лК ПОСТАНОВКЕ ПРОБЛЕМ ТЕОРИИ ИСТОРИЧЕСКОГО МАТЕРИАЛИЗМА"
ГОСУДАРСТВЕННОЕ, ИЗДАТЕЛЬСТВО
МОсКВД 1928 ЛЕНИНГРАД
ОТПЕЧАТАНО
В 1-й ОБРАЗЦОВОЙ ТИПОГРАФИИ ГИЗА. Москва, Пятницкая, 71. Главл. А-3482. С.ЗЭ. Гиз 25245.
Тираж 15.000 экз. Зак. № 349.
ПАМЯТИ ТОВАРИЩА
Николая Николаевича
ЯКОВЛЕВА
(отдал всю свою жизнь рабочему классу, расстрелян адмиралом Колчаком)
ПРЕДИСЛОВИЕ К I ИЗДАНИЮ.
Настоящая книга написана по тому же типу, что и „Азбука коммунизма". Само собою понятно, что она должна проходиться после „Азбуки": самый предмет здесь значительно труднее, а в связи с этим—как популярно ни старался автор писать—труднее и изложение этого предмета. Тем не менее, книжка написана прежде всего для рабочих, ищущих марксистского знания.
Автор выбрал тему об историческом материализме потому, что эта „основа основ" марксистской теории не имеет систематического изложения. Единственная попытка—книжка Г. Гор- тера—страдает крайним упрощенством и совсем не затрагивает ряда сложных проблем, на которые. неизбежно натыкается мысль. А лучшие работы, соприкасающиеся с теорией исторического материализма, рассеяны по журналам, или изложены конспективно и трудны для понимания („Основные вопросы марксизма" Плеханова), или устарели по форме и потому непонятны для теперешнего читателя (напр., „К вопросу о развитии монистического взгляда на историю"), или касаются только одной стороны вопроса (чисто философской), или представляют собой отдельные статьи в сборниках, которых нельзя достать.
С другой стороны, потребность в систематическом изложении теории исторического материализма огромна. В текущей фазе революции стали в порядок дня многие проблемы, которые, за остротой момента, не стояли раньше; сюда относится не малая часть вопросов так называемого „общего мировоззрения". Для многих эти вопросы стали впервые, ибо не за
будем, что средний член нашей партии не принадлежит уже к тому поколению, представители которого имели возможность „грызть книгу": это—товарищи, сознательно-партийная жизнь которых поглощалась целиком потребностями узкой практической работы, которая, по причинам вполне понятным, была превыше всего.
В некоторых, довольно существенных, пунктах автор отступает от обычной трактовки предмета, в других он считает возможным не ограничиваться уже известными положениями, а развивать их дальше. Было бы странно, если бы марксистская теория вечно топталась на месте. Но всюду и везде автор продолжает традиции наиболее ортодоксального,, материалистического и революционного понимания Маркса.
Книга родилась из дискуссий на семинарии, который автор вел вместе с Ю. П. Денике. На эти дискуссии собирались товарищи, кончившие лекторскую группу Свердловского университета, ставшие потом научными сотрудниками его—новый тип людей, которые занимаются философией и дежурят по ночам с винтовкой в руках, обсуждают наиболее абстрактные вопросы и через час пилят дрова, сидят в библиотеках и проводят долгие часы на фабриках. Эти товарищи, строго говоря, являются тоже авторами настоящей книги. Этим своим ближайшим друзьям, а равно и Ю. П. Денике, я выражаю сердечную благодарность.
Москва, сентябрь 1921 г.
б
ВВЕДЕНИЕ.
Практическое значение общественных наук.
§ 1. Потребности борьбы рабочего класса и общественные науки. § 2. Буржуазия и общественные науки. § 3. Классовый характер общественных наук. § 4. Почему пролетарская наука выше буржуазной? § 5. Различные общественные науки и социология. § 6. Теория исторического материализма, как марксистская социология.
