Валерий Брюсов. Асадов Эдуард. Самое прочное на Земле. Бальмонт Константин
Валерий Брюсов
Земле
Как отчий дом, как старый горец горы, Люблю я землю: тень ее лесов, И моря ропоты, и звезд узоры, И странные строенья облаков.
К зеленым далям с детства взор приучен, С единственной луной сжилась мечта, Давно для слуха грохот грома звучен, И глаз усталый нежит темнота.
В безвестном мире, на иной планете, Под сенью скал, под лаской алых лун, С тоской любовной вспомню светы эти И ровный ропот океанских струн.
Среди живых цветов, существ крылатых Я затоскую о своей земле, О счастье рук, в объятьи тесном сжатых, Под старым дубом, в серебристой мгле.
В Эдеме вечном, где конец исканьям, Где нам блаженство ставит свой предел, Мечтой перенесусь к земным страданьям, К восторгу и томленью смертных тел.
Я брат зверью, и ящерам, и рыбам, Мне внятен рост весной встающих трав. Молюсь земле, к ее священным глыбам Устами неистомными припав!
Асадов Эдуард
Самое прочное на Земле
Скала, подставляя под волны грудь, Стоит, всем ветрам открыта. А есть ли на свете хоть что-нибудь, Что было б прочней гранита?
На это ответ был наукой дан Еще из столетней дали: - Крепче гранита - металл титан И твердые марки стали.
А тверже? Не щурьте пытливо глаз, Ответ ведь известен тоже: - Прочнее, чем сталь и титан, - алмаз. - Пусть так. Ну а есть на земле у нас Хоть что-то алмаза тверже?
Да, есть на земле вещество одно, И тут ни при чем наука: Всех крепче и было и быть должно Твердое слово друга!
Бальмонт Константин
Земля
Земля, я неземной, но я с тобою скован На много долгих дней, на бездну быстрых лет. Зеленый твой простор мечтою облюбован, Земною красотой я сладко заколдован, Ты мне позволила, чтоб жил я как поэт.
Меж тысячи умов мой мозг образовала В таких причудливых сплетеньях и узлах, Что все мне хочется, «Еще» твержу я, «Мало», И пытку я люблю, как упоенье бала, Я быстрый альбатрос в безбрежных облаках.
Не страшны смелому безмерные усилья, Шутя перелечу я из страны в страну, Но в том весь ужас мой, что, если эти крылья Во влаге омочу, исполненный бессилья, Воздушный, неземной, я в море утону.
Я должен издали глядеть на эти воды, В которых жадный клюв добычу может взять, Я должен над землей летать не дни, а годы, Но я блаженствую, я лучший сон природы, Хоть как я мучаюсь – мне некому сказать.
И рыбы бледные, немые черепахи, Быть может, знают мир, безвестный для меня, Но мне так радостно застыть в воздушном взмахе, В ненасытимости, в поспешности и страхе, Над пропастью ночей и над провалом дня.
Земля зеленая, я твой, но я воздушный, Сама велела ты, чтоб здесь я был таким, Ты в пропастях летишь, и я лечу, послушный, Я страшен, как и ты, я чуткий и бездушный, Хотя я весь – душа, и мне не быть другим.
Зеленая звезда, планета изумруда, Я так в тебе люблю безжалостность твою, Ты не игрушка, нет, ты ужас, блеск и чудо, И ты спешишь – туда, хотя идешь – оттуда, И я тебя люблю, и я тебя пою.
В раскинутой твоей роскошной панораме, В твоей, не стынущей и в декабрях, весне, В вертепе, в мастерской, в тюрьме, в семье и в храме Мне вечно чудится картина в дивной раме, Я с нею, в ней и вне, и этот сон – во мне.
Сказал, и более я повторять не стану, Быть может, повторю, я властен повторить: Я предал жизнь мою лучистому обману, Я в безднах мировых нашел свою Светлану И для нее кручу блистающую нить.
Моя любовь – земля, я с ней сплетен – для пира, Легенду мы поем из звуковых примет. В кошмарных звездностях, в безмерных безднах мира, В алмазной плотности бессмертного эфира – Сон Жизни, Изумруд, Весна, Зеленый Свет! Земля, ты так любви достойна за то, что ты всегда иная, Как убедительно и стройно все в глуби глаз, вся жизнь земная. Поля, луга, долины, степи, равнины, горы и леса, Болота, прерии, мареммы, пустыни, море, небеса. Улыбки, шепоты и ласки, шуршанье, шелест, шорох, травы, Хребты безмерных гор во мраке, как исполинские удавы, Кошмарность ходов под землею, расселин, впадин и пещер, И храмы в страшных подземельях, чей странен сказочный размер. Дремотный блеск зарытых кладов, целебный ключ в тюрьме гранита, И слитков золота сокрытость, что будет смелыми отрыта. Паденье в пропасть, в мрак и ужас, в рудник, где раб – как властелин, И горло горного потока, и ряд оврагов меж стремнин. В глубоких безднах океана – дворцы погибшей Атлантиды, За сном потопа – вновь под солнцем – ковчег Атлантов, пирамиды, Землетрясения, ужасность – тайфуна, взрытости зыбей, Успокоительная ясность вчера лишь вспаханных полей.
|