Занятие 14 Категории христианской этики.

Занятие 14 Категории христианской этики.

Ответственность. Долг

Богословский разговор о нравственной сфере человеческой жизни предполагает использование, как специфических терминов, так и тех, что используются в светской этике и даже бытовой жизни. При этом всегда стоит помнить, что несмотря на общий предмет, этика и нравственное богословие исходят из различных позиций, по-разному говорят и нередко используют различную же методологию. В свою очередь, это приводит к тому, что, исследуя внешне схожие сферы и используя одни и те же понятия, авторы могут приходить к различным выводам. Так универсальные понятия стыда, совести, долга, праведности или вины наполняются различным содержанием в зависимости от того, рассуждает ли о них философ или богослов. Первый будет апеллировать к человеку и его восприятию, которое по определению относительно, второй будет обращаться к откровению, в котором, по Его вере, через людей говорит Сам Бог.

Настоящая глава будет посвящена тем явлениям нравственной жизни, которые порождаются действием совести в человеке. Речь пойдет об ответственности, долге, чувстве праведности и виновности.

Ответственность

Законодательная функция совести порождает в человеке осознание его ответственности перед Богом и людьми.

История и этимология слов, которыми обозначается это понятие в разных языках позволяет точнее определить его значение. Так, древнегреческое εὐθύνα переводится как «исправление, наказание, призыв к ответу»[1]. В Афинах так называлась публичная проверка должностных лиц после окончания срока их полномочий. Латинский глагол respondere, от которого происходит английское responsibility, означал «обещать в замен, отвечать»[2] Сам этот глагол происходил от re+spondeo - «обещать, заключать договор», что в свою очередь восходило к корню *spond-eie – «совершать возлияния, приносить жертву»[3], то есть фактически совершать клятву, или клятвенный договор. Здесь стоит отметить, что практически точные параллели подобных договоров на жертвенной крови мы встречаем в Ветхом Завете (Быт 15:10; Быт 21:28-31; Иер 34:18). Наконец, русское слово «ответственность» оказывается однокоренным со словами «ответ, привет, вече, совет, завещание» и др. присутствует корень «ветъ», который восходит к индоевропейскому *wek-t-os «сказаный, изреченный, оговореный»[4]. Иными словами, этот корень и родственные ему слова могли означать «общественную договоренность», «общую позицию», которая возникает благодаря обсуждению, договоренности, которая обычно в древности и подкрепляется клятвой.

Таким образом, ответственность можно определить как осознание связи и обязательств, которые возникают в рамках единого мировоззрения, между человеком и тем, кто для него авторитетен и перед кем он становится ответственен.

Несмотря на то, что понятия ответственность в Священном Писании не существует, косвенно о самом явлении говорится довольно часто. Происходит это потому, что она неизбежно возникает в рамках единого нравственного поля, существующего хотя бы для двух субъектов. При этом само нравственное поле создается тем, что называется בְרִית – «завет» или «договор» и условием чего являются заповеди. Несмотря на то, что в первые слово завет звучит в словах, которые Бог обращает к Ною, совершенно очевидно, что явление ответственности появляется уже в раю, а нежелание нести ответственность, появляется сразу после грехопадения. Однако, характер этого завета не предполагает согласия, как не предполагает согласия закон всемирного тяготения или информация о запрещающем сигнале светофора. Заключая подобный «завет» с Адамом, Бог не предлагает ему один из возможных путей, как делают люди заключая договор на взаимовыгодных условиях. Бог – Творец, Он не советуется с человеком о том, какие законы положить в основу существования мира, Он творит мир таким, каким желает Его видеть. И все же, говоря о «завете», который дан Адаму, стоит подчеркнуть, что заповеди не были для него чем-то совершенно внешним и чуждым, он не просто должен был принять их, согласиться с ними и усвоить их как навязанную норму. Сообщая человеку заповеди в Эдеме, Бог опирается на нравственный закон, который в человеке уже существует. Отказавшись от соблюдения заповедей и попытавшись снять с себя ответственность люди, особенно в лице Каина и его потомков человек начинает создавать собственную цивилизацию, со своими нравственными нормами. Так Ламех, обращаясь к женам говорит понятия об ответственности за убийство со времен Каина значительно ужесточились (Быт 4:24).

Заключение Завета между Богом и народом Израильским привело к возникновению того, что можно назвать коллективной ответственностью. При чем, учитывая, что в отличие от завета с Адамом или Ноем, завет у горы Синай был заключен людьми вполне свободно, они сами согласились на особые, близкие отношения с Богом, которые одновременно предполагали Его покровительство и ответственность за соблюдение за данные Им заповеди.

