы удивились, повертели образец в руках, попробовали еще несколько раз, во всех случаях получили удовлетворительный результат и, обрадованные, пошли в контору. Когда мы, довольные собой, принесли пока еще тяжеловесный, но крепко сваренный, и главное целый, образец, Михаил Вадимович только закатил глаза.

- Да вы меня достали уже, молодежь, с вашими причудами.

Мы ожидали какой угодно реакции, но только не такой.

- Если надо, у нас на стойке еще несколько таких же лежит – озадаченно сказал я.

- Мне чего только не приносили за время испытаний. Люди родную маму готовы продать ради славы. Вы думаете, я не могу отличить вакуумную сварку, от сделанной в кислородной среде? Да еще и кривую. Понаплавили целый прут и радуются. Вы здесь первый день работаете! Люди многие годы бьются, вы думаете, вы одни такие умные?

- Михаил Вадимович, мы не лжем. Мы правда сварили этот образец на поверхности Луны, на опытном участке. Да и как мы за два дня найдем место в общежитии, чтобы тайком туда бегать? – возразила Таня.

- А кто докажет, что вы сделали это сами, а не подобрали уже готовый кусок?

- А кто отправил нас на самый безлюдный и пустынный участок опытной секции? Отправьте в лабораторию, пусть прочность определят! – начала закипать она.

- Подожди, Татьяна, кипятиться. Михаил Вадимович, - вмешался я, - завтра сходите с нами на нашу стойку, посмотрите сами, как мы работу делаем.

- Делать мне больше нечего. Вон сколько всего контролировать надо. Другие люди, между прочим, работают, серьезными делами занимаются. А я с вашими шутками должен разбираться.

Начальник ворчал целый вечер, за завтраком его настроение не улучшилось, но он все-таки пошел с нами на поверхность Луны. Сначала у нас не заладилось: металл прута отказывался прилипать к поверхности балки, но потом Таня все же подобрала нужное напряжение. Это сейчас мы знаем, что на процесс влияет любое электромагнитное поле поблизости, даже выброс быстрого ветра с Солнца. На Луне нет атмосферы, частицы плазмы сбивают с толку электронные подсистемы металлических образцов. А тогда мы просто шли вслепую, подбирая напряжение на глаз. Михаил Вадимович скептически наблюдал за нашими усилиями, весь его вид выдавал неверие и раздражение.

- Вчера получалось! Подождите, пожалуйста, еще чуть-чуть, - молила взмокшая от напряжения Таня.

- Да все вы так говорите! «Вчера получалось», «сегодня Солнце зашло», «у меня просто руки трясутся». А повторить эксперимент еще никто не смог. Молодежь, ну как можно быть такими безалаберными! Только время мое тратите! Я пошел, меня ждут дела!

- Заполнение очень важных отчетов, - пробормотала про себя Таня и от гнева выкрутила ручку напряжения слишком сильно.

Как ни странно, это сработало: металл начал прилипать и потек так же, как это получалось вчера.

- Вот, вот, смотрите! – заорала Таня в спину уже уходящего начальника.

- Отстаньте от меня. Мало у меня забот, с вами еще возиться.

Меня взяла злость: неужели в его жизни все всегда получалось с первого раза?! Неужели у нас не могло быть права на ошибку или подбор? Я схватил сваренный образец за холодный край, место сварки светилось красным. Догнав начальника, я чуть не к самому шлему скафандра приложил прут:

- Да хоть посмотрите уже!!!

От гнева, что я так непочтительно с ним обращаюсь, Михаил Вадимович остановился и даже занес свой знаменитый палец, чтобы ткнуть им в меня, но тут его взгляд упал на красный шов в точке соединения.

- Дай сюда, - зло прошипел он.

Он схватил железку из моих рук. Наша работа оказалась настоящей, мы никого не обманывали. Михаил Вадимович вертел кусок железа в руках. Будь слиток золотой, начальник его и на зуб попробовал бы.

- А ну покажи, как вы это делаете! – властно потребовал он. – Своими глазами я так и не видел, что вы тут химичите.

Мы показали еще раз. Михаил Вадимович молча взял свежий образец и пошагал в сторону общежития.

- А нам что делать? – растерянно спросила Таня в удаляющуюся спину.

- Тренируйтесь.

И мы стали тренироваться, выясняя нюансы технологии. К вечеру солнечный ветер утих, и для сварки потребовалось более низкое напряжение. Правда, тогда мы еще не знали, что именно влияет на процесс и просто доложили пыхтящему от собственного неверия начальнику.

