Love, in all its small pieces

Love, in all its small pieces

ynvel

Описание:

А-Юаня принесли в Облачные Глубины, и он поменял солнце и его пепел на облака. Лань Ванцзи приносит мальчика домой, называет его своим сыном и обновляет данные когда-то обещания.

Или: Лань Сычжуя усыновил Лань Ванцзи, и теперь он учится жить по-новому. Лань Ванцзи, в свою очередь, учится надеяться и жить снова.

Написано для дня рождения Лань Сычжуя, потому что он Лучший Мальчик.

Лань Сычжую четыре, когда он оказывается в Облачных Глубинах под чужим именем, и лихорадка сжигает его, словно солнце, что однажды было вышито на его рукавах.

Вэнь Юаню четыре, когда он теряет всё, кроме своей жизни. Его воспоминания о прошлом, сияющий взгляд, мозолистые руки и скрипучий смех вместе с воющим ветром, смертью и отчаянием милостиво забрала его лихорадка. Вэнь Юаню четыре, когда вечно улыбающийся мертвец оставляет его в пещере с извинениями и горячим желанием защитить – то, что он хотел сделать, но не смог.

А-Юаню четыре, когда его спасает мужчина, которого он не запомнит, но который всегда будет помнить его. Его спасает мужчина, которого он однажды назвал "гэгэ", в котором совмещались почтительность, преданность и безмерная тоска.

Вэнь Юаню четыре, когда ему дали новое имя - Лань Юань - ради его защиты, увезли из сада с редисками ради надежд и желаний, которые никогда не сбудутся. А-Юаню четыре, когда он становится Лань Сычжуем, сыном того, кто приносит свет, но чьё происхождение скрыто во тьме, воспитанным в молчаливой памяти о том, кого мир проклял и желал бы забыть.

Лань Сычжую четыре, когда любовь оставляет его, находит и взращивает снова.

****

Лань Ванцзи приходит домой с лихорадочным свёртком на руках, протягивает его абсолютно шокированному Лань Сичэню и просит защитить его, а затем падает от ран на спине. Когда он приходит в себя, дитя, что он принёс домой, страдает от лихорадки, голода и обезвоживания. Лань Ванцзи ложится рядом с ним на кровать в цзинши, теряя разум от боли.

Лань Цижэнь в ярости, когда узнаёт об этом. Он врывается в цзинши несколькими днями позже, и его шаги раздаются, словно гром.

- Ванцзи! Ты не думал, что может случиться, если они найдут здесь ребёнка Вэней?! – требовательно спрашивает Лань Цижэнь. - Кто этот ребёнок и откуда он?!

- Учитель, он последний из Вэней, - Лань Ванцзи отвечает с большим трудом. - Никто не потребует его, потому что никого не осталось.

"Его тоже ждала гибель", не произносит он, потому что мысль о потере А-Юаня ведёт к той же пустоте, что и мысли о потере Вэй Ина - это слишком тяжкий груз.

Раны Лань Ванцзи болят при воспоминании о том, как он нашёл плачущего ребёнка в самом конце пещеры. Он искал Вэй Ина, а вместо него обнаружил дитя. Это почти заманчиво - думать, что Вэй Ин привёл его к ребёнку, который когда-то жался к его ноге, к ребёнку, которого Вэй Ин искренне любил как своего собственного. К ребёнку, с которым он разделил одно из последних и самых дорогих воспоминаний о Вэй Ине; к ребёнку, который любил Вэй Ина вместе с ним тогда, когда никто больше не любил.

Лицо Лань Цижэня слегка смягчается, когда он слышит слова, которых Лань Ванцзи не произнёс.

- Я понимаю, что ты желаешь защитить этого мальчика, Ванцзи, но кто он такой, что ты зовёшь его своим сыном?

Лань Ванцзи не отвечает на вопрос, но вместо этого говорит:

- Он мой сын, и я дам ему своё имя.

Его тон не допускает ни возражений, ни дальнейших комментариев. Он пытается сесть, но его раны не позволяют. Тогда он опускает голову, сосредотачивает взгляд на пространстве между дядей и братом и говорит:

- Учитель, старший брат, Лань Юань - мой сын. Пожалуйста, позвольте Ванцзи растить его как собственного; пожалуйста, обращайтесь с ним как с собственным, с той заботой, которою вы дали Ванцзи.

