Автор. ПРИЛОЖЕНИЕ

Александр Чумиков. УПРАВЛЕНИЕ КОНФЛИКТАМИ. М.: Рос. нац. центр междунар. орг. «Партнеры за демократ. Перемены», 1995, 60 страниц:

СОДЕРЖАНИЕ:

Предисловие 4

Подходы, способы и стили поведения в конфликтной ситуации 8

Принципы и стадии эффективного управления конфликтным процессом 19

Конфликт как информационное состязание 29

Методы оптимизации конфликта: конфликтное и неконфликтное управление 36

Краткие выводы 48

Приложение (тест) 50

ПРЕДИСЛОВИЕ

Понятие конфликта как таковое не относится к числу новых и до последнего времени трактовалось в отечественной литературе более-менее однозначно. Специалисты в области русского языка разъясняли конфликт как столкновение противоположных сторон, мнений, сил; серьезное разногласие, острый спор. Политологи добавляли к этому, что речь идет о столкновении не простом, а чреватом осложнениями и борьбой, связанной с властными отношениями. Социологи говорили о конфликте как о высшей стадии развития противоречий в системе отношений людей, социальных групп, социальных институтов, общества в целом. А психологи привносили сюда дополнительный оттенок, расценивая конфликт в качестве столкновения противоположно направленных целей, интересов, позиций, мнений или взглядов субъектов взаимодействия.

С одной стороны, все приведенные определения приемлемы и не вызывают возражений. С другой — они явно недостаточны для тех, кто имеет целью не построение типологии и не масштабное описание причинно-следственных связей, а понимание возможностей воздействия на конфликт в оптимальном направлении. Однако здесь отечественная практика выдвигает целый ряд «но».

Так, известно, что раньше, считая конфликт высшей стадией развития противоречий, советские ученые разделяли их на антагонистические, присущие «эксплуататорскому строю», и неантагонистические, свойственные социалистическому обществу. И дело не только в том, что «социалистические» конфликты оказались в ряде случаев острее и опаснее «капиталистических». Главная ошибка заключалась в предположении о возможности существования общества либо вообще бесконфликтного, либо с небольшим числом локальных конфликтов.

Не углубляясь в критику старых подходов, неприемлемость которых для большинства современных исследователей очевидна, остановимся на положениях, оставшихся не до конца проясненными и к середине последнего десятилетия нынешнего века. Например, многие теоретики и практики продолжают исходить из того, что имеется реальная возможность избежать конфликтов при условии своевременного и компетентного воздействия на процесс разрешения противоречий.

По-прежнему в литературе можно встретить упоминание «агонистических» (примиримых) и «антагонистических» (непримиримых) конфликтов вкупе с положением о том, что главным действием следует считать недопущение последних.

До сих пор массовый характер носят представления о конфликте как явлении, безусловно, вредном, антиподами которому являются согласие, консенсус, сотрудничество.

Что хотелось бы заметить по поводу данных утверждений? Во-первых, то, что рассмотрение конфликтов в параметрах «примиримых» и «непримиримых» не представляется конструктивным, ведь мировая практика ясно показывает: любые конфликты когда-нибудь завершались; при этом ни одному из обществ не удавалось длительно избегать острых конфликтов. То есть конфликт в целом должен пониматься как перманентно существующая реальность.

Во-вторых, полезность и вредность конфликта есть не раз и навсегда заданные параметры, но являются еще и результатом активного воздействия субъектов на имеющийся конфликт.

В третьих, соперничество и сотрудничество — вовсе не антиподы, а интегральные части подавляющего большинства конфликтов.

Данная логика помогает осознать, что любой бесконфликтный процесс оказывается конфликтным при другом ракурсе рассмотрения; таким же образом в самом разрушительном конфликте можно выявить позитивно-созидательные элементы.

