XII СУДА, КОТОРЫЕ ВСТРЕЧАЮТСЯ

XII СУДА, КОТОРЫЕ ВСТРЕЧАЮТСЯ

Вернемся несколько назад, на маленькую, ветрам открытую платформу железнодорожной станции северного Висконсина. Низко висит над окрестностями дым от лесных пожаров, разъедая глаза маленькой группе из шести человек, ожидающих поезд, который должен увезти их на юг.

Профессор Архимед К. Портер ходит взад и вперед, заложив руки за полы длинного сюртука, под охраной заботливых взглядов своего верного и неутомимого секретаря, м-ра Самуэля Т. Филандера, который за несколько последних минут уже дважды возвращал рассеянного профессора, когда тот, перешагнув через полотно, направлялся к близлежащему болоту.

Джэн Портер, дочь профессора, поддерживает натянутый и вялый разговор с Вильямом Сесилем Клейтоном и с Тарзаном от обезьян. Всего несколько минут тому назад в маленьком зале ожидания прозвучали слова любви и отречения, которые отняли жизнь и счастье у двух из шестерых, но не у Вильяма Сесиля Клейтона, лорда Грейстока.

Позади мисс Портер — матерински заботливая Эсмеральда. Она счастлива, ведь она возвращается в свой любимый Мэриленд! Она уже видит сквозь облако дыма смутные очертания подходящего поезда и огни локомотива. Мужчины начинают собирать багаж. Вдруг Клейтон восклицает:

— Да ведь я оставил свой плащ в зале ожидания, — и спешит за ним.

— Прощайте, Джэн, — говорит Тарзан, протягивая руку. — Да благословит вас бог!

— Прощайте, — едва слышно отвечает девушка, — и постарайтесь забыть меня, — нет, только не это, я не могла бы с этим примириться…

— Нечего бояться этого, милая, — отвечает он. — Я благодарил бы создателя, если бы мог забыть. Легче было бы жить, чем с этой постоянной мыслью о том, что могло бы быть… Вы будете счастливы. Вы скажете остальным, что я решил отвезти автомобиль в Нью-Йорк — я не в силах прощаться с Клейтоном. Я буду вспоминать его тепло, но боюсь, во мне слишком много зверя, чтобы меня можно было долго оставлять вместе с тем, кто стал между мною и единственным человеком во всем мире, который мне нужен.

Когда Клейтон вошел в зал ожидания за своим плащом, он увидел на полу телеграфный бланк. Он нагнулся, поднял его, думая, что кто-нибудь обронил его нечаянно. Бросив беглый взгляд, он вдруг забыл и о своем плаще, и о подходящем поезде, обо всем на свете, кроме этого маленького кусочка желтой бумаги, который он держал в руке. Он дважды перечел, прежде чем схватил все значение этого известия для самого себя.

Когда он нагибался за телеграммой, он был еще английским лордом, гордым и богатым владельцем обширных поместий, — когда он прочел ее, миг спустя, — он знал, что он нищий, без титула и денег. То была телеграмма д'Арно Тарзану:

«Отпечатками пальцев установлено вы Грейсток. Поздравляю.

Д'Арно».

Клейтон зашатался, как смертельно раненый. И вдруг услышал, что его зовут — поезд остановился у маленькой платформы. Как во сне, он забрал свой плащ и выбежал. Он скажет им о телеграмме в поезде. Был уже дан второй свисток, когда он выбежал на платформу. Компания столпилась на площадке пульмановского вагона, торопя его. Прошло минут пять, пока они уселись по своим местам, и только тогда Клейтон увидел, что с ними нет Тарзана.

— Где Тарзан? — спросил он Джэн Портер. — В другом вагоне?

— Нет, — отвечала она, — в последнюю минуту он решил отвезти свой автомобиль в Нью-Йорк. Ему хочется увидеть в Америке больше, чем можно рассмотреть из окна вагона. Ведь он возвращается во Францию.

Клейтон промолчал. Он искал слова, чтобы рассказать Джэн Портер о несчастье, которое свалилось на него и на нее. Как это подействует на нее? Согласится ли она все-таки выйти за него и быть просто мистрис Клейтон? И вдруг он понял, какой страшной жертвы требует судьба от одного из них. Потом выплыл вопрос: предъявит ли Тарзан свои права? Человек-обезьяна знал содержание телеграммы до того, как спокойно заявил, что матерью его была Кала, обезьяна, и тем отрекся от всякого другого родства. Не сделал ли он это из любви к Джэн Портер?