§ 1. Потребности борьбы рабочего класса и общественные науки. Буржуазные ученые, когда начинают говорить о какой-нибудь науке, говорят о ней таинственным топотом, точно это есть вещь, рожденная не на земле, а на небесах. На самом же деле всякая наука, какую ни возьми, вырастает из потребностей общества или его классов. Никто не подсчитывает числа мух на окне или воробьев на улице, а рогатый скот, скажем, считают. Первое не нужно никому, а второе знать полезно. Но не только полезно иметь знание о природе, из составных частей которой мы получаем всяческие материалы, инструменты, сырье и т. д. Точно так же практически необходимы и сведения об обществе. Рабочий класс на , каждом шагу своей борьбы наталкивается на необходимость таких сведений. Чтобы правильно вести борьбу с другими классами, ему нужно предвидеть, как эти классы себя поведут. А чтобы предвидеть это, нужно знать, от чего зависит поведение различных классов при различных условиях. До завоевания власти рабочим классом ему приходится жить под гнетом капитала и в своей борьбе за освобождение постоянно считаться с тем, как будут вести себя те или иные классы. Для этого же нужно знать, отчего зависит и чем определяется поведение классов.
А на этот вопрос может ответить только общественная наука. После завоевания власти рабочему классу приходится бороться с капиталистическими государствами других стран, с остатками домашней контр-революции; но ему приходится тогда решать и величайшей трудности задачи по организации производства и распределения. Каков должен быть хозяйственный план, как нужно использовать интеллигенцию, как воспитать к коммунизму крестьянство и мелкую буржуазию, как подготовлять опытных администраторов из рабочих, как подойти к широким, часто еще очень несознательным слоям своего собственного класса, и так далее, и тому подобное,—все эти вопросы для правильного своего разрешения требуют знаний об обществе, его классах, их особенностях, их пйведёйий в том или другом случае; они требуют знаний и об общественном хозяйстве, и об общественном мышлении разных групп общества. Они, словом, требуют общественной науки. Практическая задача переустройства общества может быть правильно решена при научной политике рабочего класса, то-есть при политике, опирающейся на научную теорию, которую пролетарий имеет в виде теории, обоснованной Марксом.
§ 2. Буржуазия и общественные науки. И буржуазия создавала свои общественные науки, исходя из потребностей своей практики.
Поскольку она является господствующим классом, ей приходится решать массу вопросов: как поддерживать капиталистический порядок вещей, как обеспечить так называемое „нормальное развитие" капиталистического общества, то-есть правильное получение прибылей, как организовать для -этой цели свои хозяйственные учреждения, как вести политику по отношению к другим странам, как обеспечить свое господство над рабочим классом, как устранять разногласия в своей собственной среде, как подготовлять кадры своих чиновников, попов, полицейских, ученых; как постазить дело преподавания, чтобы рабочий класс не был дикарем, который бы портил машины, но в то же время был послушен сзоим угнетателям й т. д.
Поэтому буржуазии нужны общественные науки: ей они помогают разобраться в сложной общественной жизни и взять правильный курс, чтобы решить практические жизненные задачи. Интересно, например, что первыми буржуазными эконо
мистами (учеными, изучавшими хозяйство) были крупные практики-купцы и государственные деятели, а величайший теоретик буржуазии, Рикардо, был очень ловким банкиром.
§ 3. Классовый характер общественных наук. Буржуазные ученые всегда утверждают, что они являются представителями так называемой „чистой' науки“, что все земные страсти, борьба интересов, житейские треволнения, погоня за барышом и прочие земные и низменные вещи не имеют к их науке никакого отношения. Они представляют себе дело так, что ученый — это бог, восседающий на высокой горе и бесстрастно наблюдающий общественную жизнь во всем ее многообразии; они думают (а еще больше говорят), что грязная „практика" не оказывает никакого действия на чистую „теорию". Из предыдущего мы видим, что это совершенно неверно. Наоборот. Сама паука родится из практики. А раз это так, то совершенно понятно, что общественные науки имеют классовый характер. Каждый класс имеет свою практику, свои особые задачи, свои интересы и поэтому свой взгляд на вещи. Буржуазия заботится в первую очередь о том, чтобы сохранить, увековечить, упрочить, распространить господство капитала. Рабочий Класс заботится в первую очередь о том, чтобы разрушить капиталистический строй и обеспечить господство рабочего класса, чтобы перестроить весь мир. Не мудрено понять, что буржуазная практика требует одного, а пролетарская—другого, что у буржуазии один взгляд на вещи, а у рабочего класса— другой, что общественная наука у буржуазии одна, а у пролетариата—неизбежно другая.