Например, конфликт в ряде случаев полезен, так как:

— может предотвратить более серьезный конфликт. Исследователи заметили, что группы и общества, в которых часто происходят незначительные конфликты, избегают большего насилия и деструкции. Маленькие конфликты разряжают накалившуюся атмосферу и формируют умение решать спорные проблемы цивилизованно;

— поощряет творчество и инновации. Некоторая дисгармония в правильно организованном обществе или коллективе стимулирует их лучшую жизнеспособность, динамизм, восприимчивость к прогрессу;

— проясняет позиции и интересы его участников. Он представляет собой способ измерения силового потенциала конкурентов и помогает установить среди них неформальную иерархию, что также сдерживает более серьезные конфликты.

В других случаях конфликт вреден, поскольку ведет к беспорядку, нестабильности, насилию, замедляет и затрудняет принятие решения.

Ограничимся приведенными выкладками и попытаемся сформулировать некоторые базовые понятия. Стоит, видимо, исходить из того, что конфликт — это динамический тип социальных отношений, связанных с потенциально возможным или реальным столкновением субъектов на почве тех или иных противоречиво осознаваемых предпочтений, интересов или ценностей; постоянно присутствующий и не поддающийся устранению.

Соединение «потенциальных» и «реальных» столкновений на почве противоречий в одну совокупность имеет целью охватить все пространство конфликта. Речь идет не о временном или территориальном пространствах, а о пространстве аналитическом, которое включает в себя конфликтную ситуацию, собственно конфликт, постконфликтный синдром и т.д. Это означает, что «конфликтология» (в широком понимании — отрасль междисциплинарных знаний о структуре и динамике социальных взаимоотношений, сопряженных с противоречиями) может анализировать и абсолютно нормальные, внешне бесконфликтные взаимоотношения, но с определенных позиций: возможен ли в перспективе конфликт между субъектами, что с наибольшей вероятностью послужит его причинами, как их нейтрализовать, как реагировать, если это не удастся.

Здесь, с одной стороны, стоит согласиться с отечественными и зарубежными исследователями, подчеркивающими, что говорить о существовании конфликта можно лишь тогда, когда противоречия осознаны двумя или более сторонами. С другой стороны, необходимо добавить, что противоречия могут быть уже имеющимися или только предполагаемыми, существуют в действительности или только в ощущениях и т.п.— в любом случае они охватываются аналитическим пространством конфликта.

Что же касается «узкого» конфликтологического подхода, то он заключается в рассмотрении социологических, политологических, юридических, психологических и иных аспектов социального конфликта — эти ракурсы будут активно освещаться в предлагаемых вам выпусках серии «Популярная конфликтология».

А теперь от фундаментальной теории — к делу.

Автор

I. ПОДХОДЫ, СПОСОБЫ И СТИЛИ ПОВЕДЕНИЯ В КОНФЛИКТНОЙ СИТУАЦИИ

Наиболее желательный вариант развития событий с точки зрения обычного социального субъекта — предотвращение конфликта. Но можно ли его предотвратить в реальности? Однозначно утвердительный ответ на этот вопрос не дает в практическом плане ничего и в перспективе заводит в тупик. В самом деле: как не может быть черного без белого, добра без зла и счастья без горя, так и понятие «консенсус» без понятия «конфликт» просто не имело бы содержания. Конфликт — это следствие нарушенного консенсуса, а консенсус — результат улаженного конфликта. Точно так же соперничество и сотрудничество есть интегральные части большинства конфликтов с участием двух и более действующих лиц. Другими словами, названные термины представляют собой две стороны одной и той же монеты, а любой конфликт не может иметь однозначно позитивной или негативной трактовки. Попытки же окончательного предотвращения или устранения конфликта — будь то межличностные отношения или взаимодействие больших сообществ — просто утопичны.

Другое дело, что стоит говорить о предотвращении большого конфликта, открытого конфликта, затяжного конфликта и так далее. Задачи этого типа могут быть решены как в рамках общего предупреждения любых социально негативных явлений в обществе, так и в каждом конкретном случае.

Отсюда вытекает, что главная установка — это управление существующим конфликтом, которое подразумевает урегулирование, разрешение или даже подавление последнего в интересах общества в целом либо его отдельных субъектов.