Другого разумного объяснения быть не могло. А если так, не следует ли предположить, что он не станет предъявлять свои родовые права? И тогда в праве ли он, Вильям Сесиль Клейтон, идти наперекор его желаниям, мешать этому странному человеку принести себя в жертву? Если Тарзан от обезьян делает это ради счастья Джэн Портер, может ли он, Клейтон, которому она доверила свою судьбу, действовать в ущерб ее интересам?

Он рассуждал таким образом до тех пор, пока первый великодушный импульс, побуждавший его тотчас объявить правду и отказаться от титула и владений в пользу законного собственника, был погребен под целой массой софистических соображений, удобных для его личных интересов. Но до конца поездки и некоторое время после того он был в дурном настроении и выведен из равновесия.

Через несколько дней по приезде в Балтимор Клейтон заговорил с Джэн о свадьбе, прося ее ускорить день.

— Что вы понимаете под словом «ускорить»? — спросила она.

— Ближайшие дни. Мне надо сейчас же выехать в Англию. Я хотел бы выехать вместе с вами, дорогая.

— Я не могу собраться так скоро, — запротестовала Джэн. — Мне нужен месяц, по крайней мере.

Она обрадовалась, подумав, что дела, отзывающие его в Англию, могут затянуться, и свадьба отодвинется. Она заключила невыгодную сделку, но хотела честно выполнить свою роль до конца, как бы она ни была для нее горька, и все-таки, если отсрочка радовала ее, на то были вполне извинительные причины, она это прекрасно сознавала. Его ответ разочаровал ее.

— Хорошо, Джэн, — сказал он. — Я отложу поездку в Англию на месяц, и тогда мы поедем вместе.

Но когда месяц истекал, она нашла новый предлог для отсрочки, и, наконец, Клейтон, обескураженный и сомневающийся, вынужден был уехать в Англию один.

Письма, которыми они затем обменялись, не приблизили Клейтона к осуществлению его надежд, и он написал в конце концов профессору Портеру, прося его похлопотать. Старик всегда был благосклонен к нему и одобрил этот союз. Клейтон ему нравился, а как представитель старинной южно-американской семьи, он придавал скорей преувеличенное значение преимуществам титула, которые так мало ценила или совсем почти не ценила его дочь.

Клейтон уговаривал профессора согласиться приехать погостить к нему в Лондон, вместе с м-ром Филандером, Эсмеральдой, со всеми. Молодой человек думал, что в Англии, вдали от обычной обстановки, Джэн не так будет пугаться того шага, который она никак не решается сделать.

В тот же вечер, когда профессор Портер получил письмо Клейтона, он объявил, что они уезжают в Лондон на будущей неделе.

Но и в Лондоне с Джэн было не легче справиться, чем в Балтиморе. Она находила один предлог за другим, а когда, наконец, лорд Теннингтон пригласил всю компанию проехаться на его яхте вокруг Африки, она с восторгом ухватилась за эту мысль, но категорически отказалась обвенчаться до возвращения в Лондон. На поездку должно было уйти около года, так как предполагалось останавливаться на неопределенное время в различных интересных местах, и Клейтон в душе проклинал Теннингтона за его затею.

По плану лорда Теннингтона они должны были объездить Средиземное море, а потом Красным морем и Индийским океаном проехать вдоль восточного берега Африки, заходя во все интересные порты.

Таким образом, в один прекрасный день, два судна шли Гибралтарским проливом. То, что поменьше, легкая белая яхта, спешило на восток, и на палубе сидела молодая женщина, устремив печальные глаза на усыпанный бриллиантами медальон, который она держала в руках. Мыслями она унеслась далеко, в чащу тропических джунглей, где сквозь густую листву слабо пробивался солнечный свет, и сердце тянулось мыслям вослед.

Она старалась угадать, вернулся ли в дикие леса человек, который подарил ей эту красивую безделушку, значащую для него гораздо больше, чем то, во сколько она могла быть оценена.

На палубе большего судна, пассажирского парохода, направлявшегося на запад, этот самый человек сидел подле другой молодой женщины, и они болтали, строя предположения относительно изящного суденышка, грациозно скользившего по едва подернутому рябью морю.

Когда яхта прошла, мужчина вернулся к прерванному ее появлением разговору:

— Да, — говорил он, — я очень люблю Америку, а значит люблю и американцев, потому что каждая страна — это то, что из нее сделал народ. Я встречался там с очень приятными людьми. Я помню одну семью из вашего же города, мисс Стронг, которая мне особенно понравилась — профессор Портер и его дочь.

— Джэн Портер! — воскликнула девушка. — Вы хотите сказать, что знакомы с Джэн Портер? Но ведь у меня нет лучше друга во всем мире. Мы росли вместе, мы знаем друг друга целые века.

