Часть II. Палач 9 страница

К убийству Варфоломеева Степе вернуться так и не удалось, и он начал понемногу закисать в своем РУВД, заваленный глухими квартирными кражами, пока не пригласил его к себе на работу начальник отдела ОРБ Никита Кудасов. ОРБ — оперативно-розыскное бюро — возникло на базе так называемого Шестого управления, призванного бороться с организованной преступностью, о которой в стране только начинали говорить… Ребята у Кудасова подобрались отличные, работали по пятнадцать часов в сутки без выходных, но очень скоро Степе пришлось убедиться, что и в этом элитарном подразделении царствует Его Величество Милицейский Палочный Показатель, превращавший борьбу с лидерами организованной преступности в подобие соревнования велосипеда и «мерседеса». Тем не менее что-то сделать все же удавалось, и именно Степе выпало в 1990 году задержать Валерия Ледогорова — ближайшую связь Антибиотика. Ледогоров на допросах-держался нагло, на вопросы не отвечал, а однажды, усмехнувшись Степе прямо в лицо, прошептал:

— Марков, ты плохо кончишь…

Силу и мощь империи Антибиотика Степа в полной мере смог оценить летом 1992 года, когда и сам Ледогоров, и тридцать его братков, задержанных одновременно с ним, очень скоро оказались на свободе. Женщине-прокурору, поддерживавшей обвинение в суде, во время процесса однажды вечером проломили на улице голову, судьи оказались догадливыми и вынесли бандитам на удивление мягкие приговоры.

Иногда Степу охватывало настоящее отчаяние, и ему начинали казаться бесполезными попытки борьбы с теневым государством внутри государства. Пережить эти тяжелые минуты ему помогали ребята, работавшие рядом, такие же фанатики-энтузиасты, как и сам Степа. Марков частенько виделся с Челищевым, ему очень нравился этот красивый, образованный и сильный парень, Степа даже пытался подражать Сергею в манере говорить о серьезных вещах, насмешливо щурясь… Может быть, именно в силу этой симпатии так болезненно переживал Степа информацию о том, что Челищев, уйдя из прокуратуры, стал работать на Антибиотика. Марков никак не ожидал от Сергея такого финта ушами. После этого Степа стал еще более замкнутым и начал часто ловить себя на том, что перестал доверять многим своим коллегам даже внутри ОРБ…

…Марков сидел на лавочке у памятника Ленину перед Финляндским вокзалом, курил и размышлял о совершенно неожиданном предложении, которое сделал ему Челищев. Сергей выглядел плохо — поседел наполовину, если не больше, вокруг глаз расплескалась чернота, а в самих глазах было столько сдерживаемой боли, что Степа впервые задумался о том, что история «оборотня» Челищева была, пожалуй, совсем не простой… Не мог такой парень, как Сергей, в одночасье превратиться из нормального следака в бандита, даже если Званцев-Адвокат и был его другом детства… Должны быть еще какие-то причины. Степа досадливо закряхтел, вспоминая, как оттолкнул минувшей осенью Сергея от себя, как не пожелал с ним просто поговорить по-человечески…

«Ладно, поговорим еще, если Серый не врал, а похоже, он действительно говорил искренне, — у нас будет много общих тем для разговора… Может, это Званцева его втянула? Красивая баба, но неужели Серега из-за нее голову потерял?… Надо будет пробить его в понедельник…» Марков затоптал окурок и, сутулясь на холодном ветру, побежал к трамвайной остановке. Степа даже не подозревал, что с Сергеем Челищевым ему больше не доведется увидеться никогда. По крайней мере на этой грешной земле…

В понедельник, за пять минут до назначенного Марковым времени, Челищев уже бродил на Финляндском вокзале у лотков с книгами. Настроение у Сергея было неважное. Несколько часов назад управляющий банка «Отечество» Карл Фридрихович Филь представил его Елене Красильниковой как нового юрисконсульта и попросил «любить, жаловать и всячески помогать». Лена Красильникова была молодой и довольно миловидной женщиной, которую можно было бы назвать красивой, если бы она одевалась чуть подороже и если бы вокруг ее глаз было меньше преждевременных морщин…