То есть позитивные предпосылки заключаются не в конфликте как таковом, а также не в мнимой бесконфликтности, но в умении влиять на конфликт в нужном направлении. По образному сравнению К. Боулдинга, «конфликт есть диссонанс; понятие, противоположное конфликту, — гармония. Это относится равно к языку и реальной жизни. Диссонанс может быть необходимым, чтобы сделать музыку интересной и придать ей драматичность; он имеет смысл, когда композитор способен превратить диссонанс в утонченное созвучие. Прогрессивная функция заключена не в самом конфликте-диссонансе, а в его переходе в консонанс. Конфликт, который продолжается бесконечно, теряет даже драматический интерес, превращается в обычный шум и беспорядок. Только продвижение конфликта к разрешению определяет его конструктивную значимость. Так же как в спортивных играх: долгая игра без какого-либо результата становится невыносимой».[1]

Принимая за основу курс на управление конфликтом, следует заметить, что управление само по себе не может стать формой решения противоречий между объективными потребностями развития и общественной оболочкой, в которой оно реализуется. Если такая оболочка мешает развитию, она должна измениться или будет разрушена. Рациональное управление не сможет отменить или заменить социальную революцию или локальные коллизии, но оно в состоянии придать объективно конфликтному процессу формы, способные обеспечить минимизацию неизбежных экономических, социальных, политических, нравственных потерь и максимизировать соответствующие достижения. Именно здесь — суть управления конфликтом.

Итак, понимая управление как наиболее общий, концептуальный подход к социально-политическому конфликту, рассмотрим его возможные составляющие. Исследователи выделяют в этом плане несколько подходов. Один из них носит название морально-правового или нормативного. При таком подходе присутствует желание уладить конфликт, используя набор правовых или моральных норм. Эффект же зависит от того, есть ли между сторонами согласие относительно этих норм. То есть при условии, что правила игры принимаются всеми, речь идет лишь об их применении к конкретному случаю. Если же по поводу правил игры имеется скорее разногласие, чем консенсус, то нормы отвергаются как неподходящие одной или всеми сторонами и возникает необходимость их навязывания.

Может применяться и другой подход, называемый методом торга, принудительно-переговорным или реалистическим. Суть конфликта в данном случае понимается как врожденное (или приобретенное в обществе) стремление человека к господству либо как отсутствие материального достатка. Поскольку все господствовать не могут, осуществляется принуждение со стороны тех, кто господствует, в отношении тех, над кем господствуют. Сторонники данного подхода сознают, что длительной стабильности он не приносит, однако иного и не ожидают: с их точки зрения, мира не может быть никогда — только перемирие, в ходе которого достигается не разрешение, а временное урегулирование проблемы.

Подход, основанный на решении проблем, называют также идеалистическим. Он может иметь место тогда, когда все заинтересованные стороны независимо от прочности их положения, жестокости и гуманности, силы или слабости — устанавливают взаимоотношения, приемлемые для всех, соответствующие индивидуальным взглядам каждого. За основу берется признание того, что в настоящий момент все стороны находятся в проигрыше и несут нежелательные потери, а после их ликвидации все окажутся в выигрыше. Удовлетворение интересов достигается без явного или скрытого принуждения, что обеспечивает «самоподдерживание» достигнутой ситуации. Проблема, возникающая из или вслед за разрешенной, снимается аналогичным путем.

Существует немало теоретических рекомендаций по применению указанного подхода. Например, А. Филли предлагает определить проблему в категориях целей, а не решений; затем определить решения, которые приемлемы для обеих сторон; далее сосредоточить внимание на проблеме, а не на личных качествах другой стороны; создать атмосферу доверия, увеличив взаимное влияние и обмен информацией и, наконец, создать положительное отношение друг к другу, проявляя симпатию и выслушивая мнения другой стороны, а также сводя к минимуму проявления гнева и угроз.[2] Однако нет необходимости доказывать, что применение названных советов на практике сопряжено со значительными трудностями.

