ПАТРИОТИЗМ ТАМАРЫ ВЕТКО. СОПРЯЖЕНИЯ)

ПАТРИОТИЗМ ТАМАРЫ ВЕТКО

(СОПРЯЖЕНИЯ)

"«История проходит через Дом человека, через его частную жизнь. Не титулы, ордена или царская милость, а „самостоянье человека“ превращает его в историческую личность».

Юрий Лотман

В прошлом году Томара Николаева подарила мне книжку "Театр души Тамары Ветко. Пишем творческий портрет" (Издательский дом "Герценка". Киров, 2013). Благодаря бережной работе составителя И. Заболотской издание, при сравнительно небольшом объеме, получилось информационно насыщенным и очень теплым к Тамаре Ивановне, хотя собраны здесь публикации разных лет и совершенно разных авторов.

В отличие от литератора, книги которого можно в любой момент снять с полки и, перечитывая, вновь услышать неповторимую авторскую интонацию, портрет Артиста никогда не будет полным и достаточным. Спектакли вновь воссоздать невозможно, их ткань соткана не только сегодняшней психологической окраской, настроением, стоящих на сцене, но и разным расположениями духа каждого, сидящего в темноте зрительного зала. Поэтому все, кто отваживается писать о театре вынуждены реконструировать себя, стараясь вспомнить реакцию ровесников и свою, ощущение того времени, которое было за стенами театра. Мне очень нравится точная фраза Власия Дорошевича, театрального критика начала прошлого века и главного редактора газеты "Русское слово": "Актер умирает тогда, когда умирает последний из его зрителей".

Человеческая и актерская судьба народной артистки России Тамары Ивановны Ветко счастливая – более шестидесяти лет она пленяла многие-многие поколения театралов Кирова и не только. В книге приводятся слова искренней благодарности от зрителей гастрольных спектаклей как в столице, так и глухой провинции. Ветко и сегодня жива для огромного количества людей самого разного возраста. Она действительно стала артисткой народной.

Но во мне Тамара Ивановна живет не только сценическими образами. По гроб жизни я буду ей благодарен, что она была первой в числе ведущих актеров нашей драмы, которые бросились спасать меня от тюрьмы и помогли сохранить честное имя.

Летом 1980 года мне досталась путевка в Ялтинский дом творчества ВТО в один срок со Степанцевым. Вернее, она выделялась ему с Кислициной, но Наташа по каким-то причинам поехать не смогла и горящее место я согласился взять в самый последний момент. Летели с ним вместе, приехали вместе и заселились в один номер в "лягушатнике", старом корпусе на самой кромке берега. Прекрасный месяц отдыха сблизил нас с Женей. С тех пор мы были с ни на "ты" и всегда обращались друг к другу фамильярно "Кузьмич" и "Никанорыч". Еще он помог мне возвратиться в Киров поездом через Москву: столица готовилась к Олимпиаде, всех транзитников посылали в объезд, а я только что закончил ГИТИС, но не успел получить в деканате диплом и "поплавок". Женя же без труда купил билеты через Москву на обоих, поскольку у него была московская прописка. Правда пришлось в день отъезда рано утром выезжать в Симферополь, (а поезд был вечером), но зато за день обходили с ним всю столицу Крыма.

Вернулись очень добрыми друзьями. Поэтому я не смог ему отказать в просьбе взять на работу к нам в ТЮЗ жену приехавшего в драму молодого актера. Высоченный актер, амплуа "молодой социальный герой" приехал в драму с женой травести. И она была не просто маленького роста – когда шла по улице рядом с ним, дядей Степой, смотрелась просто ребенком, лилипутиком.

Александр Павлович Клоков был категорически против, да и я, честно говоря, тоже. Оба мы исповедовали одну веру, что в современном ТЮЗе травести не место, мальчика даже в сказке лучше играть молодому актеру, нежели женщине. Кроме того, в труппе были блестящие актрисы "не приговоренные" к устаревшему амплуа – Тоня Иванова прекрасно сыграла Зосю Норейко в "Пойти и не вернуться", а Марина Карпичева готовила Катерину в "Грозе". Но Женя действительно оказался в трудном положении, в драмтеатре никаких ставок не было, а у нас в труппе вакансии были, и мы решили взять травести на год.

Правда до этого состоялся честный разговор в кабинете Александра Павловича со Степанцевым, актером В.К. и его женой (настоящие имена называть не хочу), что Девочке активную занятость мы не обещаем и на следующий год срочный договор будет расторгнут. Кроме того, Евгений Кузьмич твердо обещал за сезон найти ей работу в драмтеатре, может быть даже с занятостью на разовых.