Лань Цижэнь сохраняет каменное лицо, и Лань Ванцзи видит груз вины, тяжело лёгший на плечи Лань Сичэня. Но он знает: они столкнулись с просьбой любимого племянника, любимого брата, который так редко просил о чём-либо, который рисковал жизнью и здоровьем ради одного-единственного ребёнка, беспокойно спящего рядом с ним - и как они могут не согласиться?

****

Лань Ванцзи возвращается в сознание, ища ребёнка, которого он принёс домой. Хотя ни Лань Цижэнь, ни брат не упрекнули его в том, что он рискнул отправиться на гору Луаньцзан прежде, чем его раны затянутся, когда он смотрит на спящего, находящегося в лихорадке мальчика, лежащего на кровати рядом, он не может заставить себя жалеть об этом. Его спина горит от боли, его тело сжигает лихорадка, там, где раньше всегда было сердце, зияет дыра и мир кажется таким ужасающе мрачным - но, смотря на это дитя, которое он нашёл среди запустения и отчаяния, дитя, которое было последней его связью с Вэй Ином, напоминало Вэй Ина, напоминало обещание, что они дали прежде, прежде, прежде чем-

Лань Ванцзи убирает волосы с лица А-Юаня и даёт то обещание снова. Защищать слабых, побеждать зло. И сегодня он обещает всегда помнить.

****

Лань Юань знает много вещей: что ему пять, что он любит кроликов, что двоюродный дедушка морщится, когда он бегает и кричит "Гэгэ!" изо всех сил в тихом доме, который никогда не покидает его отец. Двоюродный дедушка гораздо счастливее, когда он шепчет (даже если тот всё равно называет его шёпот громким) и спокойно подходит к отцу, который сегодня выглядит не таким грустным, как обычно. Лань Юань знает, что мужчина, которого он зовёт отцом, на самом деле не его отец, но он также знает, что это тот же человек, которого он увидел, когда лихорадка прошла, и что он в безопасности с ним. Он знает, что этот человек водит его посмотреть на кроликов, которых он любит, расчёсывает его волосы, кормит его и купает; так кто может сказать, что Лань Ванцзи не его отец? Лань Юань называет его папой, вот и всё, что имеет значение.

Сегодня Лань Юаню пять, и они в цзинши с дядей и двоюродным дедушкой. У отца лента в руке, и хотя его лицо не выражает эмоций, Лань Юань думает, что оно сегодня мягче и не такое грустное. Двоюродный дедушка, как всегда суровый, с лицом, напоминающим Лань Юаню грозовые тучи, сидит рядом с отцом и безмолвно наблюдает; подле него - дядя, улыбающийся, улыбающийся как всегда.

Он знает, что лента в отцовской руке важна. Ему пока не сказали, почему, но Лань Юань чувствует это своим пятилетним сердцем, чувствует, что она имеет такой же вес, как слова "папа" и "Ханьгуан-цзюнь". Когда отец подзывает его, и Лань Юань быстро идёт (почти не бежит, двоюродный дедушка будет доволен) и садится перед ним, он чувствует, что слова, которые отец скажет ему сегодня, тоже очень важны.

- Лань Юань, - начинает отец, и Лань Юань выпрямляется, потому что отец никогда не использует его полное имя без причины. Лань Ванцзи разворачивает бледно-голубую ленту, маленький кусочек металла в форме облака ложится в его ладонь. - Ты знаешь, что это?

Лань Юань быстро кивает.

-Двоюродный дедушка сказал, что это знак адепта Лань, который помогает сохранять сдержанность, - послушно декламирует Лань Юань, и Лань Ванцзи кивает.

- Это знак адепта Лань, которым ты теперь и являешься. Нося его, помни правила, которыми руководствуются наш клан.