Челищев пригласил Лену на чашку кофе в буфет, шутил, легко ухаживал, а она смотрела на него с беззащитной доверчивостью ребенка, которого еще не окончательно успела озлобить жизнь своими жестокими ударами… Когда-то Лена училась в «Финэке», но вышла замуж за офицера, и институт пришлось бросить, потом гарнизонные скитания, все учащавшиеся запои мужа, изверившегося в армии и своей стране. Развод облегчения не дал — Лена с дочкой вернулись в Ленинград, жили в оставшейся от бабушки комнате огромной коммунальной квартиры, расселять которую никто не собирался. Работы не было. Лена с отчаяния всерьез стала подумывать о выходе «на панель», но тут одна ее давняя знакомая замолвила за нее словечко перед Карлом Фридриховичем, и Красильникову взяли операционисткой в банк. Сергей вспоминал ее глаза и чувствовал себя человеком, готовящимся обмануть ребенка…

Степа задерживался. Когда прошло сорок пять минут после назначенного срока, Сергей пошел к телефонам-автоматам. У Степы на звонок никто не отвечал.

«Странно… Может быть, передумал? Да нет, Степа все равно пришел бы и сказал — не тот это человек, чтобы просто так не прийти на встречу… Что-то случилось…»

Дурное предчувствие заворочалось в груди, заставив сердце Челищева сбиться с нормального ритма и неприятно заныть… Через полчаса Сергей перезвонил снова. Снова долго никто не отвечал, Челищев уже хотел было положить трубку, когда услышал вдруг незнакомый голос:

— Да, слушаю…

— Маркова Степу позовите пожалуйста! Человек в «Большом доме» после небольшой паузы осторожно кашлянул и переспросил:

— Маркова? А… кто его спрашивает?

— Его хороший знакомый, — ответил Челищев. — У нас с ним встреча назначена. Степа знает, где и с кем… На другом конце провода тяжело вздохнули:

— Погиб Марков. С вами могу встретиться я.

— Как погиб? — ошарашенно переспросил Сергей. — Когда? Мы же с ним…

— Вчера, — ответил незнакомец, — При исполнении служебных обязанностей. Смертью героя. Мы будем с вами встречаться? Как вас зовут?

— Спасибо, до свидания. — Челищев повесил трубку и долго смотрел на неподвижный телефонный диск.

Что произошло? Почему Степа погиб именно сейчас? Сергей вдруг вспомнил, как Антибиотик во время последней беседы спрашивал его о Маркове и намекал на то, что Степа стал мешать. «Как кость в горле», — сказал тогда о нем Виктор Палыч… «Неужели эта старая сволочь опять меня опередила? Надо кончать с ним, он словно чует…» От ненависти и отчаяния глаза Челищева стали заволакиваться красным туманом, а во рту почувствовался привкус крови. Выдохнув резко, с пристоном, Сергей со всей силы кулаком ударил по телефонному аппарату. Боль в разбитых костяшках пальцев отрезвила его. Сгорбившись, как старик, Челищев побрел к машине.

«Степа погиб, значит, все нужно срочно менять, весь план летит к черту…»

Челищев горько усмехнулся: он проработал в правоохранительной системе семь лет, и, как оказалось, у него был только один знакомый мент, кому он мог полностью довериться…

Сергей не мог даже предположить, что старший оперуполномоченный из пятнадцатого отдела ОРБ Степан Марков погиб из-за глупой самонадеянности одного их общего знакомого — Валеры Чернова. Антибиотик на этот раз был ни при чем, это была ситуация, когда дурак становится опаснее диверсанта…

В воскресенье Степа дежурил по отделу. Марков был даже рад этому дежурству — у него накопилось изрядное количество финансовой документации, в которой давно уже нужно было поковыряться, но в обычный рабочий день это сделать было трудно — в одной комнате терлось друг о друга столько народу, что и бумаги-то по-человечески на столе не разложить… От руководства по ОРБ дежурил Валера Чернов — это было его первое заступление ответственным дежурным. Всего неделю назад его повысили в должности, Валера стал замначальника семнадцатого отдела и, как все новоиспеченные начальники, жаждал возможности отличиться…