Но Кузьмичу искать работу не пришлось, оказалось, что выпускники театрального училища ждут ребенка. Дело житейское, и я спокойно продлил срок трудового договора снова на год –приближался уже декретный отпуск. Девочка родила дочку и пришлось снова продлевать срок временной работы на отпуск по уходу за ребенком. К тому времени мы сами стали нуждаться в ставках, и я уже официально, приказом предупредил Девочку, что после окончания отпуска по уходу за ребенком трудовой договор будет обязательно расторгнут.

В нашем театре это двухгодичное "кормление" незанятой актрисы воспринималось спокойно. Все знали о договоренности руководителей двух театров, житейские сложности молодой четы понимали, сочувствовали и помогали Девочке чем могли. По традиции скинулись на коляску Куколке, как стали называть все дочку нашей Девочки. За кулисами ее постоянно опекала Трухина Нина Романовна – "главная заботница об артистах", зав реквизиторским цехом и заместитель секретаря парторганизации.

И вот сроки окончания договора наступили. Еще раз обговорил все со Степанцевым, он заверил, что Девочка без работы не останется, и издал приказ об увольнении. Актриса получила расчет, рассказывала всем что уходит в драму, Нина Романовна со своими реквизиторами устроила добрые проводины...

А через день Девочка повесилась в своей квартире.

Трагедия эта случилась в субботу, мне позвонила домой Нина Романовна, поехали вместе с ней на квартиру... нас не пустили... Ночь не спал, прокручивал в голове все наши совместные со Степанцевым переговоры... Во вторник попросили приехать в Ленинское отделение милиции, к следователю, который расследовал причины самоубийства. Молодой парень отнесся сочувственно, еще раз уточнил последовательность договоренностей, снял копии с ее заявлений и моих приказов и совершенно оглоушил новостью, что Девочка оказалась беременной во второй раз!..

И вдруг на следующей неделе все кардинально изменилось. Я был вызван уже официальной повесткой, и не на беседу, а на допрос. Допрашивали двое, прежний молодой следователь вел протокол, а вопросы задавал (очень зло и агрессивно!) майор в годах. Его почему-то интересовали не столько приказы о работе, сколько мои взаимоотношения с труппой, и, в частности, с молодыми актрисами: насколько они зависят от меня? кто распределяет роли? как занятость в репертуаре влияет на заработную плату актеров?.. Я ничего не мог понять, пока майор не протянул мне заявление в прокуратуру Ленинского района от В.К.

Актер драматического театра обвинял директора театра юного зрителя "в любовных домогательствах его жены, а когда она ему отказала стал преследовать ее лишением ролей, (что пагубно сказывалось на заработной плате молодой актрисы), потом стал грозить увольнением, и в конце концов уволил, чем довел растущий талант до самоубийства!" Сколько лет прошло с той поры, но письмо это до сих пор вижу во всех деталях, текст помню почти дословно!

Все потекло как в тумане.

Расписался, что с выдвинутым обвинением ознакомлен. Расписался в подписке о невыезде за пределы города. Майор сказал, что заявление будут тщательно проверять и когда надо будет меня вызовут.

После милиции поехал в прокуратуру к знакомому прокурору. Тот выслушал, сказал, что дело достаточно серьезно. За доведение до самоубийства срок от 8 до 12 лет. Немного успокоил, что нет письма самоубийцы, прямо обвиняющей меня. Сказал, что "узнает, кому поручено вести дело, посмотрит, но больше пока ничего обещать не может".

Пришел в театр. На вахте узнал, что Симонова еще не ушла после утренней репетиции. Пошел к Оле в закуток парткома. Там была и Нина Романовна, сидели, чаевничали (Как позднее рассказывала Трухина: "Зашел Бабин с перевернутым лицом"). Рассказал "что случилось". Рассказал о сроках заключения...

Работать в тот день не мог. Ушел домой.

В один миг у меня не только лицо, вся жизнь перевернулась!

Совершенно беспомощным чувствовал себя перед громадной наглостью выдвинутой лжи, не знал, как и чем с ней бороться, не представлял даже кто может мне помочь...

Помогло верное актерское братство!

