Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Неудобные размышления о Серафиме Саровском.



Неудобные размышления о Серафиме Саровском.

                                       Часть I

1928 год. Окрепшая советская власть подвергает массовым репрессиям всех инакомыслящих. Позади времена “красного террора”, продразвёрстки и продналога, изъятия церковных ценностей и НЭПа. После убийства патриарха Тихона в церкви нестроения и расколы – обновленцы, григориане, иосифляне, андреевцы, карловчане и проч. Год назад митрополит Сергий (Страгородский) опубликовал декларацию о лояльности церкви безбожной, братоубийственной власти, вызвавшую негодование у большей части верующего народа. Архиереи, не принявшие эту декларацию, собрались на так называемый “Кочующий Собор”, в котором приняли участие сами лично, или через своих представителей. (На заключительном подписном листе стоят подписи архиереев или их представителей, числом 77). Собор получил такое название потому, что проводился втайне от властей в несколько собраний и каждый раз в другом месте. Кроме определения отношения к митр. Сергию (Страгородскому), на Соборе также рассматривались вопросы об “имяславцах", об отношении к старообрядчеству и Большому Московскому Собору 1666-1667 гг., о новомучениках российских. Епископ Серафим (Звездинский) прислал на “Кочующий собор" свои исследования касательно почитаемого “старца” Серафима Саровского.

  Епископ Серафим (Звездинский) родился в единоверческой семье, тесно связанной со старообрядчеством. Отец святителя принадлежал к известному роду Бонифатьевых, которые были старообрядцами, строгими поборниками Устава. Потом он перешёл в единоверие, сменив фамилию на Звездинский. За свой поступок он был проклят своим отцом до третьего колена. Николай - будущий епископ Серафим – закончил приходскую школу при единоверческом храме, затем московскую семинарию. Семья Звездинских имела особый интерес к Серафиму Саровскому, т.к. в детстве Николай - будущий еп.Серафим - был исцелён, по его собственным воспоминаниям, молитвами к “старцу” Серафиму. Отец будущего святителя составил службу “преподобному Серафиму”, а сам будущий епископ принял постриг в его честь. В 1908 году был рукоположен в иеродьяконы, а затем он стал иеромонахом. В сан епископа Серафим был возведён в 1920 году самим патриархом Тихоном.

Многие годы он провёл в ссылках за протест против изъятия церковных ценностей большевиками, во всём поддерживая патриарха Тихона. Владыка Серафим отверг церковную политику митрополита Сергия (Страгородского), который в июле 1927 года подписал Декларацию о лояльности советским властям. Серафим написал прошение об освобождении от служения, не желая признавать новую “красную церковь”, и ушёл на покой. Уже будучи тяжело больным, был брошен в тюрьму с обвинениями в руководстве московскими приходами “непоминающих” (митрополита Сергия) церквей. Был расстрелян большевиками 26 августа 1937г. Как ни странно, этот не принявший “сергианскую красную церковь” архиерей, закончивший свою жизнь в застенках палачей (расправившихся с ним уж не с подачи ли “окормителей новой государственной церкви” за несогласие быть под омофором митр. Сергия?), уже в наши дни был записан в святцы той же самой ”сергианской церкви” как её исповедник и мученик.

В 1928 году еп. Серафим сделал в присутствии двух лиц из хранившихся у него, неизвестных до того “бумаг Мотовилова” копии, и через о.Павла Боротинского послал их на “Кочующий Собор”. Эти документы вызвали шок у участников Собора. Оказалось, что весь образ Серафима Саровского на протяжении многих лет подвергался фальсификации. В специальном письменном докладе еп.Серафим сообщал Собору свои исследования по данному вопросу.

Из “бумаг Мотовилова", хранившихся у еп. Серафима, следовало, что дошедший до нас образ Серафима Саровского был фальсифицирован в пользу “никонианства": его старообрядческие симпатии скрыты, а его полемика с беспоповцами переделана в противостарообрядческую вообще.Фальсификация имела два направления: сделать житие более “благостным" и сказочным, при запрете на грозные пророчества старца; старообрядческую направленность деятельности старца переделывать в противо-старообрядческую.