Лань Юань кивает. Правил больше четырёх тысяч, но он запомнит их все. Отец подаёт ему знак, и он поворачивается, положив ладони на колени, холодный металл касается тёплой кожи, а ловкие руки затягивают узел позади головы. Тяжесть странная, но комфортная. Отец вновь заговаривает, голосом более мягким, чем прежде, и Лань Юань думает, что он звучит грустно:

- Никто не должен трогать твою ленту, кроме тебя самого, твоих родителей и... - заминка в его речи почти незаметна, - ...твоего партнёра. Снимай её только тогда, когда ты с теми, кому доверяешь.

Лань Юань поворачивается, чтобы посмотреть на отца. Кажется, что, хотя отец смотрит на него, его мысли где-то очень далеко. Где именно - Лань Юань не знает. Наконец Лань Ванцзи берёт кисть со стола, погружает её в чернила и аккуратно, размеренными движениями пишет на белом пергаменте. Лань Юань всматривается в два символа, незнакомые, написанные правильными, элегантными штрихами.

- С сегодняшнего дня ты становишься полноценным адептом клана Лань. С сегодняшнего дня ты Лань Сычжуй, мой сын.

Лань Юань видит, как дядя при этих словах оживляется.

- Сычжуй? - переспрашивает Лань Сичэнь.

Вопрос повисает в воздухе. Лань Юань снова смотрит на символы и пытается запомнить их значение. Чтобы вспоминать, помнить, желать, жаждать.

Лань Ванцзи лишь кивает в ответ. Лицо двоюродного дедушки позади него походит на камень.

- Сычжуй.

Лань Юань вздрагивает, потому что теперь это его имя, и он должен начать отзываться на него, и обращает внимание на отца.

- Эта лента отмечает тебя как адепта клана Гусу Лань. Я даю тебе имя Лань Сычжуй как твой отец. Если кто-то усомнится в твоём присутствии здесь, вспомни о ленте на своём лбу и об имени, что я дал тебе сегодня. Не позволяй никому заставить себя сомневаться в положении, которое ты занимаешь как адепт и как мой сын.

Лань Юань выпрямляет спину при этих словах.

- Так Ханьгуан-цзюнь правда теперь мой отец? - спрашивает он. Лань Сичэнь улыбается, пока Лань Цижэнь шевелится, чтобы заговорить.

- Да. Лань Ванцзи официально усыновил тебя, и твоё имя было внесено в список нашей семьи. Подчиняйся нашим правилам и подчиняйся своему отцу, не позорь свой клан, семью и имя. Ты начнёшь учиться с остальными в следующем семестре. Добро пожаловать, Лань Юань, Лань Сычжуй.

Ничего больше он не произносит, лицо его ничего не выражает, но, когда он замечает, как внимательно ребёнок смотрит на него, Лань Цижэнь позволяет себе слегка улыбнуться.

На лице Лань Юаня расцветает ответная улыбка. Он встаёт и бросается обнимать своего отца (своего отца!), который ловит его и обнимает в ответ, пускай и немного сдержанно, затем он неуклюже кланяется Лань Цижэню и Лань Сичэню так, как его учили. Лань Сичэнь со снисходительной улыбкой элегантно кланяется в ответ, Лань Цижэнь лишь смотрит и кивает в знак признательности.

Лань Юаню пять, и сегодня он знает, что он Лань Сычжуй, знает, что у него есть отец и семья, и знает, что у него есть дом.

****

Лань Сычжуй учит настроения своего отца, учится читать изгиб его брови, едва заметные движения рта, сужение глаз. Он учится узнавать грусть в глазах отца, иногда всплывающую на поверхность, но больше он любит слабые улыбки, что отец дарит ему.

Иногда в тишине Лань Сычжуй думает, как не хватает звука флейты, играющей скорбную мелодию. Эта непрошеная тоска приходит, когда его отец отдыхает, медитирует или просто смотрит наружу из цзинши, и его разум в тысячах ли отсюда. Порой она приходит в тишине перед отбоем, и неподвижность вечера заставляет его потерять покой. Иногда Лань Сычжуй гадает: что заставило отца скорбеть так тихо и так долго, почему отец смотрит на него, как на нечто бесконечно прелестное и в то же время потерянное. Иногда его отец играет одни и те же ноты на гуцине, раз за разом, ища и ища, но никогда не находя.

Иногда он задаётся вопросом, кого так ждёт его отец. Иногда, иногда.