Симонова, как только я ушел, тут же позвонила народному артисту Игорю Станиславовичу Томкевичу, тогда председателю Правления Кировского отделения ВТО/СТД (я был его заместителем). Договорились о встрече с Ниной Романовной. Вечером Трухина, с которой Девочка была доверительна, пришла домой к Томкевичу рассказала о трагедии ему и его жене Маргарите Дмитриевне. Заслуженная артистка М.Д. Качкина была членом профкома драмы, она тут же созвонилась с Тамарой Ивановной Ветко – председателем комитета. На следующий день было собрано экстренное заседание профкома театра.

За кулисами драмы отлично знали всю подноготную трагедии Девочки, о чем мы в ТЮЗе и не подозревали. Оказывается, у В.К. был бурный роман с Актрисой (тоже не хочу называть ее имя!), которая была на первых ролях и недавно получила почетное звание. Она не скрывала, что на выгодных условиях приглашена в республиканский театр Кишинева. С В.К. они решили уехать вместе. В тот роковой вечер В.К. устроил семейный скандал, обрушил на жену правду "о своей настоящей любви" и потребовал развода. Это подлое предательство мужа, от которого она ждала второго ребенка, загонявшее в глухой жизненный тупик – вот настоящая причина суицида.

В понедельник, в свой выходной день, ведущие артисты Кировского драматического театра во главе с заслуженными артистками Т.И. Ветко и М.Д. Качкиной сами пришли в Ленинское отделение милиции, и дали показания, разоблачающие поклеп В.К. Все обвинения с меня были сняты. Майор (как он сказал) "с удовлетворением" вручил мне официальное постановление о прекращении расследования и посоветовал "вчинить встречный иск В.К. о ложном обвинении". Но у меня была такая липкая брезгливость к этому гаденышу, что я зарекся даже приближаться к нему...

Как же я был благодарен моим друзьям-артистам!

А Ветко отреагировала на мою благодарность совершенно неожиданно. На ближайшем Правлении СТД, когда Томкевич открыл заседание, Тамара Ивановна вдруг взяла слово и попросила у меня прощения: "За то, что в первый момент я поверила, что самоубийство действительно было вызвано увольнением. Мне очень стыдно, что я подумала о Вас непорядочно!"

Не было позы!

Не было актерского самолюбования или игры!

Великой Актрисе было действительно стыдно за дурную мысль о другом!

В сборнике, в публикации Валерия Фокина "Спасибо за ваши спектакли!", "спасибо" Тамаре Ивановне говорят ее коллеги по сцене. Владимир Козюк выразился так:

– Обычно лучше знаешь тех людей, с кем непосредственно занят в спектаклях. С ними в первую очередь и складываются определенные отношения. С Тамарой Ивановной я был занят лишь в одном спектакле. Но и взаимоотношения у нас сложились самые добрые, и впечатления у меня о ней полное. Тамара Ивановна в общении очень проста и всегда готова откликнуться на просьбы, помочь в жизненных неурядицах. Человек по натуре своей доброжелательный и отзывчивый, она становится острой и непримиримой, когда дело касается принципиальных вопросов"

Очень точно и верно подмечено! Когда читал "Театр души Тамары Ветко" снова ощутил человеческое обаяние этой женщины, ауру доброты и покоя, которая всегда возникала вокруг Тамары Ивановны. Но сборник открыл и много нового о семье Ветко и начале ее творческого пути...

Родилась Тамара Ветко в Симферополе 12 августа 1927 года в театральной семье. В Симферопольском драматическом заведующим постановочной части работал дед...

Очень колоритный портрет его рисует Николай Пересторонин:

"... Чернобородый краснодеревщик, своими руками он ладил фортепьяно и другие музыкальные инструменты, необходимые для спектаклей классического репертуара. Были они не бутафорские, вполне звучащие, а там, где обычно ставилось название фирмы, мастер оставлял свою фамилию – Родин. Молодым актерам, приезжавшим на просмотр в Симферопольский драмтеатр, говорили: "Следи за левой кулисой. Если после первого действия старик, который за ней сидит, уйдет, можешь собирать манатки. Если останется – останешься и ты..."

Отец в том же театре начинал монтировщиком (рабочим) сцены, вырос до завпоста, потом учился в Москве режиссуре и перед войной возглавил театр уже в качестве директора. В 1941 году ушел на фронт добровольцем и пропал без вести.

Мама Клавдия Павловна, тоже актриса Симферопольской драмы, впоследствии заслуженная артистка РСФСР, не видела для Тамары другой стези кроме актерства. Как вспоминала Тамара Ивановна, после ее успеха в роли Веры в тургеневском "Месяце в деревне" и перевода в основной актерский состав, мама писала: "... Плачу от горя и радости. От горя потому что нет с нами родного папочки. От радости потому, что вижу тебя Актрисой!"