§ 4. Почему пролетарская наука выше буржуазной? Теперь перед нами стоит вот какой вопрос. Если общественные науки имеют классовый характер, то почему пролетарская паука выше буржуазной? Ведь и рабочий класс имеет свои интересы, стремления, практикуй и буржуазия—тоже. И тот, и другой класс в равной мере заинтересованные» величины. Дело нисколько не меняется от того, что один класс—добрый, великодушный, заботится о благе челозечества, а другой—жадный, гоняющийся за прибылью и т. д. У одного — одни очки, красные. У другого—другие очки, белые. Почему же красные очки лучше белых? Почему через них лучше можно рассмотреть действительность? Почему через них лучше видно?
На этот вопрос ответить нужно с некоторым подходцем.
Посмотрим на положение буржуазии. Мы видели, что она заинтересована в том, чтобы сохранить капиталистический строй. А между тем известно, что „ничто не вечно под луной". Был рабский строй, был строй помещичий, был и есть капиталистический, были и другие формы человеческого общества. Раз это так,—а это безусловно так,—то отсюда вытекает следующее: кто хочет по-настоящему понять общественную жизнь, тот должен понять в первую голову, что все изменяется, что одна форма общества идет на смену другой. Представим, например, себе помещика-крепостника, жившего до освобождения крестьян от крепостной зависимости. Он не мог часто даже и вообразить себе, что может существовать такой порядок, когда нельзя будет мужиков продавать или выменивать на борзых щенят. Мог бы такой помещик понять развитие общества по- настоящему? Конечно, нет. Почему? Да потому, что на его глазах были не очки, а шоры. Он не мог видеть дальше своего носа, а потому не мог понимать даже и того, что у него под носом.
Такие же шоры имеет и буржуазия. Она заинтересована в сохранении капитализма и верит в его прочность и в его вечность. Поэтому она не в состоянии подглядеть и подметить такие явления и такие черты в развитии капиталистического общества, которые указывают на его непрочность, на его неизбежную гибель (или даже на его возможную гибель), на его превращение в какой-нибудь другой строй жизни. Лучше всего это видно на примере мировой войны и революции. Кто из более или менее крупных буржуазных ученых предвидел последствия мировой потасовки? Никто! Кто из них предсказывал наступление революции? Никто! Все они занимались тем, что поддерживали свои буржуазные правительства и предсказывали победу капиталистов своей страны. А ведь такие явления, как всеобщее разорение в силу войны и невиданные никогда революции пролетариата, решают судьбы человечества, изменяют все лицо земли. И как раз здесь буржуазная наука ровно ничего не предвидела. А предвидели все это коммунисты—представители пролетарской науки. Это случилось потому, что пролетариат не заинтересован в сохранении старого и поэтому он гораздо более дальнозорок.
Теперь нетрудно понять, почему пролетарская общественная наука выше буржуазной. Она выше нее потому, что глубже* и шире рассматривает явления общественной жизни; потому, что она способна заглядывать дальше и подмечать то, что не в состоянии подмечать общественная наука буржуазии. Отсюда понятно также, что мы, марксисты, имеем полное право считать истинной именно пролетарскую науку и требовать ее общего признания
§ 5. Различные общественные науки и социология. Человеческое общество очень сложная вещь; очень сложны и разнообразны и все общественные явления. Тут есть и хозяйственные явления, экономический строй общества, и государственная его организация, и область морали, религии, искусства, науки, философии, и область семейных отношений и г. д. Все это переплетается часто в очень причудливых сочетаниях и образует поток общественной жизни. Само собой понятно, что для познания этой сложной общественной жизни приходится подходить с разных концов, приходится делить науку на ряд наук. Одна изучает хозяйственную жизнь общества (экономическая наука) или даже специально общие законы капиталистического хозяйства (политическая экономия); другая изучает право и государство и сама дробится на специальности; третья изучает, скажем, мораль и т. д.
