|
|||
Монолог ФамусоваМонолог Фамусова
Вкус, батюшка, отменная манера; На всё свои законы есть: Вот например, у нас уж исстари ведется, Что по отцу и сыну честь; Будь плохинький, да если наберется Душ тысячки две родовых, — Тот и жених. Другий хоть прытче будь, надутый всяким чванством, Пускай себе разумником слыви, А в семью не включат. На нас не подиви. Ведь только здесь еще и дорожат дворянством. Да это ли одно? возьмите вы хлеб-соль: Кто хочет к нам пожаловать,— изволь; Дверь отперта для званных и незванных, Особенно из иностранных; Хоть честный человек, хоть нет, Для нас равнёхонько, про всех готов обед. Возьмите вы от головы до пяток, На всех московских есть особый отпечаток. Извольте посмотреть на нашу молодежь, На юношей — сынков и внучат, Журим мы их, а если разберешь, В пятнадцать лет учителей научат! А наши старички?? — Как их возьмет задор, Засудят об делах, что слово — приговор, — Ведь столбовые все, в ус никого не дуют; И об правительстве иной раз так толкуют, Что если б кто подслушал их... беда! Не то, чтоб новизны вводили, — никогда, Спаси нас боже! Нет. А придерутся К тому, к сему, а чаще ни к чему, Поспорят, пошумят, и... разойдутся. Прямые канцлеры в отставке — по уму! Я вам скажу, знать время не приспело, Но что без них не обойдется дело.— А дамы? — сунься кто, попробуй, овладей; Судьи всему, везде, над ними нет судей; За картами когда восстанут общим бунтом, Дай бог терпение, ведь сам я был женат. Скомандовать велите перед фрунтом! Присутствовать пошлите их в Сенат! Ирина Власьевна! Лукерья Алексевна! Татьяна Юрьевна! Пульхерия Андревна! А дочек кто видал, всяк голову повесь, Его величество король был прусский здесь; Дивился не путем московским он девицам, Их благонравью, а не лицам, И точно, можно ли воспитаннее быть! Умеют же себя принарядить Тафтицей, бархатцем и дымкой, Словечка в простоте не скажут, всё с ужимкой; Французские романсы вам поют И верхние выводят нотки, К военным людям так и льнут, А потому, что патриотки. Решительно скажу: едва Другая сыщется столица как Москва…
К свободной жизни их вражда непримирима, Сужденья черпают из забытых газет Времен Очаковских и покоренья Крыма[ 3 ]; Всегда готовые к журьбе, Поют все песнь одну и ту же, Не замечая об себе: Что старее, то хуже. Где? укажите нам, отечества отцы, Которых мы должны принять за образцы? Не эти ли, грабительством богаты? Защиту от суда в друзьях нашли, в родстве, Великолепные соорудя палаты, Где разливаются в пирах и мотовстве, И где не воскресят клиенты-иностранцы Прошедшего житья подлейшие черты. Да и кому в Москве не зажимали рты Обеды, ужины и танцы? Не тот ли, вы к кому меня еще с пелён, Для замыслов каких-то непонятных, Дитёй возили на поклон? Тот Нестор[ 4 ] негодяев знатных, Толпою окруженный слуг; Усердствуя, они в часы вина и драки И честь и жизнь его не раз спасали: вдруг На них он выменил борзые три собаки!!! Или вон тот еще, который для затей На крепостный балет согнал на многих фурах От матерей, отцов отторженных детей?! Сам погружен умом в Зефирах и в Амурах[ 5 ], Заставил всю Москву дивиться их красе! Но должников не согласил к отсрочке: Амуры и Зефиры все Распроданы по одиночке!!! Вот те, которые дожили до седин! Вот уважать кого должны мы на безлюдьи! Вот наши строгие ценители и судьи! Теперь пускай из нас один, Из молодых людей, найдется: враг исканий, Не требуя ни мест, ни повышенья в чин, В науки он вперит ум, алчущий познаний; Или в душе его сам бог возбудит жар К искусствам творческим, высоким и прекрасным,— Они тотчас: разбой! пожар! И прослывет у них мечтателем! опасным!! — Мундир! один мундир! он в прежнем их быту Когда-то укрывал, расшитый и красивый, Их слабодушие, рассудка нищету; И нам за ними в путь счастливый! И в женах, дочерях к мундиру та же страсть! Я сам к нему давно ль от нежности отрекся?! Теперь уж в это мне ребячество не впасть; Но кто б тогда за всеми не повлекся? Когда из гвардии, иные от двора Сюда на время приезжали: Кричали женщины: ура! И в воздух чепчики бросали!"
|
|||
|