Бог с чашей

Стр 1 из 2Следующая ⇒

Е. Блинчик

Бог с чашей

"…Некий встал с востока

В хитоне бледно-золотом

И чашу с пурпурным вином

Он поднял в небо одиноко."

^{М. Волошин "Второе письмо"}

Дионис проснулся рано утром в своем дворце на Олимпе и потянулся, сладко позевывая и жмурясь. Не смотря на раннее пробуждение, настроение было хорошим, даже приподнятым, хотелось петь и прыгать на одной ножке.

—Нет,—сказал сам себе Дионис,—нет, никаких песен! Сначала бассейн!

Легко вскочив с инкрустированного слоновой костью ложа, он, подпрыгивая и кружась, добежал до бассейна и с разбега бросился в кристально чистую воду. Брызги сверкнули в солнечных лучах и с легким шорохом осыпались на яшмовый пол. Дионис немного подумал, потом выбрался из воды и, разбежавшись, повторил прыжок. Прыжок получился чистым, без брызг. Веселый бог мгновенно утерял интерес к прыжкам в воду, но тут же принялся ловить руками золотых рыбок, которыми изобиловал бассейн.

—Рыбы,—обратился к ним Дионис, промучившись некоторое время,—рыбы, вы не правильно себя ведете, вы должны охотно ловиться, а не убегать… я же все равно поймаю…

Но рыбы упорно не желали изменить поведение, и все время проскальзывали между пальцами. Бог, шумно фыркая, вылез из бассейна и принялся растирать себя тонким полотенцем. По полу легко застучали сандалии — это прибежали бассариды¹, держа в руках елей, одежду и гребень для волос. Следом притащился пузатый Силен², с корзиной в руках. Пока Диониса причесывали и натирали елеем, Силен расстелил прямо на полу большой кусок шелковой ткани и принялся выкладывать на него сыр, овощи, хлеб, маринованные мидии и два маленьких бурдючка с вином.

—Откуда?—живо спросил Дионис, отплевываясь от затекшего в рот елея.

—Лесбос,—коротко ответил Силен и добавил,—кончай мазаться и так всю комнату завонял.

—Силен,—сухо и наставительно произнес Дионис,—в этом доме скоро появится хозяйка, так что учись выбирать слова уже сейчас.

—Слушаю,—буркнул старый воспитатель и запил печаль двумя глотками вина.

—Не слушаю, а слушаюсь.

Силен ответил утробным бульканьем.

—Эх, ты,—Дионис тряхнул своими блестящими черными волосами,—Где моя чаша?

Чашу подали. Любимую, с чеканкой в виде плюща и виноградных гроздьев.

—А где мой тирс?

Принесли тирс³. Как только Дионис взял его в руки, сосновая шишка ожила и покрылась смолой.

—А где мой котик?

В помещение лениво вплыл большой леопард с нахальными желтыми глазами. Бассариды мгновенно исчезли, а Силен подобрал ноги.

—Здравствуй, киска,—бог поцеловал хищника в нос,—хочешь сыра?

Леопард демонстративно повернулся спиной.

—Как хочешь, нам больше достанется.

Силен налил Дионису вина, красного, с искоркой, которое чудесно пенилось и аппетитно пахло. Дионис отхлебнул и внезапно поморщился:

—Горечью отдает…, вот дрянь.

—Да ты что, Бассарей⁴,—Силен внимательно посмотрел на своего воспитанника,—оно сладкое как египетские финики!

Бог вина хлебнул еще раз, сосредоточенно замер, ловя вкус напитка, потом отпил еще.

—Да, правда, сладкое. Показалось…

За столом воцарилось молчание. Дионис нервно теребил лисий мех своей бассары⁵, неотрывно глядя в светлые воды бассейна. Силен сочувственно вздыхал и тихонько булькал вином в бурдюке.

—Пора,—тихо сказал Дионис,—сватовство затягивать не стоит.