Разумеется, возможны и другие классификации. Так, П. Шаран выделяет индифферентный подход, который был наиболее характерным на протяжении всей истории человечества. Он типичен для авторитарных систем, где конфликт по существу игнорируется, усилий по его разрешению не предпринимается; требования групп, вовлеченных в конфликт, не находят своего выражения, поскольку ни одна из групп не имеет достаточной власти, чтобы оказать влияние на властные структуры.

Еще один подход П. Шаран связывает с командным принятием решений. В данном случае отдельные группы или индивиды, имеющие достаточную власть и компетенцию для принятия решений, принимают их, учитывая или игнорируя аргументы других сторон.[3] Но в задачу нашей брошюры не входит построение обширной классификационной системы, поэтому перейдем к следующему логическому звену — способам возможного осуществления названных подходов.

Один из них — силовой. Обычно он используется в ситуациях, когда в условиях неравенства партнеров более сильная сторона стремится подавить слабую и навязать ей свою волю. В случае «подавления» конфликт на какой-то период снимается, но его причина не устраняется и, следовательно, сохраняется угроза нового обострения конфликта вокруг той же проблемы. К этому следует добавить, что при «навязывании» слабая сторона может не подчиниться и оказать пассивное сопротивление. В таком случае возникает крайне опасный «двойной», «заблокированный» конфликт. Другими словами, победа с использованием силовой модели носит преходящий характер, а участник конфликта — победитель по мере утраты первоначального потенциала может постепенно превратиться в проигравшего.

То есть мирное приспособление оказывается не только более гуманным, но и более конструктивным способом разрешения конфликтной ситуации. Разумеется, при этом должны иметься в наличии определенные условия. Например, Р. Даль называет в качестве таковых следующие:

— существование институциональных образований стремящихся к консультациям и переговорам, изучению интересов, поиску взаимовыгодных решений;

— широкие рамки соглашения насчет того, что может составлять оптимальное разрешение проблемы;

— отсутствие кумулятивности конфликтов;

— большие экономические возможности (достаток);

— позитивная осведомленность граждан в отношении результатов мирного разрешения предыдущих конфликтов;

— равное распределение между сторонами пригодных для использования средств насилия;

— преобладание у сторон зрелых признаков, способствующих мирному приспособлению.

Означает ли сказанное, что силовая модель неприемлема вообще? Отнюдь. Тот же Р. Даль считает, что в демократических условиях возможно применение насилия, однако исключительно по отношению к меньшинствам, не имеющим солидной поддержки в обществе.[4]

Рассматривая другой ракурс проблемы, следует заметить, что в любом государственном механизме заложено применение силы в случаях невыполнения законов, защиты чести и достоинства общества в целом, его отдельных граждан и т.д. Данный силовой механизм не только не препятствует, но и способствует поддержанию общественной стабильности. Но нужно понять и другое: если для действующей власти (равно как и для любой доминирующей в данный момент структуры) сила становится основным средством для выполнения поставленных целей, она в конце концов превращается в инструмент, с помощью которого оппозиционные элементы свергают и саму власть.

Таким образом, даже в «оправдательном» варианте применение силы расценивается как необходимость. Какой же способ действий может считаться желательным? Многие отечественные политики конца 1980-х — начала 90-х годов полагали, что наилучший вариант разрешения конфликта — компромисс. Но при глубоком рассмотрении оказывается, что и эта модель имеет много недостатков. В случае ее применения участники четко осознают свои цели и их противоположность относительно целей другой стороны. Идя на уступки, то есть расставаясь с некоторыми своими целями и ценностями во имя приобретения других, каждая из сторон со временем может посчитать себя обделенной или обманутой. Некоторые справедливо называют компромисс стеганым одеялом, в котором каждый узнает свою заплатку и находит слабое утешение лишь в том, что противник также полностью не удовлетворен. Со временем уступленные ценности и цели начинают «взывать», и конфликт опять разгорается.

Разумеется, нелепо отрицать тот факт, что в управленческих ситуациях способность к компромиссу позволяет в ряде случаев быстро разрешить конфликт. Однако, использование компромисса на ранней стадии конфликта, возникшего по важному решению, может помешать диагнозу проблемы и сократить время поиска альтернатив. Компромисс может означать согласие только во избежание ссоры, даже если при этом происходит отказ от благоразумных действий. Такой компромисс — это удовлетворенность тем, что доступно, а не упорный поиск того, что является логичным в свете имеющихся фактов.