Около двадцати ноль-ноль на контактный телефон ОРБ пришла информация об адресе, в котором скрывается некая Марина Арипова, находящаяся в розыске уже полгода. Арипова была генеральным директором фирмы «Кипарис» — нормальной пирамидальной структуры, которая брала деньги у доверчивых граждан и обещала вернуть с процентами, превышающими во много раз сами вклады. Когда на счетах «Кипариса» осели миллионы, Арипова исчезла. Обманутые вкладчики устраивали митинги и организовывали какие-то комитеты… Городская пресса подняла большой шум. В многочисленных публикациях Арипову называли даже «злым финансовым гением», хотя было очень сомнительно, чтобы эта двадцатичетырехлетняя телка из Вологды могла сама придумать и осуществить такую аферу. Скорее, она была просто ширмой, за которой работали куда более серьезные люди… Как бы то ни было, но Арипова находилась в розыске, и то, что ее случайно опознал на улице один из вкладчиков (мало того что опознал — еще и отследил до дома, до дверей квартиры!), было большой удачей. Чернов уже видел заголовки статей на первых полосах питерских газет и предвкушал сладкое пожинание лавров. Все складывалось так удачно…

«Только бы из района не опередили», — эта мысль подстегнула Чернова, заставила его торопиться. Он выскочил в коридор, начал дергать двери кабинетов… Первым, кто попался ему на глаза, был Степа Марков.

— Так, Марков, быстро собирайся, смотаемся в адрес на Вторую Красноармейскую, нужно бабу одну задержать, пока она не «соскочила»!

— А что за баба-то? — спросил со вздохом только что разложивший все свои бумаги Степа.

— Мошенница! — Чернов подмигнул Маркову и по-начальнически стал его торопить: — Ну, живее, живее, чего копаешься!

— СОБР будем заказывать? — Степа начал быстро убирать бумаги в сейф. Чернов, стоя в дверях, хлопнул себя ладонями по ляжкам и расхохотался:

— Какой, в жопу, СОБР, людей только смешить — из-за одной девки… Возьмем мою машину — ты, я, Гришка Данилевский водилой — что, не управимся? Живее, живее!

— Сейчас, — кивнул Степа. — Бронежилет вот только надену… Чернов выразительно повертел пальцем у виска:

— Давай, бери, бери… Ты еще пулемет возьми — на бабу… Все-таки правду говорят, что у вас в отделе с головами-то непорядок… Ладно, шевелись быстрее, я внизу тебя в машине жду.

Бронежилет Марков все-таки надел, потому что Никита Кудасов каждый день неустанно повторял всем операм: «На любое дело, в любой адрес — обязательно только с бронежилетами. Пусть, кто хочет, смеется… А я хочу вас видеть живыми и здоровыми».

Уже уходя из кабинета, Степа решил все-таки звякнуть на всякий случай дежурному в свое бывшее РУВД — Вторая Красноармейская была как раз их «землей». Как ни странно, у дежурного не было занято; более того, оказалось, что дежурит Гера Фоменко, старый Степин кореш. Марков вкратце обрисовал Гене ситуацию и торопливо попросил:

— Геныч, если не очень влом — пришли к адресу гэзэшников, мало ли что… Это же от вас совсем недалеко, через улицу всего… Хрен его знает, что там за хата, мы ее даже и не пробивали.

Фоменко ничего твердо гарантировать не стал, но по старой памяти обещал постараться…

Дежурная «Волга» влетела на Вторую Красноармейскую около двадцати одного ноль-ноль.

— Так, — важно сказал Чернов, когда машина остановилась у нужного подъезда. — Значит, Марков — старший, Данилевский — на подхвате. Давайте там особо не церемоньтесь — за рога и в стойло, по-быстрому. Думаю, вдвоем справитесь с девушкой — вы ж у нас спортсмены, «качки», так сказать… Ну, а я тут на связи побуду. Если что — кричите. — И Валера хохотнул, довольный своей шуткой.