Но больше всего в публикации Николая меня" зацепило":

"... только судьбой можно объяснить ее дебют в оккупированном Симферополе 1942 года, в спектакле по пьесе К. Шелдона "Роман".

...Еще настраивали на оптимистический лад плакаты "Крым был, есть и будет советским!" когда с Севастопольского шоссе гитлеровцы вернули автобус с запоздало эвакуированными ведущими артистами Симферопольского драмтеатра. Еще должна была играться "Слава" Гусева, а распахнутые поутру ставни уже являли самоуверенную фигуру румынского офицера в высоких черных сапогах и каком-то рыжем мундире. Еще не угасла надежда, что жив отец, когда юная Тамара получила повестку из немецкой комендатуры – явиться с кружкой, миской, ложкой для отправки на работу в Германию. Но Александра Федоровна Перегонец, ведущая актриса и ее педагог, сумела убедить кичившихся своей культурой фашистов, что талантливая молодежь нужнее здесь, а не в "арбайткомандах". И при закрытом театре открылась студия, отбор в которую был строжайший.

Тамара Ивановна до сих пор помнит свой беспредметный этюд и огромное желание прочитать наизусть всего "Евгения Онегина". И бережно хранит мамин отклик на свой дебют в "Романе": "Родная дочурка! Поздравляю тебя с первым дыханием. Желаю много-много счастья и большого успеха на сцене и в жизни. Пусть этот день принесет с собой счастье и радость для тебя. Родная целую крепко. Твоя мама. 10.07.1943. 6 часов вечера. "Роман"

... Позднее, слыша голос Бабановой, Т.И Ветко вздрагивала, всякий раз узнавая интонации своего педагога Александры Федоровны Перегонец

(из воспоминаний 2002 года)

Выходит, Тамара Ивановна Ветко, которой все мы восторгались на сцене драмы, близко мнезнакомая по работе в Правлении ВТО/СТД, была студийкой Александры Федоровны Перегонец–руководителя советской подпольно-диверсионной группы "Сокол", работавшей в годы фашистской оккупации в Симферополе!?

Добрая, нежная Тамара Ивановна – участница Великой Отечественной войны!?

Для нас, пацанов послевоенной безотцовщины, –– фронтовики, прошедшие огонь войны, запомнились как совершенно особые люди. Мы сидели у них на коленях и трогали на гимнастерках, что донашивались дома, намертво вшитые полоски за ранения, (красная – легкое и золотистая – тяжелое). Это были самые важные награды. Когда мы выросли, а их поколение ушло, у всех в подсознании твердо отложилось, что участниками войны были только фронтовики, реально стрелявшие и пролившие свою кровь.

Мама рассказывала, как голодно и тяжело было в войну, но почему-то по времени это никогда не связывалось с фронтом. Сталинград был в 1942-43, я это знал, но трагическая потеря мамой продовольственных карточек была "в войну" вообще, и соединились эти два события уже только после смерти мамы, когда в один из праздников Победы старший брат рассказал, что это было тоже в 43-м! Он пережил тот февраль десятилетним и запомнил, как горький плач мамы и бабушки, совпал с голосом Левитана, сообщавшем по радио о завершении сталинградской операции.

О симферопольском актерском подполье впервые я узнал в середине 60-х от Льва Васильевича Осокина, режиссера Кировского театра кукол.

Я пришел в театр учеником актера-кукловода в 1963 году, а Лев Васильевич в 64-м, закончив Высшие курсы С.В. Образцова, приехал в театр в качестве очередного режиссера. В его дипломной постановке "Любознательный слоненок" Е. Владычиной я играл Питона. Мы как-то сразу задружились, несмотря на разницу в возрасте – Осокин был почти вдвое старше меня. Позже он говорил, что я, своей настырностью и желанием все понять, очень напоминал его самого в юности. Да и судьбы наши тоже одинаковые – Лева тоже рос без отца, с детства был увлечен театром и тринадцатилетним пацаном в 1943 году был принят в Кировский театр кукол (Правда я в 63-м был старше, уже 16 исполнилось!).

А мне с его приходом интересно было поработать с режиссером-кукольником по системе Станиславского (тогда в честь 100-летию со дня рождения Константина Сергеевича начало выходить полное собрание его сочинений и все мы "заболели системой"). Но главное, дома у Осокина была собрана уникальная библиотека, к которой я получил доступ, причем множество книг было с автографами авторов. Тоже с автографом Ландау я прочитал тогда первое издание книги "Александра Перегонец. Судьба актрисы".