Ущербность как силового, так и компромиссного способов в общем плане заключается в том, что конфликт воспринимается сторонами в координатах «или — или», что само по себе служит предпосылкой нарастания конфликта. В этой связи оптимальным и желательным следует признать интегративный способ, когда каждая из сторон, забывая о своих предыдущих целях и ценностях, находит новые и обоюдоприемлемые. Возникшая общность может формально не осознаваться, и не исключено, что каждый из бывших оппонентов станет искренне считать интеграционные «завоевания» собственной заслугой. Но возникает новая шкала целей и ценностей, что объективно ведет к разрешению конфликта.

В данном случае мы ведем речь не о том, чтобы механически заменить сочетание «или — или» на «и — и». Просто следует понять, что поскольку выбор целей и средств их достижения теоретически бесконечен, постольку в этом ряду есть выбор неконфликтного характера. Другими словами, каждое отдельное лицо или группа в социальной системе могли бы, на наш взгляд, при наличии времени и соответствующей культуры, найти особый вариант выбора, который не являлся бы несовместимым с целями и средствами других личностей и групп.

Следуя по пути дальнейшей локализации рассматриваемой сферы, перейдем от выбора способов к выбору стиля поведения в конфликтной ситуации. Этот выбор зависит от характера конфликта, имеющихся в распоряжении участников ресурсов, степени их заинтересованности в исходе конфликта и других факторов. Так, если ваша личная или групповая воля и ресурсы достаточно сильны, вы уверены в преимуществах именно вашего решения, имеете достаточный авторитет и полномочия, сознаете необходимость быстрого реагирования и, наконец, вам нечего терять — подойдет стиль прямого противоборства, или конкуренции. Она обычно приводит к доминированию или уничтожению одного соперника другим. Конкуренция диктует принцип: «Чтобы я победил, ты должен проиграть».

Если же проблема не столь важна для вас, и вы не желаете или не можете тратить силы на ее решение; если вы чувствуете свою неправоту или просто испытываете недостаток средств или власти; если хотите потянуть время — стоит уйти от проблемы, проигнорировать ее, избрав стиль уклонения, или избегания. Это реакция на конфликт, выражающаяся в игнорировании или фактическом отрицании наличия конфликта.

Стиль приспособления сходен с предыдущей позицией. Однако есть и существенная разница: в случае уклонения вы ничего не делаете для удовлетворения интересов оппонента, а выбирая приспособление, вы жертвуете своими интересами в его пользу в обмен на доброе отношение к себе. Здесь действует формула: «Чтобы ты выиграл, я должен проиграть». Данный стиль может рассматриваться и как временное перемирие, после которого вы вновь начинаете добиваться нужного результата.

Несмотря на обозначенные выше недостатки, нельзя сбрасывать со счетов и стиль уступок. Его формула такова: «Чтобы каждый из нас что-то выиграл, каждый из нас должен что-то проиграть». Например, такой стиль подходит в ситуации, когда вы и ваш соперник обладаете одинаковой властью и ресурсами, а ваши интересы носят взаимоисключающий характер. Или когда вас вполне устраивает временное соглашение или краткосрочная выгода.

Стиль сотрудничества полностью укладывается в рамки подхода, основанного на решении проблемы. Это форма конфликтных взаимодействий, при которой удовлетворение интересов более важно, чем решение. Подразумевается, что интересы одной стороны не будут удовлетворены, если не будут удовлетворены также интересы другой стороны.

Ряд исследователей усложняет вопрос выбора стиля поведения, дополняя его описанием возможных реакций на тот или иной стиль. Например, один из ведущих американских специалистов по переговорному процессу У. Юри называет три типа поведения, к которым прибегает субъект, желающий добиться победы в конфликте. Среди них твердокаменность, или полное нежелание отступиться от первоначальной позиции вплоть до прекращения дальнейших переговоров. Могут использоваться и нападки — угроза тяжких последствий, оскорбление и другие варианты прессинга, рассчитанные на то, чтобы выбить вас из колеи, а затем поставить на своем. Применяются и уловки в виде длительной игры, которая завершается признанием в «отсутствии полномочий»; сводится к манипуляции цифрами и фактами и т.п.