—Может сначала я схожу?—предложил Силен,—сватом, так сказать…

Но Дионису это не понравилось и он, нахмурясь, спросил:

—А ты здесь причем? Ты что ли жених? Вот, смотри, ноги выдерну…

С этими словами бог вина вскочил на своего леопарда и, наподдав ему в бок ногой, покинул помещение бассейна. Оставив далеко за собой шумную свиту, он поскакал по светлым олимпийским рощам, распугивая птиц и мелкое зверье. Неожиданно леопард остановился и зашипел. Перед ними, прямо на траве, сидела Артемида и с отрешенно-счастливым видом играла с белым котенком. Дионис сложил губы для поцелуя и чмокнул ими в воздухе. Артемида показала язык. Дионис, проезжая стороной, с шутливой мольбой протянул к ней руки. Но ясноглазая охотница уже забыла о них, ее вниманием всецело завладел любимый котенок. Леопард, обиженный невниманием богини, горько мяукнул. Дионис улыбнулся и приложился к маленькому бурдючку, который он предусмотрительно прихватил перед отъездом. Вино горчило. Дионис попробовал еще раз. Горечь усилилась. "Нервничаю, "—подумал он,—"вот и мерещится." И вздохнул. Леопард покосился на хозяина, подумал и вздохнул тоже.

—Киска,—бог вина прижался лицом к шелковистой шкуре,— один ты меня понимаешь… один… горько мне… я несчастный…

Дионис начал похлюпывать носом. Прижимая к груди бурдючок, он соскользнул на землю и уже собрался поплакать, но леопард сильно стукнул его лапой по спине. Сын Семелы⁶ поперхнулся и быстро сделал большой глоток из бурдюка. Вино было сладким. Дионис пожал плечами и, сев на леопарда, приказал:

—На Крит!

Хищник махнул хвостом и остался на месте.

—Ты, скотина пятнистая,—медленно начал бог,—тварь ненасытная! Забыл кто здесь хозяин? Пользуешься моим терпением? На Крит или я с тебя, с живого, шкуру сниму!

При этих словах он чуть не упал, так резво леопард двинулся в путь. Они неслись, рассекая воздух, не касаясь ни земли, ни воды. Крит приближался. Диониса внезапно охватила мучительная тревога и сильно заболело сердце. Он несколько раз глубоко вздохнул, потом задержал дыхание. Стало легче.

—Да, да,—сам себе сказал бог, протирая свои черные глаза,— идет жатва, ну и что? Жатва бывает каждый год и нечего волноваться⁷…

Леопард с беспокойством оглядывался на побледневшего бога. Он, как и вся свита Диониса, знал, что с последним сжатым колосом хозяин должен будет умереть мучительной смертью, чтобы воскреснуть через сорок дней и подарить миру надежду на новый урожай. А сердцу было больно, потому что, здесь, на Крите, разъяренные титаны понукаемые гневной Герой, вспороли своими твердыми пальцами Дионису грудь и вырвали сердце.

—Ты о чем задумался?—леопарда щелкнули по уху,—во дворец, киска!

Бог вина уже пришел в себя и охотно радовался жизни. У самых стен дворца, в царском саду, Дионис ободрал клумбу желтых крокусов и, пригладив волосы, крадучись пробрался в галерею, где его обычно ждала Ариадна⁸. Ариадны еще не было и сын Семелы очередной раз прикинул, как он будет предлагать ей замужество. Воображение ярко и живо показало ему опустившую глаза Ариадну, стыдливо теребящую пальцами расшитую ткань юбки. А он щедро осыпал ее, покрасневшую от нежданного счастья, цветами и дорогими подарками. В саду зашуршало и из кустов высунулась любопытная усатая морда.

—Скройся,—велел Дионис,—позову, когда надо будет.

Ариадна запаздывала. Бог вина нервно прошелся по галерее, в десятый раз перебрал цветы и, потеряв терпение, пошел ее искать. В полутемном коридоре, привычно повернув направо после двух больших пифосов, он наткнулся, почти наступил, на старую ариаднину няньку. О, эти старые критские няньки! Смотришь в их черные насмешливые глаза и чувствуешь себя неловко.… А если у тебя в руках букет желтых крокусов, то понимаешь, что ты еще и дурак. Дионис попытался сбежать, но старуха была настроена поговорить. Она ловко подхватила его под руку и затарахтела:

—Ах, голубчик, как ты вовремя! Чудесно, что ты завернул к нам на огонек.… Слушай, лапушка, а цветочки ты мне принес? Спасибо, ягненочек мой, уважил старушку…

Бог с изумлением воззрился на бабку. С каких это пор на Крите не здороваются с Дионисом⁹?

