Оглавление.. Введение.

Оглавление.

Введение……………………………………………………………стр 3

Глава 1……………………………………………………………...стр 4

Глава 2……………………………………………………………..стр 10

Глава 3……………………………………………………………..стр 20

Вывод………………………………………………………………стр 27

Источники………………………………………………………….стр 27

Литература………………………………………………………….стр 28

Введение.

Александр III находился на престоле тринадцать с половиной лет и умер 49 лет от роду, заслужив ещё при жизни звание "Царь-Миротворец", так как за время его правления не пролилось ни капли русской крови на полях сражений.

Но более ста лет фигура предпоследнего русского царя служит мишенью для самых нелицеприятных оценок: личность Александра III подвергается разнузданным выпадом и тенденциозной критике.

Так в чём же причина создания фальшивого образа Царя-Миротворца? Причина проста: Император не восхищался Западом, не поклонялся либеральным идеям, считая, что буквальное насаждение иноземных порядков станет бедствием для России. Отсюда — непримиримая ненависть к этому Царю со стороны западников всех мастей.

Однако Александр III не был узким ненавистником Запада, с порога отвергающим всё то, что не имело родового печати: "сделано в России". Для него русское было первичным и особо значимым не потому, что оно — лучшее в мире, а потому что оно - родное, близкое, своё. При Императоре Александре III по всей стране впервые прозвучали слова: "Россия — для русских и по-русски". И хотя проблемы и беды в русской жизни он прекрасно осознавал, но ни на минуту не сомневался, что преодолевать их следует, лишь опираясь на собственное чувство понимания долга, ответственности и понимания истории и духа родной страны, не обращая внимания на то, что скажет об этом какой-нибудь " генерал Лорис-Меликов".

За почти двести лет это был первый правитель, который не только не домогался "любви Европы", но даже не интересовался тем, что о нём там говорят и пишут. Однако именно Александр III стал тем правителем, при котором без единого оружейного выстрела Россия стала завоёвывать моральный авторитет великой мировой державы. Импозантный мост через Сену в самом центре Парижа, носящий имя Русского Царя, навсегда остался ярким тому подтверждением.

Глава 1

130 лет назад, 13 марта 1881 года, на престол Российской империи вступил новый император Александр III, вошедший в историю как Царь-Миротворец. Ему тогда только исполнилось 26 лет: он родился 10 марта 1845 года в семье тогда еще наследника российского престола Александра Николаевича, будущего царя Александра II Освободителя. В младенчестве великий князь поражал родственником внешним сходством с императором Павлом I. От прадеда Александру Александровичу передалось стремление к уединению, любовь к искусству (он собирал коллекцию живописных полотен и играл в домашнем оркестре), привязанность к Гатчине. Уже в детстве великий князь отличался крепким и мощным телосложением, за, что вдовствующая императрица Александра Федоровна называла его «мой мужичок», а в семье за ним закрепилось шутливое прозвище «бульдожка».

Оценки царствия Александра III историки и публицисты зачастую дают резко противоположные – в зависимости от собственных политических взглядов. Но в отношении личности самого Александра Александровича большинство из них (за исключением совсем уж крайних радикалов) придерживаются в целом положительных оценок.

Надо отметить, что изначально Александра не готовили для царствования: наследником престола должен был стать его старший брат Николай. Поэтому, по установившейся в семье Романовых традиции, Александр, как и его младшие братья, был предназначен к военной стезе, и получал соответствующее образование. «Александр III совсем не приготовлялся быть императором» – писал позднее в своих воспоминаниях Сергей Витте, один из известных государственных деятелей России конца ХХ – начала ХХ вв. – «Можно сказать, он был несколько в загоне: ни на его образование, ни на его воспитание особого внимания не обращали»[1]. Окружающие восхищались способностями Николая Александровича, в то время как его младшие братья оставались в его тени. Вместе с тем для Александра Александровича, милый «Никса» (так он называл старшего брата) стал образцом подражания на протяжении всей оставшейся его жизни.

Внешностью, характером, привычками и самим складом ума Александр III мало походил на своего отца, да и вообще на кого-либо из своих державных предков. Император отличался огромным ростом, от его исполинской фигуры веяло силой и мощью. В юности он обладал исключительной силой – пальцами гнул монеты и ломал подковы, к старости сделался тучным и громоздким, но и тогда, по свидетельству современников, в его фигуре было что-то грациозное. Он был совершенно лишен аристократизма, присущего его деду и отчасти отцу. Даже в его манере одеваться было что-то нарочито непритязательное. Его, например, часто можно было видеть в солдатских сапогах с по-простецки заправленными в них штанами. В домашней обстановке он надевал русскую рубаху с вышитым на рукавах цветным узором. Отличаясь бережливостью, часто появлялся в поношенных брюках, тужурке, пальто или полушубке, сапогах. По свидетельству Витте, во время поездки императора по Юго-Западной железной дороге постоянно приходилось видеть, как камердинер Александра III Котов штопал рваные штаны царя.

