Два полушария одной планеты…» - о выставке художников русского зарубежья Андрея и Владимира Гофманов в залах Музея Академии художеств

«Два полушария одной планеты…» - о выставке художников русского зарубежья Андрея и Владимира Гофманов в залах Музея Академии художеств

В Научно-исследовательском музее Академии художеств до 8 января 2017 г. проходит выставка – «Два полушария одной планеты… Андрей (Садко) и Владимир Гофманы».

Уникальность ее не только в том, что модернистическое в лучшем смысле этого слова искусство двух мастеров органично вписалось в академические залы старейшего музея России, но и в том, что она образовала поле диалога между классикой, академизмом и искусством русского зарубежья, на долгое время исключенным из поля внимания отечественного зрителя.

Это ощущение диалога представленных скульптурных, графических и живописных объектов Гофманов с искусством первых десятилетий 20 века, с русской поэзией, музыкой, а также искусством модернизма 1920-50-х (который часто обозначают Парижской школой) возникает не случайно. Тому причиной восприятие братьями многих художественных принципов своих первых учителей: Юрия Анненкова и Осипа Цадкина, значимых фигур искусства Парижской школы, эмигрировавших в Париж в 1910-20-е гг. И если первый художник – персона номер один для модернистической русской графики и европейского кинематографа первой половины 20 века, то Цадкин – ведущий скульптор середины 20 века, создавший экспрессивные образы людей, сломленных историческими коллизиями или собственной жизненной трагедией.

Можно с уверенностью сказать, – созерцая творчество Андрея и Владимира Гофманов, мы имеем честь «пожимать руку» и художникам Монпарнаса 1910-60-х, так часто овеянных ореолом романтики и скандальной богемной славой. Вспомним об одних только Пикассо, Браке, Модильяни, Шагале, Бранкузи, Хаиме Сутине, чьи образы выведены во множестве воспоминаний участников событий и основанных на них фильмах, столь популярных сегодня у кинозрителей. В каждом из перечисленных имен скрыт нерв эпохи 20 века. И в каждом таится своя грань представлений о прекрасном и ужасном, всегда составляющих суть художественных поисков.

Появление художников Гофманов на берегах Невы имеет свою историческую подоплеку. Два брата - Андрей и Владимир Гофманы - внуки пушкиноведа Модеста Гофмана (1887-1959), родившегося в Петербурге и являвшегося автором более 30 книг о жизни и творчестве Пушкина. В 1922-м году дедушка художников по приказу Наркома просвещения оказал неоценимую услугу советскому правительству, завершив дело покупки и перемещения (начавшегося еще до революции) пушкинского архива коллекционера А.Ф. Онегина из Парижа, и оставшегося в Париже. Сын Модеста Гофмана Ростислав Гофман (1915-1975) - отец художников станет музыковедом, автором многих франкоязычных трудов о русской музыке.

Огромным событием в своей жизни Андрей и Владимир считают знакомство с ведущей фигурой искусства Парижа 1930-60х-е гг. Юрием Анненковм, (1889-1974), после эмиграции в 1924 г. востребованного на киностудиях как художник-постановщик (в 1955 г. номинирован на Оскар за фильм «Мадам де…»). С 18 лет они посещают студию этого уже немолодого мастера, никогда прежде не занимавшегося частными уроками. Обучение стало возможным благодаря Марии Громцевой – тете братьев, являвшейся до войны ассистенткой Анненкова по съемочным киноплощадкам (подробнее об этой интереснейшей странице биографии Гофманов, раскрывающей подробности творчества и быта известных деятелей русской эмиграции, а также звезд французского и мирового кинематографа: Роми Шнайдер, Катрин Денёв, Бриджит Бордо, Жана Маре, можно встретить на страницах недавно изданной братьями книги «Юрий Анненков. Русский период. Французский период» (М., 2016)).

Примерно в эти же годы (1960-е) художники начинают посещать Академию Гранд-Шомьер (Grande Chaumière), учебное заведение, где с 1902 г. в порядке открытых для широкой публики сеансов натурного рисования прошли свои «университеты» многие русские художники пер. пол. 20 в., среди которых З. Серебрякова, А. Экстер, В. Мухина и многие другие. Примерно с 1963 г. братья учатся на архитектурном факультете в Национальной Высшей школы изящных искусств.

Обучаясь на первых курсах Высшей школы, братья одновременно посещают мастерскую Осипа Цадкина (1890-1967), близкого друга Анненкова, в свою очередь обосновавшегося в Париже еще в 1910 г. В 1960-62 гг., в мастерской к тому времени автора известных памятников «Разрушенный город» и «Ван Гог» Андрей и Владимир Гофманы получат то представление о свободе интерпретации пластического объема, согласно которым и сформируется их собственный «творческий кодекс». В исключительно лаконичных и утонченных скульптурах Андрея и Владимира сложно угадать экспрессивный почерк Цадкина, которого они считают своим учителем. Но несомненно одно - связь с графическим подходом Цадкина к объему, когда силуэт скульптуры считывается как иероглиф, как символ, емкое обозначение суммы переживаний или явлений мастера.

