|
|||
Пролог. Глава перваяСтр 1 из 20Следующая ⇒
ВОЙНА ГРЕХА КНИГА ПЕРВАЯ. ПРАВО ПО РОЖДЕНИЮ
Перевод: indiablo.ru Оформление: diablo1.ru
Пролог
Мир тогда был юн, и мало кто называл его «Санктуарием» или знал, что не только ангелы и демоны существуют, но кое-кто из тех, кто знал, выдвинул Санктуарий на первое место. Губ смертных ещё не коснулись имена сильных – сильных и зачастую вселяющих страх – таких как Инариус, Диабло, Ратма, Мефисто и Баал. В это время всё было проще. Не ведая о бесконечной битве между Высшим Небом и Пылающим Адом, люди боролись и процветали, рождались и умирали. Им было невдомёк, что вскоре бессмертные Неба и Ада разглядят в них потенциал, и так начнётся конфликт, который продлится не одно столетие. И среди всех не ведающих об ужасной судьбе Санктуария Ульдиссиана уль-Диомеда – Ульдиссиана, сына Диомеда – можно назвать самым слепым. Слепым, несмотря на то что он сам окажется в самом сердце того, что позднее знатоки тайной истории мира назовут Войной Греха. Это не была война в смысле войск вооружённых воинов, сражающихся друг с другом,- хотя и это тоже случалось – но скорее испытание человеческих душ, борьба за человеческие души. Война, которая навсегда покончит с невинностью Санктуария и его обитателей, изменив их всех, пусть даже без их ведома. Война, в которой была одержана победа… и понесено поражение.
Из книги Калана
Глава первая
Через стол Ульдиссиана уль-Диомеда пролегла тень, охватившая не только большую часть стола, но и руку Ульдиссиана, и ещё не отпитый эль. Рыжеватому фермеру не нужно было поднимать глаз, чтобы узнать, кто прервал его короткую передышку от дневных работ. Он слышал, как новоприбывший говорил с другими в «Кабаньей голове» – единственной таверне отдалённой деревушки Серама – слышал и молился тихо, но с чувством, чтобы тот не пришёл к столу Ульдиссиана. Иронично было то, что сын Диомеда молился, чтобы незнакомец держался подальше, ибо тот, кто стоял и ждал, что Ульдиссиан посмотрит на него, был никто иной, как проповедник Собора Света. Блистательный в своей серебристо-белой мантии с воротником – блистательный несмотря на грязь Серама на подоле – он без сомнения произвёл впечатление на многих жителей деревни. Но в фермере его присутствие не пробудило ничего, кроме ужасных воспоминаний, и сейчас он изо всех сил старался не отрывать взора от своей кружки. -Видел ли ты Свет, брат мой?- наконец задал вопрос обладатель серебристой мантии, когда стало ясно, что потенциальный новообращённый продолжает его игнорировать.- Коснулось ли твоей души Слово великого Пророка? -Найди себе кого-нибудь другого,- пробормотал Ульдиссиан, и его свободная рука непроизвольно сжалась в кулак. Наконец он сделал глоток эля, надеясь, что его высказывание завершит нежелательный разговор. Но проповедник не желал сдаваться. Положив руку на предплечье фермера – и тем самым помешав ему в очередной раз вкусить эля – бледный молодой человек сказал: -Подумай если не о себе, так о тех, кто тебе дорог! Неужели ты оставишь их души без… Фермер взревел, его лицо покраснело от гнева, который он больше не мог сдерживать. Единым движением Ульдиссиан подскочил и схватил испуганного проповедника за воротник. Стол опрокинулся, и эль разлился по дощатому полу, но тот, кто его только что пил, этого не заметил. Другие посетители в помещении, включая нескольких редких путников, что были здесь проездом, наблюдали стычку с беспокойством и интересом… И по своему опыту предпочитали держаться подальше. Некоторые из местных, кто хорошо знал сына Диомеда, качали головами или бормотали друг другу, что новоприбывший выбрал плохую тему для разговора. Проповедник был на ладонь выше, чем Ульдиссиан, сам человек немаленький, чуть больше шести футов ростом, но широкоплечий фермер был наполовину тяжелее за счёт мускулов, которыми его вознаградил ежедневный труд по возделыванию почвы и