УРАВНЕНИЕ ОДИССЕЯ

Маргарита Крауиньш

УРАВНЕНИЕ ОДИССЕЯ

Посвящаю маме

– Ваш посадочный талон, пожалуйста, – обратилась к нему миловидная служащая аэропорта.

– Пожалуйста.

Девушка взглянула на него снизу вверх, мельком глянула на талон, а затем проверила что–то на экране компьютера. Потом распечатала и протянула ему другой талон.

– На крыле полечу? – он улыбнулся.

– Ну что Вы! Я Вас в бизнес–класс пересадила. У Вас тариф дорогой, позволяет при наличии мест, а там как раз одно место свободное.

– Благодарю Вас! Неожиданно!

– Приятного полёта! – улыбнулась девушка.

Он летел вечерним рейсом на восток, в сибирский город, где прежде никогда не был. В кармане его куртки лежала программа международной конференции по теории вероятностей и математической физике. На первой странице списком из восьми пунктов была напечатана научная тематика конференции. Пункты под названиями «Предельные теоремы», «История математики», «Преподавание математики», «Уравнения математической физики» были выделены оранжевым маркером. На следующих страницах значились имена более чем двухсот участников конференции. Но только одно из них было дважды подчёркнуто красным карандашом.

Попросив бортпроводницу «не будить и не кормить», на что она улыбнулась и подала ему клетчатый плед, он мгновенно уснул, смутно ощущая во сне огромную высоту и упругую силу корабля. И проснулся в тот момент, когда командир объявил: «Наш самолёт приступил к снижению. Ожидаемое время прибытия шесть часов пятьдесят минут. Температура воздуха в пункте назначения плюс пятнадцать градусов, без осадков. Приведите, пожалуйста, спинки Ваших кресел в вертикальное положение и пристегните поясные ремни».

Он добрался в гостиницу на такси, быстро принял душ в своём номере, переоделся и, не желая опаздывать в незнакомом городе, снова вызвал машину. Когда в восемь сорок пять он входил в двери, амфитеатр аудитории был уже переполнен. Шло заседание утренней секции и первым, приветствуя участников конференции, выступал профессор Телемак. Слушатели видели перед собой необычайно высокого, хорошо сложенного седого мужчину в добротно сшитом костюме. Начиная своё приветствие, профессор сделал рукой широкий приглашающий жест, словно желая схватить всех и каждого, и уверенным голосом опытного оратора повторил несколько раз на разных языках:

– Многоуважаемые коллеги! Приветствую Вас, друзья!

И, хотя это не был доклад, слова, произнесённые с ощутимой индивидуальностью и энергией, ярко отражались в лицах присутствующих. Напутствие профессора слушали серьёзно и внимательно, и солнце пыталось войти целиком в квадратное окно балюстрады. Сидя в последнем ряду, на самом верху, он неотрывно смотрел на Телемака, ощущая своё пребывание здесь как праздник. И аплодировал вместе со всеми присутствующими, когда словами Пифагора «и всё есть число» профессор завершал свою короткую приветственную речь.

Далее следовали доклады участников. Один из них особенно привлёк его внимание, и в перерыве между выступлениями он подошёл к молодому датчанину. Йен Хольдерсен, так звали датчанина, заметно волновался во время своего доклада, часто сверяясь с записями в блокноте, сделал случайную ошибку в уравнении Ван дер Поля, которую быстро исправил, но всё же грамотно и понятно изложил свою мысль. Они разговорились.

– Любопытно, что Вы использовали именно этот метод, ведь ранее проблему рассматривали, используя уравнение Дуффинга.

– Я рад, что Вы обратили на это внимание, – ответил датчанин, – но метод Ван дер Поля универсален именно для волновых систем и, в частности, для объяснения режима работы триодного генератора. Уравнение Дуффинга применимо, скорее, в более общем смысле.

– Мне было очень интересно услышать Ваш доклад, – сказал он Йену Хольдерсену, – ведь он один из немногих здесь, касающийся именно практической стороны дела.

Хольдерсен улыбнулся.

– Мудрое руководство, – сказал он, – отправило меня прочитать этот доклад. Я не особенно любитель выступать перед большой аудиторией, но сидя только в лаборатории и занимаясь практическими вещами, есть риск оказаться в отрыве от теории, тем более от современных представлений.

– Вы отлично выступили и очень хорошо изложили свою мысль.

– Благодарю Вас, – ответил датчанин и неожиданно добавил:

– Был рад увидеть вновь профессора Телемака. Надеюсь, мне удастся побеседовать с ним.

– Вы знакомы с профессором Телемаком?

