Отпрыск древнего рода.

Отпрыск древнего рода.

Ехать было недалеко – угол Бакунина и Новгородской. Пьяный доктор залез в кабину и тут же захрапел. Фельдшер устроился в салоне. Водитель немного прогрел мотор и выехал на улицу, не включая проблесковых маяков и нарушая, таким образом, должностную инструкцию. Врач – старший бригады – этого упущения не заметил, погруженный в тяжелый алкогольный сон. Было ему около сорока лет. Небольшого роста, кругленький, с заметным брюшком и почти что сформировавшейся алкогольной зависимостью. Семья и работа в кардиореанимации приличной больницы остались в прошлом, один запой сменялся другим, чередуясь с небольшими светлыми промежутками. В таких просветах доктор становился похожим на человека – умного, собранного и вежливого. Как говорится, опыт не пропьешь, и он, даже находясь в состоянии алкогольного опьянения средней степени, делал адекватные назначения и безошибочно выполнял все необходимые манипуляции. А уж, когда бывал трезв, вызывал порой восторженный трепет у коллег и пациентов. Сегодняшний день был не из тех, и доктор Милославский, расхристанный, опухший и небритый, спал на переднем сидении РАФика, уронив голову на грудь, а папку с сопроводительными документами – на пол.

Фельдшер Цвиленок, молодой и энергичный, уже достаточно опытный даже для самостоятельной работы, нисколько не тяготился состоянием старшего товарища. В подобных ситуациях он предоставлял доктору свободу коматозничать в кабине, а лечебно-диагностическую работу брал на себя. Собираясь поступить так и на этот раз, Цвиленок посмотрел в бумажку, на которой было написано время вызова, адрес и другие необходимые подробности, и сказал в окошко водителю:

- Кажется, здесь. Останови возле арки, вход со двора.

Водитель молча остановил машину. Его немного раздражала такая вот полная нетрезвость врача – ведь впереди еще вся ночь, и сам он сможет выпить не раньше, чем передаст сменщику ключи и закроет у диспетчера путевой лист. По утрам в шоферской обычно стоял ужасный гвалт: отработавшие снимали стресс пивом и дешевым вином, а вновь пришедшие орали за компанию.

Неожиданно проснулся доктор, поднял голову и окинул происходящее мутным бессмысленным взглядом, пытаясь сориентироваться во времени, пространстве и собственной личности. Увидев, что его помощник вышел на улицу с чемоданом и кардиографом на плече, он засуетился, пытаясь отыскать папку, поднял ее с пола, вытер полой давно утратившего свежесть халата, и решительно полез из машины.

- Милославский, ты что?! Там же приличные люди! Гиперкриз у бабушки, ничего особенного. В случае чего, я тебя обязательно позову, спи себе спокойно! – возмущенно и быстро заговорил Цвиленок, одновременно придерживая доктора, чтобы он не упал на тротуар.

Прохожих в этот поздний час почти не было, и, кроме равнодушного водителя, некому было посмотреть, как фельдшер уговаривает врача не ходить к больному. Чувство долга оказалось сильнее здравого смысла, и доктор Милославский, отчаянно шатаясь и каждую секунду рискуя упасть, решительно устремился в темный двор. Цвиленку ничего больше не оставалось, как идти следом, подстраховывая старшего товарища, держа его то за рукав, то за воротник.

Дверь открыл, что называется, благообразный старичок и проводил «докторов» в гостиную, где на диване лежала его приболевшая супруга, такая же благообразная старушка. Милославский промычал какое-то приветствие, рухнул в кресло и сейчас же уснул, исчерпав, видно, последние силы подъемом по лестнице.

Через другую дверь в комнату вошла приятная молодая женщина, чем-то отдаленно напоминающая лежащую на диване старушку. Все трое – бабушка, дедушка и внучка – недоуменно и настороженно принялись рассматривать подозрительного человека в грязном медицинском халате, развалившегося в их кресле и распространяющего запах алкоголя.

Опережая неприятные расспросы, Цвиленок торопливо пробормотал, талантливо изображая сочувствие, разводя для этого руки и лицемерно двигая бровями:

- Вы уж извините, вызовов много, доктор третьи сутки подряд работает – видите, буквально с ног от усталости валится!