заботе о животных. Ульдиссиан был человеком с квадратным, покрытым бородой подбородком и грубыми чертами лица, какие часто встречаются к западу от большого города-государства Кеджана, «жемчужины» восточной части света. Тёмно-карие глаза вперились в более бледные, худые и на удивление юные черты поборника веры Собора. -Души большинства членов моей семьи недоступны собранию Пророка, брат! Они погибли от мора почти десять лет назад! -Я помолюсь… за них… Его слова только подстегнули ярость Ульдиссиана, которому довелось самостоятельно молиться за своих родителей, своего старшего брата и двух сестёр на протяжении месяцев, которые длились их страдания. Днём и ночью – зачастую без перерывов на сон – он должен был молиться силам, какие бы ни наблюдали за ними свыше, сначала о том, чтобы они поправились, а затем, когда надежды уже не стало, чтобы смерть пришла быстро и безболезненно. И эта молитва тоже осталась неуслышанной. Ульдиссиан, обезумевший от горя и беспомощный, должен был наблюдать, как они один за другим умирают в мучениях. Только он и его младший брат Мендельн выжили и смогли похоронить остальных. И даже после этого приходили проповедники, и даже тогда они говорили о душах членов его семьи и о том, что именно у их секты есть ответы на все вопросы. Например, они обещали Ульдиссиану, что, если он выберет именно их путь, то больше не будет страдать от потери тех, кого любил. Но Ульдиссиан, некогда благочестивый верующий, громко отвергал всех и каждого из них. Их слова звучали впустую, а отказы становились обоснованными, когда проповедники того или иного вероисповедания исчезали с той же неотвратимостью, с какой весна сменяет зиму. Но не все. Собор Света, хотя и появился совсем недавно, казался куда сильнее, чем большинство его предшественников. В самом деле, он и основанный ранее Храм Триединого, похоже, быстро становились доминирующими силами, борющимися за души народа Кеджана. По мнению Ульдиссиана, пылкий энтузиазм, с которым обе веры изыскивали новых поборников, сопровождавшийся напряжённым соревнованием между ними, шёл вразрез с духовным посылом каждой из сект. И это было ещё одной причиной, по которой Ульдиссиан не хотел принадлежать ни к той, ни к другой. -Молись лучше за себя, а не за меня и моих близких,- прорычал он. Глаза проповедника выступили из орбит, когда Ульдиссиан с лёгкостью оторвал его за воротник от пола. Приземистый лысеющий человек выскользнул из-за прилавка, намереваясь вмешаться. Тибион был на несколько лет старше и не имел ничего против Ульдиссиана, но он был хорошим другом Диомеда, и потому его слова могли подействовать на разъярённого фермера. -Ульдиссиан! Если не беспокоишься за себя, то подумай хоть о моём заведении. Ульдиссиан колебался, слова хозяина таверны прорывались сквозь его боль. Его взгляд блуждал от бледного лица перед ним к круглому лицу Тибиона и обратно. Не меняя рассерженного выражения, он ослабил хват и бросил свою ношу на пол, как нечто не достойное внимания. -Ульдиссиан…- начал Тибион. Но сын Диомеда не стал дожидаться окончания фразы. С дрожью в руках он размеренными шагами направился к выходу из «Кабаньей головы», его тяжёлые изношенные, кожаные сапоги громко стучали по хорошо подогнанным доскам пола. Снаружи свежий воздух помог Ульдиссиану немного прийти в себя. Он почти сразу начал сожалеть о том, что произошло внутри. Не потому, что считал свои действия неправильными, а потому, что совершал их на виду у многих, кто знал его... И это было уже не в первый раз. И всё же присутствие прислужника Собора в Сераме тяжело давило на него. Сейчас Ульдиссиан был человеком, который верил только в то, что могут увидеть его глаза и потрогать его руки. Он мог посмотреть на небо и сказать, надо ли ему поспешить закончить работу на поле или времени достаточно и можно трудиться не спеша. Урожай, который поднимался из земли благодаря