Получалось нечто невероятное. Согласно представленным еп. Серафимом документам, присланным на “Кочующий Собор” 1928 года:

1.Преп.Серафим происходил из семьикрипто-старообрядцев, что точно выяснил еще М.В.Мантуров, ездивший в Курск в 1840.Крипто-старообрядцев до указа о веротерпимости 1905 года в царской России было весьма много, особенно в ХVІІІ-ХІХ вв., то есть в те времена, когда за открытое исповедание старой веры могли арестовать, обложить дополнительными налогами, просто сгноить в тюрьме. Такие люди, формально принадлежа к господствующей Церкви, в обиходе продолжали молиться и жить “по- старообрядчески”, то есть по-старорусскому, почти тысячелетнему чину. Таких было много среди мелкого провинциального дворянства и разного купечества. Становится понятным, почему преп. Серафим носил старорусские (на языке новообрядцев-реформаторов - старообрядческие) клобук, мантию и лестовку, что было вызывающе смело для того времени и не могло не приносить иноку Серафиму различных неприятностей со стороны официальных властей.

Фото из “Альбома открытия мощей Серафима Саровского” за 1903 год. Это – старообрядческая лестовка(!), а не чётки.

2.Всю жизнь преп. Серафим (как, впрочем, и саровский старец Марк) подвергался гонениям со стороны начальства, в первую очередь, за плохо скрываемое старообрядчество. Внешними, но весьма яркими признаками являлись старообрядческие клобук, мантия и лестовки, открыто носимые преп. Серафимом, что в конце ХVІІІ и начале ХІХ вв. было совершенно невероятно в монастыре!

3.Избившие его разбойники были наняты игуменом.

4.Скончался преп. Серафим не в добровольном затворе, а в заключении.

5.Начало фальсификациям положил Иван Толстошеев.

6.Тотальное переделывание жития и пророчеств преп. Серафима осуществлял митр. Серафим Чичагов - автор нескольких редакций жития преп. Серафима и “Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря".

Кстати, именем высших ангельских чинов на Руси было не принято называть людей. Имена выбирались по святцам и давались в честь того святого, чью память Церковь праздновала в этот день. Остаётся открытым вопрос: а в честь какого святого было дано такое имя о. Серафиму?

Итак, в 1807 году умирает игумен Саровского монастыря Пахомий, который незадолго до того был вызван в столицу, где получал нагоняй за свои потакания староверческому духу некоторых из монашествующей братии. На его место назначается Нифонт. У нового игумена и большинства монахов, по-видимому, сложились сложные отношения с Серафимом, который не носил монашескую одежду, имел много общения с “мирскими» людьми”, шёл наперекор принятому в монастыре уставу. Так или иначе с 1807 по 1810 гг. о. Серафим - молчальник в своей “пустыньке”. Но братия монастыря и наместник не могут спокойно смотреть на то, что Серафим живёт вроде бы рядом, но при этом как бы отдельно от них, ведь Серафим - монах, и другим монахам его поступки кажутся слишком свободными и искусительными. В 1810 г. Нифонт собирает монастырский собор, на котором принимается решение вернуть Серафима из его “пустыньки” обратно в монастырь, заставить его посещать монастырские службы, причащаться с братией, исполнять первейшую заповедь монаха - послушание своему игумену. То есть соблюдать монастырский устав. Посланная за ним братия и “вразумила” Серафима как могла, да перестаралась в своём усердии, создав на будущее тот образ “согбенного старца”, который сегодня изображается на иконах. После чего Серафим был заперт в келии, где пробыл отмеренный ему долгий срок - 5 лет - для “исправления”, пока игумен не разрешил ему снова выйти на свободу.

Изображаемая в нынешних житиях фигура эдакого добренького “старца" со всеми его харизматическими атрибутами, которую мы наблюдаем сейчас, достаточно виртуальна и очень характеризует современную синодальную идеологию. Разве из современных, прошедших художественную литературную обработку и жёсткую цензуру “житий старца Серафима” узнаешь его реальный образ? Известен факт, что когда Серафим узнал о казни декабристов, то плясал в своей келье. Недаром одним из главных противников “канонизации" этого “старца" был великий блюститель “государственной церкви” К. П. Победоносцев, обер-прокурор Синода, тот самый, который по мысли А. Блока “распростёр совиные крыла над Россией”. К.П. Победоносцев был человеком безусловно осведомлённым о происходящем в “безднах" официальной “церкви".     Заметьте, что противником “канонизации" выступал самый главный хранитель российской “имперскости" и “новообрядчества", человек по-своему талантливый и одарённый (достаточно почитать его сочинения). И вот он был приглашён на обед за царский стол, где государь сообщил ему своё решение, что преп. Серафима надо бы канонизировать. На жёсткий ответ Победоносцева, что для канонизации необходимо, чтобы Серафима чли верующие, чтобы в народе сохранялись предания о его подвигах во имя Христа, чтобы его мощи оказались нетленными, и что он – обер-прокурор синода, не может сделать Серафима святым по указу царя, тут-то и последовал ответ-приказ из уст царицы: “Зато царь может всё.”