Все тот же Витте также отмечал: «Император Александр III был совершенно обыденного ума, пожалуй, можно сказать, ниже среднего ума, ниже средних способностей и ниже среднего образования… У императора Александра III был небольшой ум рассудка, но у него был громадный, выдающийся ум сердца». И при этом «он своей наружностью, в которой отражался его громадный характер, прекрасное сердце, благодушие, справедливость и вместе с тем твердость, несомненно, импонировал, и, как я говорил выше, если бы не знали, что он – император, и он бы вошел в комнату в каком угодно костюме, – несомненно, все бы обратили на него внимание»[2].

Некоторые мемуаристы упрекали Александра Александровича в грубости. Другие уточняли, что хотя он и впрямь регулярно обзывал даже высших сановников в лицо «скотами» и «канальями», но делал это добродушно и беззлобно, а личные просьбы «каналий» и «скотов» всегда добросовестно старался удовлетворить.

Наследником великий князь Александр Александрович стал после смерти своего старшего брата Николая, который скончался в Ницце 24 апреля 1865 года. Смерть любимого «Никсы» стала для Александра Александровича потрясением, которое он запомнит на всю жизнь. Но вместе с тем, смерть старшего брата, переживания, вызванные ею, способствовали духовному росту и возмужанию Александра III. Несколько дней после смерти Николай, исполненные нечеловеческого напряжения, принесли Александру Александровичу тот бесценный жизненный опыт, какой и не могли дать годы ученических занятий. Подводя житейские и философские итоги 1865 года, Александр III записал в своём дневнике: « Это было прощание с моей молодостью и с моей отчасти беспечной жизнью. Теперь настаёт совсем другое время — серьёзное».

Ставши нежданно-негаданно наследником престола, Александр Александрович вынужден был ускоренно вживаться в совершенно новый и до сего момента чуждый ему образ, осваивать сложные навыки и знания, которые требовали его новые обязанности. Наследник отдавал себе отчет в слабости своей подготовки и, будучи от природы застенчивым, со страхом думал о предстоящей ему необходимости быть лидером самой большой страны в мире. Но именно тогда у Александра III сложились те черты характера, которые проявятся впоследствии еще с большей ясностью. Чрезвычайно скромный и даже недоверчивый к себе, по свидетельствам преподавателя Ф. Г. Тёрнера, наследник проявлял чрезвычайную твердость своих убеждений: «Он всегда спокойно выслушивал все объяснения, не вдаваясь в подробное возражение тех данных, с которыми он не соглашался, но под конец довольно просто и категорично высказывал своё мнение»[3]. Наследник прошёл дополнительный курс наук, необходимых для управления государством. В 1865 и 1866 годах ему был прочитан курс русской истории Сергеем Соловьёвым. Именно его курс сильно повлиял на наследника. Одним из главных его сюжетов наряду с формированием русской государственности, являлось также история создания империи путём вхождения в состав России многих народов Европы и Азии. Изучение и историческое осмысление этой проблематики было для Александра Александровича в высшей степени полезно и плодотворно, поскольку именно вопрос о самодержавной власти и национальный вопрос станут важнейшими направлениями внутренней политики его царствования. Его учителем права в 1866 году стал Константин Победоносцев, оказавший огромное влияние на мировоззрение цесаревича. Курс военной истории, тактики и стратегии – Михаил Драгомиров, в будущем – выдающийся военачальник. Подготовка наследника по земским делам была поручена, по рекомендации князя Мещерского, Николаю Александровичу Качалову, который сопровождал наследника в его путешествии по России.

После смерти Соловьева Александр писал его вдове, что «делит со всеми русскими людьми скорбь об этой невозвратимой потере и чтит в нем не только ученого и талантливого писателя, но и человека добра и чести, верного сына России, горячо принимавшего к сердцу и в прошедших и будущих судьбах ее все, что относится к ее славе, верно хранившего в душе своей святую веру и преданность Церкви как драгоценнейший залог блага народного»[4]. Этими чувствами любви к историческому прошлому России и преданностью Церкви, по единодушному мнению современников, был преисполнен с юных лет и сам Александр.

