ТЫ СЫН ГЕРОИНИ

ТЫ СЫН ГЕРОИНИ

Вот стою я, вздрагиваю, а капитан мне на плечо руку положил и молчит. Постояли мы так, потом я спрашиваю:

— Товарищ капитан, куда это моя мама одна пошла? Ведь из этого дома все выселены и там лежит бомба.

А капитан отвечает:

— Твоя мама, паренёк, героиня, понял? Её военная специальность — разряжать такие бомбы. Вот она сейчас к этой бомбе подходит.

Я даже глаза закрыл — так мне страшно стало. Одна идёт в подвал к бомбе, а в бомбе внутри часы тикают: «Тик-так, тик-так». И когда секретное время выйдет, бомба взорвётся.

— Что же она с бомбой может сделать? — спрашиваю.

— У твоей мамы есть специальные инструменты, — говорит капитан. — Подойдёт твоя мама к бомбе, послушает часы. Потом приставит к тому месту, где часы тикают, сверло, и станет это сверло сверлить бомбу. Дойдёт сверло до часов, сломает их, и испорчена будет вся фашистская механика.

— И пока сверло сверлит, ничего не может плохого случиться?

Капитан помолчал, потом ответил:

— Может.

— А когда часы эти проклятые сломаются, тогда уже всё хорошо?

— Не совсем. Тогда ещё нужно отвинтить донную часть бомбы.

— И это тоже моя мама будет делать?

— Да. Тоже.

И капитан почему-то крепко прижал меня к себе.

Очень тихо было вокруг. Никто ничего больше не говорил. И командиры, и красноармейцы, и капитан, и я, и Генька Лошадкин — все стояли молча и смотрели на большие ворота, из которых должна была выйти моя мама.

— Товарищ капитан, — попросил я, — можно мне сбегать посмотреть? Ну пожалуйста...

— Нет, — ответил он и сильнее сжал моё плечо.

В это время в воротах кто-то показался. Но это была не моя мама. Это был Иван Фёдорович Блинчик. Он шёл медленно и спокойно и в руке нёс клетку с канарейкой.

— Это что такое? — строго спросил капитан. — Работник милиции, а ходит по дому, в подвале которого разряжают бомбу замедленного действия. Куда это годится?

— Разрешите доложить? — спросил мой знакомый милиционер и встал перед капитаном «смирно».

Капитан кивнул, все ещё глядя на ворота. А Блинчик сказал:

— Я должен был осмотреть все квартиры — нет ли живой души, товарищ капитан. А это дело длинное; квартир много, надо к каждой кровати подойти — может быть, кто-то спит из жильцов. Но всё обошлось благополучно, живая душа вот только в виде канарейки обнаружена.

— Хорошо, — сказал капитан, — можете быть свободны.

Но мой знакомый милиционер не ушёл. Он нагнулся ко мне и шепнул:

— Всё будет в порядке, Мишка. Золотые руки у твоей мамы. Ни у кого на свете таких рук нет, как у неё.

В это время из ворот вышла моя мама.

Она шла медленно, едва-едва, и у неё был такой вид, будто она очень устала. Никогда я её такой не видел.

Все бросились к ней навстречу—и капитан, и я, и Лошадкин, и все командиры и бойцы, и даже Иван Фёдорович Блинчик со своей канарейкой, и другие девушки из маминого взвода, и шофёр из полуторки. А мама приложила руку к берету, как настоящий военный человек, и сказала своим обыкновенным, маминым голосом:

— Фугасная авиабомба замедленного действия со взрывателем номер семнадцать обезврежена. Можно выпаривать взрывчатку. Прошу разрешения отвести сына домой — я живу рядом.

Капитан молча обнял маму и поцеловал три раза. А все бойцы и командиры и другие частные люди взяли под козырёк, хотя никакой команды не было. Даже Геня Лошадкин взял под козырёк. А я не взял, потому что в одной руке у меня был костыль, а за другую руку меня держала мама, и мне нечем было взять под козырёк.

⇐ Предыдущая 12