Иногда, когда Лань Ванцзи погружается в мысли, туда, куда Лань Сычжуй не может последовать, Лань Сычжую хочется положить свои маленькие руки на большие отцовские и сказать ему: я здесь, папа. Иногда он делает это, и отец поправляет его, говоря "отец", и говорит: "Ты здесь, со мной", и его взгляд кажется чуть менее потерянным, хотя бы ненадолго. Но Лань Сычжую всегда будет интересно, о ком думает отец в такое время, и он будет класть голову отцу на колени, по-своему напоминая ему, что он тоже здесь.

****

Лань Сычжуй спрашивает о своих родителях однажды вечером, когда Лань Ванцзи расчёсывает его волосы. Лань Ванцзи знает, что это было неизбежно, и всё равно не может успокоиться, когда Лань Сычжуй поднимает тему перед ужином. Лань Сычжуй его сын во всём, кроме крови, и всем в Облачных Глубинах ясно, что Лань Сычжуй обожает Ханьгуан-цзюня. И вот, Лань Ванцзи спокойно расчёсывает волосы Лань Сычжуя, ожидая вопросов.

- Отец?

Лань Ванцзи хмыкает в ответ.

- Почему у меня нет мамы? - руки Лань Ванцзи застывают в движении. После небольшой паузы нежное расчёсывание возобновляется.

- Она скончалась, - звучит ответ. Лань Сычжуй испускает тихий вздох разочарования.

- Это её ты ищешь, когда играешь на гуцине? - спрашивает он.

- Нет, - было ответом, расчёсывание не прекратилось. Лань Сычжуй ненадолго затихает.

- Ты любил её?

Расчёсывание вновь прекратилось.

- Я не знал её, - честно отвечают ему, продолжая расчёсывать волосы. - Но я знал того, кто любил тебя так же, как и я, если не больше - если такое возможно.

Лань Сычжуй поворачивается к нему с явным удивлением на лице. Лань Ванцзи медленно, нежно пропускает его волосы сквозь пальцы.

Румянец появляется на щеках Лань Сычжуя прежде, чем он устраивается на коленях Лань Ванцзи, обнимая его руками и зарываясь лицом в его живот. Руки Лань Ванцзи оборачиваются вокруг него с лаской, нежно поглаживают его волосы, и он слабо улыбается. Через несколько минут Лань Сычжуй снова смотрит на своего отца.

- Кого ты ждёшь? - спрашивает он. Улыбка на лице отца меркнет, руки вокруг него сжимаются.

- Того, кто любил тебя так же, как я, - вот и всё, что говорит его отец. Он изучает лицо сына, погружаясь глубоко в мысли. - Почему ты спрашиваешь?

- Цзинъи спросил меня сегодня, почему у меня нет мамы, - отвечает Лань Сычжуй, скользя взглядом по полу. Лань Ванцзи хмурится.

- Должен ли я поговорить с Лань Цзинъи? - мягко спрашивает он. Лань Сычжуй трясёт головой.

- Всё в порядке, он извинился после того, как отдал мне свою рисовую кашу. Потом мы пошли смотреть на твоих кроликов, и мне стало лучше, - говорит он и использует всю силу своей полулунной улыбки на отце, прежде чем продолжить, - но я всё равно хотел тебя спросить.

Лань Ванцзи знает эту улыбку, которой Лань Сычжуй пользуется, чтобы очаровать Лань Цижэня. В ней - призрак другой улыбки, и его сердце пропускает удар.

- Ты уверен? - спрашивает он всё равно, и Лань Сычжуй уверенно кивает. Лань Ванцзи заключает его в объятья, отмечая с лёгкой грустью, что недолго ещё сможет держать его вот так. Лань Сычжуй кивает и снова обнимает отца, бормоча мягкое "да" в волосы Лань Ванцзи.

Мгновение спустя Лань Ванцзи подаётся назад и смотрит на сына с серьёзным выражением на лице.

- Сычжуй, - произносит он, колеблясь, - того, что я даю тебе - достаточно?

Лань Сычжуй кивает уверенно, крепко обнимая отца.

- Когда отец со мной, я знаю, что я в безопасности и что всё в порядке. Отец - лучший в мире!

Лань Сычжуй довольно хмыкает с улыбкой на лице.