В качестве наиболее естественных реакций на указанные способы поведения обычно выступают ответная агрессивность, уступчивость и разрыв отношений. Однако, по мнению У. Юри, любой из этих вариантов имеет существенные недостатки. Ученый предлагает принципиально иную логику поведения в конфликте: первый шаг — «подняться на балкон» (не реагировать на тактику соперника, выиграть время, овладеть собой, расстроить попытки выбить вас из колеи); второй — «перейти на другую сторону» (поступить противоположно ожиданиям, признать и выслушать противника, взвесить его аргументы, создать климат для поиска решения); третий шаг «сменить правила игры» (обходить каменные стены, отклонять атаки, раскрывать уловки, сосредоточить внимание на проблеме взаимного удовлетворения интересов); четвертый — «построить золотой мост» (соблазнить оппонента возможностью соглашения пояснить ему цену отказа от соглашения) и, наконец, пятый шаг — «привести оппонента в чувство, не поставив его на колени».[5]

Синтез названных подходов позволяет сделать ряд дополнительных выводов. Построим следующую таблицу:

Подход	Способ	Стиль
НОРМАТИВНЫЙ	СИЛА	ПРИСПОСОБЛЕНИЕ УСТУПКИ
	КОМПРОМИСС	ПРИСПОСОБЛЕНИЕ УСТУПКИ
РЕАЛИСТИЧЕСКИЙ	СИЛА	КОНКУРЕНЦИЯ УКЛОНЕНИЕ
	КОМПРОМИСС	ПРИСПОСОБЛЕНИЕ УСТУПКИ
ИДЕАЛИСТИЧЕСКИЙ (решение проблем)	ИНТЕГРАЦИЯ	СОТРУДНИЧЕСТВО

Данная конструкция показывает, что одни и те же способы действий (сила, компромисс) могут использоваться в рамках разных подходов — как нормативного, так и реалистического. Однако суть их при этом нельзя признать одинаковой: в первом случае сила применяется по обоюдному соглашению сторон, а компромисс предопределяется моральной или юридической нормой; во втором — сила расценивается как простое давление в целях получения выигрыша, а компромисс возникает в результате физической невозможности продолжать силовое противоборство.

То же со стилем: в одном варианте приспособление и уступки есть следствие признанной сторонами необходимости, в другом — вынужденная реакция на частичный или полный проигрыш. Причем, при силовом подходе данная реакция является очередным этапом вслед за неудавшейся попыткой конкурировать или уклониться от борьбы.

Что касается линии «решение проблемы — интеграция — сотрудничество», то она является самой однозначной в таблице и самой сложной на практике.

Приведенная структура может применяться для оптимизации социального конфликта как в межличностных отношениях, так и на межорганизационных и даже межгосударственных уровнях. Проследим это на примерах некоторых этнонациональных и этнополитических конфликтов в пространстве России и СНГ.

Например, для частичного и временного урегулирования армяно-азербайджанского, грузино-осетинского, осетино-ингушского и ряда других конфликтов конца 1980-х — первой половины 90-х годов периодически применялся нормативный подход: стороны разъединялись российскими либо коалиционными войсками, но поскольку такая сила признавалась участниками конфликта, они выбирали по отношению к ней стиль приспособления или уступок.

Однако чаще всего фиксировался реалистический подход. Так, во время столкновений в Таджикистане демоисламская оппозиция вступила в жестокую силовую борьбу со сторонниками ходжентского клана. Не выдержав жестокой конкуренции, оппозиционеры стали уклоняться от противоборства, перебираться в отдаленные районы и предлагать различные компромиссные варианты. Победивший в этой борьбе «Народный фронт» со временем также ослабил силовой прессинг и пошел на встречные уступки, в частности, разрешая беженцам вернуться в родные места.