– Лично нет. Но когда я ещё учился в технологическом университете, он приезжал со своими лекциями в качестве приглашённого преподавателя. Я до сих пор храню те конспекты. Всё ясно и конкретно.

Заседание утренней секции продолжилось и завершилось к полудню. Вместе со всеми он стал продвигаться к выходу.

– Профессор Телемак?

– Слушаю Вас! – обернулся профессор и увидел перед собой высокого молодого человека.

– Добрый день! – поприветствовал он профессора. – Я приехал на конференцию, а сейчас посмотрел Ваше расписание на сегодня. У Вас скоро лекция, разрешите присутствовать?

Профессор внимательно посмотрел на собеседника.

– Побыть студентом, вспомнить? Вводная лекция для второго курса.

Молодой человек улыбнулся:

– Вспомнить не помешает.

И вопросительно взглянул на профессора.

– Пожалуйста, не возражаю, – ответил Телемак и добавил:

– Сто первая аудитория главного корпуса, правое крыло. Начало в двенадцать сорок пять.

– Я понял. Благодарю Вас.

В буфете он вновь столкнулся с симпатичным датчанином, который спросил:

– А когда Ваше выступление?

– Я приехал без доклада, пока просто как слушатель. Я только начинаю преподавать, и здесь как раз подходящая тематика для меня.

– О, тогда я желаю Вам успеха! – сказал датчанин, и они пожали друг другу руки.

Он первым пришёл в аудиторию и сел за стол возле окна. Поднялся при появлении профессора и тот кивнул в ответ. Студенты ввалились в двери весёлой ватагой, и расселись по местам. Телемак сделал рукой широкий приглашающий жест, словно желая схватить всех и каждого, повернулся к доске и написал: Введение в теорию комплексных чисел. Сидя на последнем ряду и неотрывно смотря на профессора Телемака, он вновь ощутил своё пребывание здесь как праздник.

Прямоугольник солнечного света достиг верхнего угла доски, когда профессор завершил свою лекцию. В аудитории было тепло и тени от ветвей, растущих под окнами деревьев, медленно раскачивались на стенах. Когда студенты удалились так же шумно, как и появились, он встал со своего места и поблагодарил:

– Спасибо, что разрешили присутствовать!

Профессор внимательно посмотрел на него, помолчал, затем спросил:

– Где Вы остановились?

– В «Дельте».

– Прекрасно. Это ведь в центре и совсем недалеко. Если желаете, можем пройтись пешком, покажу Вам город немного.

– С удовольствием.

– Вы бывали здесь прежде?

– Нет, никогда.

– А, так значит, у меня развязаны руки или, вернее сказать, язык, – пошутил профессор.

Оба засмеялись.

– О, да, можете рассказывать, что Вам угодно, любые городские легенды, я готов поверить всему!

– Посмотрим, – услышал он в ответ весёлый, но странно изменившийся голос Телемака.

Они вышли из корпуса. Тополя, высокие как секвойи, с обеих сторон обступили улицу, ступенями спускавшуюся под гору. Начинающая облетать сухая листва осыпалась под ноги, но кроны деревьев выглядели почти по-летнему, и трава на газонах тоже ещё зеленела. Издали, из уличной глубины, навстречу им летел тёплый поток несильного ветра, и светлая волна осеннего дня качалась перед глазами.

Они спустились по каменным ступеням, пошли по аллее, прошли сквозь кованые ворота и остановились у входа в прекрасное белое здание радостных пропорций. Расположившееся чуть в глубине раскинувшейся рощи, оно словно говорило: «Здравствуй!». И всё вокруг говорило: «Здравствуй!». Под сводами дотянувшихся до неба деревьев он выслушал рассказ Телемака об истории возникновения и строительства первого в Сибири университета.

– Открытие университета стало грандиозным событием, изменившим судьбу города, - говорил профессор. – По праву памяти и в дань глубочайшего уважения, имя первого попечителя университета Василия Марковича Флоринского вписано в историю золотыми буквами. Блестяще образованный человек, врач, большой эрудит, свободно владеющий несколькими иностранными языками, он проявил себя как великолепный организатор. Именно он участвовал в деле устроения университета на всех его этапах, начиная с внесения в министерство проекта о его учреждения и заканчивая моментом его открытия, спустя годы. На протяжении восьми лет, пока строился университет, он проводил здесь время с июня по сентябрь, неутомимо вникая во все детали строительства, а осенью возвращался к своим обязанностям профессора медицинского факультета Казанского университета. Как врач, он внёс значительный вклад в медицину, в акушерское дело, в частности. Помимо этого, известен также как историк, этнограф и археолог. Удивительно интересная и разносторонняя личность.

– А как добирались в те времена в такую даль?