Как сегодняшнее дополнение к творческому портрету Тамары Ивановны Ветко – публикация 2007 года помещенная на сайте "Крымское подполье"

Тамаре Ветко было 16 лет, когда она занималась в студии А.Ф. Перегонец.

В это же время в Симферопольском театре работала ее мама, дядя и тетя.

http://amnesia.pavelbers.com/Straniza%20istorii%20voyni%2032.htm

О. Пашинская

СОКОЛ

Симферополь, улица Пушкина, 15.

Как знаком симферопольцам и многим жителям Крыма этот адрес. На небольшой тенистой улице, за густой зеленью деревьев расположено одно из лучших, одно из красивейших зданий города. Большие окна, величественные колонны, скульптурные группы и бюсты великих писателей на фасаде. А еще... мемориальная доска, она гласит: «Артистам и работникам театра, погибшим от рук немецко-фашистских оккупантов: Барышеву Н. А., Перегонец А. Ф., Добросмыслову Д. К., Яковлевой З. П., Чечеткину П. И., Озерову И. Н., Ефимовой П. Т., Савватееву О. А.» Значит, здесь тоже воевали.

Лето в театрах - пора гастролей, пора ответственная и напряженная. Лето 1941 началось как обычно, и как обычно многие театры страны выехали на гастроли. В Донецк - Малый театр, в Минск - художественный, в Москве начал свои гастроли киевский театр им. Ивана Франка, в Севастополе - крымский театр им. Горького.

21 июня - теплый летний день. Яркие солнечные лучи, отражаясь в зыбкой глади Черного моря, освещали театр, на сцене которого суетились монтировщики, устанавливая декорации для вечернего спектакля. В репетиционном зале собрались артисты, оживленно обсуждая предстоящие встречи с севастопольским зрителем. Больше других волновался Яков Борисович Смоленский. Еще бы! Сегодня он впервые предстанет перед севастопольцами в роли Владимира Ильича Ленина. Гастроли открывались спектаклем «Кремлевские куранты» Н. Погодина. Он держал в руках пьесу и еще не знал, что именно сегодня, 21 июня 1941 года, последний раз вспыхнут театральные прожектора, осветив его в костюме и гриме. Повторяя слова роли, он и не думал, что очень скоро будет повторять их как молитву стоя перед дулом фашистского автомата. Тогда еще никто ничего не знал. Все было как обычно. Возвращались в бухты корабли. Аплодировали взволнованные зрители. Торопились в гостиницу усталые после спектакля артисты.

А ночью… От страшного грохота вздрогнул город, взметнулись в небо клубы дыма и языки пламени, высветив самолеты с фашистской свастикой. Началась война. Самая зловещая и кровавая война в истории человечества. Обычные дни перестали быть обычными, а людям предстояло пережить тяжелые испытания. Они стояли на пороге великого горя.

22 июня театр возвратился в Симферополь, продолжая работать в родном городе, обслуживая близлежащие села и населенные пункты. Составлялись концертные программы с отрывками из патриотических спектаклей, с героическими стихами и песнями. А положение на фронте с каждым днем становилось все более тяжелым. Враг стремительно наступал, занимая все новые и новые районы. В августе 1941 года в Крыму была проведена первая эвакуация. В театре упаковывались костюмы, ценный реквизит, декорации, но скоро стало известно, что ни один город полностью принять коллектив не может. И на состоявшемся в театре митинге было решено играть до последнего дня, а потом отступить с частями Красной Армии. Выступая на митинге, актеры говорили, что Крым есть и будет советским, что они не пожалеют сил и жизни для защиты Родины.

До конца октября 1941 театр работал. Враг уже был в Крыму. Отступая с тяжелыми боями, Красная Армия в Симферополь не вошла. Для эвакуации артистов были присланы две небольшие машины, которые должны были доставить их в Севастополь, ибо узкая полоска суши, соединяющая полуостров с большой землей была уже в руках агрессора - уйти можно было только морем. Но дорога из Симферополя в Севастополь была уже отрезанной. Единственно открытый путь - через Ялту, туда и направились машины, но доехав до Рабочего Уголка, близ Алушты, они высадили артистов и ушли, якобы на заправку, но больше не вернулись. Актеры остались одни, транспорта, который мог бы их доставить в Севастополь, не было, а к берегам уже подходила фашистская эскадра. Пришлось возвращаться в Симферополь.