Лань Ванцзи почувствовал, как его сердце остановилось и застучало снова. Если прежде его сердце останавливалось и начинало биться только повинуясь дисциплине и привычке, то в этот раз это произошло благодаря любви к ребёнку в его руках. Впервые с того ужасного дня Лань Ванцзи увидел проблеск надежды на то, что всё будет в порядке.

****

Лань Сычжуй - счастливый, серьёзный ребёнок, настолько счастливый, каким может быть живущий в строгости и тщательной дисциплине. В возрасте шести лет он переезжает в общие комнаты ко всем другим ученикам на горе; так начинается трудное задание по запоминанию более чем четырёх тысяч правил. Он переезжает из цзинши в общие комнаты и присоединяется к другим ученикам с некоторой грустью; ночи подле Ханьгуан-цзюня - отца - всегда были наполнены комфортной тишиной и звуками гуциня, кроме того, пребывание около Ханьгуан-цзюня утешало, когда он приспосабливался к жизни в Облачных Глубинах.

Он не помнит свою жизнь до того, как попал сюда, только то, что она была. Он иногда чувствует, будто она был шумной, и всегда ищет звуки в тихом, сонном поселении в горах. Он учится теперь, как быть тише, управлять голосом; как перестать бегать и вместо этого ходить быстро и бесшумно по коридорам и каменным ступеням; как называть отца не отцом, а Ханьгуан-цзюнем на публике.

Он не помнит свою предыдущую жизнь или людей из неё, но иногда Лань Сычжуй вспоминает тёплое прикосновение к плечам. Во снах он чувствует тёплые руки, окружающие его, и зов: "А-Юань, А-Юань, не ходи к пруду", или сильные руки, держащие его, и угрозы закопать вместе с редиской.

Иногда Лань Сычжуй просыпается и тянется к тем самым рукам, но не находит их; он больше не помнит, кому они принадлежали. Иногда он чувствует порыв обнять отца за ноги - привычка, от которой он избавился под мягкими инструкциями и командами дяди, и иногда холодными дождливыми днями он скучает по старушке из своих снов.

Но пока он не помнит прошлого, он непрерывно изучает своё настоящее. Хотя он переехал в общие спальни, Лань Сычжуй по-прежнему ходит в цзинши, когда может, проводя время с человеком, которого называет отцом на рассвете и ночью, прежде, чем день начинается, и прежде, чем заканчивается.

Он узнаёт, что Лань Ванцзи не часто касается его или хвалит. Вместо этого отец всегда следит, чтобы лента Лань Сычжуя была идеально затянута каждое утро, ровно лежала на его лбу, узор облаков был ясно виден всем. Он следит, чтобы волосы Лань Сычжуя были аккуратно расчёсаны и стянуты сзади, одежды - безукоризненно чисты, осанка - прямой.

Лань Сычжуй узнаёт, что, хотя отец может не держать его так, как люди в его снах, он выражает свою заботу иначе. Ночью, прежде чем колокол подаст сигнал об отбое, отец расчёсывает его волосы, медленно распутывает колтуны, образовавшиеся за день, гребнем или длинными мозолистыми пальцами. Отец расчёсывает его растущие волосы спокойными движениями, слушая его истории, которые он держал при себе во время ужина и может рассказать теперь, перед сном, жестикулируя, пока Лань Ванцзи слушает, изредка хмыкая или комментируя.

Лань Сычжуй узнаёт, что, хотя отец не из тех, кто любит объятия, когда колокол зовёт есть, в цзинши всегда будет пища и свободные уши после неё. После занятий всегда будет твёрдая рука, направляющая его, точные слова, помогающие исправится, или тёплые, доказывающие, что работа выполнена хорошо. Хотя отец не может быть с ним, когда он идёт по Облачным Глубинам, он никогда не чувствовал ничего похожего на одиночество.

Это особенно верно, когда тени приходят и отказываются уходить. В дни, когда его одолевает чужеродное сожаление и тоска по тому, чего он не помнит, Лань Сычжуй знает, что рядом всегда будут сильные руки, которые удержат его, дадут понять, что он не один.

