Историческая трилогия 4 страница

Но и для твоей сестры было недостойно поднимать руку на черкеса-мужчину, особенно своего брата, верно? Ты ведь потерял по закону принадлежащее тебе отцовское имущество и должен был оставить его человеку недостойному... Ведь так?

Ахмет вновь опустил голову в знак согласия.

- То, что случилось между вами было неизбежно. Твоя сестра предпочла вмешаться.

Острый и мудрый взгляд имама проникал в самую душу, читая истину. Ахмету захотелось рассказать ему все, как близкому родному человеку, умудренному годами:

- л не мог уже видеть ее после того, что случилось между нами. Но Афуаса всегда была очень упрямой. Отец не одобрял ее выбора, потому что у Мухамеда не было состояния, но...

- Она уговорила его. Кроме того, Ахмет, коль скоро у сестры должен был быть небогатый муж, отец знал, что она будет жить дома рядом с ним.

Вновь имам попал в самую точку.

- Он в ней души не чаял, - грустно промолвил Ахмет, понурив голову.

- Если бы отец был жив, он любил бы тебя еще больше. У адыгов не принято проявлять свои чувства к сыну. И если бы ты отправился с ним на войну, как равный...

- Я умею воевать, но почему казаки не оставят нас в покое? - воскликнул Ахмет. - Мы держим хозяйства, разводим лошадей. У нас есть хорошая земля, которую нужно хорошо обрабатывать. Этодругая причина моего отъезда. Должно же быть место, где адыги могут забыть о бесчинствах этих гяуров...

- Кабардинцы славятся своим авторитетом и дипломатичностью, - согласился имам. - Если где и можно обоести покой, то это в Великой Кабар-де. Там теоя, конечно, примут, как своего. Но, Ахмет.., - имам замялся, тщательно выбирая слова.

- Да, Тхамада?

- Прежде всего успокойся, не изводи себя. Твой путь далек и опасен. Я вижу, ты все время предаешься тягостным раздумьям, а от этого тебе только вред. В горах нужно быть все время начеку, а не уходить целиком в себя. В пустынном месте это может тебе дорого стоить.

- Но как добиться этого, Тхамада? Все забыть? - Ахмет ничуть не был задет словами имама. Он знал, что тот совершенно прав, и очень нуждался в его советах.

- Помни, что все совершается по воле Божьей. Во всем случившемся должен быть какой-то смысл, и однажды этот смысл откроется тебе. Все происходит в этом мире так, как и должно произойти, да славится Аллах.

Ахмет промолчал, разочарованный словами имама. Он был еще слишком молод и горяч и не мог мириться с таким фатализмом. Имам тихо рассмеялся:

- Я хорошо тебя понимаю, сын мой. Знаю, что ты сейчас думаешь: «Ну почему все именно так?» Верно? Но ты ведь знаешь, корова не наступит на теленка. И нам не посылается испытание большее, чем мы способны вынести. Так именно Господь заботится о нас.

- Прости меня за дерзость, Тхамада, но я хочу спросить: как же можете Вы говорить такие речи после того, как казаки разграбили вашу деревню?!

Ахмета раздражала эта обреченная мудрость имама, которая как-то не вязалась с тонкостью понимания им этого мира. Имам скрестил руки под полами своего одеяния.

- Опыт научил меня действовать так, как будто вера есть, если даже ее нет. По крайней мере, в этом случае есть шанс вступить в бой.

Ахмет ничего не ответил: было ясно, что эти слова - плод раздумий опытного старца, и они вовсе не предполагали ответа. Имам тоже замолчал, и двое мужчин некоторое время стояли безмолвно, погруженные в свои мысли, пока, наконец, кто-то из молодых воинов не отвлек имама каким-то вопросом.

Ахмет был полон решимости продолжать свое путешествие. Он не считал, что отъехал от дома так уж далеко. Ему хотелось увидеть Ошха Махо, гору Эльбрус, и затем гору Казбек, что лежала гораздо дальше к востоку, - он так много слышал рассказов о них у себя на Кубани. Эльбрус был знаменит цветом своих снегов, которые иногда становились красными, как кровь. Это было священное место, где нарты пили «нарзан» - воду, вытекающую из горы, которая делала их непобедимыми...