—Садись в это креслице,—продолжала та, ничуть не смущаясь,—вот тебе молочко с теплым хлебушком…

—Дура старая,—проворчал Дионис,—какое молочко? Что я, маленький, что ли?

—А как же!—вскричала нянька и сделала ему козу,— маленький, малюсенький…

—Ладно,—угрюмо буркнул бог, у которого появились сомнения в ее душевном здоровье,—пей сама эту белую гадость, а я пошел, у меня дела. Кстати, а где Ариадна?

—О-о, моя ярочка,—закатила глаза старуха,—она теперь далеко.… Не знаю, что будет, когда царь Минос обнаружит эту пропажу. Наверное, объявит войну Афинам.

—Афины?—переспросил Дионис, чувствуя, что цветы выпадают у него из рук,—что она делает в Афинах?

—Ах, голубчик, он такой душка! У него голубые глаза, золотистые волосы, такой весь крепенький, подвижный…

—Значит, у нас душка,—с обидой сказал Бассарей,—значит, такой весь крепенький.… А как же я? Да нет, почему вообще?!…

—А что делать?—рассудительно заметила нянька,—лучше быть царицей Аттики¹⁰, чем брошенкой веселого Диониса. Вы, боги, постоянством не отличаетесь.

—Когда она сбежала?—к горлу подступила знакомая тошнота,—бабка, отвечай!

Старая нянька посмотрела ему в глаза и съежилась. Время шуток закончилось. Бог, которого кормят не молоком и даже не вином, требовал ответа.

—Три дня назад,—ответила она, страшась взглянуть ему в глаза,—афинский герой убил Минотавра и они бежали… Я думаю, они уже на Наксосе¹¹…

—Наксос!

Дионис повернулся и побежал прочь. Злые слезы текли по щекам и капали на дорогую ткань хитона. В галерее он схватил бурдюк и сделал огромный глоток. Вино горчило, его сразу затошнило и потянуло на рвоту. Отплевываясь, сын Семелы сбежал в сад и принялся звать леопарда. Леопард, будучи увлеченным флиртом с местной пантерой, отозвался не сразу, за что был бит и обруган.

На подходах к лабиринту Дионис столкнулся со своей свитой, которая тщетно пыталась догнать своего господина.

—Ты слышал, она на Наксосе!—крикнул бог Силену, привычно хватая новый бурдюк,—дом Тезея Эгиада лучше моей хибарки! Олимп хуже Аттики! Ну, я их…

—Ты куда сейчас?—осторожно спросил Силен, на ходу отряхивая Дионису штаны на коленях, которые тот испачкал в цветочной клумбе,—и куда нам?

—Я к Артемиде!—крикнул бог, взлетая,—жди меня на Наксосе! Я скоро буду…

И заколотил леопарда пятками. Хищник стремительно покрывал небесные стадии. Встречный ветер размазывал по лицу слезы, которые неудержимо капали из глаз.

—Не нужен, не нужен,—горько бормотал Дионис,—значит, как диадему получать¹², так любила… сколько сил истрачено, чтобы хромого уломать.… И вообще! Как умирать, так Дионис, а как замуж, так Тезей?

Внизу проплывали сады и рощи Олимпа, золотые крыши божественных дворцов и голубые пятна озер. Вот роща Артемиды, а вот и сама Охотница, загорающая на мягкой зеленой травке. Дионис спрыгнул с леопарда и, кинувшись к богине, схватил ее за руки.

—Артемида,—не обращая внимания на ее наготу, заговорил он,—сестра, помощи!

Артемида, серьезно напуганная внезапным появлением плачущего Диониса, тщетно пыталась натянуть на себя гиматий.

—Да погоди ты!—с досадой сказал Бассарей,—до одежды ли сейчас? Меня предали! А клялась, как клялась! Убей ее, Артемида!

—А сам?—лихорадочно заматываясь в плащ, спросила богиня охоты.

—Рука не поднимается,—признался Дионис.