Какова была общая обстановка того времени? Царствование Николая II началось со скандала. Еще за несколько лет до своей интронизации во время кругосветного путешествия на фрегате “Память Азова“ Николай случайно (!) столкнул в трюм своего старшего брата Георгия (которого открыто ревновал к балеринке Матильде Кшесинской за его успехи в покорении женского сердца), и которого их венценосный отец Александр III прочил в наследники престола. После чего Георгий долго и тяжело болел, кашляя кровью, и умер в 1899 году, уже когда его брат вместо него взошёл на престол. Перед своей кончиной император Александр III завещал своему сыну Николаю оберегать Россию от врагов и революций до совершеннолетия его младшего брата Михаила, то есть 5 всего в течение лет, считая “Ники” неспособным управлять страной. Во время коронации Николая II в Ливадийском дворце его мать, императрица Мария Фёдоровна, закатила скандал, отказываясь присягать своему сыну, с рыданиями пророчествуя, что Россия погибнет с таким императором, с этой “тряпичной куклой на престоле”. (Пророчество её сбылось, кому как не матери было лучше всех знать своих сыновей.)

Начало царствования последнего Захарьина - Кошкина - Романова - Гольштейн-Готторпского совпало с резким возрастанием рабочего и революционного движения. В ответ, как обычно, последовал шквал репрессий - от массовых увольнений до ссылок и каторги. В Ярославле прошли массовые расстрелы рабочих, а под коронацию - народное побоище на Ходынском поле, где было задавлено насмерть несколько тысяч человек. И уже пошли гулять нелестные для Николая II предсказания: “На крови людской на трон-то всходит! Отзовётся вдругорядь такоже. “

А рабочие стачки как были, так и продолжались, приобретая всё большую политическую окраску. Начались и крестьянские восстания. Всё это вместе иногда охватывало целые регионы, куда надо было теперь уже постоянно вводить войска и карательные отряды. А забивать и расстреливать свой народ русская армия всегда умела. Десятки миллионов мужиков ходили по стране пешком в поисках копеечного заработка. Дичайшее социальное неравенство и лютое садистское безправие с пыточным дознанием, пыточным следствием, пыточным тюремным содержанием. Растущее презрение к церковной иерархии, не желающей понимать суть проблем недовольных людей (ведь “сытый голодного не разумеет”). Авторитет госцеркви стремительно падает, вызывая насмешки над тем, что после реформ Никона в этой церкви уже 250 лет нет ни одного канонизированного святого. А Николай скорбит об отсутствии наследника мужского пола – рождаются у него одни дочери. В царском дворце поселяются различные кликуши и лжепророки, туманя головы “батюшке-царю” и пугая дикими пророчествами его очень подвластную религиозно-мистическим истериям венценосную супругу. Тут и появляются на горизонте “пророки” в рясах, подсовывая свои сказочные жития некоего “старца Серафима”, который-де должен стать личным святым царской четы, который благословит весь царский род в потомстве во веки веков!

Царь благосклонно внимает всем этим “шептунам”. По стране едут командированные от Синода агитаторы и настырно, когда напористо, когда слащаво, возвывают о “Нововоссиявшем”! И вся страна (кроме скептиков-атеистов, иноверцев и сектантов с инородцами) ждёт всенародно озвученного Прославления! Надо только красиво выполнить некоторые необходимые формальности.

Существует ряд стандартных признаков так называемой святости. Это - нетленные мощи святого, чудеса и подвиги веры при жизни, исцеления при жизни страждущих и исцеления у места упокоения, сбывшиеся (после смерти) пророчества, исцеления после смерти по молитве и помощь в делах. Ещё с февраля 1892 по октябрь 1894 года “изыскивались“ почитателями “старца“ Серафима чудеса для составления каталога чудес на случай открытия мощей. Первая комиссия, назначенная Синодом, собрала 94 чуда. Но тут случился серьёзный казус.

Тамбовский епископ Дмитрий Ковальницкий, ещё не потерявший совесть иерарх РПЦ на тот период, стал противиться уж очень ублюдочной канонизации Серафима Мошнина. Ведь таких иноков было много, и выделить одного из кучи не было возможности. Тамбовский епископ только под давлением, скрепя сердце, “признал“ 4 чуда. Дело заглохло и всплыло в 1895 году. Но к тому времени и новые чудеса “нашлись“, и появилась огромная куча писем от “исцелённой“ публики. Уж очень нужен был какой-нибудь “святой“ нового царя для простолюдинов. Но уже Синод не стал настаивать на канонизации. Тогда Николай II давит на обер-прокурора Победоносцева, тот давит на Синод. Епископ опять начинает проверять чудеса и: например на запрос Ковальницкого о “чуде стояния на камне“ игумен Саровской пустыни Нифонт отвечает, что ни о каком стоянии он не знает. И так по всем пунктам “прайс-листа“.