– Профессор улыбнулся:

– Кто как. Ссыльные пешком, остальные на телегах, в санях или верхом. Ямщики с кистенём за пазухой от лихих людей. Летом по воде. В конце девятнадцатого века уже вовсю было развито речное пароходство. Флоринский неоднократно прибывал сюда на пароходе, в прекрасном расположении духа. В каюте с отоплением, горячим чаем и свежими газетами поутру. И, как шутит один мой добрый знакомый, с хорошими командировочными. И, как тайный советник, с тайным поручением самого императора.

– Он был тайный советник?

– Да, он носил титул тайного советника, так как, разумеется, был человеком, заслуживающим доверия. Кстати сказать, знаменателен тот факт, что при открытии университета на здании главного фасада были вывешены портреты сразу трёх российских императоров, трёх Александров – Первого, Второго и Третьего, ведь полная история учреждения университета очень долгая и может поведать значительно больше того, чем я Вам рассказал.

Они вновь прошли сквозь кованые ворота и свернули в аллею. На выходе кто-то поздоровался с профессором, тот кивнул в ответ.

– С Вами здороваются на каждом шагу!

– Неужели? – весело откликнулся Телемак. – наверно, знакомы со мной. – Моя дочь говорит мне то же самое, когда мы идём вместе.

Немного помолчал и спросил:

– Вы, кажется, говорили, что проходили стажировку в Бирмингеме?

– Да, недолго. Полтора месяца прошлой весной, по программе обмена студентами в рамках нашего факультета, где я учился. Саму магистерскую диссертацию я защищал здесь.

Телемак кивнул.

– И Вам предложили остаться на кафедре преподавать?

– Да. Это мой первый учебный год, начало.

– Нравится работа преподавателя? – профессор посмотрел на него. Они были одинакового роста, и взгляды их встречались на одной высоте.

– Да, очень.

Аллея впереди постепенно становилась похожей на подзорную трубу, деревья низко сплетали ветви у них над головами, и навстречу летел тёплый поток несильного ветра. Светлая волна осеннего дня качалась перед глазами.

– Знаете, – смущённо признался он Телемаку, – после Вашего рассказа о строительстве университета я понял, как мало я задумывался об архитектуре вообще. Я понимаю, конечно, и не только как математик, что за каждым архитектурным стилем стоит расчёт определённых величин, здравый смысл, но самому мне нечего рассказать. И отличить дорический ордер от коринфского я не смогу.

– Уж простите ворчуна, иная архитектура и не архитектура вовсе, – откликнулся профессор. – Как и здравый смысл не повсеместное явление. Что же касается ордерной системы, то, как же так? Совершенно непростительно для математика. Но поправимо, разумеется – улыбаясь, добавил профессор. – Не обещаю Вам, пожалуй, ионического ордера, сам не припомню, есть ли образец такового в наших палестинах, но хотя бы тосканский покажу.

Впереди, в просвете подзорной трубы, стала видна просторная площадь, в глубине которой угадывался небольшой парк. Сквозь кружевные ветви клёнов с не опавшей ещё цветною листвой красиво просвечивали темно–зелёные ели. Словно кусочки неба, скромно синели мелкие цветы на газоне.

– Здание справа роддом номер один, – радостно сообщил Телемак. – А у входа скульптура «Ребёнок в капусте».

– Ребёнок в капусте?! Какая идея!

Оба засмеялись.

– Да, – сказал Телемак. – Автор из нашего города, местный скульптор Олег Кислицкий. На открытии присутствующих угощали пирожками с капустой, было очень весело. Сам я не был на открытии, но мне рассказывала Изабель, моя жена. У него есть и другие произведения. «Любовник», например. Мужчина в одних трусах, висящий на руках под окном. Какое–то время эта скульптура висела на соседнем с роддомом здании, потом, не знаю по какой причине, долго кочевала где–то по сибирским городам. А сейчас один из наших городских музеев приютил бедолагу.

Они шли вдоль тяжёлых пропорций рыжего здания, занимавшего большую часть площади. Огромная колоннада песочного цвета обрамляла вход.

– Похоже на стволы баобабов, – подумал он про себя, рассмеялся такому сравнению и запрокинул вверх голову.

– А вот и тосканский ордер, – услышал он голос Телемака.

– Тяжёл по пропорциям. Диаметр основания колонны этого ордера составляет одну седьмую его высоты. Верхний диаметр на одну пятую меньше нижнего. Прост по деталям, обобщён по рисунку и являет собой упрощённый вариант дорического ордера. В данном случае это прекрасный образец ясности и силы.

Профессор немного помолчал и неожиданно спросил проницательным голосом:

– А Вы о чём подумали?