Марков с Данилевским вошли в подъезд и поднялись на третий этаж. У невзрачной двери квартиры номер сорок три они остановились и тихонько щелкнули затворами своих «пээмов». Марков кивнул, и Гриша Данилевский нажал на кнопку звонка. В квартире послышался шум и торопливые шаги к двери.

— Кто там? — спросил женский голос.

— Это сосед ваш снизу, из тридцать девятой, вы нас затапливаете, — ответил Степа сердито.

За дверью начали щелкать замками.

— А у нас вроде ничего не течет, — сказала удивленно молодая женщина, появляясь на пороге. Степа договорить ей не дал, втолкнул в глубь квартиры, шепотом командуя:

— К стене! Тихо, милиция! Есть кто в хате?! Арипова открыла рот от ужаса и замотала головой:

— Нет, что вы, никого тут нет, это какая-то ошибка!

Но она кричала как-то нарочито громко, и это не понравилось Степе. Кивнув Данилевскому на Арипову, Марков решил осмотреть квартиру. Он приблизился к закрытой двери в спальню и левой рукой резко толкнул ее. Последнее, что увидел в своей жизни Степа Марков, было дуло восьмизарядного американского помпового ружья. Марков даже успел выстрелить, но его пуля лишь чиркнула по шее парня, который зарядом картечи снес Степе полголовы. В комнате находились двое «казанцев», «курировавших» Арипову, кстати, тоже наполовину татарку. Эта троица скрывалась вместе, большой и дружной семьей, уже давно, на парнях висело «мокрое», поэтому с оружием они не расставались даже ночью…

Тело Маркова откинуло назад, в прихожую. Данилевский пригнулся, но выстрелить не успел — картечь из второго ружья разворотила ему грудную клетку и перебила горло Ариповой…

Чернов, услышав выстрелы, так растерялся, что побежал наверх, даже забыв достать ствол из наплечки. Увидев выскочивших из сорок третьей квартиры двух заросших мужиков с короткими ружьями в руках, Валера оцепенел и поднял руки. Вид у него был настолько жалкий, что убегавшие бандиты даже не заподозрили в нем мента.

— Грохни, — предложил на бегу один из «казанцев» напарнику.

— И так шумно, он — овца, не при делах, — все это Валера успел услышать перед тем, как тяжелый приклад коротко, но очень больно ударил его в лоб. Валера сел на задницу, но сознание не потерял. Он сидел и думал о том, что теперь всей его так хорошо начинавшейся карьере наступил конец. Это было настолько обидно, что у Валеры даже прошла боль.

Бандиты выскочили из подъезда и нарвались на гэзэшников, которых Гена Фоменко все-таки направил в адрес. «Казанцы» успели выстрелить еще по одному разу и получили в ответ автоматные очереди. Один был убит сразу, а второй, с пулей в животе, успел заскочить обратно в подъезд. Непонятно, на что он надеялся, может быть, хотел дворами уйти или чердаком… Это был тот, кто пожалел Чернова, не стал его убивать. На лестничном пролете бандит выронил ружье и, схватившись руками за живот, начал оседать на ступеньки. Валера увидел его умоляющие глаза, которые уже начали подергиваться мутной пеленой боли, и выстрелил прямо в них несколько раз подряд, лихорадочно приговаривая:

— Это тебе за овцу, за овцу, за овцу!!!

Так погибли Степа Марков, Гриша Данилевский. Были убиты и Марина Арипова, и двое бандитов, установить личности которых не представилось возможным.