—Это ты прав,—понимающе согласилась Артемида,—у меня как-то Лайлап погрыз колчан. Надо было шкуру спустить, а не смогла—любимая собака все-таки…

—Сестра,—тихо произнес Дионис,—это не собака. Это женщина. Ее надо убить. Ты понимаешь?

—Вполне,—лениво ответила Охотница, нежась на мягкой травке,—имя и место?

—Ариадна на Наксосе,—ответил он, мучительно борясь с тошнотой.

—Сделаю,—глаза у Артемиды были чистые и понимающие,— за мной не постоит.

—Спасибо,—упавшим голосом поблагодарил Дионис,— большое…

—Не за что,—Артемида зевнула и подставила спину солнцу, давая понять, что разговор закончен.

Бассарей поплелся прочь. Во рту был привкус горечи. Он осторожно приложился к бурдюку и сделал маленький глоточек. Вино оказалось сладким и нежным, но от этого на душе стало еще гаже. Дионис отбросил бурдюк в сторону, тяжело взобрался на леопарда и, дернув хищника за ухо, помчался на Наксос.

Остров встретил его безмятежным покоем и жаркой, напоенной запахом пряных трав, истомой. Дионис шел; из под ног веером разлетались кузнечики с зелеными и красными крылышками. В другое время веселый бог непременно начал бы их ловить, но сегодня красоты любимого острова не трогали его душу. Так и шел он, трезвый, обиженный и разгневанный. Афинский корабль он увидел издали. Афиняне только прибыли. Корабль, вытащенный на берег, блестел влажными боками, матросы двигались лениво и вальяжно, явно не торопясь скручивать парус. С паруса смотрело стилизованное изображение Афины Паллады.

—Наглецы,—пробормотал Дионис,—совсем обнаглели.… Эй, люди!—окликнул он моряков,—Кто у вас главный?

—Я за него,—ответил ему седобородый капитан,—кто ты и что тебе нужно? Говори быстро, человек, не отвлекай меня от дел.

—А ты мне и не нужен, иди к своим делам!—внезапно озлившись, нахамил Дионис,—приперлись на чужой остров и даже парус не свернули! Вон, богиня ваша пялится…

—Ты нашу богиню не трогай!—капитан наполовину обнажил ксифос,—проходи мимо, пока цел!

—Я здесь человек не из последних,—уперся сын Семелы,— поэтому хожу, как хочу. А богиня ваша—дура.

—Что?!—взревел афинянин,—Посмотрите на этого критяшку! Наш господин убил их Минотавра, при покровительстве Великой¹³, а этот голопузый кочевряжится… Ну-ка, мальчики, покажите этому недоумку!

Матросы похватали оружие и живо пошли к Дионису. "Тихо, тихо,—напомнил себе Дионис,—ты бог… ничего не случится". На берегу нависла минутная тишина. И в этой тишине раздалось слабое журчание. Все развернулись на звук. И берег мгновенно огласился разъяренными криками. Возле корабля стоял рыжий сатир и нагло мочился на корабельный форштевень. Дионис засмеялся: пришла его свита! Сатиров стало вдруг много, бассариды гроздьями висли на моряках, а грузный Силен лично пытался облобызать седобородого капитана. Матрос, побежавший в сторону маленького, стоящего неподалеку, домика, был пойман леопардом и загнан в море. Дионис мгновенно прошмыгнул к этому домику и в полутьме маленькой комнаты столкнулся с невысоким голубоглазым крепышом, одетым в желтую эксомиду¹⁴. Это неприятно напомнило Дионису дурацкий букет желтых крокусов. За спиной крепыша, на смутно виднеющемся ложе, лежала Ариадна, испуганно прижав руки к груди и не отрывая глаз от лица бывшего возлюбленного. Сын Семелы затрясся и спросил афинянина противным голосом:

—Так это ты—душка? Ты наш крепенький?

И получил кулаком в нос. Пол комнаты больно ударил по затылку, его снова затошнило. Сквозь звон в ушах он услышал, что Ариадна что-то кричит и плачет. Крепкие руки вздернули Диониса вверх, толкнули на стену, а потом отвесили несколько сильных зуботычин и затрещин. Нет, бог вина не был трусом или слабаком, он отважно и не без успеха разил титанов и гигантов, но как-то не ждал, что ему просто набьют морду в каком-то рыбацком сарае. Когда в глазах рассеялась пелена, Дионис уяснил, что одной рукой Тезей держит его за горло, а второй прижимает к себе плачущую Ариадну.