Епископ Дмитрий в 1897 году уж как мог составил два каталога с чудесами вполне лояльного толка, но это всё ещё не тянуло на большой спектакль. Уже сам Синод стал отнекиваться (ведь там-то дураков не было.) Дело опять всплыло в 1902 году. Подключились министр внутренних дел Плеве и примкнувший к нему Иоанн Кронштадтский. И в конце концов Николай II просто приказал Победоносцеву канонизировать Мошнина.

Кстати, небезызвестный церковно-литературный популяризатор епископ Игнатий Брянчанинов создал великолепную серию “фэнтэзи“ о Серафиме, в том числе “Записки помещика Мотовилова“. Но, вообще-то, надо бы и о мощах подумать проформы ради. И вот наконец 11 января 1903 года митрополиты Московский Владимир,

С-Петербургский Антоний, Нижегородский Назарий, архимандрит

С. Чичагов и, естественно, тамбовский епископ вскрывают гроб, а там невесть что…Но все уже были готовы сляпать что надо по процедуре и отвязаться от этого дела. Но тамбовский епископ, которого уже вроде уломали, опять взбрыкнул, вспомнил про Апостола Петра и трёх петухов и отказался признать останки (клок бороды на полусгнившем черепе и несколько полусгнивших костей) за “нетленные мощи“. Он боялся, “как бы не вышел вред великий для церкви“. В письме Вейнштока от 27 апреля 1903 года можно прочесть следующее: “Он (то есть еп. Дмитрий Ковальницкий) заявил, что бумагу, удостоверяющую нетленность мощей, он не подпишет, так как окромя трухи ничего в могиле Серафима не видел“.

Он достал Синод и его сослали с повышением в отдалённую епархию.

Назначили нового епископа, и всё вроде хорошо. Келейно. Но услужливый дурак опаснее врага. Председатель “Священного Синода” Петербургский митрополит Антоний разродился статьёй “Необходимое разъяснение“ в официозной газете “Новое время“, где он сдуру, не поняв что и как - толком никто ничего и не знает - стал разъяснять несоответствие канону. Номера газеты среди образованной части населения России стали распространяться из рук в руки. Статью переписывали от руки, так как полиция под руководством цензурного комитета перекрыла дыхание всем издателям, чтобы не было никаких перепечаток и комментариев. Но, как всегда, не сказав ничего по сути, статья этого “ревнителя не по разуму“ возбудила всеобщее любопытство.

Из письма начальника Переселенческого управления Министерства внутренних дел генерала Кривошеина: “Ну кстати ли в наше время в газете говорить о воскрешении мёртвого из костей пророка Елисея?! Мы все это “знаем" - и прекрасно! И говоря об этом в церкви, в подобающей обстановке и подобающей публике. Воля ваша, а этот Антоний - просто-напросто дурак. Хуже того, тупица, деревянный человек. Вот уж собирательный тип интеллигента средней руки, которых мы с вами терпеть не можем, - статский советник, но уж никак не иерарх, как я его себе и представлял. Я очень боюсь этого Сарова, опасная вещь… “

В числе прочего митрополит, не поняв, а точнее сам не прочтя, ссылался на авторитетное, по его мнению, свидетельство профессора Духовной академии Голубинского, изложенное в книге “История русской церкви“, которую не разрешали переиздавать последние 20 лет.

“Нетление мощей, - пробует найти лазейку митрополит Антоний, - вовсе не считается общим непременным признаком для прославления святых угодников. Доказательства святости святых составляют чудеса, которые творятся при их гробах или от мощей, целые ли это тела или только кости. Нетление мощей, когда оно есть, есть чудо, но только дополнительное к тем чудесам, которые творятся через их посредство... И святость старца Серафима определялась не свойством его останков, а верою и многочисленными чудесами, ибо у святого человека всё свято и чудодейственно, даже тень, даже одежда, а не только тело или кости“.

“Таким образом - писал в ответ на это один корреспондент - если бы в гробу старца Серафима были обретены одни только “порты", то и они должны были бы оказать “цельбоносное действие" на молящихся, с верою и надеждою припадавших к этим портам святого“.