Впрочем, в рамках ветхозаветных представлений об ответственности формируются сразу две линии. Так, в рамках отношений с Богом преобладает ответственность коллективная. Например, наказание за возмущение Корея Дафана и Авирона (Числ 16:19-33) могли погибнуть все, хотя в итоге погибают только наиболее близкие к ним люди. Подобные случаи общего осквернения всего общества за грех одного человека были не единичными (Нав. 22:17,20). В то же время, в рамках межчеловеческих отношений ответственность распространяется только на согрешившего (Лев. 5:1). Собственно, большинство законов, которые мы встречаем в Пятикнижии говорят об индивидуальном наказании за грех, о чем свидетельствует следующий запрет: «Отцы не должны быть наказываемы смертью за детей, и дети не должны быть наказываемы смертью за отцов; каждый должен быть наказываем смертью за свое преступление» (Втор 24:16 ср. Иез 18:20). В свою очередь, этот принцип касается не только ответственности за грехи, но и дарования спасения за праведность (Иез 14:14).

Наконец, особенным образом тема ответственности за грехи раскрывается в повествовании пророка Исаии о благоразумном рабе, о котором говорится, что он «изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего было на Нем… и Господь возложил на Него грехи всех нас» (Исаия 53:5,6). В контексте разговора об ответственности это означает, что человек, жизнь которого наполнена грехами, уже не был способен вернуться к Богу, так как вышел из общего с Ним нравственного поля. Бог снисходит к нему в его безответственности и разделяет с ним ее плоды.

В Новом Завете можно встретить различные представления об ответственности, отчасти продолжающие ветхозаветные, отчасти еще больше подчеркивающие личный и индивидуальных аспект. Так, продолжение ветхозаветной линии коллективной народной и наследственной ответственности можно видеть в словах иудеев, которые привели к Спасителя к Пилату. После того, как он попытался снять с себя ответственность и умыл руки, они сказали «кровь его на нас и на чадах наших» (Мф 27:25), что говорит о понимании ими ответственности как коллективной категории. Кроме того, в вопросе о слепорожденном «кто согрешил, он или родители его?» (Ин 9:2) звучат представления о наследственной ответственности детей за грехи родителей.

В свою очередь, Христос подчеркивает личную ответственность человека. Причем ответственность перед не только перед Богом, но и перед людьми. Например, тот, кто согрешает должен быть призван к ответу, сначала лично, а затем перед лицом других членов Церкви (Мф 18:16). О личной ответственности говорит и апостол Павел, который подчеркивает: «Каждый да испытывает свое дело, и тогда будет иметь похвалу только в себе, а не в другом, ибо каждый понесет свое бремя» (Гал 6:4,5). Впрочем, новизна заключается не столько в идее личной ответственности, сколько в том, что это ответственность не только за дела, но и за слова, и ответственность непосредственно пред Богом лично: «Говорю же вам, что за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда» (Мф 12:36).

Наконец, особенно важной, оказывается тема ответственности за грех по неведению. Обращаясь к Богу с молитвой, христиане просят прощения грехов, как ведомых, так и неведомых. Более того, традиционно ссылаются на принцип, гласящий «Незнание закона не освобождает от ответственности»[5], хотя на самом деле он имеет языческое происхождение и не находит основания в Предании. Напротив, известно, что, умирая на кресте, Господь обращается к Отцу Небесному со словами: «Отче! прости им, ибо не знают, что делают» (Лк 23:34). Из этой просьбы Спасителя явно следует, что ответственность за грехи, которые сделаны по неведению, не равна той, которая следует после сознательных грехов. Известен так же случай, который описывает прп. Авва Дорофей, как две сестры рабыни в младенчестве были куплены одна христианкой, а другая блудницей. Рассуждая об их ответственности за грехи, которые они могут совершить в будущем, преподобный спрашивает: «Можно ли сказать, что Бог равно взыщет как с одной, так и с другой? Как это возможно! Если обе впадут в блуд или в иной грех, можно ли сказать, что обе они подвергнутся одному суду, хотя и обе впали в одно и то же согрешение»?[6] В христианской традиции способность утверждать о человеке, сознательно он творит зло или по неведению принадлежит только Богу (Лк 23:24) или человеку, который действует в Духе Святом (Деян. 3:17, Тим. 1:3).