—Изменщица,—хрипло сказал ей Бассарей,— предательница… Бога променяла на местечкового царька?

—Заткнись,—Тезей стукнул Диониса головой об стену,—а то я тебя быстро разделаю.

Комната озарилась тихим сиянием, сочный плющ быстро оплел стены, а в углу, где стояло ложе, вырос благоухающий розовый куст.

Тезей с трепетом отступил от бога на несколько шагов и срывающимся голосом произнес:

—Господин мой, я не узнал тебя… не гневайся, будь милосердным. Я не знал, что это твоя супруга, я не тронул бы пальцем, я почитал бы.… Хочешь, я построю тебе храм в Афинах с колоннами из паросского мрамора?

—Не надо храмов,—буркнул Дионис,—если ты уйдешь, я буду вполне счастлив…

Тезей поспешно выбежал на улицу, хлопнув дверью.

—Ну что, супруга?—Дионис дохромал до грубо сколоченного ложа и с трудом взгромоздился на него,—хочешь, чтобы тебя почитали?

Ариадна молчала. Сидевший перед ней бог вина был совсем не похож на того весельчака, которого она знала до этого. Старая нянька как-то сказала ей, что с веселыми богами надо быть настороже—всегда наступает день, когда они устают шутить. Ах, зачем она не слушалась няню! Бассарей подобрал с пола упавшее бронзовое зеркало и внимательно посмотрел на свое отражение. Разбитый нос, заплывшие глаза и распухшее ухо настроения не улучшили, а когда стало ясно, что два зуба шатаются, он решил серьезно разгневаться.

—Ну, что молчишь?—Дионис отшвырнул зеркало в сторону,—Я встаю в дикую рань, почти не ем, даже не пью, лечу на Крит и что? Опять же, крокусы эти дурацкие…

Его мутило, в рот сбегала вязкая слюна, молчание Ариадны бесило. Он встал, взял ее за руку и вывел на берег моря. Вдалеке, вспенивая воду, удирал афинский корабль. Свита, оставшись одна, устроила небольшую вакханалию. Бассариды со счастливым визгом убегали от пьяных сатиров, Силен спал, подставив брюхо солнцу, а леопард самозабвенно ловил кузнечиков. Дионис умылся, отряхнулся и, вздохнув, повел критскую царевну вглубь острова. Девушка покорно шла за ним, изредка вытирая слезы. Он остановился. Ариадна робко ткнулась лбом ему в плечо.

—Плачешь?—поинтересовался бог вина,—ну, ничего, я тоже всплакнул… недавно. Между прочим…

Слова умерли, не родившись,—прямо перед ними, на выгоревшую жесткую траву, со своей колесницы сошла Артемида. Тонкие брови охотницы удивленно поднялись вверх и, Дионис понял, что закрывает Ариадну своим телом. Он отпрянул в сторону. Ариадна недоуменно смотрела на него—она не видела Артемиду. Щелкнула тетива и критянка мягко повалилась на землю. Богиня охоты, весело улыбнувшись, помахала рукой Бассарею и умчалась по каким-то своим делам, не дожидаясь благодарности. Дионис тихо опустился на колени рядом с телом любимой. Вечерело. Пробно подавали голоса цикады, нежно шумело море. Наксос был теплым и спокойным, как будто не было на его земле скорбного бога, обнимающего мертвое, еще теплое, тело…

Леопард жалобно мяукал, и это мяуканье долго летело за Дионисом, гулко отдаваясь в подземных переходах и пещерах, по которым бог спешил в Аид, в мрачное царство Гадеса¹⁵. Он так торопился, что и не заметил, когда пересек границу. Теперь его рвало непрерывно. Упав на четвереньки, Дионис упорно полз вперед, туда, где по его мнению стоял дворец повелителя мертвых. Сухая рассыпчатая земля превращалась в пыль от прикосновений и подло забивалась в нос и глаза.