Беда была в том, что другой авторитет церкви - профессор опять же Духовной академии Барсов - в статье, помещённой в “Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона“, говорит буквально следующее: “Мощи - тела святых христианской церкви, оставшиеся после их смерти нетленными“.

И уж полный облом идеи канонизации Мошнина звучит в словах апостола славянофильства Д.А. Хомякова, который писал редактору исторического журнала “Русский архив“ следующее: “Едва ли уместно письмо митрополита Антония об нетлении мощей Серафима. Что значит наврать в начале, так чепухой и пойдёт всё до конца. (Хомяков и не предполагал, что в XXI веке Россия будет опускаться всё в более глубокое духовное убожество). Ведь всё, что он пишет, не выдерживает критики самой снисходительной. Дело не в том, какое отношение к святости, к нетлению, а в том, имеет ли смысл выставить для чествования останки, утратившие тот образ, который даёт основание не хоронить покойника? Если бы тела не тлели, то их бы и не нужно было засыпать землёй. Если же они истлели, то не для чего их из оной вынимать. Замечательно, какой всеобщий упадок простого смысла во всём и почти.“

Были и протокольные накладки. Так, неизвестный автор письма к обер-прокурору Победоносцеву сообщал о полном несоответствии между протоколом осмотра мощей и историческими данными: “В протоколе синодальной комиссии и в акте освидетельствования, совершённом обоими митрополитами, сказано было, что в руках старца находился металлический крест, тогда как во всех житиях (уже изданных в то время), а также в монастырских записях указывалось, что в руках умершего старца находилось "финифтяное изображение преподобного Сергия". Потому автор делает предположение, что “обнаруженные в колоде останки вряд ли принадлежат преподобному старцу Серафиму, а по всей вероятности, Марку Затворнику. “ (Оный Марк Затворник умер 15 годами ранее Серафима).

Какой же насмехательство над церковью со стороны либеральной прессы и иноверцев произошло после вскрытия останков Серафима в 1903 году. Раз не было обнаружено никаких “нетленных мощей”, а найдены только череп с отставшими волосами и почерневшие от гниения кости скелета, то Синод срочно стал печатать разъяснительные статьи, объявив кости и волосы Серафима не “нетленными мощами”, а “Всечестными Останками”. (О как!).

Вся эта свистопляска была известна образованной России. Более того, сохранилось много отрывков из переписки и выступлений (печатных и устных) самих служителей церкви, которые не истины ради, а вполне здраво рассудив, что нельзя дешёвой и тупой профанацией подрубать сук, на котором сидишь, говорили о том, что сие действо надо бы спустить на тормозах и “затушить”. Некоторые даже предлагали вообще не признавать ни мощи, ни самого Мошнина за святого. И прецедент был достаточно хорошо известен. Это факт официального изъятия мощей так называемого Иоанна Пустынника:

Монахи собрали останки названного Пустынника и объявили их нетленными мощами. Потопали богомольцы, “нашлись” и чудесно исцелённые, свершались и чудеса. Но кто-то, явно из своих, пустил слух, что мощей-то нет, а есть только кости, и то неизвестного происхождения. (Наверно, кто-то с кем-то не поделился). На удивление быстро в дело вмешался Синод, сформировали комиссию, и слухи подтвердились: “В истлевшем гробе комиссия нашла одни кости, кои уже все истлению подлежаны и воню персти от себя издающие”. Синод приказал: “Так как мощей его в часовне не явилось, а найдены только человеческие кости, и то уже истлению предавшиеся, а того ль Иоанна или другого человека - познать не по чему, то, дабы впредь народу не было претыкания и соблазна, новоявленные кости приказано было зарыть в той же могиле, а место сровнять с землёй” (Опись документам святейшего синода за 1752 год. С. 165-168). Так что и пример был, и время было.

Но интронизация состоялась. Кроме смеха так называемый “cвятой Серафим” ничего не вызывал даже у не дураков среди мужиков. Это был своего рода “фельдфебельский”, казённый православный истукан.

Характерно отношение к святым мощам уже после окончания спектакля. Из письма архимандрита С. Чичагова к дворцовому коменданту генералу Герману Гессе: “Печальные известия получаются из Сарова, и скорбит сердце моё. С моим отъездом воцарился полный безпорядок, дошедший до того, что митрополит приказал произвести дознание тамбовскому архиерею. Дознание открыло все безобразия: святые мощи брошены без призора, в грязи; начальство не желает надсматривать; на источнике - страшная грязь по колена и невозможно купаться; братия пьянствует”.