Он узнаёт, что, хотя его отец изолирован в Цзинши, не посещаемый никем, кроме Лань Сичэня, в любое время, днём и ночью, какой бы ни была причина, если он постучит в дверь Цзинши и позовёт "папа?", дверь всегда откроется.

****

В день, когда он пообещал помнить, Лань Ванцзи дал ещё несколько обещаний, более маленьких, но не менее важных: у его ребёнка всегда будет еда, которую они всегда будут есть вместе, сколько бы ран ни появилось на спине Лань Ванцзи, вернётся его аппетит или нет. Он будет вставать с солнцем, чтобы поприветствовать дитя, которому он дал имя; он взрастит его так, что никто не станет придираться к нему или задавать вопросы о его происхождении и положении в Облачных Глубинах. Он взрастит его в память о Вэй Ине и научит его тому, что правильно, что честно и что справедливо. Он защитит его ценой своей жизни. Он будет любить дитя, кем бы оно ни стало.

Лань Ванцзи пообещал себе, что его сын не будет нуждаться во внимании, и это обещание подверглось испытанию почти сразу же перед тем, как он ушёл в затвор. Он принял наказание трёхлетнего затвора, но также потребовал позволить Лань Сычжую посещать Цзинши в любое время по любой причине. И хотя это вызвало неодобрение старейшин и его дяди, Лань Ванцзи твёрдо стоял на своём.

- Неужели сын Ванцзи будет отвергнут отцом? Неужели сын Ванцзи будет стоять на коленях перед дверями, которые не откроются? Неужели сын Ванцзи познает боль одиночества в таком юном возрасте? - спрашивал Лань Ванцзи тихо и твёрдо, пробуждая воспоминания, которые они все предпочли бы забыть, пока означенный сын спал на его кровати.

Недовольство дяди было очевидно по его лицу:

- Многие годы ты верил в нашу мудрость; ты никогда не допускал и тени сомнений в том, что мы желаем тебе только добра. Вэй Усянь и впрямь дурно на тебя повлиял, Ванцзи.

- Вы говорите, что Вэй Усянь повлиял на Ванцзи, сбив его с правильного пути. И всё же не Вэй Ин желает закрыть двери перед сыном Ванцзи, хотя он убедился, что все двери закрыты для него самого, - ответил Ванцзи, фокусируя взгляд на дяде и брате. На мгновение боль утраты исчезла из его глаз, но затем в них снова вернулась пустота.

В итоге Лань Цижэнь, не найдя, что ответить, поддался требованию Лань Ванцзи.

Таким образом, Лань Ванцзи сдержал самое важное обещание, данное в тот день: у Лань Сычжуя никогда не будет причины сомневаться в любви отца.

****

После того, как затвор Лань Ванцзи закончился, и он уделил внимание своим обязанностям, он отправился с Сычжуем на полянку с кроликами. Когда отец и сын сели на траву, кролики прискакали к ним, поздоровались с ними любознательным сопением и тыкались носами в их ноги. Кролики столпились вокруг них в приветствии: они скучали по Лань Ванцзи.

Обрадованный Лань Сычжуй поднимает одного и сажает на колени. Лань Ванцзи берёт ещё двух и сажает туда же, когда Лань Сычжуй начинает с энтузиазмом рассказывать о том, что они с Лань Цзинъи сделали сегодня, чтобы разозлить Учителя.

Пока Лань Сычжуй продолжает рассказывать отцу об уроках и возражениях Лань Цзинъи (особенно по поводу правил об управлении голосом), Лань Ванцзи продолжает класть на его колени и позади него кроликов, которые прыгают, взбираясь на маленького человека. Лань Сычжуй, побеждённый количеством кроликов, сдаётся и ложится в траву, хихикая, пока всё больше и больше их приходит обнюхивать его. Лань Ванцзи помещает ещё больше кроликов на маленькую грудь Лань Сычжуя, хороня его под комками меха.

- Папа! Папа! – едва ли не визжит Лань Сычжуй, хихикая, пока Лань Ванцзи достаёт морковку, чтобы побудить кроликов взобраться на сына. - Они щекочут меня!

Лань Сычжуй смеётся ещё сильнее, когда больше кроликов запрыгивает на него, с любопытством изучая человечка.