В каждой из этих областей науки, в свою очередь, распадаются на два класса: один класс наук исследует, что было в такое-то время в таком-то месте, — это исторические науки. Например, из области права: можно прослеживать и подробно описывать, как возникало право и государство и как менялись его формы. Это будет история права. А можно исследовать и разрешать общие вопросы: что такое право, при каких условиях оно возникает, при каких исчезает, от чего зависят его формы и т. д. Это будет теория права. Такие науки будут теоретическими
Есть среди общественных наук две важные науки, которые рассматривают не отдельную область общественной жизни, а всю общественную жизнь во всей ее сложности; другими словами, они берут не один какой-нибудь ряд явлений (или хозяйственные, или правовые, или религиозные и т. д.), а исследуют всю жизнь общества целиком, берут все ряды обще
ственных явлений. Такими науками являются история, с одной стороны, социологи я-—с другой. После того, что мы сказали выше, нетрудно видеть разницу между ними. История прослеживает и описывает, как протекал поток общественной жизни в такое-то время в таком-то месте (например, как развивались и хозяйство, и право, и мораль, и наука, и целый ряд других вещей в России, начиная с 1700 по 1800 гг.; или в Китае с 2000 до Р. X. по 1000 после Р. X.; или в Германии после франко-прусской войны 1871 г., или за какую-нибудь другую эпоху в какой-нибудь другой стране, или же ряде стран). Социология же ставит общие вопросы: что такое общество? от чего зависит его развитие или его гибель? в каком отношении друг к другу находятся различные ряды общественных явлений (хозяйство, право, наука и т. д.)? чем объясняется их развитие? каковы исторические формы общества? чем объясняется их смена? и т. д. и т. д. Социология есть наиболее общая (абстрактная) из общественных наук. Часто ее преподносят под другими названиями: „философия истории", „теория исторического процесса" и проч.
Из этого видно, в каком отношении друг к Другу стоят история и социология. Так как социология выясняет общие законы человеческого развития, то она служит методом для истории. Если, напр., социология устанавливает общее положение, что формы государства зависит от форм хозяйства, то историк должен в любой эпохе искать и находить именно эту связь и показывать, как она конкретно (т.-е. в данном случае) выражается. История дает материал для социологических выводов и обобщений, потому что эти выводы высасываются не из пальца, а из действительных исторических фактов. Социология в свою очередь указывает определенную точку зрения, способ исследования или, как говорят, метод для истории.
§ 6. Теория исторического материализма, как марксистская социология. У рабочего класса есть своя, пролетарская социология, известная под именем исторического материализма. В основном эта теория выработана Марксом и Энгельсом. Иначе она называется материалистическим методом в истории, или просто „экономическим материализмом". Эта гениальнейшая теория является самым острым орудием человеческой мысли и познания. При ее помощи пролетариат
разбирается в самых запутанных вопросах общественной жизни и классовой борьбы. При ее помощи коммунисты правильно предсказали и войну, и революцию, и диктатуру пролетариата, и поведение разнообразных партий, групп, классов в великом перевороте, который переживает человечество. Ее изложению и развитию будет посвящена вся наша книга.
Некоторые товарищи считают, что теория исторического материализма ни в коем случае не может рассматриваться как марксистская социология, и что она не может быть изложена систематически. Эти товарищи думают, что она есть лишь живой метод исторического познания, что ее истины доказуемы лишь постольку, поскольку мы говорим о конкретных и исторических событиях. К этому присоединяется еще тот аргумент, что самое понятие социологии весьма неопределенно, и под „социологией** понимают то науку о первобытной культуре и происхождении основных форм человеческого общежития (напр., семьи), то в высшей степени расплывчатые рассуждения о разного рода общественных явлениях „вообще**, то некритическое уподобление общества ооганизму (органическая, биологическая школа в социологии) и т. д.
Эти аргументы не верны. Во-первых, из путаницы, царящей в буржуазном лагере, не следует создавать путаницы у себя. Где место теории исторического материализма? Это не есть политическая экономия. Это не есть история. Это есть общее учение об обществен законах его развития, т.-е. социология. Во-вторых, то обстоятельство, что она (теория исторического материализма) есть метод для истории, ни в коей мере не уничтожает ее значения, как социологической теории. Очень часто более абстрактная наука дает точку зрения (т^е. метод) науке менее абстрактной. Так обстоит дело и здесь, как мы видели из основного текста
ГЛАВА I.