– О стволах баобабов, – признался он Телемаку.

Профессор рассмеялся от души:

– А у Вас живое воображение! В действительности Вы совсем недалеки от истины. У кого, как не у природы, древние зодчие подсмотрели идеи своих архитектурных организмов. А дорический и ионический ордера не что иное, как пример гармонии и пропорциональности мужского и женского тел. Дорический ордер соответствует пропорциональному строению мужского тела. Древние греки вычислили, что ступня, точнее, длина ступни составляет в среднем одну шестую человеческого роста и взяли высоту колонны в шесть раз больше диаметра её основания. Таким образом, греческий дорический ордер строг по пропорциям, но при этом массивен и потому способен выдерживать значительные нагрузки и напряжения, возникающие в конструкции мощного каменного сооружения. Ионический же ордер олицетворяет женственность и красоту. Возводя храмы ионического ордера, посвящённые богиням, греки заимствовали пропорции женской фигуры. Толщина колонны ионического ордера равна одной восьмой её части, за счёт чего мы можем видеть, как высока и стройна такая колонна. А канелюры, то есть желобки на теле ионической колонны напоминают нам о ниспадающих складках женского одеяния.

Он слушал профессора, и вдруг ему показалось, что с момента его прилёта в город прошло уже несколько дней. – Поразительно, – удивился он про себя, – ведь я прилетел только сегодня утром.

Лежащий в кармане его куртки блокнот с записями выступлений и лекции профессора Телемака ощущался им как драгоценность.

Улица изогнулась дугой, обещая впереди ещё один спуск. Поток машин спускался и поднимался по руслу улицы, удерживаемой с обеих сторон широким гранитным парапетом с высокими коваными фонарями. Деревья спрятались за дома, уступив место высоким фасадам, вплотную примыкающим к тротуару. Слева на большой высоте мелькнула зелёная световая вывеска «Гринвич». Начинались сумерки, когда они спустились по каменным ступеням и остановились у отдельно стоящего трёхэтажного дома из светлого кирпича с эффектным угловым балконом.

Прохожие со стороны видели, как двое мужчин разглядывали здание и переговаривались, смеясь. Высокий седой мужчина в возрасте и высокий молодой человек со светлыми волосами. В осенних куртках почти одинакового покроя.

– Я тогда только вернулся из армии, – рассказывал Телемак, и голос его звучал будто издалека, хотя они стояли рядом. – Работал лаборантом на кафедре и поступил на подготовительные курсы в Политехнический. Познакомился с Ментором.

– С Ментором?

– Вообще-то его имя Микель, – рассмеялся Телемак, – но все звали его Ментором. Никто не знает, откуда взялось это прозвище. Ментор вернулся из армии двумя годами раньше меня. Работал водителем в типографии и готовился к поступлению на заочное отделение исторического факультета. Сам я провёл детство и отрочество в чтении, выданные в школе учебники прочитывал от корки до корки подряд все параграфы уже к концу сентября, при этом всё же страдал от невежества.

– Невежество? О чём Вы говорите? А книги?

– О, да, книги! Но в полной мере от невежества они не спасают.

– Что же тогда?

Телемак помолчал, потом взглянул на собеседника с неожиданно лихой мальчишеской улыбкой. Глаза его блестели.

– Опыт, как бы это ни звучало, – произнёс он. – Сама жизнь. Пока вы не поймёте, что живёте, пока не сделаете выбор, пока не станете хоть немного понимать другого человека, вы остаётесь в неведении, ограниченным.

Телемак помолчал, потом продолжил:

– Ментор, он мог начать читать стихи вслух, прямо на улице, во время прогулки, и часто именно на этом перекрёстке.

Телемак воздел руки к небу и звучно продекламировал[1]:

«Очам непредназначенные очи

Блуждающие теплили огни.

Не проникали в глубину они:

Был ровным свет, что может быть жесточе?

Не находя Искомой, разве грех

Дробить свой дух и размещать во всех?

Но что в отдар я получал от каждой?

Лишь кактус ревности, чертополох

Привычки, да забвенья трухлый мох.

Никто меня не жаждал смертной жаждой».

Артист, – продолжил Телемак, – мистификатор, выдумщик, а ещё учёный, историк с феноменальной памятью. Читает в университете курс по истории изобразительного искусства. Однажды, здесь же, стоя на Вашем месте, сказал мне:

– Помнишь, в Нибелунгах, безродный кузнец восклицает: Я – Зигфрид, сын короля! Он произносит эти слова в момент готовности к битве и внезапно ощущает силу, потому что ему открывается, кто он такой.