—Сам виноват,—сказал сам себе Дионис,—убил бы после жатвы, сошел бы сюда в блеске¹⁶, а так на пузе…

Сказал и скорчился в очередных конвульсиях.

—Боже,—прохрипел он,—как этот день хорошо начинался…

Зашумели крылья и рядом с ним опустилась эриния¹⁷.

—Что-то ты, молодой господин, рановато к нам пожаловал,—с этими словами эриния заботливо вытерла ему лицо влажным полотенцем.

—По делу,—ответил веселый бог, корчась в пустых позывах,—а ты сегодня особенно хороша, почтенная!

Собачье лицо богини расплылось в довольной улыбке.

—Баловник,—она стыдливо прихорошила свои крылья,— отнести тебя к Владыке?

—Отнести,—сказал Дионис, Держась руками за живот,—и быстренько, не то я по-настоящему умру…

Эриния взяла его под мышку и, легко взлетев, понеслась к печальным берегам Стикса. Гадеса они нашли в месте, где Коцит сливался со Стиксом. Владыка теней сидел на легком резном стульчике и с задумчивым видом, пощипывая кисть винограда, созерцал неспешное движение вод. Эриния опустила Диониса на землю и, шумя крыльями, скрылась в дымной мгле. Гадес смотрел на Бассарея и в глазах у него теплились интерес и удивление.

—Владыке мертвых, брату отца Эгиоха¹⁸, привет!

—Напыщенно,—благосклонно отозвался Гадес,—но приятно. А почему так рано и так… экстравагантно?

—У меня неприятности…

—А когда их у тебя не было?—Гадес прикрыл глаза,—За кого будешь просить?

—У царя Миноса есть жена Пасифая,—начал Дионис, сидя на земле,—которая родила ему троих… нет четверых детей. Одна из них Ариадна. Так вот, Ариадну я убил, то есть убила ее Артемида, но по моей просьбе. А теперь я раскаиваюсь и хочу получить ее обратно.

Гадес, сохраняя на лице утомленное понимание, неторопливо встал, взял Бассарея за шиворот и, подтащив его к Коциту, стал макать головой в воду. Дионис вяло сопротивлялся. Наконец Владыка преисподней отпустил его и, стряхивая со своей одежды капли, сказал:

—Совесть значит, замучила? Интересно…

Нахлебавшийся ледяной воды веселый бог вздумал было надуться, но, взглянув на Гадеса, решил, что капризы следует отложить на потом. В животе было холодно, во рту сухо, но мучительные позывы прекратились.

—Вот это дело,—сообщил, повеселев, Дионис,—винца бы сейчас, а то во рту сушит.

—Ну, ты и гусь,—Гадес весьма чувствительно треснул его по спине посохом,—убил невесту, почти жену, ну, это еще ладно, но ведь внучку Гелиоса¹⁹! Кстати, Зевс тоже не последним местом приложен, как-никак отец Миноса… А ему вина! Может еще и устриц подать?

—Да что вы меня все обижаете?—со слезами в голосе сказал Дионис,—Ариадна, между прочим, не без причин сюда отправилась! Правда, согласен, Артемида поторопилась…

—Да?—Гадес снова взялся за посох,—А ей известно, что она поспешила?

—Нет,—неуверенно ответил Дионис,—я ей еще не говорил…

—И не говори,—проникновенно посоветовал Владыка преисподней,—не то она обидится²⁰.

—Дядя,—Бассарей понуро опустил взлохмаченную голову,— не ругайся, я достаточно наказан. Верни мне душу моей возлюбленной, моей жены! Я вознесу ее к блестящим домам Олимпа, я сделаю ее богиней, и мы вместе пойдем по Земле в цветах и сиянии!

—Вот как…,—Гадес с задумчивым видом барабанил пальцами по своему колену,—а если я не отпущу?

—Тогда я останусь у тебя на веки,—бог вина устало лег на землю,—пусть мир обходится без меня.

—Давай, оставайся,—Владыка преисподней вернулся к винограду,—нарушишь миропорядок, установленный твоим отцом, узнаешь почем фунт лиха.

—А в этом миропорядке я, кстати, бог и, следовательно, имею кое на что право,—отпарировал Дионис,—а фунт лиха… Вообщем так: или моя жена, или разрушенный миропорядок. Все, больше я не торгуюсь.