Причина и цель в общественных науках (каузальность и телеология).
§ 7. Правильность явлений вообще и общественных явлений—в частности. § 8. Характер закономерности. Постановка вопроса. § 9. Телеология вообще и ее критика. Имманентная телеология. § 10. Телеология в общественных науках. § 11. Причинность и телеология. Научное объяснение, как причинное объяснение.
§ 7. Правильность явлений вообще и общественных явлений—в частности. Если' мы присмотримся к окружающим нас явлениям природы и общественной жизни, то мы увидим, что эти явления вовсе не представляют из себя какой - то каши, где нельзя ничего ни разобрать, ни понять, ни предвидеть. Наоборот, повсюду, при пристальном рассмотрении, мы видим некоторую правильность в явлениях. Ночь сменяется днем, а день так же правильно сменяется ночью. Времена года правильно чередуются друг с другом, и вместе с ними целый ряд других сопутствующих явлений повторяется из года в год: распускаются и облетают деревья, прилетают и улетают разные породы птиц, люди сеют или жнут, и проч. Или другой, почти шуточный, пример. Всякий раз, как падают теплые дожди, усиленно растут грибы, и у нас есть даже выражение: „расти, точно грибы после дождя“. Все мы знаем, что ржаное зерно, попавшее в гемлю, даст росток, и из него в конце концов разовьется, при определенных условиях, колос. Зато мы никогда не наблюдали, чтобы этот колос возник, ну, скажем, из лягушечьей икры или из частиц известняка. Таким образом, в природе все, начиная от движения гигантских планет и кончая зерном или грибами, подчинено известной правильности, или, как говорят, известной закономерности,
Й
То же мы наблюдаем и в общественной жизни, т.-е. в жизни человеческого общества. Как ни сложна, как ни разнообразна эта жизнь, а все-таки мы подмечаем и открываем в ней известную закономерность. Например, повсюду, где развивается капитализм (в Америке или в Японии, в Африке или Австралии), растет и ширится рабочий класс, появляется социалистическое движение, распространяется теория марксизма. Вместе с ростом производства растет и „духовная культура": число грамотных, например. В капиталистическом обществе через определенные промежутки времени возникают кризисы, которые чередуются с подъемом промышленности точно так же, как день чередуется с ночью. Когда делается какое-нибудь крупное изобретение, переворачивающее технику, быстро изменяется и вся общественная жизнь. Или возьмем такие примеры: подсчитаем, скажем, число вновь рождающихся людей за год в какой-нибудь стране, и мы увидим, что в следующий год увеличение населения в процентах будет, примерно, такое же. Вычислим количество пива, выпиваемого в Баварии за год, и найдем, что это величина более или менее постоянная, увеличивающаяся с ростом населения. Если бы никакой правильности, никакой закономерности не было, тогда, ясное дело, ничего нельзя было бы ни предвидеть, ни сделать. Сегодня день следовал за ночью, а потом, может быть, не будет света целый год. В этом году зимой выпал снег, а в следующем зацветут апельсины. В Англии вместе с капитализмом развивался рабочий класс, а в Японии, быть может, будет увеличиваться число помещиков. Теперь хлебы пекут в печи, а—чем чорт не шутит!—быть может, они начнут расти вместо шишек на елках?
В действительности, однако, никто так не думает. Потому {то все ясно сознают, что хлебы не будут расти на елках. Все замечают, что есть и в природе, и в обществе определенная правильность, определенная закономерность. О т- крыть эту правильность и составляет первую задачу науки.