– Это было века назад, – отвечал я ему

– Разумеется, – отвечал Ментор. – Так было века назад и так будет всегда. И это потрясает.

Телемак помолчал. Потом произнёс:

– Юность бессмертна, как одна невероятная весна. Вся она навек в моей памяти.

Они молча стояли рядом. Сумерки уже развесили повсюду свои прозрачные тёмно–синие флаги, колыхающиеся при дуновении тёплого ветра.

Телемак первым прервал молчание и каким–то особенным голосом произнёс:

– Вот Вам задача. Весенним днём тысяча восемьсот шестьдесят первого года один человек вошёл в двери этого дома, а через два дня парижская ежедневная газета «Фигаро» сообщила о прибытии в Европу известного опального и опасного анархиста. Попробуйте найти решение.

– Вы хотите сказать, что в те времена столь быстрое перемещение было невозможным?

– Случай достоверный.

– Мистификация?! Как Вы это объясняете?!

Телемак удивился, увидев в какое необычайное волнение привела эта шутливая задача его спутника.

– Как Вы это объясняете?

– Я не объясняю, – невозмутимо ответил профессор. – Я задал Вам задачу. Как пересечь дугу по прямой?

– Дугу по прямой? Вы шутите? Подземный ход?

– Полноте, не в этом случае, речь ведь идёт о Европе, а не о доме на соседней улице. Предлагаю мыслить как математики. Ваши действия?

– Думаю, начать нужно с системы координат. И это не Евклидова система.

– Хорошо.

– Вероятнее, Лобачевский.

– Допустим. Система преобразования, где нет квадратурного решения.

– Значит, дифференциальное уравнение?

– Соглашусь. И это уравнение, где при расчётах скорости время, как величина отсутствует.

– Но ведь при расчётах расстояния и скорости возникает новая величина?

– Да, но в данном случае, если подумать, это не время.

– Но почему?

– Хотя бы потому, что время величина независимая, – улыбнулся Телемак и продолжил как на лекции, видя, как увлечён этой шуткой его собеседник:

– Итак, что мы имеем в данном случае? С каким процессом мы столкнулись, и каким уравнением можем попытаться его описать? Ведь, как известно, процесс и уравнение суть не одно и то же. Или не всегда одно и то же. Какие величины нам известны, и какую величину мы пытаемся определить в данном случае? Расстояние, разделённое на время, равно скорость. Через два дня «Фигаро» сообщила о появлении этого человека в Европе. Попробуйте вычислить скорость перемещения, сопоставить эту скорость с расстоянием между двумя географическими точками и Вы увидите, что для того времени задача практически неразрешимая. Но мы помним в условиях, что случай достоверный. А если ещё учесть разницу между часовыми поясами, то всё вообще выглядит как стремительное перемещение назад во времени. Следовательно, такая задача, требует не алгебраического и не тригонометрического решения, и даже, возможно, не высшей математики вообще, потому что, извиняюсь за каламбур – хоть всё и есть число, но не всё есть число.

– В мире мнимых чисел можно пренебречь понятием время, – услышал профессор всё тот же взволнованный голос.

– Да, можно. Но в нашем физическом мире нет мнимых чисел. В физическом мире мы имеем четыре измерения. Три координаты и время – четвёртое. И никуда от него не деться, – произнёс Телемак.

– Что же остаётся? Неужели, петля Мёбиуса? Конформное преобразование Лапласа?

– Я – пас, молодой человек, – весело сказал профессор. – Так мы с Вами будем сидеть как у разбитого корыта и далеко не уедем. Думаю, всё дело в ограниченности мировоззрения, как минимум. Потому что словесная схватка это хорошо, но помочь может только его величество эксперимент.

Оба засмеялись.

Вечер перехватил вахту у сумерек и вовсю размахивал фиолетовым полотнищем, на фоне которого ярко светились огни высоких домов, словно бортовые огни кораблей, плывущих по тёмной волне. Повеяло нежной сухой прохладой осеннего вечера. Кто–то снова поздоровался с профессором, и тот кивнул в ответ.

– Какое гармоничное здание там внизу, на углу. Из красного кирпича с жёлтыми вкраплениями. С большим куполом.

– Да, – откликнулся Телемак. – Торговый дом купца Голованова.

– Там ведь нет тосканского ордера?

Телемак засмеялся:

– При желании можно обнаружить. Интересное здание. В стиле сибирской эклектики. Творение великолепного Лыгина. Следовало бы назвать проспект его именем, так хороши дома его авторства. Угадайте, чья позолоченная фигура украшала купол этого здания при открытии? Подсказка – покровитель путешественников, торговцев и воров.

– Меркурий?