Подход, основанный на решении проблем, также применялся в отечественной практике. Так, известно, что вслед за развалившимся Союзом центробежные тенденции стали активно проявляться и в России. Намерение стать самостоятельным государством в числе первых высказал Татарстан. В условиях опасного «перетягивания каната» между Россией и Татарстаном последний нашел совершенно новую и чрезвычайно интересную, на наш взгляд, формулировку, получившую закрепление в республиканской конституции. Там говорилось, что Татарстан — это «государство, ассоциированное с Российской Федерацией на основе договора о взаимном делегировании полномочий и предметов ведения», а граждане Татарстана являются и гражданами Российской Федерации.

В качестве примера интегративного способа действий основанного на сотрудничестве, может служить и чрезвычайно любопытный прецедент, имевший место в Карачаево-Черкессии, где к 1995 году созрел острый конфликт между двумя ветвями власти — Совмином и Народным собранием. Суть конфликта заключалась в том, что за пять лет своей деятельности депутаты Народного собрания (оно же бывший Верховный Совет КЧР, оно же бывший облсовет) не приняли ни конституции, ни закона о структуре органов власти и продолжали руководствоваться регламентом Верховного Совета: в соответствии с этим регламентом ВС являлся высшим органом государственной власти в республике. Совмин же не был удовлетворен такой постановкой вопроса и настаивал на введении в республике поста президента. Постепенно ситуация в КЧР приняла патовый характер: республика осталась и без парламента (его полномочия истекли в начале марта 1995 года), и без президента, и без конституции, в соответствии с которой можно было бы выбрать того и другого.

В этой ситуации достаточно оперативно и эффективно действовала федеральная комиссия во главе с руководителем администрации президента РФ С. Филатовым: встретившись с представителями различных политических сил КЧР, она разработала предложения, в большей или меньшей степени устраивающие обе стороны, и вынесла их на утверждение специально созванной сессии Народного собрания. В результате депутаты, во-первых, одобрили закон об органах государственной власти, назначив выборы в новый парламент на 10 июня.

Во-вторых, сама структура органов государственной власти сформировалась вследствие нестандартного решения по принципу «и — и» (выиграть — выиграть), в отличие от традиционного «или — или» (когда одна из сторон конфликта выигрывает, а другая проигрывает). В основе этой структуры лежит принцип сменяемости высших руководителей по национальному признаку: посты главы республики, премьер-министра и спикера Народного собрания будут поочередно занимать представители всех пяти коренных народов КЧР: абазин, карачаевцев, ногайцев, русских и черкесов. А чтобы избежать возможных упреков от обиженных политических групп, депутаты пошли на еще один нестандартный шаг: руководителя Карачаево-Черкессии назначает теперь президент России по согласованию с республиканским парламентом.

II. ПРИНЦИПЫ И СТАДИИ ЭФФЕКТИВНОГО УПРАВЛЕНИЯ КОНФЛИКТНЫМ ПРОЦЕССОМ

Итак, мы хотим оказать позитивное воздействие на конфликт. Достижение этой цели, при всем многообразии вариантов, связано с последовательным выполнением некоторого обязательного набора требований.

Первое среди них — институализация конфликта, под которой понимается установление четкой процедуры урегулирования последнего. При институализированном конфликте диссонанс, несовместимость сторон выражаются в пределах установленных в обществе норм и правил, отсюда поведение участников конфликта становится предсказуемым. Неинституализированный же конфликт, напротив, характеризуется отсутствием регулирующих принципов и чаще всего представляет собой стихийный и неподдающийся контролю взрыв недовольства. Предпочтителен, разумеется, первый вариант, но для него необходимо создать условия.

В нормативном плане такими условиями являются различного рода юридические акты, устанавливающие определенную процедуру взаимоотношений участников конфликта. Анализируя современную отечественную практику, назовем некоторые из них, принятые в конце 80-х начале 90-х годов: Закон СССР «О порядке разрешения коллективных трудовых споров (конфликтов)», Закон СССР «Об общественных объединениях», Закон Российской Федерации «О средствах массовой информации» и другие. Не давая содержательную оценку этим законам, отметим лишь, что без их принятия разрешение многих конфликтов на уровне институциональной процедуры вообще не было возможным.