Чернова не обманули первые, радужные, предчувствия — бойня на Второй Красноармейской действительно попала во вторник на первые полосы всех самых крупных питерских газет. Во всех материалах главным героем был представлен руководитель операции заместитель начальника семнадцатого отдела ОРБ Валерий Чернов, лишь благодаря мастерству и героизму которого бандиты, устроившие на своей квартире засаду, не ушли от возмездия…

Позже, в ходе служебного расследования, Чернов рассказал, что СОБР на задержание брать не стали, так как те были необходимы в резерве для возможного использования дежурным нарядом УУРа, по линии которого в тот вечер было совершено несколько тяжких преступлений, но зато именно он, Чернов, распорядился, чтобы Марков позвонил в РУВД и попросил помощи у местных гэзэшников. Глубоко копать служебная проверка не стала…

Сергей Челищев, конечно, не знал обо всех этих обстоятельствах. Гибель Степы перевернула все его расчеты, и Сергей принял решение срочно выехать под Лугу, на хуторок Федосеича, где он отлеживался после своего февральского запоя.

Реально в Лугу ему удалось выбраться только во второй половине следующего дня. Антибиотик по случаю гибели Маркова был в прекрасном настроении, он собрал все газетные вырезки и с наслаждением перечитывал их, потягивая неизменную «Хванчкару». Челищев сказал Виктору Палычу, что собирается немного отдохнуть на природе, и старик возражать не стал, лишь напомнил, чтобы Сергей не забывал про банк «Отечество» и операционистку Лену; до запуска операции с авизовками оставалось чуть меньше двух недель…

Челищев вызвонил Выдрина, страшно обрадовавшегося появлению пропавшего шефа, пересел в условленном месте со своего «джипа» на Сашкину «девятку» и велел гнать до Луги. Почти всю дорогу Челищев молчал, угрюмо глядя на дорогу перед собой, и Выдрин, почувствовав его настроение, не беспокоил Сергея никакими расспросами. Челищев курил сигарету за сигаретой, вспоминал Степу Маркова и время от времени невнятно мычал от внутренней боли. Челищеву было совсем плохо, он думал о том, что несет всем вокруг себя только горе и смерть…

Когда до хуторка Федосеича оставалось километров десять, Сергей взглянул на Сашка и сказал:

— Саня, дела пошли совсем невесело, ты слушай меня, не перебивай… Примерно через месяц тебе нужно будет уехать из города, спрятаться, так что готовься… Маму с собой заберешь, деньгами и документами я обеспечу. И не спрашивай меня ни о чем — все, что можно будет, я тебе сам скажу. Только уехать вам надо будет обязательно — это вопрос жизни и смерти, и не только моей, но и твоей, и еще многих других людей.

Выдрин даже пригнулся к рулю от неожиданности, долго молчал и наконец спросил:

— Уезжать навсегда придется?

— В жизни ничего не бывает навсегда, — вздохнув, ответил Челищев и закурил очередную сигарету.

Примерно в километре от дома старого тренера Сергей велел Сашку остановиться, вышел из машины и, предупредив, что вернется часа через три, направился к хуторку. Майское солнышко потихоньку набирало силу, листья вовсю вылезали из почек, и все в природе радовалось обновлению. Сергей любил май больше всех остальных месяцев в году, с его приходом он сам всегда оживал. Но сейчас его душу не отпускала жестокая февральская стужа.

Подойдя к дому Федосеича, Челищев услышал доносившиеся со двора тяжелые удары колуна. Ворота были открыты, Сергей вошел и увидел знакомую высокую фигуру, легко разваливавшую огромные березовые чурки. У Челищева вдруг перехватило дыхание и защипало в глазах.

— Здорово, Олежка… Званцев обернулся к нему, сжимая одной рукой большой колун, и заулыбался:

— Серый! А ты чего прискакал раньше времени? Договаривались ведь на субботу… Они обнялись, и Сергей вдруг уткнулся лицом в плечо Олега.

— Э-э, ты чего, братишка, случилось что? С Катькой?!

Челищев отрицательно качнул головой:

— Случилось, но не с ней. С ней все в порядке. Сейчас расскажу все, дай отдышаться только.

