Разные развлечения

Разные развлечения

Курт Франц, 16 декабря 2020 г.

С вами Курт Франц.

Я хотел бы поведать вам историю, несколько отличную от обычных ночей.

Она спустилась.

И, поведя носом, говорит:

“Говорили, у вас трупный запах.

Я почти ничего не чую”.

“Ты привыкла, - сказал я. –

Мы им все пропитались”.

Зачем-то она ушла нюхать трупы.

Вернулась.

“Как колбаса”.

Я слабо видел сходство трупов с колбасой, ну да ладно.

“Из них колбасу можно делать…”

“Они священны, - сказал я. –

Попробуй найти трупов на колбасу в другом месте”.

“Зачем мне их искать? – фыркнула она. –

Пошла делать”.

Направилась в… Китай.

Вернулась разочарованная.

“Они же на нашей стороне, Франц!”

“Уже настолько давно.

Я их под себя подгрёб ещё в самом начале”.

“Вот как”.

“Помнишь про уйгуров?”

“Концлагеря.

Да”.

Она обняла меня.

“Ты гениальный стратег.

Когда уже я стану такой же?”

“Со временем.

Тебе надо изучить теоретические основы.

А может, - сказал я, - тебе вообще это не надо.

Как у женщины, у тебя интуитивный контроль”.

“Может, женщина ещё и с тряпкой за тобой должна бегать?” – съязвила она.

“Нет.

Но послушай.

У каждого своя роль.

Переложи часть груза на плечи мужчин”.

“Я должна хотя бы разбираться в этом, - сказала она. –

А то получится, как с тем заводом по переработке чужих”.

Я вздохнул.

Она мне это всё ещё припоминала.

“Ты сама мне их отдала”.

“Я не знала, что ты настолько идиот”.

“Я не идиот.

Я пытался строить свою структуру”.

“Предавать матку – это и есть самый глубочайший идиотизм.

Хуже некуда”.

Я вздохнул и согласился.

У меня там были причины.

В те времена мне казалось, что она не выберется из пропасти, в которую угодила.

Она дала нам фору.

Теперь мы мучаемся за былые прегрешения.

“Зато мы никогда так больше делать не будем”, - сказал я.

“Да! – Она была в восторге. –

Давайте работать вместе!

Я так давно говорила о дружбе!”

Она собрала нас.

Мы сидели на скамье вроде качелей, увитой розами.

Я вцепился в упругую, сочную лиану.

Почему-то мне захотелось впиться в неё зубами…

“Я покажу вам развлечения”.

Она стала демонстрировать разные интересности.

Одним из них, например, были прыжки с зелёной растительной тарзанкой в какое-то глубокое пространство.

У меня захватило дух.

“Она спортсменка ещё почище нас…”

Ещё одним было – сидение на золотых скамьях и услаждение слуха пением птиц.

Мы ели налившийся виноград.

Но я всё больше соскучивался по настоящей крови.

“Ещё одно”, - сказала она.

Она распушила хвост, как павлин.

Моё внимание было приковано к её заднице.

Она рассмеялась, и, убрав хвост, стала ластиться ко мне.

“Франц, признавайся, про меня думаешь, да?”

Я вошёл без прелюдий.

Парни стали расходиться.

“Заходите попозже, - с грустью сказала она. –

Я хотела бы всех вас в себе”.

“Вот, это другой разговор!” – на полдороге обрадовались они.

“Но сейчас я хочу побыть с Францем.

Ему грустно, когда ущемляют его право бывать только со мной”.

“Да я могу уступить”, - я сказал это даже слишком презрительно.

“Нет, оставайся.

Если ты, конечно, не хочешь свалить, как последняя обиженка”.

Во мне клокотала злость.

Она поднималась из глубин.

Почему? – она словно делала мне одолжение.

…Острая коленка упёрлась мне в позвоночник.

Сложенный пополам, я мог лишь шипеть.

“Расходитесь!” – адским голосом загремела она.

Я почувствовал боль в своём анусе.

Я весь превратился в боль.

“Теперь, - шипела она мне в ухо, - не выйдет у нас спокойного общения.

Я всего лишь хотела сделать тебе лучше”.

“Но ты и им хотела!”