его труду, кормил его и других. Этому он мог доверять, в отличие от бормочущих молитвы священников и проповедников, которые ничего не сделали для его семьи, кроме того, что дали ложную надежду. В Сераме жило около двухсот человек. Кто-то считал деревню маленькой, кто-то называл её размеры приличными. Ульдиссиан мог пересечь её в несколько шагов. Его ферма стояла в двух милях к северу от Серама. Раз в неделю Ульдиссиан отправлялся в деревню, чтобы запастить нужными вещами, и всегда позволял себе сделать короткий перерыв, чтобы поесть и утолить жажду в таверне. Обед он съел, выпить эль ему не удалось, и теперь осталось только разобраться с делами, прежде чем возвратиться на ферму. Помимо таверны, которая также служила постоялым двором, в Сераме было ещё всего несколько значимых строений: зал собраний, торговый пункт, казармы деревенской стражи и кузница. Все они были похожи друг на друга и на остальные постройки в Сераме: крытые соломой заострённые крыши, стены из деревянных досок, прибитых к каркасу, фундаменты из нескольких слоёв камня и глины. Окна остро изогнуты наверху, и их всегда по три с одной стороны – так было принято в большинстве областей, находящихся под влиянием Кеджана. Откровенно говоря, издалека было практически невозможно отличить одно здание от другого. Грязь пристала к сапогам Ульдиссиана, пока он шёл,- Серам был слишком захолустной деревней, чтобы замостить улицы или хотя бы насыпать камней. Был небольшой сухой переход на противоположную сторону, но сейчас у Ульдиссиана не было терпения, чтобы идти к нему, и к тому же он как фермер привык иметь дело с землёй. На восточном краю Серама – ближе всего к Кеджану – стоял торговый пункт. После таверны это было самое посещаемое место в Сераме. Сюда местные приносили свои товары, чтобы обменять их на нужные им вещи или даже продать путешествующим торговцам. Когда на склад попадали новые предметы, синий флаг поднимали вверх перед его дверями, и теперь Ульдиссиан нашёл за этим занятием Серентию, дочь Сайруса. Семейство Сайруса уже четыре поколения руководило торговым пунктом и было одним из самых известных семейств в деревне, хотя и одевались они не более модно, чем все остальные. Торговец не смотрел свысока на своих клиентов, которые были к тому же, в большинстве своём, его соседями. Серентия, к примеру, была одета в простое тканое коричневое платье со скромным вырезом, спускавшееся до лодыжек. Подобно большинству жителей деревни, она была обута в практичные сапоги, в которых было удобно ездить верхом и ходить по грязным дорожкам на главной улице. -Есть что-нибудь интересное?- спросил он Серентию, желая отвлечься от мыслей об инциденте и болезненных воспоминаний из прошлого, которые он воскресил. Дочь Сайруса обернулась при звуке его голоса, её длинные волосы всколыхнулись густой волной. При виде её ясных голубых глаз, кожи цвета слоновой кости и естественно алых губ Ульдиссиан укреплялся во мнении, что, стоит её одеть в подходящее платье, и она сможет наравне соревноваться в красоте со знатными дамами Кеджана. Простое платье не скрывало изгибов её тела и не могло утаить той изящности, с какой она двигалась вне зависимости от того, где находилась. -Ульдиссиан! Ты что, был здесь целый день? В её голосе сквозили нотки, которые заставляли фермера хмуриться. Серентия была младше его более чем на десять лет, она росла на его глазах. Он воспринимал её как сестру, наравне с теми, которых он потерял. Тем не менее, было ясно, что для неё он значит гораздо больше. Она отвергала ухаживания более молодых и богатых фермеров, не говоря уже о попытках заезжих торговцев флиртовать с ней. Из других мужчин она проявляла интерес разве что в Ахилии, добром друге Ульдиссиана и лучшем охотнике в Сераме, но трудно было сказать, не крылась ли причина в том, что он был связан с фермером. -Я пришёл после первого часа дня,- ответил фермер. Приблизившись, он заметил по крайней мере три повозки позади заведения Сайруса.