— В самом деле? — засмеялся он. — Трудно в этом убедить человека, который видел вас обеих…

— Ну, я поправлюсь, — согласилась она со смехом. — Мы знали друг друга два века — ее и мой. Но, в самом деле, мы любим друг друга, как сестры, и у меня сердце разрывается, когда я думаю, что скоро потеряю ее.

— Потеряете ее? — воскликнул Тарзан. — Что вы хотите этим сказать? Ах, да, понимаю. Вы хотите сказать, что теперь, когда она вышла замуж и живет в Англии, вы редко будете встречаться с ней?

— Да, — отвечала она. — И самое грустное то, что она выходит замуж не за того, кого любит. О, это ужасно! Выйти замуж из чувства долга. Я нахожу, что это дурно, я так ей и сказала, и хотя только я одна, кроме ближайших родственников, должна была быть на свадьбе, я просила ее не звать меня — я не хотела присутствовать на такой свадьбе — это насмешка! Но Джэн такая положительная! Она уверила себя, что это единственно возможный благородный выход, и ничто не могло бы помешать ей выйти за лорда Грейстока, разве он умер бы или сам отказался!

— Меня это очень огорчает, — сказал Тарзан.

— А я огорчена за человека, которого она любит, — продолжала девушка, — потому что и он любит ее. Я с ним никогда не встречалась, но, судя по рассказам Джэн, это необыкновенный человек. По-видимому, он родился в африканских джунглях, и воспитала его свирепая, человекообразная обезьяна.

Он ни разу не видел белого человека до того, как профессор Портер и его спутники были высажены пиратами на берег, у самого порога его крохотной хижины. Он спасал их от всевозможных страшных зверей и выполнял самые невообразимые подвиги, а в довершение всего влюбился в Джэн, а она в него, хотя она сама об этом не подозревала до тех пор, пока не дала слово лорду Грейстоку!

— Замечательно! — пробормотал Тарзан, тщетно напрягая мозги, чтобы придумать новую тему для разговора. Он любил, когда Газель Стронг рассказывала о Джэн, но неловко было слушать ее рассуждения о себе самом. На его счастье к ним присоединилась мать девушки, и разговор сделался общим.

Следующие дни протекли безо всяких инцидентов. Море было спокойно, небо ясно. Пароход, не останавливаясь, шел на юг. Тарзан проводил тихие часы с мисс Стронг и ее матерью; они читали, сидя на палубе, беседовали, делали снимки фотоаппаратом мисс Стронг, а после захода солнца гуляли.

Как-то Тарзан застал мисс Стронг беседующей с каким-то незнакомцем, которого он до сих пор не видел. Когда Тарзан подошел к ним, незнакомец откланялся девушке и хотел отойти.

— Погодите, мсье Тюран, — сказала мисс Стронг. — Надо познакомить вас с м-ром Кальдуэллом.

Мужчины пожали друг другу руки. Взглянув в глаза г. Тюрану, Тарзан удивился — до чего знакомо ему их выражение.

— Я имел уже честь встречаться с вами, я в этом уверен, — сказал Тарзан, — но при каких обстоятельствах — не припомню.

Мсье Тюран был, видимо, смущен.

— Не скажу, мсье, — возразил он. — Возможно. У меня у самого иногда появлялось такое ощущение при встрече с незнакомыми людьми.

— Мсье Тюран разъяснил мне некоторые тайны мореплавания, — пояснила девушка.

Тарзан мало внимания обратил на то, что говорилось затем, он старался вспомнить, где встречался раньше с этим человеком. Ясно, что это было при исключительных обстоятельствах. В это время солнце подобралось к ним, и мисс Стронг попросила мсье Тюрана отодвинуть ее кресло в тень. Тарзан смотрел на него в это время и заметил, как неловко обращался он со стулом. Кисть левой руки была у него неподвижна. Этого признака было достаточно, несколько ассоциаций восстановили всю связь.

Мсье Тюран искал предлога, чтобы грациозно удалиться. Он воспользовался перерывом в разговоре, вызванном переменой мест, и откланялся. Низко поклонившись мисс Стронг и кивнув Тарзану, он отошел от них.

— Одну минуту, — сказал Тарзан, — пусть мисс Стронг извинит меня, я хочу проводить вас. Я вернусь через несколько минут, мисс Стронг.

Мсье Тюран чувствовал себя, видимо, не по себе. Когда они отошли настолько, что девушке не было их видно, Тарзан остановился и опустил на его плечо тяжелую руку.

— Какую игру вы ведете сейчас, Роков? — спросил он.