Эта правильность (закономерность) в природе и обществе совершенно независима от того, познают ее люди или нет. Другими словами, зто есть объективная (независимая от сознания людей1) закономерность. Но первым шагом науки и является вскрыть эту за кономерность и вышелушить ее из хаоса явлений. М а о к с видел
ъ
признак научного знания в том, что оно дает „целостность многих определений и отношений" (ТсЫйаЬ уоп ук1еп Везбттип^еп шк! Вс21сЬип(гсп) в противоположность „хаотическому представлению" (сИаобвсЬе Уогз^Пип^; смотри „ЕткНип^ ги стег КгШк йсг рсПк Оскопсппе", 8. XXXV). Этот признак науки, которая „систематизирует", „приводит в порядок", „организует", создает „систему" и т. д.,' признается решительно всеми. Так, Мах („Познание и заблуждение") определяет процесс научного мышления, как приспособление мыслей к фактам и мыслей к мыслям. Английский профессор К. Пирсон („Грамматика науки", изд. „Шиповник", стр. 26) пишет: „Не факты сами по себе образуют науку, но метод, которым они обработаны"; первоначальным приемом науки является „классифицирование" фактов, что не есть простое их собирание, а „систематическое соединение" (стр. 100). Однако, у громадного большинства современных буржуазных философов роль науки состоит не в раскрытии тех правильностей (закономерностей), которые объективно существуют, а в со чг п с н и и этих правильностей человеческим умом. Ясно, однако, что чередование дня и ночи, времен года, правильная смена естественных и общественных явлений существует независимо от того, хочет' или нс хочет того разум ученого буржуа. Закономерность явлений есть объективная их закономерность.
§ 8. Характер закономерности. Постановка вопроса. Если о природных и общественных явлениях замечается та правиль ность, о которой мы говорили выше, то спрашивается, что же это за правильность? Когда мы имеем перед собой часовой механизм с правильным его ходом, когда мы рассматриваем, как великолепно прилажены там колесики одно к другому, зубчик в зубчик, тогда нам понятно, почему это так происходит. Часы сделаны по определенному плану; этот инструмент построен для определенной цели, и каждый винтик посажен тут на свое место именно для достижения этой цели. Не то ли происходит во всем мире? Планеты движутся строго и плавно по своим путям; природа мудро сохраняет особенно развитые формы жизни. Стоит только рассмотреть устройство глаза какого-нибудь животного, чтобы сразу увидеть, как хитро и ловко, как целесообразно построен этот глаз. И как все в природе действительно целесообразно: у крота, который живет под землей, маленькие, слепые глазки, зато прекрасный слух; у глубоководных рыб, на которых давит вода изнутри, тоже такое же давление (если их вынуть, они лопаются) и т. д. А в человеческом обществе? Разве не ставит себе человечество великую цель—коммунизм? Разве не ведет все истори
ческое развитие к этой великой цели? А если так, если и в природе, и в обществе все имеет цели, которые не всегда нам понятны, но кэторые состоят в вечном совершенствовании, то нельзя ли рассматривать все с точки зрения этих целей? Тогда закономерности, о которых. мы говорили, будут представляться целевыми закономерностями (или закономерностями телеологическими; по-гречески слово „телос“ значит „цель"). Такова одна возможность, такова одна постановка вопроса о характере закономерности.
Другая постановка исходит из того, что каждое явление имеет свою причину. Человечество идет к коммунизму потому, что в капиталистическом обществе вырос пролетариат, который не вмещается в рамках этого общества; у крота плохое зрение и хороший слух потому, что в течение тысячелетий на этйх животных влияла природная обстановка, а те изменения, которые она вызывала, передавались по наследству, при чем выживали, плодились и размножались именно те, кому, так сказать, легче было выжить, кто был более приспособлен к этой обстановке. День сменяется ночью и наоборот потому, что земля вращается вокруг своей оси и подставляет солнцу то один бок, то другой и т. д. Во всех этих случаях не спрашивают о цели (не спрашивают „для чего?"), а спрашивают о причине (т.-е. спрашивают „почему?"). Это есть каузальная (причинная; по-латыни „кауза" значит „причина") постановка вопроса. Закономерности явлений представляются причинными закономерностями.
Таков спор между каузальностью и телеологией. Этот спор. нужно нам разрешить в первую голову.
§ 9. Телеология вообще и ее критика. Имманентная телеология. Если мы спрашиваем о телеологии, как всеобщем принципе, т.-е. если мы разбираем тот взгляд, по которому все в мире подчиненно определенным целям, то совсем нетрудно понять всю вздорность этой телеологии. В самом деле, что такое цель? Понятие „цели" предполагает понятие того, кто эту цель ставит именно как цель, т.-е. сознательно. Цель без того, кто эту цель ставит, не существует. Камень не ставит себе никаких целей, точно так же, как солнце, или любад^ планета, или вся солнечная система, или млечный путь. Цель есть понятие, которое приложимо только к сознатель