- Бардак развели! Что вы удумали, параметры менять! Сказала цифру, так и остановись на ней! – кричал Михаил Вадимович на Таню.

- Не могу! Параметры и правда за день поменялись! И я не знаю почему! А вдруг это важно?

- Вам только бы в историю пролезть!

И тут до меня дошло. Свое имя технологии даст тот, кто подберет нужные параметры, а начальник станции окажется ни при чем! А ведь это он распределяет работы, следит за оборудованием и достоверностью, он, в конце концов, берет на себя ответственность! Пилюлю срочно надо подсластить.

- Михаил Вадимович, я подумал, центром ведь вы руководите. Вы нас приняли, не выгнали, таких молодых и неопытных. Я уверен, имя технологии надо ваше дать, а не наше. Я что? Простой работяга, купола варил. А все это дело ваше.

- Я, например, вообще могу отказаться давать технологии свое имя. Оно у меня неблагозвучное, - добавила понявшая мою тактику Таня.

- А кто придумал-то? – спросил он, немного смягчившись.

Мы с Таней дружно показали пальцами друг на друга.

- Так кто? – раздражение его начало закипать заново.

- Таня напряжение подобрала.

- А Эрик понял, что прут надо прижимать очень плотно.

- Действительно, не разберешь. Ладно, это уж как-нибудь решим.

Испытания прутов в лаборатории заняли еще два дня. Образцы гнулись и ломались вместе с припоем, место сварки такое же прочное, как сами балки. Мы просто пытались соединить два куска металла, а получилось намного лучше, чем ожидали. Наверное, те же чувства испытывают родители, когда их дети приносят победы с конкурсов по каким-то кружкам, на которые дети записались сами.

Я слышала, слава людей портит. В нашем случае вся жизнь была испорчена нам. Технологии дали двойное имя. Михаил Вадимович оценил наше предложение отказаться, но обещание выполнил. Мою фамилию поставили вперед: посчитали, что напряжение подобрать оказалось важнее. Несколько недель, пока шла полная экспертиза метода и его патентование, мы с Эриком ходили по общежитию в атмосфере презрения и недоверия. Люди, потратившие годы на вакуумную сварку, свысока смотрели на молодых выскочек и были уверены, что обман вот-вот раскроется. Они были здесь ради славы, мы – ради куполов.

Эксперты подтвердили действенность методики, разработали требования к чистоте и шероховатости свариваемых поверхностей. Нас с Эриком отвезли к управляющей русским сектором, где она выразила особую благодарность. На меня женщина-президент произвела неоднозначное впечатление. Нам она искренне улыбалась, поздравляла, благодарила. Делилась планами по постройке новых куполов. Но в серых глазах читалась стальная воля, не хотела бы я оказаться ее врагом. Эрик, наоборот, в полном восторге говорил, что только такой человек и сможет вести миллионы и миллионы людей вперед под угрозой полного исчезновения человечества.

А после начались будни. Мы и раньше строили купола там, где скажут. Но работа не предполагала таких длительных и дальних переездов. Связали один купол – приступайте к следующему. Попался на пути стройки марсианский корабль – хорошо, нет – живите в только что связанном куполе. Теперь нам с Эриком пришлось мотаться по всей Луне и учить страждущих холодной сварке. И везде ни минуты покоя. Войдешь в душ – девчонки вокруг кричат и пристают, идем в столовую – нормально поесть нельзя, толпа людей требует поделиться секретом, чешем по коридору – и там кто-то обязательно прилипает. Я уже сто раз пожалела, что мы с Эриком тогда настояли работать вместе. Но никто из нас не виноват, так просто сложилась судьба. Эту технологию ждали с нетерпением, мы радовались, что помогли людям обрести немного своего пространства под куполами вместо тесных подземных коридоров.

Где мы только не жили, каких только мест не повидали. На Луне вообще не осталось щели, в которую мы не влезли. Нас, конечно, любили. Как только мы приезжали в новое место, нас старались получше накормить, помягче уложить. И каждый новый работодатель норовил выдать нам номер для молодоженов. Мы сто раз повторяли: мы не пара, но каждый раз нас ждали розовые полотенца и большая двуспальная кровать.