Даже сам факт появления механизма разрешения конфликта переводит задачу управления им на принципиально другой уровень. Причем, это касается не только общегосударственной сферы. Например, любой территориальный орган власти самостоятельно определяет места и порядок проведения митингов, демонстраций. Когда такого порядка нет, имеется постоянная основа для неинституализированного конфликта. С другой стороны, следует понимать, что к конфликту ведет и нарушение институциональной процедуры любой из сторон. Например, крайне негативную реакцию у общественности вызывали в 1992-93 годах «волевые» решения московского правительства о закрытии для проведения митингов мест, на которых совсем недавно митинги проводились. В частности, 1 мая 1993 года такой запрет привел к столкновениям между демонстрантами и правоохранительными органами, сопровождавшимся кровопролитием.

Но, обсуждая проблему институализации, мы все же не сумеем совсем уклониться от вопроса, насколько хороши или плохи законы и решения. Тем более, что формула «Чем больше законов — тем меньше конфликтов» абсолютно неприемлема. Скажем, Верховный Совет РФ за три года своего существования принял около 700 законодательных актов. Повлияло ли это каким-то образом на стабилизацию общей ситуации? Очевидно, что нет.

К тому же под институциональным механизмом подразумеваются не только юридические акты, диапазон здесь достаточно широк: протокол, меморандум и даже обычная устная договоренность. Проблема с точки зрения конфликтологии сводится отнюдь не к форме, а к наличию добровольного согласия, готовности людей соблюдать установленный порядок. То есть параллельно с задачей институализации социально-политического конфликта должна решаться задача легитимизации последнего. И если, например, какой-то закон устарел, а другой, отвечающий новым условиям, не принят, то роль легитимной институциональной процедуры может выполнять и незаконный с точки зрения юриспруденции акт.

Орган власти или иной социальный субъект в том случае может построить общественную гармонию, когда его действия поддерживаются большинством потенциальных участников конфликта. Если бы люди отказались останавливаться при красном сигнале светофора, нормальное движение транспорта стало бы невозможным, даже если численность милиции увеличили бы в два или три раза. Законы, карающие за кражу и убийство, потому эффективны, что большинство людей даже в самое тяжелое время не совершает убийств и не взламывает квартиры. Привычка добровольно выполнять требуемые в этих сферах нормы так крепка, что на их практическое осуществление хватает сил и средств практически у любого государства. И наоборот: например, принятый в 1990 году Закон СССР «О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР», практически не выполнялся и ни в какой мере не смог предотвратить развал Союза, поскольку не отвечал сложившимся на тот период реалиям.

Другими словами, если большинство потенциальных участников конфликта не склонно исполнять тот или иной нормативный акт, последний становится бессильным. Чем сильнее поддержка, тем эффективнее сможет действовать социальный субъект и тем выше его способность в случае необходимости принять принудительные меры для выполнения принятого решения. Но если необходимая мера легитимности не достигнута и добровольное желание выполнять это решение у большинства субъектов отсутствует, то, соответственно, не признается и право управленческих органов применить силу с целью обеспечения послушания.

Что касается более конкретных ориентиров, то в качестве минимально допустимого предела согласия исследователи называют цифру 50 процентов. С другой стороны, как утверждают специалисты в области теории управления, при 30 процентах недовольных или критически настроенных начинается дезорганизация системы, а при 50 процентах — кризис, развал. Следовательно, планку минимально допустимого уровня добровольного согласия при принятии решения желательно поднять до 60-70 процентов.

У проблемы существует и еще одна сторона. Очень важно, от кого исходит предложенная институциональная процедура. Если процедура хороша, а человек или орган, ее предлагающий, непопулярен, то она не будет достаточно легитимной и может не сработать. С другой стороны, популярный субъект может провести собственный механизм и добиться легитимности, даже игнорируя имеющиеся зак