Симферополь был оккупирован фашистами 2 ноября 1941 года. Вскоре начались массовые аресты. В декабре по доносу бывшего актера театра Фрике, сразу перешедшего на сторону оккупантов был казнен Яков Борисович Смоленский, только лишь потому, что исполнял роль Ленина. Многие жители города были в растерянности: как жить дальше, что делать? Но появились и такие, которые сразу пошли на службу к оккупантам.

Дул холодный северный ветер, неся по пустынным улицам обрывки афиш, стуча ветвями деревьев в окна домов, донося обрывки лающей, грубой речи. Тяжело опускался на город вечер, начинал моросить дождь. По улицам мчался огромный крытый «зауэр», останавливаясь то у одного дома, то у другого, и кто попадал в него, уже не возвращался. Остановился он и у дома Александры Федоровны Перегонец - ведущей актрисы театра. Зловеще заскрипели тормоза, застучали кованные сапоги, раздался стук в дверь. Сердце замерло. «Хорошо, что нет дома Санечки, - подумал, наверное, тогда муж актрисы Анатолий Иванович Добкевич, - мало ли что может случиться»». И случилось. Ему предложили выйти, сесть в машину. Нет, его не схватили так, как хватали людей, неугодных фюреру. Ему именно предложили поехать в гестапо, надеясь на сотрудничество. А немецкая пропаганда уже вовсю твердила, что бывший дворянин, заслуженный артист РСФСР Добкевич добровольно перешел на их сторону, став городским головой. Но разве мог советский гражданин, всей душой, всем сердцем преданный советской власти, стать предателем? Нет, один из любимейших актеров симферопольской публики не стал фашистским прихвостнем, предпочтя тяжелую смерть в застенках гестапо.

В апреле 1942 года немецким подкомитетом по делам искусств при городской управе был издан приказ, обязывающий всех артистов немедленно зарегистрироваться и приступить к работе. За невыполнение приказа - расстрел.

15 мая 1942 года театр начал работу. Руководитель подкомитета зондерфюрер Рек очень гордился своим начинанием. Как же! Ведь наряду с варьете «Южные ночи», гастрольными немецкими и румынскими ревю для солдат рейха начала работать и русская труппа. Но все же он счел необходимым «подкрепить» русских, и к труппе был прикреплен отъявленный нацист и палач клоун Ганс, дни и ночи проводивший в театре, ко всему присматривавшийся, во все вникавший. Особое внимание ему поручено было уделить директору театра Станиславу Адамовичу Томскому и художественному руководителю Харламову.

И в это трудное и тяжелое время в театре начинает работать подпольная патриотическая группа, руководимая художником театра Николаем Андреевичем Барышевым, по кличке «Сокол». Мирные люди - актеры, работники театра поднимаются на борьбу, на защиту Родины, героически сражаясь в крымском подполье.

Весной 1942 года, когда начался массовый угон молодежи в Германию, работниками театра было решено открыть студию, чтобы спасать ребят от немецкого рабства. Вдохновителем открытия студии был С. А. Томский, он говорил: «Надо спасать ребят». Харламов зачислил ребят во вспомогательный состав труппы, как необходимое подспорье, занимал их, будучи главным режиссером, в спектаклях.

Н. А. Барышев предложил зачислить преподавателем А. Перегонец, видя ее большие страдания в связи с гибелью мужа и желая помочь ей хоть как-то отвлечься. Вскоре она стала его большим помощником в подпольной работе. Именно в этой студии удалось легализоваться советской радистке Татьяне Овсюг.

За все время оккупации не было поставлено ни одной антисоветской пьесы - играли водевили, пьесы Островского. Специально выбирались постановки, в которых должно быть задействовано много актеров, чтобы занимать в них студийцев.

В студии этюды давались большей частью революционные. Например, встречаются два брата после долгой разлуки, и тут выясняется, что один из них «красный», а другой - «белый». Как поведете себя? Или: ведут арестованного паренька на расстрел. Навстречу ему товарищи: надо найти выход, чтобы спасти арестованного.

Деятельность подпольной группы наряду с разведкой была и пропагандистской - распространяли листовки, разносили сводки Совинформбюро. Также в лес отправлялись весте с разведданными, теплые театральные костюмы и медикаменты, собранные Александрой Федоровной. Вспоминается такой случай: Самым младшим участником группы был ученик Барышева Олег Савватеев. Раз как-то у входа в студию среди бела дня стояли ребята, разговаривали. Стоял и Олег, руки назад, прислоняясь к стене. Ушел - осталась прокламация «Бей фашистских оккупантов!». Выполняя любое поручение, он особо отличался в разведке вражеских военных объектов - куда взрослому не проникнуть, мальчишка прошмыгнет.