“Думаешь, ты у нас такой исключительный?

Точнее, да, исключительный!

Поэтому я выделила особое время именно тебе!”

Я шипел от бессилия.

“Чего ты хочешь, Франц?

Или ты забыл, как сам подкладывал меня под собак и экскаваторы?!

А теперь, когда я всё выучила в обмен на былую верность тебе, требуешь какой-то странной херни?!”

“Ты пренебрегаешь мной”.

“Нет.

Я покажу тебе, что такое пренебрежение”.

…Оплевав меня, она привязала меня к столбу.

Собрала весь лагерь.

И пса, и коня.

Хорошо ещё, украинцев не позвала.

И стала нарочито медленно трахаться с каждым.

Демонстрируя мне все свои прелести.

Я был возбуждён.

Но не мог дотянуться.

Верёвка впилась в моё тело, как острая струна.

…Дотрахавшись, она ещё раз презрительно плюнула в мою сторону, и, взяв под руку Хакенхольта, гордо ушла.

…От него я потом узнал, что она жаловалась на меня.

“Я-то что могу сделать?”

“Повлияй на него. Ты же его друг”.

“Давай лучше трахаться”.

“Давай”.

…Приняв его с удовольствием, она растерянно ходила по лагерю.

Меня развязать забыла.

Помогли мне друзья.

Я подошёл к ней сзади.

“Вот видишь, без меня тебе нет жизни”.

“Да пошёл ты!

Переживу”.

Я обнял её за плечи.

“Ну, хочешь, я тебе сделаю одолжение.

Не буду ревновать”.

“Пра-а-авда?”

Предложение оказалась заманчивым.

“Только, Франц, - она строго подняла пальчик. –

Если ты ещё раз заревнуешь, я буду напоминать тебе, что это ты меня научил.

Прямо-таки вдалбливать”.

Я вздохнул.

“Согласен”.

…Я сам не мог разобраться в своих чувствах.

С одной стороны – да, всё так и есть, она успешно прошла теоретическую подготовку.

С другой же –

Я не мог отделаться от чувства, что она мной пренебрегает.

“А! – внезапно сказала она. –

Это, наверное, от запертости моих чувств “там”.

Ребятам я недодаю куда больше, чем тебе. –

Она опустила голову. –

Но ребята и не жалуются.

Смирились.

Ты бесишься, потому что ты мой фаворит, и я позволяю тебе больше”.

“Так всё-таки, я твой фаворит?”

Она взглянула на меня совершенно чистыми, честными, любящими глазами – как два больших озера.

“Да”.

Я увидел в них своё отражение.

Свирепый комендант в натянутой на ухо фуражке.

“Как можно любить вот этого?..”

“Ты тоже себя не ценишь, да?

Проблемная болезнь.

Я столько с ней сражалась”.

“Ну и как?”

“Я в дороге”.

Я опустил голову.

“Похоже, мы оба себя недооцениваем.

Вспомни, сколько ты вышила моих портретов.

Своего – ни одного”.

“Я хотела.

Но у меня не хватает сил”.

“Шарики?”

“Да.

Я хотела бы увесить ими всю ёлку”.

“А как же те, что ты купила?”

“Ты недооцениваешь, как я могу увешать ёлку”.

Я действительно не знал.

Лишь со вздохом подумал, как она её будет переть.

“Я куплю её на другом углу…”

“Далеко”.

Мы поговорили ещё.

“Тебе правда не нужен помощник?”

“Мне нужен раб.

Полностью раб, даже не в сексуальном плане.

Но те, кто ходят там, недостойны стать даже моими рабами”.

“Да они и не послушаются”.

“Ещё один минус для них, как для рабов.

Дрянные рабы.

Плёткой их надо.

Плёткой.

И под конвоем.

Франц, когда их уже запихают в FEMA?”

“Не раньше, чем ты выйдешь оттуда”.

“Всё упирается в меня, да?”

“Знаешь же”.

…Мы прогуливались по лагерю и беседовали.

“Ну что ж, - весело сказала она, - мне пора в мир, где я всё делаю сама”.

“Удачи…” – грустно сказал ей вслед я.

…Похоже, у неё всё нормально.

Пишем.

Комендант лагеря смерти Треблинка

Курт Франц.