В Нагорной проповеди Спаситель образно говорит о механизме возникновения ответственности. Так, Он говорит: «Мирись с соперником твоим пока ты на пути…» (Мф. 5:26). Комментируя эти слова прп. Авва Дорофей говорит: «Соперником называется она [совесть] потому, что сопротивляется всегда злой нашей воле и напоминает нам, что мы должны делать, но не делаем; и опять, чего не должны делать, и делаем»[7]. В этих словах явно изображается природа ответственности и процесс ее возникновения из напоминания, которое совесть обращает к человеку. Само это свидетельство осуществляется в человеке «естественным образом»[8] в голосе совести святые слышат от Самого Слова, что «ни в коем случае не подобает пользоваться природными энергиями противоположным этому [природному] образом». Развивая духовное зрения, они «научились равномерно, в согласии с надлежащим логосом естества устремляться к его [т.е. естества] Виновнику»[9].

Иными словами, ответственность как осознание себя находящимся в рамках определенного нравственного поля, создается деятельностью совести, как того «органа», который делает это поле известным, открывает его человеку. Естественно, что с богословской точки зрения, ответственность, которая создается совестью, является ответственностью перед Богом. В то же время, в процессе социализации совесть обогащается нормами того сообщества, в котором человек живет и становится источником не только природных, но и социальных добродетелей.

Долг

Свидетельство совести формирует в человеке сознание его ответственности перед Богом и необходимость следовать нравственному закону, который человек осознает, как необходимым и обязательным. В философии это ощущение и осознание называется долгом и описывается как внутреннее требование следовать моральному закону, исполняя свои обязанности. В моральной философии Канта долг представляется как требование, которое не соотносится, ни с обстоятельствами, как внешними, так и внутренними, ни с целью или последствиями, к которым может привести действие. Требования долга формулируются как императивные и разделяются на внешние по отношению к человеку нормы и внутреннее ощущение долженствования.

В качестве моральной категории, долг, конечно, был осмыслен не сразу. Сам опыт должествования рождается из вполне бытовых ситуаций. Неслучайно исторически славянское дългъ, долгъ – это в первую очередь «взятое в долг, задолженность, дань», которое этимологически соотносится с *дьлгъ «длинный долгий (срок)»[10]. Предполагается, что первоначально долг – это не то, что осознает сам человек, но то, чего долго ждет «кредитор», давший в займы[11]. В свою очередь – это означает, что категория долга в древних сообществах рассматривалась не столько как обязанность сама по себе, сколько как объект, взятый в долг, то, чего ждет кредитор и что обязательно к возвращению. Однако, столь привычная для нас категория поразительным образом оказывается совершенно не развитой в Священном Писании Ветхого Завета. Возможно, это связано с самим характером заповедей, которые сообщаются не столько как внешние нормы, которые навязываются Творцом, сколько как свойства человеческой природы, которые необходимо исполнять, чтобы жить.

Так или иначе, ветхозаветный закон, если и говорит о долге, то скорее обращаясь к тому, кто дает в долг, а не к тем, кто его берет. Во времена Моисея человек брал в долг для того, чтобы выжить. Если ему были нужны деньги или продукты, это означало, что он находился в стесненных обстоятельствах и нуждался в поддержке. Именно поэтому закон ограничивал требование суды у тех, кто называется ближним (Втор. 15:11) и запрещал брать с них проценты (Исх. 22:24, Лев 25:35-37). Закон ограничивал жестокость по отношению к бедняку и предписывал списание долгов в т.н. субботний год (Втор. 15:1-11). Более того, закон позволяет одному человеку выплатить долг за другого (Лев 25:25).

Все это не означает, конечно, что понятие должного не играло никакой роли в ветхом завете, однако религия Ветхого Завета предполагает, что между Богом и человеком возможны не только формальные правовые отношения. Снисхождение к тому, кто хотя и должен, но оказался в стесненных обстоятельствах – это то, что праведник ощущает как норму (Неем 5:10). Более того, в книге пророка Исаии Бог готов быть искупителем за долги людей (Ис 41:14).

В отличие от Ветхого, в Новом Завете уже встречается понятие долг в духовном и нравственном смысле. В одном из центральных текстов, а именно в молитве Господней «Отче наш», которую всякий верующий читает несколько раз в день, обращаясь к Богу, человек просит «оставь нам долги наши, как и мы оставляем должникам нашим» (Мф 6:12). В этом случае слово «долг» (οφείλημα) означает исполнение заповеди, а просьба о том, чтобы долг был оставлен подразумевает прощение грехов. Логика прошения такова: Бог дает человеку заповеди, которые тот должен исполнять и неисполнение которых оказывается для него долгом перед Творцом. Учитывая, что заповеди описывают не только отношения Бога и человека, но и отношения между людьми, их неисполнение делает человека должником перед ближним. В притче о должнике евангелист использует понятие «заем» (δάνειον) (Мф. 18:27). Здесь так же человек не только оказывается должен царю, но и сам имеет должников. Важно отметить, что в обоих случаях долг характеризуется некоторыми общими чертами:

во-первых, по своей сути он оказывается тем, что связано с самой природой, это не просто внешняя норма, но онтологически необходимое действие;

во-вторых, долг носит не абсолютный и безличный, но относительный характер, т.к. может быть прощен;

в-третьих, прощение человеку неисполнения долга зависит от того, простил ли он, то есть прощение человека зависит от него самого.

