Все эти предварительные уточнения необходимы, посколь ку изучение основных особенностей этого персонажа как раз
должно стать основанием для выработки представления о симптоматологии навязчивости. Именно по причине отсут ствия подобной симптоматологии невроз навязчивости долгое время задерживается на пороге психоаналитического дискур
са, будучи не в состоянии стать его предметом, пока этот ди- I 89
Желание одержимого
Q-
O
<U
H
о
u
ω
о
I
(Ό
(Ό
ω
ο
ω
τ
m
σ:
ω
(Ό
ι
m
Ο
Q -
ω
0)
скурс не оформляется в образование, независимое от дискурса науки. Ибо то, что обычно в аналитическом дискурсе называют «симптомом», лишь в силу этой зависимости распознавалось как видимые и аналитику и пациенту явные навязчивые дейст вия — те самые, благодаря которым данный невротик и полу чает свою широкую известность.
Все это отсылает к перипетиям, в ходе которых Фрейд,
муках и колебаниях вырабатывал понятие «симптома», дол гое время после него остававшееся богом психоаналитиков. В этом положении оно во многом остается и сегодня, хотя позиции его и были существенно поколеблены лакановской проработкой истерии, в которой симптом оказался вытеснен со своих ведущих позиций. Это выталкивание отнюдь не было искусственным — оно в точности совпало с исторической утра той истерией того, что позволяло врачам рубежа 19-20 веков испытывать на истеричке границы своего могущества, повеле вая ее состоянием, в котором видимая тяжесть соматической симптоматики зачастую вытесняла всю прочую психическую проблематику. Можно сказать, что именно на этом переход ном моменте и подхватывает таких пациенток Фрейд, что по меньшей мере позволяет снять с него прозвучавшие в совре менности обвинения в том, будто он от этих пациенток по сути отказался.
навязчивым неврозом в некоторой степени происходит то же самое — его видимая симптоматика постепенно отходит от стартовой линии психоаналитического наблюдения. Достаточ но взглянуть, как описывает эту симптоматику Лакан:
Рассмотрим структуру такого невротика. То, что называют эффектом сверх-Я — что это здесь, собственно, такое? Это значит, что этот невротик возлагает на себя заведомо трудные, неудобои сполнимые задачи и успешно с ними справляется, тем более успешно, что именно это-то ему и нуж но. Причем справляется он с ними настолько бле стяще, что считает себя вправе рассчитывать на небольшой отпуск, когда сможет проводить время по своему усмотрению, — откуда и берет, кстати, начало, хорошо известная диалектическая связь работы и отпуска. Работа играет в жизни такого не-
Глава 3
вротика огромную роль — она призвана освободить
О
для него время отпуска, время распустить паруса.
g
При этом отпуск, как правило, проходит бездарно.
?
Почему? Да потому, что главным для него было
%
получить от Другого его позволение. На самом же
^
деле, другой этот — я говорю теперь о другом фак-
' п
тическом, о другом как о конкретном лице — ни-
I 5
как в эту диалектику не включен. Дело в том, что
π:
другой реальный слишком озабочен Другим своим
л>
собственным, чтобы брать на себя совершенно ΠΟ-
го
•о
стороннюю ему миссию и венчать невротика за его
ι S
подвиги. А между тем для осуществления своего
ι
желания — желания, с областью, в которой он
ш
продемонстрировал свои способности, ничего об-
^
щего не имеющего, — невротику, на самом деле,
ш
только это и нужно.1
| η
Эти наблюдения сами по себе не новы — многие аналитики
до Лакана замечали, что пресловутая навязчивая симптома тика обсессивных действий и ритуалов является лишь наиболее бросающимися в глаза жалобами, которые зачастую предлага ет такой невротик аналитику, и что за жалобами этими скры вается целый арсенал психических особенностей, в наличии которых такой невротик отдает себе отчет лишь фрагментарно. Более того, сами по себе навязчивые повторения, — обсессии, ритуалы и прочие поведенческие и ментальные расстройст ва, — являются элементами, в которых структура психическо го компонента навязчивости представлена в крайне редуци рованном и усеченном виде. Именно в этом обнаруживается основное различие между подходами Лакана и Фрейда: если для второго даже по мере того, как он начинал сомневаться в ведущем клиническом значении основных видимых симпто мов, они все еще носили характер отпечатка, позволяющего восстановить по крайней мере часть угасшего в них психиче ского процесса производства навязчивости, то в лакановском подходе симптомы эти приближаются к отходам производства навязчивости. Более того, они прямо нацелены на то, чтобы
Лакан Ж. Семинары Т. 5. Образования бессознательного. М.,
2005, с. 483-484 Ι 9*
Желание одержимого
O
заслонить базовые структуры навязчивости не только от ана
литика, но и от испытывающего их субъекта.
Q -
<U
По всей видимости именно это Фрейду было нелегко при
H
знать — в присущем ему рациональном духе поначалу он все
о
еще полагал, что у всех видимых обсессивных элементов не
u
ω
пременно обнаруживается значение, которое, даже будучи по
о
(Ό
рой совершенно неожиданным, тем не менее, вполне способно
I
(Ό
выполнять функцию толкования. Перед нами, таким образом,
Фрейд, представляющий собой отпрыска немецкой герменев тической философии 19 века, традиционно увязывающей зна
чение и переживание.