- Немаленький обоз для Серама. Что везут? Закончив поднимать флаг, Серентия привязала верёвку. Глядя через плечо на повозки, она сказала: -Вообще-то они потерялись. Они ехали дорогой через Тулисам. Тулисам был ближайшим населённым пунктом; это был город, по меньшей мере в пять раз больший, чем Серам. Через него проходила дорога от Кеджана к морю, где были расположены главные порты. Ульдиссиан усмехнулся. -Проводник, должно быть, новичок. -Не знаю, что вызвало ошибку, но они решили немного поторговать с нами. Отец старается скрыть свой восторг. Знаешь, Ульдиссиан, у них есть по настоящему красивые вещи! Для сына Диомеда красивыми были крепкие, надёжные инструменты или, например, телёнок, родившийся здоровеньким. Он хотел сказать это, но потом заметил, что кто-то ходит возле повозок. Она была одета подобно знати какого-нибудь из Домов, что жаждали занять лидирующую позицию, ставшую вакантной после недавней междоусобной борьбы сильнейших магических кланов. Её пышные золотистые волосы были повязаны сзади серебристой тесьмой, оставляя открытым взору величественное белоснежное лицо. Сверкающие зелёные глаза смотрели по сторонам. Тонкие губы были совершенны. Она слегка приоткрыла рот, рассматривая пейзаж к востоку от Серама. Плечи её ниспадающего изумрудного платья покрывали меха. Лиф платья был тесно затянут, и, несмотря на то, что одежда была символом правящих сословий, она в ней выглядела очень женственно. Сразу, как только приковывающая взор незнакомка бросила быстрый взгляд в направлении Ульдиссиана, Серентия взяла его за руку: -Ты бы зашёл и посмотрел сам, Ульдиссиан. Когда она повела его к парным деревянным дверям, фермер быстро оглянулся, но благородной девы и след простыл. Если бы он не знал, что его воображению просто не под силу нарисовать такое, он бы поверил, что она ему почудилась. Затянув его в дом, дочь Сайруса закрыла за ним дверь особенно плотно. Её отец прервал беседу с торговцем в сутане с капюшоном. Похоже было, что они, оба люди немолодые, торговались за свёрток, который фермер принял за довольно роскошную пурпурную ткань. -А! Славный Ульдиссиан!- торговец обращался ко всем с этим словом, включая членов своей семьи, что всегда вызывала улыбку у Ульдиссиана. Сайрус даже не замечал, что делал это.- Как поживаете ты и твой брат? -Мы… У нас всё в порядке, господин Сайрус. -Вот и славно.- С этими словами торговец вернулся к своим делам. Сайрус со своими серебрящимися волосами, кольцом покрывающими наполовину лысую голову, со своим умным взором больше напоминал фермеру священнослужителя, чем любой из остальных, кто носил мантию. В сущности, он высказывал куда более здравые мысли. Ульдиссиан очень уважал Сайруса, частично из-за того, что торговец, самый образованный человек в Сераме, взял Мендельна под своё попечение. Подумав о своём брате, который проводил в этом доме больше времени, чем на ферме, Ульдиссиан огляделся вокруг. Хотя его брат одевался примерно как он – тканая туника, килт и сапоги – и походил на него глазами и широким носом, одного взгляда на него было достаточно, чтобы возник вопрос: а на самом ли деле он фермер? По правде говоря, хотя он и помогал на ферме, работа на земле явно не была призванием Мендельна. Он всегда хотел проникнуть в смысл чего-либо, будь то жуки, закапывающиеся в землю, или слова на пергаменте, который дал ему Сайрус. Ульдиссиан тоже умел читать и писать и гордился этим достижением, но видел в нём только практическую сторону дела. Когда нужно было заключить соглашение, удобно было записать его условия на бумаге, чтобы не сомневаться, что они будут выполнены. Это старший брат мог понять. Но просто читать ради чтения или изучать что-нибудь, чему не найти применения в их ежедневной работе… Такое влечение обошло Ульдиссиана стороной. Он не