— Я уезжаю из Франции, как обещал вам, — возразил тот угрюмо.

— Это-то я вижу, — продолжал Тарзан, — но я настолько хорошо знаю вас, что мне трудно поверить, будто простая случайность свела нас на одном пароходе. Если бы я даже склонен был верить этому, то сам факт вашей гримировки достаточно показателен.

— Что ж, — проворчал Роков, пожимая плечами, — не знаю, что вы сможете сделать. Пароход этот под английским флагом. Я имею такое же право быть на нем, как и вы, а, судя по тому, что вы записаны под чужим именем, пожалуй, и больше права.

— Не будем спорить, Роков. Я хотел только предупредить вас, чтобы вы держались подальше от мисс Стронг, она порядочная женщина.

Роков побагровел.

— Если вы не послушаетесь меня, — продолжал Тарзан, — я выброшу вас за борт. Не забывайте, что я лишь ищу предлога. — С этими словами он повернулся на каблуках и отошел от Рокова, которого от ярости била дрожь.

В течение нескольких дней он не встречал Рокова, но тот не дремал. Сидя с Павловым в своей каюте, он курил и бранился, грозил самой страшной местью.

— Я бы сбросил его за борт сегодня же, — кричал он, — если бы я был уверен, что он не держит при себе этих бумаг. Я не могу рисковать выбросить их в океан вместе с ним. Если бы ты не был таким трусливым болваном, Алексей, ты сумел бы проникнуть к нему в каюту и поискать документы.

Павлов улыбнулся:

— Говорят, вы — мозг нашей фирмы, дорогой Николай, — заявил он. — Почему бы вам не найти способа проникнуть в каюту м-ра Кальдуэлла?

Два часа спустя судьба была к ним благосклонна: Павлов, все время выслеживающий, видел, как Тарзан вышел из комнаты, не заперев за собой дверей. Через пять минут Роков стоял настороже, чтобы дать сигнал, в случае появления Тарзана, а Павлов неслышно обыскивал чемоданы человека-обезьяны.

Он готов был бросить поиски, как вдруг заметил сюртук, который только что перед этим был на Тарзане. Миг — и он почувствовал под рукой пакет казенного образца. Быстро ознакомившись с его содержанием, он весь расплылся улыбкой.

После его ухода из каюты сам Тарзан не сказал бы, что кто-нибудь прикасался к его вещам, Павлов был мастер своего дела.

Когда у себя в каюте он передал пакет Рокову, тот позвонил и приказал лакею подать бутылку шампанского.

— Надо отпраздновать, дорогой Алексей, — сказал он.

— Повезло, Николай, — рассказывал Павлов. — Очевидно, документы эти всегда при нем; совершенно случайно он забыл переложить их, когда только что переодевался. Но что-то будет, когда он заметит пропажу! Боюсь, он сразу припишет ее вам, раз знает, что вы на борту.

— Кого он будет подозревать — будет уже не важно… после сегодняшнего вечера… — отвечал Роков со скверной усмешкой.

В этот вечер, когда мисс Стронг спустилась к себе, Тарзан остановился у борта, глядя вдаль на воду. Он каждый вечер стоял так, иногда часами. И человек, который, не переставая, следил за ним с того самого момента, когда Тарзан в Алжире сел на пароход, знал его привычку.

И на этот раз те же глаза следили за ним. Вот ушел с палубы последний праздношатающийся. Ночь была светлая, хотя и безлунная, все предметы на палубе были отчетливо видны.

Две фигуры отделились от тени кают и стали медленно подкрадываться сзади к человеку-обезьяне. Плеск волн о бока корабля, шум винта, стук машины заглушали едва слышные шаги.

Они совсем близко уже… Вот один поднял руку, как будто считая: раз, два, три! Оба негодяя разом бросились на свою жертву. Каждый схватил Тарзана от обезьян за одну ногу и, при всем его проворстве, не успел он оглянуться, как перевалился через низкий борт и полетел в Атлантический океан.

Газель Стронг смотрела в окошечко своей каюты на море. Вдруг темный предмет мелькнул перед ее глазами, падая в море, очевидно, с верхней палубы. Он упал так быстро вниз, в темные воды, что она не успела разглядеть, что это такое, но это мог быть и человек. Она прислушалась, не раздастся ли всегда жуткий крик: «Человек за бортом!», — но никто не крикнул. Тихо было на судне вверху, тихо и внизу на воде.

Девушка решила, что кто-нибудь из команды просто выбросил мешок отбросов, и через несколько минут спокойно улеглась.

⇐ Предыдущая 34 35 36 37 383940 41 42 43 Следующая ⇒