—Ишь ты, разошелся,—Гадес фыркнул,—и как мир жил без тебя?

—Неполноценно,—заявил веселый бог,—дядька, отдай жену! Пришлю тебе три пифоса²¹ вина… моего вина, без подделки.

—Пять пифосов,—уточнил Владыка теней.

Дионис молча кивнул. Гадес щелкнул пальцами и два крылатых демона бросились ко дворцу Гадеса. Не успел Бассарей сосчитать до пяти, как перед ним уже стояла Ариадна: живая, невредимая и испуганная.

—Ой!—Дионис прижал руку к глазам,—Ариадна, девочка моя, иди ко мне, не бойся, я больше не сержусь! Сейчас же сыграем свадьбу!

—Зачем такая спешка?—удивился Гадес,—У тебя же еще есть дела.

—Ах, дядя,—отмахнулся Бассарей,—если женщина не замужем, то сразу появляются всякие крепенькие, всякие там душки… я верно говорю, радость моя?

Ариадна, дрожа и бледнея, судорожно кивнула. Дионис, заметив ее страх, грустно усмехнулся и, тут же подарил ей розу.

—Дядя,—не оборачиваясь, спросил он у Гадеса,—ты присоединишься к нам? Свадьба на верху и прямо сейчас.

—Мои поздравления,—Гадес дипломатично доедал виноград,—встретимся позже, на официальных торжествах.

Дионис махнул рукой и, схватив Ариадну под мышку, рысцой спустился к берегу Стикса, где их терпеливо ждал Харон²², раскачивая на воде старый ветхий челн.

—Привет, Харон,—небрежно поздоровался Дионис,— посудина выдержит?

—Помалкивай,—угрюмо буркнул перевозчик,—наследил, вон, своими лапами…

Он подождал, пока Бассарей усадит Ариадну, заберется в лодку сам, а потом с силой оттолкнулся от берега. Харон мерно греб, Ариадна сидела тихо, как мышь, и Дионис прислушался к себе: тошнит или не тошнит? Тошноты не было, живот, холодный и пустой, тихонечко урчал, но не более того. Где-то, наверху, жатва подходила к концу и жнецы уже соревновались за право срезать последний колос. "Скоро умирать,—подумал Дионис,—но свадьбу сыграть успеем".

—Смотри,—сказал он Ариадне,—смотри, уже виден другой берег и дорога наверх. Там нас ждут, Силен уже все приготовил. Мы поженимся, прямо сейчас, а потом, когда я воскресну, я покажу тебе твоих слуг и рабов и ты будешь ходить со мной по земле и веселиться, не зная усталости. Тебе не придется умирать—умирать буду я, тебе не надо бояться Зевса—я отбоялся за нас двоих, и тебе не надо будет плакать в одиночестве—мы теперь всегда будем вместе!

Челн тяжело ударился в берег.

—Проваливайте,—Харон почти выпихал их из лодки,—ходят, бродят, занимают место, сладу с вами нет… и денег не платят²³…

—Ладно, старый скряга,—Бассарей высыпал на дно челна горсть медных монет,—держи, все-таки бога с женой вез!

Харон, не говоря ни слова, прибрал деньги быстрым вороватым движением и тут же отчалил.

—Греби быстрее!—весело закричал Дионис,—а то догоню и отниму! Меня не тошнит, я женюсь, на третий день воскресну и напьюсь, что мне еще нужно? Правильно, ограбить Харона!

Харон сделал вид, что не слышит, но усилия в гребле удвоил.

Веселый бог засмеялся, взял Ариадну за руку, и они пошли к выходу из сумрачного царства…

… он стоял на берегу моря и смотрел на догорающее солнце, чей свет тонул в соленой морской воде. Сзади веселилась свадьба, в шатре, утомленная ласками, сладко спала Ариадна, а на ближайшем поле сжали последний колос. Одинокий, он поднял к небу чашу, а потом сделал глоток. Вино было горьким.

—Я вернусь через три дня,—сказал он,—я всегда возвращаюсь…

И, вздохнув, пошел к ближайшей деревне, где его ждали суровые жнецы…

19.04.2000 Симферополь

12 Следующая ⇒