Сексуальных партнеров мы находили легко. Мне кажется, будь я невзрачной замарашкой с кривыми зубами и косыми глазами, и то парни липли бы ко мне. Почти все заигрывания начинались со слов «такая красивая девушка – и сварщик». Первые два раза я велась искренне, потом просто выбирала парня покрасивее. Если мы не нравились друг другу в сексе, я выбирала следующего до тех пор, пока не получала по три оргазма за встречу. Я очень хотела попробовать не просто секс, а длительные отношения, когда люди заботятся друг о друге и по утрам говорят нежные слова. Но увы, секс у меня был с одними, а заботился обо мне только Эрик. Причин, по которым я на каждой стройке обретала только по несерьезному сексуальному партнеру, было три. Первые отказывались ехать на нашу с Эриком следующую локацию. На Луне работы везде много, но все же друзья оказывались важнее. Пять раз это было больно, потом я привыкла и уже ничего не ждала. Вторые признавались, что не очень-то в меня влюблены, просто я красивая и знаменитая и почему бы не попытать счастья. Сексом со мной можно похвастаться друзьям за кружкой чая. Это перестало задевать через два раза. Третьи ревновали к Эрику. Они завидовали нашим близким и доверительным отношениям, общим темам и шуткам, понятным только нам двоим разговорам. Я даже понимаю их чувства, мы действительно часто увлекались и оставляли за бортом моего очередного парня. Время и доверие требуется, чтобы создать такие отношения. И именно времени мои мужчины мне и не давали. А потом мне стало вообще все равно, что обо мне думает очередной любовник.

Однажды я чуть не поверила в любовь. Один парень покинул родной сектор и таскался за мной целых семь строек. Он не ревновал к Эрику и чувства его казались настоящими. Он повторял, что будь я обычной девчонкой по соседству, он и тогда выбрал бы из всех меня. Я было обратила на него внимание. Эрик стал в шутку называть наш союз тройственным. На седьмой нашей совместной стройке мой парень получил более высокую должность, и он остался там, где лучше, а не поехал туда, куда командировали меня. По дороге на очередное задание я плакала. Мне было больно не от расставания, я разочаровалась в себе, в своей возможности привлечь настоящую любовь. Эрик вел электрокар и дал мне побыть наедине со своими мыслями. Никакое утешение мне не помогло бы, стоило просто смириться.

У Эрика это вообще все было легко: девчонки влюблялись в его могучие плечи и озорные глаза, в его юмор и, конечно, его славу. Но долго около него почему-то не держались. Сразу после потери того парня мы жили в марсианском корабле. Эрик нашел хорошее место в несостоявшейся оранжерее, мы прятались там от назойливого внимания людей. Сидели на предполагаемых высоких грядках, сейчас холодных и пустых, и разговаривали. Однажды Эрик прихватил из столовой печенье, а я – концентрированный сок. Только аварийная лампа освещала пиршество на двоих.

- Странно как-то. Вот только вчера мы висели в связке и вязали купола, а теперь мы висим в связке и варим купола.

- Раньше просто за все отвечал кто-то другой, а теперь мы, - парировал Эрик, задумчиво жуя печенье.

- Мне грустно.

- За третьего-то?

- Я думала, он меня любит всерьез.

- Может ли быть всерьез в нашей ситуации?

- А ты вот как со всеми этими девчонками справляешься?

- Они же все разные. Но все хотят одного: расскажи, как ты все придумал, научи, чтобы я получила повышение и стала инструктором по сварке. Так смешно, некрасивые подсылают красивых подружек. Как будто есть разница, когда выключается свет.

- А я вот красивых выбираю. Так хоть какое-то эстетическое наслаждение получаешь.

- Я заметил. Кстати, как твой новый облегченный шов? Получается?

- Такой красивый! Загляденье!

- Я заметил, что красивый. Но главное, он легче. Меньше материала расходуется.

- Это да.

- Я знаешь, что подумал, когда ты только познакомила меня с третьим?

- Что?

- Что он на Ватаю слегка похож. Те же серые глаза, тот же стальной оттенок волос. Только полноват.

- Серьезно? Хм, странно. Я не заметила. Мне понравилось, что он поехал за мной на следующую стройку. Парни всегда остаются там, где были. Живут потом в сваренных мной же куполах. Интересно, они все хотя бы вспоминают меня? А этот целых семь раз за мной ездил. Я думала, все, точно любит.

- Ты любовь прямо ищешь?

- Конечно. А кто ее не ищет? Ты разве нет?

- Я даже не знаю, хочу ли я любви. Секс – это круто. А вот любовь… Я понимаю доверие, уважение, взаимопомощь. А любовь просто не понимаю.

- Ты что, никого никогда не любил?

Он задумчиво посмотрел мне прямо в глаза, в них мелькнула странная для меня грусть.

- Любил, наверное.

- Что, не взаимно?