Но кроме того, из Сарова постоянно шли прошения с просьбами о повышении. Тот же Чичагов просил епископскую кафедру, обращаясь к тому же Гессе за содействием (Дело канцелярии дворцового коменданта№ 17567 за 1903 г. JL 139-140). Кроме того, монахи Сарова поставили на поток производство осколков “камня великого чуда стояния”, кусков мантии старца Серафима и литрами продавали “оставшееся от лампады масло Серафима”. И мало того, что торговали, так и сертификаты выдавали. Втихаря завозили подводы камней, и в мастерских команда нанятых работников старила привезённую материю.

Это достало даже архиереев синодальной церкви. И уж на что черносотенцем и погромщиком был митрополит Московский Владимир, но и он вмешался и в письме в Синод от 14 марта 1905 года писал:

1. В последнее время слишком много поступает ко мне ходатайств, подобных настоящему (он имеет в виду прошения Чичагова). Подобные ходатайства вызываются небезкорыстными целями.

2. Снабжения частицами мантии и камня с удостоверениями на подлинность их со стороны Саровской пустыни всё более учащаются.

Синод заслушал предложения Московского митрополита на своём заседании и приказал митрополиту Владимиру отдать распоряжение новоназначенному тамбовскому епископу Иннокентию о том, чтобы “на будущее время выдача из Саровской пустыни частиц мантии преподобного Серафима и камня, на котором он молился, а равно и удостоверений о подлинности их была воспрещена”.

Кстати, о так называемом пророчестве “старца Серафима”, опубликованного во всех тогдашних газетах: “В начале царствия сего монарха будут несчастия и беды народные. Будет война неудачная. Настанет смута великая внутри государства: отец поднимется на сына, брат на брата. Но вторая половина правления будет светлая, и жизнь государя благовременна”. Это интересно читалось после 1918года.

Все оппозиционные группы периода “саровских торжеств” напечатали прокламации по этому поводу. Вот характерная листовка – “К саровским богомольцам”:

“Слушайте богомольцы! Мы не будем говорить вам о мощах Серафима: вы знаете уже то, что напечатал петербургский митрополит в газетах. Когда вырыли из могилы гроб, то нашли в нём лишь истлевшие червивые кости. Мы не будем говорить и о Серафиме, ваше дело - верить в него или не верить. Но вот о чём мы хотим спросить вас: для чего правительству и попам понадобилось столь нагло обманывать вас?

Везде теперь в России происходят крестьянские и рабочие волнения Забитые и изголодавшиеся крестьяне, ободранные догола помещиками и царскими чиновниками, не могут больше терпеть, встают и требуют, чтобы им возвратили ту землю, которой вечно владели их деды, и чтоб дали им самим съедать тот хлеб, который идёт теперь в помещичьи и чиновничьи утробы. Рабочие не хотят больше гнуть с утра до вечера спину, надрываться и гибнуть для того, чтобы набивать мошну фабрикантам. И рабочим, и крестьянам надоело работать на других, они поднимаются и заявляют, что не позволят больше издеваться над собой.

И вы знаете, как правительство отнеслось к этому! Царь и министры отправили войска к восставшим крестьянам Полтавской, Черниговской, Саратовской, Тамбовской губерний. Солдаты под руководством губернаторов расстреливали крестьян, забивали их нагайками, засекали насмерть розгами. Также поступают и с рабочими - избивают, сажают в тюрьмы, ссылают в Сибирь, убивают. Этими зверствами царь и министры надеялись устрашить крестьян и рабочих, но ошиблись: насилия озлобили трудящихся, и волнения усилились. Тогда правительство задумалось: ведь если всё расстреливать да пороть, то можно, пожалуй, ждать, что у нашего народа лопнет терпение и он накладёт нам самим по шее. Народ русский набожен, попробуем отвлечь его от житейских дел и занять мирскими. Для этого пригодились попы и митрополиты, которым не впервой утешать голодных небесными обедами. Они недолго думали, вспомнив, что 70 лет назад жил какой-то старец Серафим, и решили объявить его мощи, зная, что народ легко поверит этому.

Правительство обрадовалось: народ повалит на поклонение мощам, попы объяснят, что этим чудом Бог показывает особую милость и одобрение царю и правительству. Народ поверит и снова станет смирен и терпелив, снова будет терпеть голод и насилие и покоряться...”