Наконец в Новом Завете есть глагол «δεῖ», который переводится «надлежать, быть необходимым, быть должным, быть нужным». Многозначность этого глагола как нельзя лучше свидетельствует о том, долг не столько навязан человеку как нечто «надлежащее», но является тем, что нужно или необходимо самому человеку. Кроме того важно, что он употребляется как по отношению к простым людям (Мф. 25:27, Ин 4:20), так по отношению ко Христу. Предупреждая апостолов о грядущих страданиях, Он говорит: «Сыну Человеческому должно много пострадать…» (Мк. 8:31, Лк 24:7). При этом имеется ввиду, что Сын смиряет Себя став «послушным даже до смерти» (Фил 2:8). В свою очередь благодаря Его послушанию, становится возможным послушание человека. Именно поэтому ап. Петр призывает учеников: «как послушные дети, не сообразуйтесь с прежними похотями…» (1 Пет 1:4). Особую связь долга и закона подчеркивает апостол Павел, когда указывает тому, кто обрезывается, что «он должен (οφειλέτης) исполнить весь закон (Гал 5:3). В случае же исполнения закона Бог оказывается должен человеку, потому что «Воздаяние делающему вменяется не по милости, но по долгу (οφείλημα) (Рим 4:4). Учитывая же, что «Нет человека праведного на земле, который делал бы добро и не грешил бы» (Еккл 7:20) все оказываются должниками перед Богом и могут надеяться только на милость.

Исполнение или неисполнение долга влечет за собой сильные эмоциональные переживания собственной вины или праведности. Впрочем, православная аскетическая традиция не предполагает того, чтобы человек позволил себе радоваться собственной праведности. Зачастую подобные эмоции связываются с прелестью и должны подвергаться строжайшему рассмотрению. Впрочем, как и чувство вины, которое возникает в человеческой душе после совершения грехов.

[1] Lampe G.W.H. A Patristic Greek Lexicon Oxford University Press, 1961, - P. 715.

[2] Kleins Comprehensive Etymological Dictionary of the English Language - Unabridged, One-Volume Edition. — Elsevier, 2003. — P. 1335.

[3] Vaan Michiel de. Etymological Dictionary of Latin and the Other Italic Languages Brill Academic Publishers, 2008. — P. 582.

[4] Этимологический словарь современного русского языка / Сост. А.К. Шапошников: в 2 т. Т.2 Флинта: Наука, 2010. — С. 347

[5] Вполне вероятно, что он является вариантом одного из законов XII таблиц, а именно III.3: «Если [должник] не выполнил [добровольно] судебного решения и никто не освободил его от ответственности при судоговорении, пусть [истец] уведет его к себе и наложит на него колодки или оковы весом не менее, а, если пожелает, то и более 15 фунтов».

[6] Преподобного отца нашего аввы Дорофея душеполезные поучения и послания. С присовокуплением вопросов его и ответов на оные Варсануфия Великого и Иоанна Пророка — М.: Благовест, 2010. — С 113

[7] Дорофей Газский, авва, прп. Душеполезные поучения, послания. : вопросы прп. Дорофея и ответы, данные на них старцами Варсонуфием Великим и Иоанном Пророком. Сергиев Посад, 2007. С. 64.

[8] Максим Исповедник прп. Избранные творения / прп. Максим Исповедник [пер. и вст. ст., коммент. и прил. А. И. Сидоров]. – М.: Паломник, 2004. — С. 276.

[9] Максим Исповедник прп. О различных недоумениях у святых Григория и Дионисия / прп. Максим Исповедник. – М.: Ин-т философии, теологии и истории св. Фомы, 2006. С. 97.

[10] Этимологический словарь современного русского языка / Сост. А.К. Шапошников: в 2 т. Т. 1. – М.: Флинта: Наука, 2010. – с. 236

[11] Интересно, что и англ. debt и duty – это однокоренные слова, происходящие от одного лат. debere – быть должным, находить под обязательствами. См. Klein E. A Comprehensive Etymological Dictionary of the English Language p. 406.