Они присели на березовые бревна, закурили, и Челищев вдруг снова с пронзительной отчетливостью вспомнил все, что произошло между ними в тайнике под стойкой бара в «свинарнике», где они прятались от омоновской облавы…

Устроители тайника под стойкой бара явно не рассчитывали на то, что в нем будут скрываться одновременно двое, да еще таких габаритов, как Званцев с Челищевым. Олег и Сергей вынуждены были сидеть скорчившись, прижимаясь друг к другу. Сверху еле различимо доносились тяжелые шаги, потом стало слышно, как залаяла собака. Кто-то завизжал, зазвенело разбитое стекло — судя по всему, в баре начали бить крупье.

Олег вздохнул и шепотом сказал:

— Если они запустят сюда пса — нам конец…

— Почему обязательно конец? Может, наоборот — начало?… — решил поддержать беседу Сергей. Ну не сидеть же в полной темноте молча.

— Много ты об этом знаешь, — раздраженно ответил Званцев. — Начало… Ты вообще ментам должен в ножки поклониться: если бы не они, ты бы еще полчаса назад покойником стал… Они снова замолчали, думая каждый о своем. На этот раз паузу нарушил Сергей:

— Интересно, по чью они душу — за мной или за тобой снова?

— Не знаю, — Олег пожал плечами. — Если они нас здесь найдут, обоим мало не покажется…

— Покурить бы, — вздохнул Челищев, но Званцев отрицательно мотнул головой:

— Нельзя, собака может учуять, да и вытяжки здесь никакой — задохнемся… Терпи. Лучше объясни, что ты там нес насчет сына. Какой сын, чей?

— Я же покойник?… — невесело усмехнулся Сергей, но Званцев перебил его, не дав договорить:

— Не юродствуй! Сейчас не до шуточек, рассказывай, что знаешь!

Когда очень рассерженного человека обстоятельства вынуждают говорить шепотом, получается не очень страшно. Сергей улыбнулся против воли, надеясь, что Олег этого в темноте не заметит…

— А что тут рассказывать? В августе ему будет восемь лет, зовут Андреем. Сроки можешь сам посчитать. Катька от тебя тогда залетела, а Гончарову своему, покойнику, ничего не сказала — он в Швейцарию в длинную командировку уехал. А она подалась рожать к бабушке своей в Приморско-Ахтарск, там сына и оставила… Вот и все.

В темноте лица Олега было не разглядеть, но по его прерывистому дыханию Сергей понял, что Званцев просто в ауте от свалившейся на него новости. После долгой паузы Олег наконец взял себя в руки и спросил:

— Почему же Катька молчала все эти восемь лет? Ну, сначала еще понятно — а потом-то? Мы же расписались…

— Почему-почему… — на этот раз завелся Челищев. — Жизнь у тебя очень красивая, вот почему!

Олег сердито засопел:

— Можно подумать, что твоя жизнь лучше! Все мы из арестантского мира…

— Вот-вот! — язвительно продолжил Челищев. — Тебе хоть раз в голову приходило, что ни одна баба не хочет, чтобы ее ребенок в таком мире рос?

— Много ты понимаешь! — взорвался Олег и схватил Челищева за грудки. — Да она сама… А ты… Ты, стало быть, ее пожалел, утешил да еще и трахнул заодно, паскуда!

— Убери руки, мудак! — Сергей локтем сбил захваты рук Званцева, оба напряглись и тут же одновременно замерли, прислушиваясь к звукам сверху. Там продолжали топать тяжелыми казенными сапогами.

Постепенно успокоившись, Сергей и Олег отпустили друг друга и снова надолго замолчали. О чем они думали, что вспоминали? У обоих было и что вспомнить, и над чем задуматься.

— Олежа…

Званцев вздрогнул. Когда-то, очень давно, Сергей называл его так в те минуты, когда они говорили о чем-то очень важном и сокровенном. Все эти разговоры остались в далекой прежней жизни. Да и была ли она?

— Чего тебе? — буркнул Олег, сердясь на себя за то, что, когда Сергей назвал его «Олежей», у него екнуло сердце.