увидел своего брата, в этот раз прибывшего в деревню вместе с ним, но заметил нечто, что привлекло его внимание и живо пробудило в памяти болезненное воспоминание о том, что произошло в «Кабаньей голове». На первый взгляд ему показалось, что это напарница проповедника, с которым он повздорил, но затем девушка повернулась к нему, и фермер увидел, что она одета в совсем другую мантию. Она была тёмно-лазурного цвета, на груди к ней была прикреплена фигурка золотого барашка с большими завитыми рогами, а под ним находился переливающийся треугольник, верхний угол которого упирался прямо в копыта барашка. Волосы, спадавшие до плеч, окаймляли круглое лицо, юное и очень привлекательное. Но, на взгляд Ульдиссиана, ему недоставало чего-то, и это убивало в нём всякий интерес к незнакомке. Ощущение было, как если бы она была пустой оболочкой, а не целостной личностью. Он встречал таких и прежде – без остатка посвятивших себя рьяному служению своей вере. Видел он раньше и такую мантию, и то, что она была одна, заставило его насторожиться и ещё раз осмотреть комнату. Они никогда не путешествовали в одиночку, всегда по трое. По одному на каждую ветвь их веры… Серентия пыталась показать ему какие-то женские безделушки, но он пропускал её слова мимо ушей. Он решил попробовать ускользнуть из комнаты. Затем к незнакомке присоединился ещё один человек. Это был мужчина средних лет со строгой выправкой и аристократическими чертами лица, раздвоенным подбородком и густыми бровями. Его присутствие было закономерным: девушки никогда не путешествовали без сопровождения мужчин. Он был одет в золотистую робу с узким воротником, к которой также был прикреплён треугольник, но на этот раз над ним располагался зелёный лист. Третьего в их отряде нигде не было видно, но Ульдиссиан знал, что он где-то неподалёку. Служители Храма Триединого не расставались надолго. Это проповедники Собора зачастую действовали в одиночку, прислужники же Триединого работали сообща. Они проповедовали путь Трёх, путь направляющих духов – Балы, Диалона и Мефиса – которые наблюдали за людьми как любящие родители или добрые учителя. Диалон был духом Решимости, и потому его символизировал упрямый баран. Бала отвечал за Созидание, изображаемое листом. Мефис, чей служитель отсутствовал, знаменовал Любовь. Его прислужники носили на груди красный круг, который в Кеджане являлся символом сердца. Ульдиссиан, который слышал прежде проповеди всех трёх орденов и не желал очередной стычки, постарался укрыться в тени. Наконец Серентия поняла, что Ульдиссиан больше не слушает её. Она подпёрла руками бока и посмотрела на него таким взглядом, который, когда она была ребёнком, заставлял выполнять любые её прихоти. -Ульдиссиан, я думала, ты хочешь посмотреть… Он прервал её: -Серри, мне нужно идти. Твои братья собрали то, что я просил? Она закусила губу, припоминая. Ульдиссиан взглянул на двух проповедников, которые углубились в беседу друг с другом. Оба казались сбитыми с толку, словно что-то шло не так, как они планировали. -Тиэль мне ничего не сказал, иначе я бы разузнала раньше, что ты в Сераме. Давай, я найду его и спрошу. -Я пойду с тобой.- Что угодно, лишь бы укрыться от псов Триединого. Храм был основан за несколько лет до Собора, но только этим двум сектам удалось укрепить своё влияние. Поговаривали, что верховный судья в Кеджане был теперь приверженцем Храма, а начальник кеджанской стражи являлся, по слухам, членом Собора. Разлад среди магических кланов, приводивший чуть ли не к войне, побудил многих искать поддержку в посыле той или другой секты. Но прежде чем они успели выйти на задний двор, Сайрус позвал дочь. Она с извинением посмотрела на Ульдиссиана. -Подожди здесь. Я недолго. -Я могу поискать Тиэля самостоятельно,- предложил он. Должно быть, Серентия поймала его быстрый взгляд в сторону проповедников. Теперь её лицо выражало