Голубой зал музея Академии художеств на данной выставке оказался как никогда озаренным светом, окутавшим изящные небольшие скульптуры Андрея и Владимира Гофманов. Вместе с представленными здесь графическими и живописными панно художников зал оказался вдруг похожим на весенний лес, с его тростинками новых пробуждающихся к жизни дерев и щебетанием птиц. Творческий почерк двух братьев – «двух полушарий одной планеты», как сказано в названии выставки (что особенно приятно, название стало цитатой из другого очерка автора данной статьи – А.Б.) – исключительно индивидуален для каждого из них.

«Лабиринты», «поезда жизни», «прогулки внутри себя» (названия серий скульптур автора) Владимира Гофмана – это легко переводимые в лаконичные словесные формулы небольшие бронзовые объекты. Но, несмотря на свои малые размеры, скульптуры Владимира монументальны и исполнены исключительной, почти магической ясности формулировок. Бронзовые ниточки – прутики нашего сознания, по которым, не замечая, ступаем мы сами, - это переплетения наших мыслей, перекрестки наших разума и чувств, реалий и фантазий. Все это можно обнаружить в символическом прочтении скульптур Владимира из серии «Лабиринты». Наше громоздкое сознание, с его свойствами сна, памяти: визуальной, музыкальной, звуковой, мечтами, страхами, импульсами удовольствия, на глазах становится легким, виртуозным и постижимым. В этих кружевах «лабиринтов» лично я как зритель чувствую одно, - пульс Вселенной – в наших мыслях, думах, замыслах. И образный строй этих скульптур, кажется, созвучен строкам Д. Самойлова - «А в памяти моей такая скрыта мощь, что возвращает образы и множит…».

Цикл «Прогулок внутри себя» Владимира Гофмана - это силуэты человеческих голов с оконными и дверными проемами, лестницами. Опять же небольшие по размеру эти скульптуры, схожи с величественными мегалитами, от того, может быть, что в них заложена почти архаическая, первобытная вера художника в непостижимость глубин собственного сознания, собственной природы. «Окно» в нашем сознании – как прорыв, «дверь» – как выход, «лестница» - как возможность восхождения в необъятные глубины самих себя.

Образный строй произведений Андрея Гофмана иной. Его скульптура избегает земного притяжения, она вся тянется ввысь, либо балансирует между двумя смежными мирами: землей и небом, миром человека и космосом, Вселенной. Скульптура словно стремится опровергнуть саму себя, «забыв» об устойчивости, массе, объеме. Однако, в тонких ветвях, «спряденных» из бронзы, в одиноких странниках, ступающих по этим ветвям, важна тактильность, органическая связь руки творца и его мысли, столь явных в скульптуре. В переплетенных и распускающихся ветвях, в протяженных (кажется, бесконечных) лестницах и сомкнувшихся побегах мы всегда видим фигурку одинокого «маленького принца» или двух влюбленных странников, «прислушивающихся» к миру, ступающих тихо и не нарушающих его изначальной гармонии.

«Прогулка по деревьям», «Венчание», «Небесные дороги», «Встреча с Землей», «Послы» - тот мир графичных линий, которые, став объемом, вступают в перекличку с пространством и зыбким миром теней. Многие скульптуры Андрея Гофмана не нуждаются в постаментах и даже вовсе не стоят на полу. Да-да, они подвешены на стены, подобно картинам, и отбрасывают тени, составляющие единое целое с самими объектами. Такой художественный метод меняет наше представление о призвании скульптуры быть всегда объемной и обозримой со всех сторон. Оказывается, скульптура, даже оперируя некоторыми своими свойствами - графичностью, силуэтом, фактурой - может достигать самых проникновенных выражений, в которых чувствуются поэтическая мысль художника и его творческое касание, глубинное человеческое тепло.

Как говорил сам художник: «Моя тематика - человеческий путь... его проход на земле, вечные основные вопросы – «Откуда мы пришли?.. Куда мы идем?..». Мне кажется, искусство должно возвышать человека. Поэтому я каким-то образом его «сакрализирую», представляя его «на высоте». Творческий мир понес невосполнимую утрату: 19 декабря 2016 г. Андрея Гофмана не стало. Но поэтичный мир емких образов - «прогулок по деревьям и облакам», «небесных» и «земных дорог», «проходов» и «бесед с небесами» остался здесь, с нами, на земле, побуждая нас почаще глядеть ввысь, ища собственную тропку, собственную «воронку» счастья и надежды, которые обязательно маячат между облаками и сияющими звездами.

Безусловно, насыщенная известными именами и фактами биография художников Андрея и Владимира Гофманов задала необходимую планку и интонацию их творчеству: веру в важность собственного высказывания в искусстве, веру в высшее предназначение искусства в жизни человека принципе. На открытии выставки Владимир Гофман сказал о невозможности творить, если художника не переполняют эмоции. Скульптор выразил мысль о творчестве, которое возникает только тогда, когда невозможно молчать и произведение искусства становится высшей степенью эмоционального напряжения, которое в руках творца обретает форму.

Голубой зал Музея Академии художеств, стены которого заполнены живописными панно Андрея Гофмана («Дальний путь», «Психологические пейзажи», «Над тучами», «Космос») и графическими коллажами Владимира Гофмана (из серии «Прогулка внутри себя»), как никогда наполнен тенями и звуками, светом и юностью. В нем легко и просторно дышится, может, потому, что в глубоких мыслях о вечном «два полушария одной планеты» обрели музыкальные созвучия.

Анастасия Безгубова