Тот же молодой парень, что ранее здоровался с Ахметом, подвел к нему его оседланную лошадь. Это был симпатичный юноша, примерно его ровесник, с классическим профилем, гладко выбритый, с черкесской на широких плечах. Его статная лошадь выглядела нарядной: под высоким седлом красовался яркий коврик, а вокруг шеи вились разноцветные бусы и ленты.

- Привет, кабардинец, - весело сказал он. -Меня зовут Аслан. Мы были бы рады видеть тебя с нами сегодня на охоте. Хочешь немного размяться?

.Ахмет вспомнил совет имама не копаться в собственных переживаниях и сразу согласился. Они охотились на туров - горных козлов - в окрестностях лагеря бжедугов.

Несколько дней прошли в охоте и других приятных занятиях. У Ахмета были причины не торопиться. Во-первых, состояние Гази иногда ухудшалось и он лежал без движения. Было бы неблагородно уехать, не дождавшись выздоровления своего друга. Во-вторых, Ах мету хотелось внести свою лепту в благосостояние поселка, помочь выжить приютившим его людям, отблагодарить их за гостеприимство. Поэтому он без устали охотился на туров или карабкался вместе с Асланом и другими юношами по скалам в поисках дикого меда. В доме имама для него по-прежнему накрывали замечательный стол. Казалось, что ели б у них оставался последний цыпленок, они отдали бы ему и ножки, и грудку, а сами довольствовались супом из потрохов.

Однажды к Ахмету подошла девушка из тех, что ухаживали за Гази, и, смущаясь, сообщила, что у больного спал жар. Ахмет поспешил к ложу приятеля и нашел его сидящим на подушках в веселом и бодром расположении духа.

- Я слышал, что ты отличный стрелок, - сказал Гази. - Здесь, в лагере бжедугов, ничего нельзя утаить. Сразу расскажут. Как пчелы жужжат эти бжедуги... но их болтовня - безобидный нектар безо всяких там злобных жал.

Ахмет улыбнулся:

- А меня тут Аслан развлекал, пока ты тут истории рассказывал...

Гази слегка покраснел.

- ...В конечном счете, кажется, мы уложили двенадцать казаков! - поддразнил друга Ахмет, повторяя подслушанные речи.

- Сказки для маленьких девочек.

- Ага, для той, что служила мне в первый вечер... Она твоя возлюбленная?

- Ерунда. Она еще ребенок. - Гази удобно вытянулся на подушках и принялся гладить бороду с показным равнодушием.

Ахмет рассмеялся:

- А я слышал, что у нее самое богатое приданое из всех невест.

Гази вдруг резко повернулся к нему, лицо его было озабочено.

- Слушай, сейчас не до пустяков. Скажи, Ахмет, ты останешься и будешь с нами воевать?

Ахмет покачал головой:

- Спасибо за честь, Гази. Но мне нужно спешить. Погода не всегда будет столь благоприятной...

Гази понял, что Ахмета не переубедить. Он поднялся, и все они вместе с Асланом отправились на охоту, как и обычно в эти дни. Горный воздух был свежим, бодрящим. На закате будто ударил легкий морозец, а последние солнечные лучи были уже не такими ярко-золотистыми как осенью.

- Прекрасный выстрел! - воскликнул Аслан, когда Ахмет подстрелил на гребне утеса крупного оленя. - Сейчас достану. Он спешился и полез вверх по склону. - Ахмет, эту шкуру возьми себе на память о времени, проведенном у нас...

Аслан отделил рога и торжественно поднял их высоко над головой. Его радовало, что этот странник смог хорошо отдохнуть в их компании и развлечься.

В тот вечер застолье было особенно обильным. Женщины постарались вовсю. Они прознали, что Ахмет собирается уезжать, а это значит, что еще много недель он не сможет отведать вкусной домашней пищи. Имам был непривычно спокоен. У адыгов не принято сильные чувства выражать словами, однако молодежь, поддавшись общему настроению, затянула грустную гибза - песню прощания с друзьями, уходящими на войну.