неодобрение. -Ульдиссиан, не начинай снова. -Серри... -Ульдиссиан, эти люди – посланники священных орденов! Они не желают тебе зла! Если бы только ты смог услышать их! Я не предлагаю тебе присоединиться тебе к тем или иным, но речи их проповедей определённо стоят внимания. Она уже выговаривала ему так прежде, когда, после последнего визита проповедников из Храма Триединого, он пошёл в таверну и произнёс там длинную речь о том, что простым людям ни к чему внимать любому из этих посланников. Предлагали ли прислужники помощь в подстрижке овец или сборе урожая? Помогали ли они чистить одежду, пропитанную грязью, приложили ли они руки к починке изгородей? Нет. Ульдиссиан отметил тогда, как делал это и раньше, что вся их работа состоит в убеждении людей в том, что их вероисповедание лучше любого другого. Людей, которые имели представление об ангелах и демонах, но едва ли в них верили. -Они могут сколько угодно бросать красивые слова, Серри, но по-моему они просто соревнуются друг с другом: кто наберёт больше дураков под своё крыло, тот и победил. -Серентия!- снова позвал Сайрус. – Иди сюда, моя девочка! -Мне нужно помочь отцу, - сказала она с грустным видом.- Я сейчас вернусь. Ульдиссиан, пожалуйста, держи себя в руках. Фермер смотрел, как она убегает, потом попытался сосредоточиться на предметах, выставленных на продажу или обмен в торговом пункте. Здесь были самые разные инструменты, какие пригодились бы на ферме: мотыги, лопаты, множество молотов. Ульдиссиан попробовал пальцами новый железный серп. В таком месте, как Серам, не найти серпа, выполненного более искусно, но он слышал, что в поместьях вокруг Кеджана некоторые хозяева давали своим работникам серпы со стальным покрытием. Это производило на Ульдиссиана гораздо большее впечатление, чем любые рассуждения о духах и душах. Вдруг кто-то проскользнул мимо него в заднюю часть помещения. Он заметил мельком пучок перевязанных золотистых волос и тень улыбки, которая, он мог поклясться, была адресована ему. Сам не понимая, что делает, Ульдиссиан пошёл следом. Благородная дева исчезла в задних дверях, словно торговый пункт был её собственным домом. Он проскочил вслед за ней через дверь… И поначалу не обнаружил никаких признаков её присутствия. Зато он увидел, что его повозка уже была наполнена. Тиэля поблизости не оказалось, но в этом не было ничего удивительного. Старший брат Серентии наверняка уже выполнял какое-нибудь другое поручение. Ульдиссиан расплатился заранее, так что он направился к своей повозке. Но, как только он приблизился, что-то зелёное блеснуло рядом с конём. Это была она. Благородная дева стояла по другую сторону животного, поглаживая его морду изящной рукой и что-то ему нашёптывая. Очевидно, конь Ульдиссиана был очарован ей – он стоял, не шелохнувшись. Старый мерин был сущим зверем, и только те, кого он знал, могли спокойно подходить к нему без страха быть укушенными. И то, что женщине удалось приблизиться к нему, говорило о многом. Она тоже заметила его. Улыбка осветила её лицо. Ульдиссиану казалось, что её глаза светятся. -Простите меня… это ваш конь? -Да, моя леди… и вам повезло, что у вас до сих пор две руки. Он любит кусаться. Она снова погладила морду коня. Зверь продолжал стоять неподвижно. -О, он не укусит меня,- Женщина наклонилась к морде.- Вы ведь не возражаете? Ульдиссиан рванулся было к ней, внезапно испугавшись, что она ошибается. Тем не менее, опять ничего не случилось. -У меня когда-то был конь, очень похожий на него,- продолжала она.- Мне его так не хватает. Вспомнив, где она находятся, Ульдиссиан сказал: -Госпожа, вы не должны быть здесь. Вам следует оставаться с обозом.- Иногда путешественники присоединялись к торговцам, чтобы воспользоваться защитой, которую предоставляла их охрана. Ульдиссиан мог только предполагать, что в данном случае это было так, хотя до сих пор и не видел рядом с ней никакого сопровождения. Даже под защитой обоза молодой женщине путешествовать одной было очень рискованно.