А вскоре у царской четы родился наследник престола, и торжеству синодалов не было предела – вот де, по молитвам святого старца Серафима Господь благословил царя наследником мужского пола! Но недолгим было их торжество: вдруг выяснилось, что наследник страдает неизлечимой болезнью, проживёт короткую жизнь и никогда не будет иметь детей. “Ну и “благословил“ Бог наследничком“ – смеялись в народе – что же это, как не “проклятие в род и род?“

До сих пор внятного понимания личности старца Серафима нет. Как говориться, нет прямых улик. Есть только смутные слухи о хлыстовстве "старца", его тайном эзотеризме, воспоминания местных жителей 19 века, что-де был такой монашек в наших краях, тихий, незлобивый, любил посидеть с табачком и поговорить с народом и т.д. - с одной стороны. А с другой - восторженное восприятие его личности разными людьми, основанное на пересказаниях его жизни различными сомнительными писателями вроде Мотовилова, и сочинителями сказочных житий вроде Чичагова.
Если сегодня спросить у нынешних христиан-новообрядцев, как старец Серафим относился к старой вере, то скорее всего вам расскажут историю из его жития про маленькую лодочку, в которой пытаются плыть по морю житейскому “немирные” старообрядцы, и про большой корабль, в котором плывут “умиротворённые” новообрядцы, а также про то, как батюшка Серафим обличал двоеперстие и призывал всех креститься троеперстием. Но так ли это? Синодальные миссионеры, всегда держащие под контролем информационное пространство и использующие его для внушения народу "нужных” воззрений (чтобы верили “как надо, а не как есть!”), исказили облик Серафима - придали ему черты, необходимые для усугубления раскола и оправдания своей реформы. Большое влияние на этот “процесс” (помимо всех бывших до него) вполне целенаправленно оказал митр. Серафим (Чичагов), который “обогатил” житие саровского инока доселе неизвестными и ни чем не подтвержденными апокрифами. В своей книге “Преподобный Серафим Саровский: предания и факты” историк В.А. Степашкин приводит многочисленные факты из архивных документов (с фотографиями), которые во многом расходятся с тем, о чём пишут митр. Серафим и другие. Расхождения начинаются прямо с даты рождения старца Серафима. В синодальных житиях написано, что он родился в 1759 году, однако в “Списке монахов Саровской пустыни” 1786 года впервые встречается имя Серафим с обозначением полных лет - 32. Несложный арифметический расчет показывает, что прп. Серафим родился в 1754 году. Это подтверждается и в более поздних Ведомостях монашествующих 1796, 1797, 1798 и 1799 годов, где соответственно датам обозначен и возраст: 42, 43, 44 и 45 лет. Следовательно, все события, происходившие с прп. Серафимом, происходили с человеком, который на пять лет был старше.

Например, пострижение Прохора в монашество состоялось 13 августа 1786 года, то есть тогда, когда ему было 32 года, а не 27, как пишут в житиях, и это вполне логично, ибо Устав запрещает постригать в монахи до 30 лет и т.д.

Не получила подтверждение в архивах Саранска, Нижнего Новгорода и Арзамаса история с нападением крестьян на саровских монахов, и в частности на старца Серафима. Персональное дело, которое могло бы подтвердить этот факт, не обнаружено. Высока вероятность и того, что мальчик Прохор не падал с колокольни, так как она попросту отсутствовала. Даже такой любитель поиска новых данных, как Иоасаф - ученик Серафима Саровского и игумен Павло-Обнорского монастыря, не посмел упоминать слово “колокольня” ни в одном из своих изданий. В первых рассказах говорилось только о том, что мальчик Прохор упал со стены строящегося храма (с какой высоты – может 1м, 2 м или сколько? Кстати, тогда колокольни строились последними, уже после возведения храма). Первое упоминание о колокольне появилось только в 1863 году и не может служить источником.

История с камнем также находится под большим вопросом, т.к. данный факт описывается в биографии подвижника, изданной иеромонахом Сергием в 1841г. (без указания автора, предисловие книги подписано только буквами И.С.). Однако в архиве монастыря находится черновик письма игумена Нифонта, в котором факт “моления на камнях” подвергается сомнению: ”По прочтении мною жизнеописания покойнаго иеромонаха Серафима, составленнаго неизвестным мне лицом, объяснить имею честь, что те обстоятельства из жизни сего, кои могли быть видимы, я не отвергаю, а о невидимых бывших ему духовных видениях и о том, как он якобы тысячу дней и нощей на камнях молился, неизвестен”.