Большое значение для партизан имела карта города с отмеченными на ней немецкими военными объектами, нарисованная Барышевым. В общем, члены группы делали все возможное, чтобы помочь жителям Симферополя не падать духом, вселяли в их сердца уверенность в победе советских войск. Неоценимую помощь оказали они партизанам своими разведданными, а также и теплыми вещами, медикаментами...

Но самым главным было все-таки то, что им удалось спасти само здание театра. Ведь в самом начале войны немцы хотели сделать там автобазу, а, отступая в 1944, пытались его взорвать.

Начиная с 10 марта, в городе начались аресты подпольщиков.

Вначале был арестован Урадов, один из руководителей симферопольского подполья, затем и члены группы «Сокол».

Но кто же их предал? Кто был в театре провокатором? Этого так и не удалось до сих пор установить...

Они погибли 10 апреля 1944 года, за три дня до освобождения Симферополя. Ветка железной дороги в Дубках, деревня Бутки. Танковый копанир - всю ночь туда шли машины с арестованными - расстреляют, землей притрусят и снова привозят.

На раскопках этой братской могилы присутствовали сотни людей. Раскапывали пленные немцы. Слой за слоем. Укладывали на поле. Кого опознавали - увозили хоронить. Опознали и всех работников театра. Добросмыслов был очень худой, изможденный, в нижней сорочке, Александра Федоровна - в желтой кофточке и коричневой юбке, обувь снята.

Все были расстреляны в затылок, только одному Добросмыслову, который, видно, обернулся и крикнул что-то в лицо врагам, пуля вошла спереди и раздробила челюсть, а Барышев в последний момент смог выдернуть руки из проволоки и обнял Савватеева, так они вместе и лежали.

Их привезли во двор театра, к воротам нельзя было пробиться, улица была запружена людьми. Похоронили их в сквере Победы, (там, где сейчас воссоздается храм Александра Невского, позже были перезахоронены на городском кладбище у центрального рынка) из театра несли на руках, у гробов стоял почетный караул, город прощался с любимыми артистами...

***

...В Кирове Тамара Ветко в 1946 году дебютировала в роли Ульяны Громовой в спектакле "Молодая гвардия", поставленном режиссером Исай Борисовичем Шойхетом (пьеса А. Алексина по роману А. Фадеева).

Театр был тогда для актеров и домом, многие жили тут же, в закутках, оборудованных пять лет назад актерами Ленинградского БДТ, в 1941 году эвакуированном в Киров. В городе не хватало электроэнергии и свет в здание давали только в дни проведения спектаклей, репетировали при керосиновых лампах.

Молодые актеры репетировали со страстью. А Тамара Ветко особенно – события на сцене постоянно дополнялись воспоминаниями: крошечная фигурка Александры Федоровны – прелестная фея из сказки...

(Из воспоминаний Т.И. Ветко. 1994 г)

"У нее были не ноги, а ножки, и не туфли, и даже не туфельки, а словно бы башмачки, как у Золушки. (Александра Федоровна часто не могла подобрать модельную обувь такого своего неправдоподобно маленького размера, и тогда выручали посылками родственники из Америки. Они же присылали и редкостного цвета краску для волос, отчего мягкие кудри Александры Федоровны отливали розовым) ... запомнила, что, сняв башмачки, маленькая фея обычно ставила их на стол, и это казалось таким естественным – ведь это были не туфли, а произведение искусства".

И на это накладывался кошмар раскопок братской могилы, на которых она была с мамой... Желтая кофта и коричнева юбка на трупе... И босые, страшно сплющенные тисками, изуродованные пытками маленькие ножки Александры Федоровны...

Эпизод на сцене: в Краснодоне фашисты ее сверстников бросают в шахту № 5...

Кинолента памяти: в Симферополе пытают и расстреливают ее наставников, в танковых окопах у деревни Будки...

На премьере она горела в жестоком жару. Прошлая явь и события на сцене переплелись в кошмарной фантасмагории. Тамара теряла сознание, но сквозь пелену забытья все же доиграла спектакль. Со сцены ее унесли на руках. Выяснилось, что она заболела сыпным тифом.