- Можно и так сказать.

- Какой ты загадочный, Эрик, - сказала я и потянулась за новой пачкой сока.

- А ты… когда-нибудь думала о Ватае? Жив ли он? Может, он здесь, на Луне?

- Чудес не бывает. Мы с тобой встретились во всей этой кутерьме – это уже почти чудо. Если жив, наверное, в японском секторе работает. Но вряд ли. Японские корабли не успели взлететь.

- Может, он остался в России?

- Его отец хотел обратно в Японию увезти. Если успел до катастрофы, то его точно на Луне нет. Если нет, то шанс есть.

- Мне девятнадцать лет, а я считаю знакомых мертвецов, как будто мне восемьдесят!

- Эрик, как ты думаешь, наши родители были похожи на нас в девятнадцать?

- Никто не может быть похожим на нас в девятнадцать. Мы первые – первое поколение на Луне. Потом станем настоящими старперами и будем брюзжать на молодежь: «А мы в ваше время…»

Это была такая смешная сцена - мы с Эриком страперы. Я рассмеялась в полный голос. Он тоже засмеялся, но положил ладонь мне на губы.

- Тише, дурочка, нас услышат еще. Где потом прятаться?

- Все, все, молчу. Я знаю, здесь никто об этом не говорит. Но как ты думаешь, кем бы мы были, если бы не катастрофа?

- В смысле, если бы катастрофы не было вообще?

- Нет, это я представить себе не могу. Мы родились под гнетом предстоящей беды и переезда на Марс. Я имею в виду, если бы взрыв не произошел во время нашей жизни?

- Наверное, я бы учился в университете. На какого-нибудь… филолога. Но точно не торчал на сварочных работах с одной надоедливой девчонкой! – Эрик протянул руки, чтобы щекотать меня.

Он отшучивался из-за болезненности темы. Некоторые люди так и не переехали на Луну. Тела их ходили по железным коридорам секторов, а разум продолжал существовать на Земле. Они описывали не построенные дома, считали не родившихся детей, строили невозможные семью и карьеру, впадали в отчаяние и откручивали кислородные шланги своих скафандров. Мы приспособились, уцепились за эту жизнь, но старались не думать о том, что было бы, если… Мы жили сейчас, и жили непросто. Ни к чему усложнять повседневность пустыми мечтами.

- Ладно, ладно, сдаюсь. Сам же ругал, что шумлю, и сам же щекочешь. Услышат же! – сдалась я. – Слушай, про отношения… Эрик, а почему ты не встречаешься с той же девушкой, что и прошлый раз, даже если мы оказываемся в том же секторе повторно? Хотя бы понятно, чего ждать от человека, которого уже знаешь.

- Это как с одной и той же шуткой. Первый раз ты смеешься, потому что тебе смешно. А второй раз только потому, что помнишь, почему рассмеялся в первый. Искра уходит.

- Получается, по этой логике первый раз ты плачешь, потому что тебе больно, а второй – потому что вспоминаешь причину боли? Значит…

- Да, второй раз ты уже жалеешь себя.

- Жаль, что мои кавалеры не могут до этого додуматься. Они ноют: «Не уезжай, останься со мной, я же тебя люблю, мне без тебя будет плохо». Но никто не ехал за мной, кроме третьего.

- Третий просто оказался хитрее всех. По крайней мере, хитрее нас с тобой.

- А ты-то что? Можно подумать, он с тобой встречался, а не со мной!

- Да мы ж все время вместе проводили. Отдых – вместе, в столовой – вместе. Только в туалете и разлучались. И потом, я взял на себя обязательство – защищать тебя – и я его выполняю. А защищать, значит, в том числе и от душевных травм.

- Ты меня защищаешь?

- А ты не замечаешь?

- Замечаю, конечно. Без тебя стала бы обыкновенной истеричкой или даже сумасшедшей, а не знаменитой на всю Луну сварщицей. Хорошо все-таки, что я тогда именно к тебе на инструктаж попала. Наша встреча помогла мне.

- Конечно, хорошо, - сказал задумчиво Эрик и обнял меня той рукой, в которой не держал очередное печенье. – Очень хорошо.

Ватая потом часто всплывал в наших разговорах. За всеми делами, учебой, работой, переездами я вообще забыла, что знала на Земле японского мальчика. Эрик был неизменным и понятным спутником моей нынешней жизни. А Ватая стал символом прошедшего детства и будущего, которое уже никогда не реализуется на Земле. С того разговора повзрослевший Ватая вошел во все мои эротические фантазии.