Зная синодальные методы борьбы с “расколом”, вполне закономерно возникает сомнение в правдивости истории с камнем. Еще более сомнителен тот факт, что Серафим молился на камне, стоя на коленях, как молятся латиняне (древняя Церковь отвергала данный обычай, так как “поклоньшесь на колени” (Мф. 26, 29) и насмехаясь над Спасителем, творили поругание воины во время Страстей Господних). Высока вероятность, что эта легенда появилась с определенной целью: чтобы оправдать латинский обычай молиться “поклоньшесь на колени” - нововведение, которое реформаторы активно внедряли в Церковь.

Подводя некий итог, необходимо рассказать еще об одном известном событии, произошедшем на Дальней пустыньке. Там существовал пчельник, который привлекал к себе медведей. В “Сказании” иеромонаха Иоасафа (Ивана Тихоновича Толстошеева), получившего от монашествующих Саровской пустыни прозвище “чуждопосетитель”, присутствует “Разсказ старицы Дивеевской обители Матроны Плещеевой”, повествующий о кормлении старцем и ею медведя. Так ли это было в действительности? В. Степашкин: “Во-первых, Матрона была слишком юной, когда отец Серафим жил на Дальней пустыньке. Во-вторых, в рукописном отделе РГБ, в фонде митрополита Филарета, обнаружено дело под названием “Выписка из книги о жизни и подвигах Серафима Саровскаго 1849г. (разсказ монахини, как она выдумала чудо Серафима Саровскаго)”: “… сей разсказ вымышлен и. Иоасафом, как объявила сама Плещеева пред смертию. Долго страдая от водяной болезни, она привела себе на память забытый ею грех и в сознании, что Господь не посылает ей смерть, ожидая ея раскаяния во лжи, призывает к себе начальницу Екатерину Васильевну Ладыженскую и монастырского духовника, священника Василия Садовскаго и при них объявляет, что она научена Иоасафом и согласилась принять на себя, в случае посещения обители членами Царской Фамилии, разсказать, что якобы видела, как батюшка о.Серафим кормил медведя и как сама она кормила, чего вовсе не видала. Сделав это признание, Матрона вскоре скончалась”. Вот как охарактеризовал Иоасафа игумен Исаия II в 1849г., сразу после выхода в свет первого издания его “Сказания”: “Новаго творения Ивана Тихонова (Толстошеева) о чудесах Серафима я не видал ещё, да и не нахожу нужным видеть его, потому что жизнь этого старца мне известна более, нежели Тихонову Ивану. Дивиться надобно, как публика слепо верит новому Магомету. Описываемыя чудеса по произволу Ивана мало заслуживают имоверности, или, точнее сказать, совсем не согласны с истиною, которая нам известна”.

Здесь приведены лишь некоторые факты подтасовок и фальсификаций. Есть и ещё один момент, который заставляет по меньшей мере сомневаться. Когда читаешь жития некоторых так называемых “старцев", обращаешь внимание на то, что все они стремятся к некоему особенному “стяжанию благодати". Как будто бы той благодати, которая уже есть в Церкви, недостаточно! Это заставляет вспомнить харизматов, те секты, которые ищут, чтобы на них “дух накатил" (“хлысты" и прочие). В нормальной же христианской жизни человек не нуждается в чрезмерном количестве благодати. Более того, преподобный Исаак Сирин пишет: “От избытка духовной пищи может быть несварение желудка". То есть во всём хороша мера. И мера эта Церковью уже определена: есть храм, приходский священник, духовный отец, Великие Таинства Церкви, молитва церковная и домашняя, посты и т.д. И этим всё исчерпывается, сего вполне достаточно для душевного спасения! А упомянутая “сверхблагодать" в традиционном Православии просто ни к чему. К тому же в случае с чрезмерным культом “старцев" наблюдается странная “погоня за благодатью в лицах": вот этот батюшка благодатный, а тот ещё благодатнее, а тот ещё молод и не набрался как следует благодати, и так далее, почти до бесконечности. Это то, чего не было в древней Церкви, поучения которой отличаются трезвостью и умеренностью в подобных вопросах. Православный строй духовной жизни подобной экзальтированности, которая напоминает определённые западные, католические моменты, не имеет. Служили бы службы по Уставу, как положено и без сокращений, жили бы по закону Божиему, да по заповедям Христовым, да по совести - вот и была бы благодать.

“Старец Серафим” - это новообрядческое “ВСЁ". С нынешними прихожанами храмов МП можно говорить обо всём - о равночестности “старых” и “новых обрядов”, о реформаторской кровавой реформе извергнутого из сана бывшего патриарха Никона, рассуждать о догматах, о канонах Церкви - но нельзя затрагивать Серафима. Тут же начинается н



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.