– Верно. Но это у римлян. В греческой мифологии мы встретим имя Гермес. Бог в крылатой шапке, в сандалиях с крыльями и с волшебным жезлом в руке. Полагаю, что смотрелось великолепно. К сожалению, скульптура утрачена.

Улица поворачивала к реке. Они молча свернули на оживлённую вечернюю набережную и остановились у двухэтажного краснокирпичного дома приятных пропорций, с кружевным кованым балконом, глядящим на реку. Ветер доносил до них дыхание речной воды, и огни вокруг качались в фиолетовой ткани вечера. Голоса прохожих и звуки проезжающих вдали машин сливались в единый шум, похожий на звуки оркестровой ямы, когда музыканты настраивают свои инструменты.

– Значит, в том доме существует какая–то особенная дверь? – услышал он собственный голос, будто со стороны. – Сами Вы когда-нибудь пробовали её отыскать?

– Вам не даёт покоя эта задача? – ласково улыбнулся Телемак. – Нет, я не пробовал отыскать. Даже если она и существует.

– Вы никогда не хотели вернуться, всё изменить или начать сначала?

– Нет. Но я понимаю тех, кто ответит на этот вопрос иначе.

Они пожали друг другу руки, глядя в глаза.

– Вот и Ваша «Дельта», – сказал Телемак.

– Уже поздно. Вам далеко добираться?

– Две остановки на трамвае, – улыбнулся Телемак.

– Благодарю Вас за эту прогулку, профессор!

– Пожалуйста, – откликнулся Телемак. – Кстати, уже объявлены сроки проведения Дней Дифракции на следующий год, Вы участвуете?

– Да, даже планирую выступить с докладом.

– Прекрасно! Значит, увидимся!

– До встречи, профессор!

Он видел, как подкатил ярко освещённый пустой трамвай, и профессор запрыгнул в двери. Трамвай посигналил звоночком и поехал, на повороте квадраты проводов слегка заискрились маленьким фейерверком.

Он постоял ещё немного у входа в «Дельту», потом развернулся и дошёл до набережной. Поискал звёзды в фиолетовом небе, и разглядел несколько, разбросанных на большом расстоянии друг от друга, похожих на крошечные белые астры. Внезапно ему показалось, что кто–то невидимый несильно и по–дружески подталкивает его в спину. Ветер переменился, – подумал он, и неожиданно сердце его дрогнуло от нежной печали. Это была печаль об уехавшем Телемаке, о неповторимом ускользающем дне. Печаль внезапного одиночества. Он постоял ещё немного, посмотрел в сторону реки, оглянулся на «Дельту», поднял воротник куртки и пошёл в противоположную от «Дельты» сторону, назад, по только что пройденному маршруту.

– Дорогой, ты сегодня поздно. Мы тебя заждались с Маркизом.

Упитанный серебристый кот запрыгнул на банкетку у входной двери и посмотрел на Телемака.

– Две пары зелёных глаз, – сказал Телемак.

– И очень сердитых, – улыбнулась Изабель. – Что ты так долго?

– Конференция, лекция. А потом показывал город одному молодому человеку.

– И кто он?

– Тоже математик, молодой преподаватель. Приехал на конференцию, но не выступал с докладом. Побывал у меня на лекции.

Изабель взяла на руки кота.

– Ему понравилось?

– На лекции? – улыбнулся Телемак.

– Конечно, на лекции, – улыбнулась Изабель.

– Надеюсь. Показал ему университет, дошли до набережной. Знаешь, он так разволновался, когда я задал ему шутливую задачу, на том перекрёстке.

– Где мы с тобой познакомились?

– Да, Изабель. Где мы с тобой познакомились, – медленно произнёс Телемак.

Она улыбнулась.

– До тебя не дозвонился Ментор, ты, видимо, был на лекции. Он уже вернулся из Македонии, но тоже всю эту неделю читает лекции с утра до ночи. Я пригласила его и Софи к нам на ужин в выходные. Дети тоже придут.

– Прекрасно, – сказал Телемак.

Изабель внимательно смотрела на него:

– И что он за человек, твой сегодняшний спутник?

– Молод. Хорошо образован. Талантлив.

Телемак забрал кота из рук Изабель. Помолчав, добавил:

– Хочет куда–то вернуться и что–то исправить.

Изабель смотрела на Телемака:

– Думаешь, это возможно?

– Кто знает, Изабель? – улыбнулся Телемак. – Как ты всегда говоришь – только то лишь быть не может, то, чего не может быть.

– Что за шутку ты ему рассказал?

– Вообще я имел в виду ту историю с Бакуниным, но объединил два случайных несвязанных между собой процесса. Знаешь, эти шутливые задачи на внимание. Когда один человек входит куда-то, а про другого пишут в газете.