— Олежа… Ты меня выслушай, не перебивай… — Челищев глубоко вздохнул, словно перед нырком, потом медленно выдохнул. — Мне очень плохо, причем уже давно… Я, Олежа, жить не хочу, да и не могу… Только сам мучаюсь и остальным горе приношу… Мне от тебя смерть принять будет легче, чем от кого-то, только ты меня похорони по-человечески, к Вальтеру не вози…

— Ты че? — опешил Олег. — Ты че городишь-то?

— Подожди, не перебивай, — Сергей нашел в темноте руку Званцева, тот для вида попытался вырвать ее, но Челищев вцепился в нее крепко.

— Олежа… Пора точки расставлять… Я — лишний в раскладе. Не будет меня — всем станет хорошо. Тебе. Кате. Да и мне тоже… Об одном жалею — не хватило сил упыря этого кончить, Виктора Палыча… Я его напоследок оставил, да вот — не хватило меня… С тобой хотел сквитаться, да тоже уже рука не поднимается.

— Серега, — голос Званцева был полон растерянности и тревоги. — Серый, ты что, бредишь? Ты чего несешь-то? За что сквитаться-то?

Челищев продолжал говорить свистящим полушепотом, будто не слыша Олега:

— Это я Катерину определил в «Кресты».

— Что?! Ты?!

— Я.

Званцев закрутил головой, отказываясь верить услышанному. Олег почувствовал, что если сейчас он не поймет, что происходит с Сергеем, то будет жалеть об этом весь остаток своих дней.

Олег с усилием сглотнул и спросил по возможности спокойно:

— А зачем… ты ее в «Кресты»? Челищев усмехнулся:

— Ты еще не понял? За отца и мать… Я думал, ты сам догадаешься… За предательство, которого я от вас не ожидал.

Званцев долго молчал, переваривая полученную информацию, потом положил Сергею руку на плечо и спокойно и жестко сказал:

— Значит так: чтобы нормально во всем этом винегрете разобраться, ты мне сейчас подробно и обстоятельно все расскажешь. Как постороннему, который вообще ничего не знает. А потом я тебе кое-что расскажу. Это наш единственный шанс разобраться.

— Зачем все это? — устало пожал плечами Челищев.

— Затем! — отрезал Олег. — Если тебе все равно, то мне — нет. Я, в отличие от тебя, с жизнью пока прощаться не собираюсь. А раз так, нужно размотать все эти непонятки… Давай, Серега, не тяни. Излагай все по порядку, как у батюшки на исповеди.

Челищев помолчал немного, вздохнул и начал рассказывать равнодушным тусклым голосом…

Он говорил минут сорок, и Олег ни разу его не перебил; лишь пару раз, когда Сергей останавливался перевести дух, Званцев нетерпеливо подгонял его:

— Дальше, дальше…

Закончив свой рассказ, Челищев в изнеможении прислонился к стенке тайника. По лицу его струился пот — может быть, его вызвали невеселые воспоминания, а может, просто в тайнике становилось слишком жарко от дыхания двух мужчин.

— М-да, — крякнул Олег. — Слов нет, одни буквы… И за весь этот набор ты решил со всеми нами поквитаться… Челищев невесело хмыкнул:

— Я, Олежа, буду на самом деле рад, если ты поставишь точку во всей этой чехарде. Мне с такими темами на сердце жить невмоготу. А вы — живите… Только попомни мое слово — когда-нибудь Антибиотик убьет и тебя…

— Так, — сказал Олег. — Так… Хватит, урод. Теперь слушай, только слушай как следует, может быть, у тебя мозги на место встанут. Ты все очень логично нафантазировал, только все время жопу с пальцем путал, потому и заблудился в трех соснах. Я, как ты помнишь, в «Кресты» залетел недели за полторы до того, как твоих родителей этот Костя-Молоток кончил…

— Винт перед смертью сказал, что Танцор перед делом Молотка к тебе на инструктаж возил, — перебил Олега Сергей.