ω
Смысл симптома, как мы узнали, кроется в его
m
τ
σ:
связи с переживанием больного. Чем индивиду-
ω
(Ό
альнее выражен симптом, тем скорее мы можем
ι
ожидать восстановления этой связи. Затем возни
m
Q-
кает прямая задача найти для бессмысленной идеи
Ο
ω
и бесцельного действия такую ситуацию в прош
0)
лом, в которой эта идея была оправданна, а дейст
вие целесообразно.2
Тем не менее, по мере чтения Фрейда становится ясно, что основные поступки и действия невротика навязчивости из области метафоры, где они имели некий связанный с на чальным импульсом смысл, все больше отходят в область метонимии — то есть не объясняют, а замещают желание. Тем самым, не обнаруживаясь больше в переживании, они не обнаруживаются и в области значений. Именно этот момент необратимо и полностью меняет процедуру клинического ве дения навязчивости, что, впрочем, по причине чрезвычайной плотности фрейдовского изложения долгое время оставалось незамеченным.
Перемена мнения самого Фрейда на этот счет поучитель на: так, в своих известных пилотных толкованиях, вошедших
лекции по психоанализу, он добивается полного, до мельчай ших подробностей, соответствия навязчивых действий какому-либо смыслу. Именно так появляются составившие всемирную славу анализа отождествления генитального характера, где
92 Фрейд 3. Лекции по введению в психоанализ. СПб., 1999, с. 249
Глава з
подушка или цветочный горшок могут символизировать жен-
О
щину, а вертикальная спинка кровати — мужчину.3
g
Тем не менее, более разработанные случаи, о которых
χ
Фрейд не позволял себе говорить конспективно и мимоходом,
%
демонстрировали изменение фрейдовской методы — симво-
^
лизм навязчивых действий из них улетучивался, уступая место
g
кропотливому и, на первый взгляд, реалистичному психологи-
|
Ј
ческому описанию событий, окружавших формирование и про
текание невроза. При внешней простоте и доступности этих из-
Ι -ξ
ложений, — особенно в сравнении с символической каббалой
-S
фаллических и генитальных толкований, — они представляют
S
для чтения реальную трудность. Именно в них Фрейд подготав-
ш
ливает почву для вопроса о том, с истиной какого типа имеет
ι ш
сношение навязчивый субъект, и как эта истина, выражаясь
^
том числе в мишуре хаотических действий, наподобие навяз-
ш
чивого подсчета в уме или бесконечных проверок газового кра-
|
η
на, формирует ту безысходность, в плену которой этот субъект
находится — безысходность, носящую по отношению к самому субъекту крайне жестокий характер.
Все это по меньше мере означает, что вместо того, чтобы говорить о влечениях навязчивого субъекта, приписывая им садизм или же садизм обращенного толка, необходимо зано во определить, кем именно является субъект навязчивости и,
«Главный смысл своего церемониала больная угадала в один пре красный день, когда вдруг поняла предписание, чтобы подушка не ка салась спинки кровати. Подушка для нее всегда была женщиной, гово рила она, а вертикальная деревянная спинка — мужчиной. Таким обра зом, она хотела — магическим способом, смеем добавить — разделить мужчину и женщину, т. е. разлучить родителей, не допустить их до су пружеского акта. Этой же цели она пыталась добиться раньше, до вве дения церемониала, более прямым способом. Она симулировала страх или пользовалась имевшейся склонностью к страху для того, чтобы не давать закрывать дверь между спальней родителей и детской. Это тре бование еще осталось в ее настоящем церемониале. Таким образом она создала себе возможность подслушивать за родителями, но, исполь зуя эту возможность, она однажды приобрела бессонницу, длившуюся месяцы. Не вполне довольная возможностью мешать родителям таким способом, она иногда добивалась того, что сама спала в супружеской постели между отцом и матерью. Тогда «подушка» и «спинка кровати» действительно не могли соединиться». // Фрейд 3. Лекции по введе
нию в психоанализ, с. 252.
I 93
Желание одержимого
CL
О
eu
о
OЩ
о
X
m
u
О
ω
y
DC
m
оз
χ
m
О
CL
m
eu
X
частности, какой стороной его субъектность повернута к ана литику.
Именно с этим в полный рост столкнулся Фрейд при работе с человеком-крысой, который фактически на протяжении все го анализа уверял аналитика, что все, что он делает, по суще ству делает не он. Фрейд, наследник фейербаховской школы, учащей не сдерживать себя в желании дать пинка притворщи кам, кокетливо приписывающим собственные поступки посто ронним инстанциям, не давал себя одурачить и, несомненно, питал огромную склонность вернуть пациенту все старатель но отчуждаемые им от себя действия. Так, проявив немалое терпение, Фрейд связывает воедино нити, которые по одной вручает ему анализант, рассказывая о капитане, лейтенанте, очках, деньгах, даме и т.п., хотя его не оставляет ощущение, что ему до некоторой степени пудрят мозги. Тем не менее, каж дый раз тот или иной смысл навязчивого действия находится, и субъект демонстрирует аналитическую покорность, призна вая его. По всей видимости, если не переломной точкой, то во всяком случае моментом серьезного к&#