Потом Гази проводил его до палатки, взял за

РУКУ-

-. Пусть Бог следует завтра с тобой, Ахмет, и оградит от всех напастей. Он послал мне тебя в трудную минуту - я мог умереть от этой раны.

- Что ж, значит моя поездка уже не напрасна. Двое молодых людей быстро обнялись.

- Знаешь, Гази, - сказал Ахмет, - Аслану понравился этот колчан, отдай ему после моего отъезда. А ты сам возьми мой кама. Убей им еще одного казака за меня. Пусть их будет тринадцать!

Если Гази и был поражен таким щедрым подарком - ведь он полагал, что это был клинок из Толедо старинной работы, - то его удивление было ничто по сравнению с тем, которое Ахмет испытал на следующее утро, когда, поднявшись, увидел, что вее домочадцы и сам имам уже вовсю готовятся к его отъезду. Лошадь была уже оседлана, женщины наполняли его дорожные сумки солью, сушеными фруктами и изрядным запасом кукурузных зерен.

Имам выступил вперед, держа в руках копченую баранью ногу, завернутую в муслин. Ахмет начал отказываться:

- Я не могу забрать все это! Пища нужна будет лагерю, ведь впереди зима!

- Ты помог нам пополнить кладовые. Кто знает, когда ты теперь доберешься до своих...

Ахмет был уже в-седле, а Гази все не отпускал его руку.

- И все-таки повторю: остался бы ты лучше с нами на зиму. Едешь ты уже поздно. Пожалуйста, подумай еще раз.

Сердце Ахмета готово было разорваться.

- Спасибо, брат мой. Я никогда не забуду нашей дружбы. Но мне нужно спешить. Чем дольше задержусь, тем труднее мне будет. Спасибо, Гази! Спасибо, Тхамада! Молюсь, чтобы весной вам удалось вернуться в родные края.

Имам взял уздечку и похлопал кобылу по морде.

- Если ущ решился ехать, то слушай меня внимательно. Держись предгорий, пока не достигнешь реки Лабы. Так тебе удастся избежать встречи с казаками. Там ты увидишь великан Эльбрус, он возвышается над всеми окрестностями. Поедешь прямо к его подножию, а когда приблизишься, поворачивай на восток - и так доберешься до Великой Кабарды.

- Огромное спасибо за совет.., - Ахмет почувствовал, что старый имам не просто указал ему дорогу, но как будто зарядил его новой энергией, придал уверенность в себе.

Ахмет тронулся в путь, а сзади еще слышался голос имама, эхом отдававшийся вокруг:

- Держи высокие горы все время справа, но не спускайся, избегай равнин. Да хранит тебя Бог, Ахмет,

На краю долины Ахмет обернулся, бросил последний взгляд на гостеприимный лагерь бжедугов. Аслан и другие юноши, сопровождавшие его до этого места, поворачивали коней. Аслан поднял свой лук высоко над головой в прощальном приветствии:

- Доброй охоты, кабардинец! - крикнул он, и' все устремились галопом к лагерю.

Ахмет остался один. Он двигался вперед. Ноги его лошади тонули в утреннем тумане, стелящемся по земле. Холодок пронизывал пригнувшегося к седлу Ахмета. Холодок был и на сердце: жаль было расставаться с такими радушными и смелыми людьми.

* * * * *

Река Кубань, на берегах которой вырос Ахмет, рождается из маленьких ледяных ручьев у подножия великой горы Эльбрус. Затем она, набирал силу, течет на север, пока, наконец, верст через тридцать не становится настоящей рекой. Потом еще верст двадцать или около того - и она поворачивает круто, почти под прямым углом, влево, расширяется и несет свои воды на восток. Здесь, наконец, Кубань становится мощной Псиж - героиней черкесского фольклора, самой великой из всех кавказских рек.