– Та история с побегом Бакунина из сибирской ссылки? – легко рассмеялась Изабель. – Когда он внезапно появился в Европе, да ешё с молодой женой?

– Вот видишь, Изабель, ты знаешь эту историю. Так уж вышло, что я несколько ускорил побег Бакунина. Я не успел рассказать подлинную историю, потому что собеседник мой вдруг чрезвычайно разволновался именно из–за скорости перемещения этого господина. Пришлось импровизировать на ходу, – сказал Телемак, улыбаясь.

Изабель прямо смотрела на него лучистыми глазами.

– Человек, – медленно сказала она, – по–прежнему самая большая тайна в мире. Вернуться куда-то и что-то изменить, – она помолчала, – я это понимаю. Или просто вернуться.

– И я понимаю, Изабель, – сказал Телемак.

Изабель подошла к столу, повернула к себе экран компьютера.

– Хочешь, прочитаю тебе отрывок из сочинения моего нового ученика?

– Конечно. Как его зовут?

– Стёпа Александров. Ему восемь лет. Мы начали переводить с ним одну книжку, и я попросила его в свободной форме написать небольшое сочинение. Прочитаю тебе буквально пару предложений, потому что ужин давно на столе.

Она поправила настольную лампу, кот запрыгнул на стол и уселся возле компьютера.

« Облака рассеялись и ветер переменился. Солнце ярко светило, когда он увидел вдали очертания знакомого берега», – светлым голосом прочитала Изабель.

Нежной прохладой осеннего вечера веяло из полуоткрытого окна, и две пары зеленых глаз смотрели на Телемака.

Он шёл вдоль набережной, всё еще полной прохожих, и довольно быстро оказался у здания с угловым куполом. Обратный путь всегда короче, – подумал он и посмотрел наверх, пытаясь представить фигуру Гермеса на золотом шпиле. Голос Телемака всё ещё звучал у него в ушах:

– Вот Вам задача!

И голос Аргуса Хансена вторил ему:

– Вот тебе задача, сын Лаэрта!

С Аргусом Хансеном он познакомился благодаря своему одногруппнику Александру Сокольскому. Они жили неподалёку друг от друга, в соседних домах, были знакомы визуально, но учились в разных школах. Первые два курса они с Александром просто по–приятельски здоровались, пока однажды, примерно на третьем курсе не разговорились. Выяснилось, что оба большие поклонники симфонической музыки. Они договорились при случае вместе послушать какой-нибудь концерт и однажды отправились в органный зал консерватории на выступление известного финского органиста. В перерыве Александра окликнул крепко сложенный мужчина средних лет и Александр радостно отозвался по-английски:

– Аргус! Ты здесь!

Он видел, какое удовольствие доставляет обоим эта встреча, и, хотя Александр представил их, не стал мешать разговору и вернулся в зал. Во втором отделении звучала музыка Ханса–Андре Штамма, которая неизменно впечатляла его своей напряженной виртуозностью и светлой радостью. Особенно ему нравилось произведение Rondo alla latina. Когда он впервые слушал эту музыку, ему казалось, что он легко бежит куда–то по улицам незнакомого города, тёплые лучи солнца согревают мостовые, светлые стены домов, отражаются в окнах, и небо рисует свой лабиринт в синих просветах улиц.

После концерта они вышли на улицу и немного обменялись впечатлениями. Потом Аргус извинился, сказав, что очень спешит, так как рано утром улетает, и они расстались очень по–дружески, крепко пожав друг другу руки.

– Ты не представляешь, что Аргус Хансен сделал для меня, – рассказывал ему Александр, когда они возвращались домой. – По сути, благодаря ему я решил стать математиком. Мои родители музыканты и нас с сестрой тоже надеялись видеть музыкантами. Эля, моя сестра, она сразу выбрала музыку, в этом году заканчивает консерваторию по классу виолончели. А я, – засмеялся Александр, – хоть и играю на фортепиано, но всё же надежд не оправдал.

– А родители, на каких инструментах играют?

– Они оба скрипачи. Оба служат в филармоническом оркестре. И хорошо знакомы с отцом Аргуса, Ульмаром Хансеном, он тоже скрипач, когда–то был первой скрипкой в Хельсинском филармоническом оркестре. Когда я ещё учился в школе, Аргус уже был студентом в Хельсинском университете. Несколько раз они с отцом приезжали сюда и бывали у нас в гостях.

– То есть он тоже не выбрал музыку?

– Да, – улыбнулся Александр. – Сейчас он известный преподаватель, читает курс прикладной математики и преподаёт не только у себя в Хельсинки, но как приглашённый специалист, работает и в других странах.