***

С "Молодой гвардии" Т.И. Ветко прочно сопровождает огромный успех и общее восторженное признание кировских зрителей. Это закономерно – со студии А.Ф. Перегонец верная "русской школе переживания" она не играла пьесу или роль, а проживала эпизоды, обязательно вкладывая в подтекст собственные воспоминания и чувства. Все без исключения героини Тамары Ивановны, даже по замыслу драматурга "отрицательные", были в исполнении Ветко симпатичны и обязательно порядочны – она не могла позволить себе плохо подумать о человеке.

(Из интервью 2003 года)

–Говорят, есть "алгоритм вдохновения". Нашли ли Вы его?

– Вдохновение наступает тогда, когда проходит период активной работы, когда роли, которые в тебя "внедряют", становятся твоими.

Порядочность – от слова "порядок". Не новый, установленный кем-то извне и насильно, а привычный уклад жизни, сформированный веками многими поколениями твоих предков. У Тамары Ивановны порядочность изначально тоже из Симферопольской юности.

Оккупационные власти уделяли большое внимание крымскому театру. Однако это внимание объяснялось не желанием поднять уровень местной культуры, а совершенно другими соображениями. В одном из приказов штаба пропаганды «Крым» было сказано:

"…Артисты оккупированных восточных областей, поставившие себя в распоряжение немецких оккупационных властей, потому необходимы, что обширные пространства, удаленность и зимние затруднения в оккупированных районах еще более ограничивают возможность обслуживания войск нашими спортивно-туристическими организациями. Поэтому Фюрер хочет, чтобы артистам оказывали особое внимание, и прежде всего – обеспечивали их материально".

Следуя этому приказу, штаб пропаганды «Крым» распорядился, чтобы в Симферопольском театре каждые четырнадцать дней появлялся новый спектакль. При этом отдел культуры штаба принял особые меры с целью освободить прежнее помещение театра от расположенных там воинских частей. В результате уже с 25 мая по 5 июня 1943 года в Симферопольском театре прошла премьера тринадцати спектаклей, а с 12 по 18 июня состоялись следующие мероприятия:

• пять спектаклей для военнослужащих и гражданских лиц;

• два спектакля для военнослужащих и имеющих пропуска для ходьбы в запрещенное время;

• один спектакль для молодежи.

Кроме этого в «Солдатском доме» прошел один спектакль, а в городских госпиталях три. Наконец, Симферопольский театр дал еще два спектакля в Севастополе и провел два товарищеских вечера с участием артистов.

Вся интеллигенция предвоенного Крыма – это остатки среднего российского дворянства и технической элиты, составлявшие основной офицерский костяк белого движения. Не признавшие новый порядок "диктатуры пролетариата", они волной гражданской войны были перенесены во врангелевский Крым и, чудом выжившие после массовых расстрелов 1922 года, осели на побережье. Трудно было подозревать их в любви к советской власти, и немцы очень рассчитывали на активную работу остатков белой гвардии в своих органах оккупационной администрации. Поэтому для арийцев явилось непонятным и совершенно противоестественным, что дворянин Добкевич, ведущий артист драматического театра, пользующийся огромной популярностью во всем Крыму, вдруг наотрез отказался от должности городского головы Симферополя. А для русского дворянина Добкевича совершенно противоестественным было бы согласиться, поступить непорядочно. Он предпочел смерть предательству чести рода и своей фамилии.

Расстрелянного в 1942 году заслуженного артиста РСФСР Анатолия Ивановича Добкевича, Томочка Ветко с детства знала, как доброго "дядю Толю", веселого маминого партнера по сцене...

Группа "Сокол" за всю историю Великой Отечественной войны – это единственная группа театральных работников, возникшая стихийно, а не подготовленная заранее органами НКВД разведывательно-диверсионная группа РККА. Только после начала активных действий руководитель группы, главный художник театра Николай Барышев, был подчинен действовавшему в Симферополе профессиональному разведчику-нелегалу, крымчанину Николаю Эльяшу.

Летом 1973 года я заочно поступил на театроведческое отделение ГИТИСА. Наш курс, набирал историк театра, балетовед и театральный критик, кандидат искусствоведения Николай Иосифович Эльяш.

Осенью я был избран в состав Правления Кировского отделения ВТО/СТД/. На заседаниях мы обычно старались с Тамарой Ивановной Ветко сесть вместе – нравилось втихаря комментировать выступающих.

Когда готовил этот материал через Интернет включился в традиционный митинг памяти Крымского академического театра драмы "