Решив, что сын погрузился в достаточное количество кроликов, Лань Ванцзи подаётся назад, наблюдает, как они носятся по Лань Сычжую, и его сердце наполняется нежностью. Он берёт одного из старых, спокойных кроликов и кладёт его на колени, с удовольствием наблюдая, как играет его сын.

Наконец, когда Лань Сычжуй выдыхается и, устав, дремлет у него на коленях, Лань Ванцзи поднимает сына на руки, чтобы отнести обратно в цзинши. Лань Сычжуй шевелится, проснувшись от ходьбы, и широко зевает:

- Время играть закончилось, отец? - спрашивает он сонно.

Лань Ванцзи хмыкает, смахивая пот со лба Лань Сычжуя и убирая его чёлку на бок. Лань Сычжуй выглядит неряшливо сегодня, его белые робы покрылись следами лапок, лента съехала, волосы растрепались, а пучок безнадёжно спутался. В таком виде он напоминает Лань Ванцзи их первую с А-Юанем встречу, и на мгновение он чувствует, как призрак памяти положил ледяную руку на его сердце.

Но нет, здесь и сейчас у Лань Сычжуя пухлые и розовые от смеха щёчки, волосы покрыты травой и кроличьим мехом, он, тяжёлый и тёплый, как солнце, опустил голову на плечо Лань Ванцзи, его несут так, как он привык, когда ему было четыре.

Переполнившись любовью, Лань Ванцзи поправляет лобную ленту сына и улыбается ему, нежно гладя по голове так же, как привык гладить Вэй Ин. Лань Сычжуй отвечает ему ослепляющей улыбкой.

В этот момент Лань Ванцзи понимает, что никого среди живых не любит так, как любит своего сына.

- Спасибо, что поиграл со мной сегодня, отец! - весело говорит Лань Сычжуй. - Можем мы играть побольше каждый день, раз тебе теперь можно выходить из цзинши?

Лань Ванцзи чувствует укол вины при этих словах, но он знает, что затвор был необходимым наказанием. Три года едва смогли облегчить боль утраты, но он знает, что медитации сделали его разум чище, а решимость - сильнее. Если три года изоляции – цена того, чтобы видеть улыбку А-Юаня каждый день, Лань Ванцзи заплатил бы и в тысячу раз больше.

- Когда у тебя не будет уроков, - разрешает он, и Лань Сычжуй радостно восклицает. Лань Ванцзи прижимает палец к его губам и Лань Сычжуй зажимает рот руками.

- Ура-а-а! - шепчет он, и Лань Ванцзи снисходительно улыбается. Он опускает Лань Сычжуя на землю, но продолжает держать его за руку, пока они спускаются с горы вместе. Ученики удивлённо наблюдают, как Ханьгуан-цзюнь идёт рука об руку со своим болтающим сыном, периодически хмыкая, чтобы показать, что слушает. Никто не говорил о том, что вежливый, почтительный и старательный Лань Сычжуй, появившийся внезапно, - сын Ханьгуан-цзюня; Лань Ванцзи полагал, что теперь это изменится.

Но когда его сын рассказывает ему о правилах, которые он выучил сегодня, и спрашивает, почему им нельзя разговаривать за ужином (или почему правил больше четырёх тысяч, папа? Кто придумал их? А кто-то ещё злил Учителя?), он понимает, что ему плевать на мнение других. Вместо этого, когда он гуляет с болтающим мальчиком по Облачным Глубинам, и затем, в цзинши, когда он распутывает волосы сына и подталкивает его к ванне, когда мягко моет его волосы и его самого так, как он привык делать, когда Лань Сычжуй был младше, он понимает, что его сердце полно тихой радости и ошеломляющей любви, которые, как он думал, были давно потеряны. Хотя свет его жизни был теперь потерян во тьме, он думает, что, может быть, тьма не вечна, не тогда, когда рядом есть его сын.

И так, словно маленькое семя, посаженное в саду, жизнь и надежда вновь начали прорастать в Лань Ванцзи. Мёртвые, возможно, никогда не вернутся, но Лань Ванцзи может растить живых в надежде, любви и памяти - и когда он желает сыну спокойной ночи, он знает, что этого достаточно.