Новый укрепленный лагерь русских возник недалеко от того места, где река поворачивает на восток. Генерал Суворов, не теряя времени, вернулся на Южный фронт. Приехал он вместе с генералом Комаровым, с которым они были во Многом единомышленниками. Правда, их общество украшала лишь одна женщина - графиня Софья. Супруга Александра Васильевича предпочла остаться в Санкт-Петербурге. Суворов почувствовал облегчение. Теперь он мог спокойно заниматься делом, ни на что не отвлекаясь.

Он распорядился, чтобы офицеры собрались в его палатке. Сам Суворов стоял у карты, наклонившись вперед, и что-то старательно рассматривал на ней, не обращая внимания на присутствующих.

- Любой кадет знает, - а вы, господа, тем паче, - идею Петра Великого о том, что покойно будет державе лишь в том случае, если удастся подчинить себе Прагу! - вдруг произнес он весело, оборачиваясь к собранию. - В юношестве я мечтал об этом. Сейчас наши задачи куда скромнее...

С военными Суворов чувствовал себя в родной стихии, говорил легко, непринужденно. Он было уже начал излагать свой план, когда в палатку полевого штаба быстро вошел посыльный и подал командующему депешу. Суворов сломал сургучную печать и прочел бумагу.

- Господа, - сказал он с явным удовольствием, - генерал Потемкин благословляет наши планы. -Генерал Якоби, - обратился затем Суворов к седовласому пожилому человеку, - первая фаза этого плана была успешно завершена. Вы, как командующий Кубанской армией, получаете приказ создать новую линию обороны от Моздока до Форт-Димитрия.

Суворов передал бумаги своему коллеге, получившему новое назначение:

- Что можете сказать по этому поводу, генерал?

Пока Якоби читал письмо, Суворов продолжал, обращаясь к остальным офицерам:

' - А прежде всего, господа, мы должны исключить всякую возможность помощи черкесам со стороны Турции.

Вдруг Суворов раздраженно сощурился: Якоби заговорил без приглашения. Он не перебил командующего, но, тем не менее, вел себя, по мнению последнего, недостаточно почтительно. Кстати, Якоби был выходцем из семьи, где военная служба была традиционной для мужчин, тогда как Суворов был военным в первом поколе-

-. Вы расслышали меня, Ваша Светлость? -Якоби прервал его мысли. - Я говорю, что здесь • - не сказано о казацких семьях. Но я, думаю, сумею убедить их переехать туда с семьями на постоянное житье. Вы согласны со мной?

Что-то в самом тоне Якоби рассердило Суворова.

- Совершенно. Однако, если позволите, я продолжу... Я намерен построить подобную же оборонительную линию от згой точки на Лабе и затем вдоль Кубани до побережья. Следующим этапом станет создание крепостей вдоль Черного моря с тем, чтобы сомкнуть эти две линии. Это как раз отвечает моим планам: полностью отрезать черкесов от Турции, чтобы не допустить их поддержки со стороны Блистательной Порты. Константинополь - вот откуда исходят все наши беды. На побережье горцы встречаются с турецкими купцами, закупают у них порох и соль. Если они лишатся этого, усмирить их будет гораздо легче.

Он помолчал, наблюдая, какой эффект на при-сутствукйцих произвели эти стратегические проекты.

- Мы зажмем их с севера, и мы зажмем их с востока...

Суворов делал на карте аккуратные пометки карандашом, иллюстрируя свои тактические ходы, и его железный кулак рассекал воздух над всеми этими стрелками и кружками. Не дожидаясь ничьих комментариев, он добавил:

- &Гот форпост будет называться «Кавказская». Остальным дадим имена, когда построим. ^ - Но это равносильно еще одной войне с Турцией. Вы знаете, что Анапа - укрепленный турецкий порт. Это тоже входит в Ваши планы? -вставил старик Якоби.

- А когда у нас с турками войны не было? Во всяком случае, все это уже входит в другие планы, которые мы здесь не будем обсуждать, генерал Якоби. Тем не менее, я хочу, чтобы эти молодые офицеры были в курсе долгосрочных целей наших действий.