- Вы же не хотите отстать. -Но я не с обозом,- прошептала благородная дева.- Я вообще никуда намерена уходить. Он не мог поверить, что правильно расслышал. -Моя леди, вы должно быть шутите! Для вас ничего нет в таком месте, как Серам... -Для меня нет ничего ни в каком другом месте… Так почему бы не Серам?- уголки её рта дрогнули, она нерешительно улыбнулась.- И нет никакой нужды вам обращаться ко мне «моя леди» или «госпожа». Зовите меня Лилией. Ульдиссиан раскрыл рот, чтобы ответить, но в это время позади него открылась дверь и раздался голос Серентии: -А, вот ты где! Ты нашёл Тиэля? -Нет, но всё уже на месте, Серри,- ответил он через плечо. Конь внезапно фыркнул, затем метнулся от него. Схватив поводья, Ульдиссиан приложил все усилия, чтобы успокоить вздорное животное. Зрачки коня расширились, а ноздри вздулись, он казался напуганным. Это было странно, потому что он любил Серентию больше, чем Ульдиссиана. Что до благородной девы, то… Её нигде не было. Ульдиссиан исподтишка огляделся вокруг, гадая, как ей удалось скрыться так быстро и беззвучно. Его взор охватил всю местность вокруг, но здесь стояло только несколько повозок и больше ничего не было. Фермер не мог сообразить, куда она пропала, если только она не взобралась в одну из крытых повозок. Серентия подошла к нему, слегка удивлённая его поведением. -Что ты ищешь? Здесь что, чего-то не хватает? Он пришёл в себя достаточно, чтобы ответить: -Нет… Как я сказал, всё на месте. Знакомая – и непрошенная – тень проскользнула через двери. Проповедник посмотрел вокруг, словно он разыскивал что-то или кого-то конкретного. -Да, брат Атилий?- спросил Серентия. -Я ищу брата Калиджио. Он не здесь? -Нет, брат, здесь только мы. Брат Атилий посмотрел на Ульдиссиана, но в его взгляде не было привычного религиозного пыла, который фермер привык наблюдать у людей подобного рода. Вместо этого во взгляде проповедника было что-то похожее… на подозрение? Наклонив голову в сторону Серентии, Атилий удалился. Внимание дочери Сайруса вернулось к Ульдиссиану. -Уезжаешь так быстро? Я знаю, тебе неудобно, когда рядом брат Атилий и другие, но… Не мог бы ты остаться и побыть со мной подольше? По непонятным ему самому причинам Ульдиссиану было не по себе. -Нет… нет, мне пора возвращаться. Кстати о розыске, ты не видела Мендельна? Я думал, что он с твоим отцом. -Ой, я же должна была сказать тебе! Совсем недавно приходил Ахилий. Он хотел что-то показать Мендельну, и они вдвоём отправились в западный лес. Ульдиссиан хмыкнул. Мендельн обещал, что в нужное время поедет домой вместе с ним. Вообще его брат привык держать своё слово, но Ахилий, должно быть, наткнулся на что-то необычное. Величайшей слабостью Мендельна было его неуёмное любопытство, и охотнику, прежде чем подогревать его, следовало бы сначала подумать. Начав заниматься изучением чего-либо, младший сын Диомеда терял счёт времени. Но, хотя Ульдиссиан не уехал бы без единственного оставшегося брата, он не желал находиться рядом с последователями Триединого. -Я не могу оставаться. Я поведу повозку к лесу, глядишь, и найду и их. Если я всё же пропущу их, и Мендельн вернётся сюда… -Я скажу ему, где ты.- Серентия не пыталась скрыть своего разочарования. Чувствуя себя неуютно по более разумной причине, фермер быстро – и чисто дружески – обнял её и взобрался на повозку. Дочь Сайруса отступила назад, когда он подстегнул коня. Когда повозка двинулась, он оглянулся в её направлении и сила выражения, с которым он смотрел, заставил Серентию просиять. Ульдиссиан не обратил на это никакого внимания, ибо его мысли витали не рядом с черноволосой дочерью торговца. Нет, в его голове возникло лицо другой – той, чьи локоны были золотыми. И чей род стоял много, много выше, чем род простого фермера.
|
|||
|