– Его отец, наверно, возражал?

– Насколько я знаю, нет. Они в очень дружеских отношениях и отец всегда его поддерживал. А что касается моего увлечения математикой, дело было так. Я учился тогда где–то в пятом или шестом классе, особого интереса к точным наукам не питал, как–то более менее справлялся с задачами без помощи родителей, тем более, что помочь мне они особо не могли, сам понимаешь, – смеясь, рассказывал Александр. – Эля в то время училась в музыкальном училище, и на её познания в математике я тоже не мог рассчитывать. И тут задали несколько задач, которые сходу у меня не получилось решить. Понимая, что сам я не справляюсь, я попросил Аргуса мне помочь, они с отцом как раз были у нас в гостях. А задачи вообще–то простенькие, но из тех, от которых многие вздрагивают – про трубы и бассейны. И Аргус взялся со всем энтузиазмом, и всё мне объяснил. А потом, представляешь, решил все эти детские задачи при помощи интегралов. А я, недолго думая, переписал в тетрадь эти решения. И преспокойненько на следующий день отдал тетрадь на проверку. И разразился большой скандал. Родителей вызвали в школу. Пятиклассник–середнячок, ни разу не вундеркинд, и вдруг решает задачи через интегралы. Кто решал вместо него, кто помог? Мама попыталась отбиться, сказав, что гордится своим сыном и что, наверное, он где–то прочитал, как это сделать. Но, разумеется, дома потом всё выяснилось. И теперь это наша общая семейная история, наша и Хансенов, и мы до сих пор все хохочем, вспоминая. После того случая мама сказала мне:

– Ну, сын, не подведи, старайся! Учи интегралы!

И я внезапно увлёкся, стал по–другому читать учебники, читал много других книг по математике и по физике, и по астрономии, а в старших классах участвовал во всех школьных олимпиадах по точным наукам. Словом, участь моя была решена. И всё благодаря тому случаю. Ну, а музыкантов у нас в семье хватает, – весело рассмеялся Александр.

Прошло несколько лет, и он приехал в Бирмингемский технологический институт по программе обмена студентами, для подготовки к защите своей магистерской диссертации. И однажды вечером, после занятий, столкнулся в дверях института с Аргусом Хансеном. Добродушный румяный финн сразу же вспомнил его и первым протянул руку, здороваясь. – Как Вы здесь оказались? – спросил его Аргус Хансен.

– Готовлюсь к выпускному квалификационному экзамену.

– А где будете защищаться?

– У себя в институте. Я пробыл здесь почти месяц, через полторы недели уезжаю домой.

– Довольны программой?

– Да, вполне. А Вы здесь преподаёте?

– Читаю краткий курс дифференциальных уравнений, в качестве приглашённого преподавателя. И тоже через полторы недели заканчиваю.

Ему очень не хотелось прощаться с этим интересным человеком, и он обрадовался от всего сердца, когда Аргус Хансен предложил:

– А не хотите пройтись по городу, посидеть где-нибудь?

– С удовольствием, – ответил он.

После того вечера они виделись ещё несколько раз, разговаривали о многом, и, несмотря на разницу в возрасте, вдруг очень легко перешли на «ты». Его необычайно впечатляло и то, с какой лёгкостью жизнерадостный Аргус Хансен предложил ему свою дружбу, и то, как он разбирался в предмете, особенно после того, как посетил его лекцию.

– Аргус, спасибо, что разрешил присутствовать! – с чувством сказал он. – Я чувствую себя учеником самого Пифагора! Жалею только, что сидел на последнем ряду.

– Первые ряды не занимать, – засмеялся Аргус, – места для прехорошеньких студенток.

И добавил:

– Рад, что ты высокого мнения насчёт моего изложения, приятно слышать. Но, думаю, что это, в каком–то смысле, нормально. И профессионально.

– Согласен. Просто я подумал о себе.

– Я понимаю. Но вот что я скажу, дружище. Я не всегда был таким, – отвечал ему Аргус. – Но мне хотелось быть таким.

Потом добавил:

– Какие твои годы! Всё придёт, старайся! Знаешь, как часто я колебался в выборе, сколько перепробовал всего, прежде чем избрал математику. Мой отец музыкант, скрипач, он всю жизнь прослужил в филармоническом оркестре и я безмерно ему благодарен, что он никогда не был жесток и никогда не презирал мой выбор. Сейчас он читает курс в университете по теории музыки и советуется со мной, как ему лучше сформулировать.

За день до отлёта домой во второй половине дня они вместе приехали из Бирмингема в Лондон и остановились в небольш