Генерал Комаров внимательно слушал главнокомандующего. В последнее время он тщательно изучал данные местных разведок. Казалось, что шпионство было для горцев явлением обычным: достаточно было хорошего подкупа, чтобы получить кучу сведений. Всегда приятно строить воздушные замки, но уж он-то знал, что эта кампания не пройдет так гладко. Комаров указал на карту:

- В этом районе между Кубанью и Лабой, насколько мне известно, некоторые черкесские формирования состоят из кабардинских племен...

Суворову было досадно, что кто-то хорошо разбирался в племенных различиях горцев. Он сам прекрасно знал разницу между ногайцами, калмыками, убыхами, шапсугами, бжедугами и чеченцами, мог узнать их с первого взгляда. Он всегда старался изучить неприятеля.

- Мне кажется, у нас с ними будут проблемы, - заметил Комаров, впрочем, менее категорично, чем Намеревался. Облик Суворова не располагал к дискуссиям: в нем было что-то безжизненное, нечеловеческое. Мертвенная бледность делала его лицо каким-то холодным, как будто искусственным. И все же Комаров любил его.

- Дорогой мой Комаров, я и не сомневаюсь, что будут. Вот ты как раз и защитишь нас с флангов при строительстве крепостей. Впрочем, после разгрома ногайцев, я не ожидаю сильного сопротивления от кубанских черкесов. Что-нибудь незначительное. Небольшие стычки, может быть. Но не больше.

Комаров хотел еще что-то заметить, но Якоби сделал предостерегающий жест рукой, останавливая его. Ему было ясно, что спорить с Суворовым уже совершенно бессмысленно. Опытный генерал оыл честолюбивым служакой. Теперь у него в руках было реальное дело, а в кармане - благословение от Потемкина. Ожидаемая сверкающая Награда на груди возвышала его в собственных глазах.

Насколько Якоби знал Суворова, то все «что-нибудь незначительное* будет полностью уничтожено на всем протяжении оборонительной линии, находящейся в его ведении.

Эта «линия» была такая же жесткая и прямая, как карандаш Суворова, которым он провел ее на карте от Моздока до Форт-Димитрия. Якоби искоса взглянул на Комарова, дурные предчувствия переполняли его. Комаров был человеком карьеры, иногда даже немного педантичным. Якоби стремился не потерять ни одного солдата, если это было в его силах. На его взгляд, кавказская кампания была делом нечистым: какие-то засады, ловушки, выстрелы из-за угла. Ему не хватало настоящих боев с наступающими батальонами и реющими в воздухе знаменами. Не понимал он лишь одного: Кавказ являлся вечным полигоном для величайшей армии мира. На этом театре военных действий было предостаточно достойного противника, так что война, можно сказать, превращалась в увлекательную забаву.

- Господа, теперь мне нужно заняться письмом. Я предлагаю вам вернуться в свои, подразделения. - Суворов никогда не тратил времени на любезности типа «всего наилучшего* или «желаю успеха*.

Якоби коротко кивнул главнокомандующему и поспешил выйти из палатки вслед за Комаровым. Выйдя, натянул кожаные перчатки и накинул на плечи плащ.

- Комаров, - окликнул он. Молодой генерал обернулся. - От этой реки по ночам такая сырость. Если хотите, пойдем ко мне, у меня отличный коньячок припасен. Выпьем по чарочке.

Генералы зашагали дальше вместе.

- Есть какие-нибудь новости из Екатеринограда? Вы, кажется, завтра утром отбываете туда?

Комаров рассмеялся:

- Да, отбываю, генерал. Там меня. ждут развлечения, приличная гостиница, в общем, почти современная цивилизация.

- Но это же не Санкт-Петербург!

Комаров посмотрел ему прямо в глаза.

- Дорогой мой Якоби, если мне не по душе массовые убийства, это не значит, что я легко отделался.

Якоби только хмыкнул в ответ, и они пошли дальше, обмениваясь шутками по поводу того, как легче избавиться от неспокойных кавказских аборигенов.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