О том, что доктор третью неделю не уходит домой со станции и пьет, не просыхая, фельдшер тактично умолчал. Объяснение удовлетворило хорошо воспитанных членов семьи, и молодой дублер принялся за работу. Померил давление. Потрогал везде, где надо, уколол, что надо, даже снял электрокардиограмму для надежности. Через некоторое время лекарство начало действовать, и больная почувствовала себя лучше. Цвиленок, между тем, с удовольствием выпил предложенную чашку кофе, заполнил карточку вызова и собрался уже было разбудить доктора, но тут с ужасом заметил, как через докторские брюки, выглядывающие из-под распахнутого халата, начинает бить желтоватый родничок, быстро расплываясь темным пятном по брюкам, халату и плюшевой обшивке кресла, стекая с нее на ковер. Спящий источник этого неожиданного природного явления даже не пошевелился.

Чуть не закричав, помощник смертельно уставшего врача ринулся к последнему и, стараясь сделать это незаметно или, по крайней мере, как бы нечаянно, сильно пнул его носком ботинка по голени. Доктор вскинулся и, как недавно в машине, начал ориентироваться своими безумными глазами, не осознав еще, что произошло.

- Он что у вас, три дня не писал? – с удивлением и досадой спросил хозяин чуть дрогнувшим голосом.

Бабушка с внучкой молча смотрели на этот непроизвольный акт вандализма-мочеиспускания, широко раскрыв наполненные ужасом глаза.

До виновника, наконец, дошло. Почувствовав боль от удара по ноге и обильную теплую влажность под собой, он вскочил и, пошатнувшись, бросился к дверям, бормоча извинения.

- Не туда! – прошипел опозоренный фельдшер, в который раз за этот вечер хватая доктора и придавая ему нужное направление, так как тот ринулся спросонья не в прихожую, а в комнату внучки.

Пережитый стресс не помешал, однако, промокшему Милославскому моментально уснуть на носилках в салоне. В кабину Цвиленок его не пустил.

Как ни прискорбно, но ранним утром пришлось ехать на последний вызов. Ночью доктор Милославский проснулся от холода, несмотря на то, что заботливый Цвиленок укрыл его двумя одеялами. Уже начался ноябрь, но сильных заморозков еще не было. Очнувшись на носилках в машине, дрожащий и еще не протрезвевший доктор кое-как собрал в кучу одеяла и прокрался на станцию. Там он во что-то переоделся, развесив свою мокрую одежду сохнуть на батарее, и снова без памяти повалился на топчан в комнате отдыха.

Спиртного в запасе не осталось, денег тоже. Даже подкрашенный йодом спирт из флакончика в медицинской сумке был выпит, и поэтому Милославский сидел на своем месте в кабине мрачный и, можно сказать, трезвый. Его начинало мучить похмелье, хотелось пить и болезненно клонило в сон.

Дверь на этот раз открыла бабуля почти деревенского вида – в пуховом платке, старой шерстяной кофте, суконной юбке и коротких валенках, аккуратно подшитых войлоком – не хватало только козы на веревочке. Сразу начав жаловаться, она повела сонных медработников в свою комнату. Проходя поворот на кухню, Милославский сказал:

- Я сейчас, - и устремился к банке соленых огурцов, стоящей на одном из столов.

Цвиленок, как и в прошлый раз, самостоятельно расспросил и полечил больную, сделал все необходимые записи, совершенно забыв про старшего товарища.

- А куда второй-то запропал? – спросила вдруг бабуля, оглядываясь вокруг, как будто надеясь увидеть этого второго в каком-нибудь углу.

«А, правда, куда бы он мог деться?» - подумал с тревогой Цвиленок.

- Видать, в уборную зашел, а потом и заблудился. Квартира-то у нас большая – восемь семей живет! – с некоторой гордостью предположила добрая старушка и, встав, направилась к двери.

Фельдшер с тоскливым предчувствием пошел за ней.

Доктор Милославский, вспотевший и раскрасневшийся, безуспешно пытался вытащить из трехлитровой банки руку с зажатым в ней вожделенным огурцом. Кисти у него были небольшие и изящные – недаром все же княжеская фамилия – но он стоял, как глупая обезьянка, крепко держащая в лапке банан, положенный хитрым охотником в привязанный к дереву кувшин с узким горлышком, и не мог додуматься отпустить схваченный огурец.

Увидев эту сцену, Цвиленок закряхтел от досады.

- Эх, бедолага! – посочувствовала великодушная бабуля застрявшему доктору, - Ну, забирай все, чего уж там. Дома снимешь как-нибудь, небось.

Если бы кто-то проходил в это время по улице, он мог бы увидеть, как из подъезда, рядом с которым стоял автомобиль скорой помощи, вышли два человека в белых халатах. Один, молодой и подтянутый, нес два небольших чемоданчика с нарисованными на них красными крестиками. Другой, невысокий толстячок с одутловатым щетинистым лицом, бережно и скорбно прижимал к животу банку с солеными огурцами, опустив в нее зачем-то одну руку.