— Да подожди ты, дай сказать, — рыкнул Званцев и продолжил: — В мусорню нас слили по протеиновой теме — ты в курсе… И я до ареста занимался только ею, слышал, конечно, что у Палыча какие-то дела с деревообрабатывающей фабрикой возникли, но — кровью клянусь, ни сном ни духом не предполагал, что это с твоим отцом связано. Я в эту тему вообще не лез, это были старые дела Палыча, он мебельные вопросы давным-давно сам крутил. Потом мы сели. Действительно, хотел Танцор что-то обговорить, малявку мне передавал, но не получилось повидаться — у нас тогда еще в «Крестах» позиции совсем слабые были, только-только начинали коридоры налаживать… А потом уже, много позже, я узнал, что произошло… Олег помолчал, вздохнул и продолжил:

— Никто твоих убивать не собирался, и Антибиотику это ни к чему было… Гурген, когда тебе свое виденье сюжета рассказывал, передернул: не знаю уж, специально или так же, как и ты, заблуждался добросовестно… Молотка посылали, чтобы он просто припугнул, «на нервы подавил» твоему отцу. А у Кости самого с нервами было совсем никак от наркоты, да и Александр Владимирович мужиком крепким оказался — вот этот козел и начал с перепугу ножом махать… Когда Палыч узнал, что в квартире два трупа осталось… Костю этого по всему городу искали, как нашли — сразу и кончили придурка, туда ему и дорога… Ты не думай, что я Палыча оправдываю, нет, эта сволочь не одну жизнь перемолола, но тогда — он точно не хотел, чтоб так все вышло, невыгодно это ему было… Он потом месяц трясся, по разным хатам прятался. Если бы он убить хотел, то совсем по-другому все закрутил бы, а тут — это как несчастный случай получился.

— Эксцесс исполнителя, — прошептал Челищев непослушными губами.

— Во-во, эксцесс… А я, даже когда узнал, что директора убили, только дня через два допер, что это твой отец. Фамилию-то мне не сразу назвали… В курсе темы были три человека — Гусь, Танцор и Антибиотик… Катька вообще ничего не знала, да и до сих пор, я думаю, не знает…

Челищев сидел молча, только дышал громко, как кузнечный мех. С непонятно откуда взявшейся силой он вдруг схватил Олега за грудки и встряхнул как куклу:

— Так что же ты… Почему молчал, почему не сказал мне?!

— Руки убери! — Олег одернул куртку. — Когда я тебе мог об этом рассказать? Вспомни — только мы с тобой свиделись, как меня снова в «Кресты»… Да и не хотелось, если честно, душу тебе бередить, кто же знал, что ты все это ковырять будешь…

В тайнике стало тихо. Шагов наверху слышно больше не было, но менты могли перейти в другие помещения фермы. Вылезать было еще рано. Сергей, закрыв глаза, лихорадочно размышлял, вспоминал, анализировал. Теперь все действительно вставало на свои места, теперь становилось понятно, почему Никодимов с Прохоренко согласились помочь Виктору Палычу — убийство не планировалось, предполагался «наезд» и, видимо, сразу же после него — серьезный разговор… Но что же тогда получается? Катя… За что он ее запихнул в «Кресты?» (Об утопленном Глазанове и погибшем на «стрелке» Танцоре Сергей даже не вспомнил. О них он будет думать потом.)

— Господи, — прошептал Челищев. — Господи…

В его душе все вертелось и переворачивалось, голова готова была разорваться, а сердце снова стали сжимать невидимые жесткие руки.

Олег кашлянул и добавил глухо:

— Между прочим, Катька — беременная, рожать, видимо, будет…

— От кого? — тупо спросил Сергей.

— От духа святого! — взорвался Званцев. — От тебя, от кого же еще… Я с ней с августа девяносто второго не спал… Не Мищенко же, следак этот очкастый, ей вдул…

Сергей молчал. Ему нечего было сказать, мысли в голове перемешались настолько, что ни одну вычленить было нельзя. Они долго сидели в душной тишине, думая каждый о своем. Как же так все получилось, почему жизнь выкидывала с ними такие страшные шуточки?…

⇐ Предыдущая 21 22 23 24 252627 28 29 30 Следующая ⇒