После смерти брата Николая, летом 1866 года Александр Александрович поехал путешествовать по Европе. Затем он заехал в Копенгаген к невесте покойного брата, которую полюбил при первой встрече. По дороге он писал отцу: «Я чувствую, что могу и даже очень полюбить милую Минни, тем более что она так нам дорога. Даст Бог, чтобы все устроилось, как я желаю. Решительно не знаю, что скажет на все это милая Минни; я не знаю её чувства ко мне, и это меня очень мучает. Я уверен, что мы можем быть так счастливы вместе. Я усердно молюсь Богу, чтобы Он благословил меня и устроил моё счастье». 17июня 1866 года состоялась их помолвка в Копенгагене, а через три месяца наречённая невеста прибыла в Кронштадт, 12 октября в Соборной церкви Зимнего дворца Дагмара приняла православие и миропомазание, а на следующий день состоялся обряд обручения и наречения её новым именем — великой княжной Марией Фёдоровной. Браковенчание было совершено в Большой церкви Зимнего дворца 28 октября 1866 года. После него супруги жили в Аничковом дворце, где провели несколько недель даже после восшествия Александра на престол.

Несмотря на трагические обстоятельства, предшествовавшие этой женитьбе, брак Александра Александровича и Дагмары (в православии – Марии Федоровны) оказался крепким и счастливым. Даже недоброжелатели Александра III признают, что, в отличие от отца, деда, братьев и племянников, он был образцовым семьянином, исключительно преданным своей супруге. Подобную твердость семейных нравов он впоследствии пытался внедрить и в семействе Романовых, да и в русском обществе в целом, но, к сожалению, не очень в этом преуспел. Стоит также отметить, что Александр Александрович был и одним из самых набожных русских государей, напоминая этим своего далекого предка Алексея Михайловича. Простая и прямая душа Александра не знала ни религиозных сомнений, ни религиозного притворства, ни соблазнов мистицизма. Он твердо держался православных канонов, всегда до конца выстаивал службу, истово молился и наслаждался церковным пением. Государь охотно жертвовал на монастыри, на постройку новых храмов и восстановление древних. При нем заметно оживилась церковная жизнь.

Будучи истинным патриотом, Александр, также был активным сторонником вступления России в войну за освобождение Болгарии от турецкого ига. Он сам принимал участие в этой войне, командуя Рущукским отрядом из двух армейских корпусов, удерживая восточный фланг российских войск. Отношения с главнокомандующим – родным дядей Николаем Николаевичем – у него складывались в это время не самые теплые. Главком считал участок фронта племянника относительно спокойным и поэтому не спешил посылать ему подкрепления, хотя турки несколько раз контратаковали Рущукский отряд и дважды ставили его в критическую ситуацию. Цесаревичу и его войскам удалось отбить натиск противника и разгромить его превосходящие в несколько раз силы на реке Мечка. Однако главнокомандующий по-прежнему считал, что на восточном участке фронта ничего экстраординарного не происходит по сравнению с постоянными кризисами под Плевной и Шипкой. И, что особенно возмущало Александра Александровича, дядя регулярно клал под сукно направляемые ему представления на награждения офицеров и солдат Рущукского отряда. В конце войны Александр Александрович устроил Николаю Николаевичу крупный скандал, который пришлось улаживать самому императору Александру II. Императорское вмешательство, впрочем, привело к другой крайности: на Рущукский отряд высыпался такой наградной дождь, что в оторопь пришли военные всех прочих русских частей; достаточно сказать, что более трети награжденных по итогам войны частей оказалась относящимися к сравнительно небольшому Рущукскому отряду.

Многие историки утверждают, что именно личное участие Александра Александровича в этой кампании породило у него стойкую нелюбовь к войне как таковой. И именно поэтому во время своего царствования он старался разрешать конфликтные ситуации мирным путем, не доводя дело до военных действий.

Глава 2

Внутреннее состояние Российской империи ко времени вступления Александра на престол не способствовало чрезмерному проявлению военной активности на внешнеполитической арене. Стоит напомнить, что императором Александр стал после убийства его отца, Александра II, революционерами партии «Народная воля». Именно эта трагедия, завершившая царствование императора-реформатора, и привела во многом к тому «торжеству реакции» в царствование Александра III, о котором так любят говорить авторы либеральной и социалистической ориентации.

Военный историк и сторонник самодержавной монархии Антон Керсновский писал по этому поводу: «Царствование императора Александра III именуется «эпохой реакции». Если слово «реакция» понимать в его обывательском и упрощенном смысле как противовес «либеральным реформам», усиление полицейских строгостей, стеснение печати и тому подобное, то этот термин здесь, конечно, уместен. Но если под «реакцией» понимать ее первоначальное и единственно правильное значение, то характеризовать этим клиническим термином внутреннюю политику Российской империи 80-90-х годов не приходится. Реакцией называется активное противодействие разрушительным возбудителям человеческого организма, а перенеся этот термин в плоскость политики – организма государственного. Противодействие это вращается в выработке организмом противоядий этим разрушительным началам, в государственной жизни эти противоядия именуются национальной доктриной – твердой народной политикой»[5].

Хотя сам Александр III поначалу как минимум отнюдь не придерживался «реакционных взглядов» – ну, если не считать его обещания (кстати, достаточно скоро исполненного) непременно казнить всех пойманных цареубийц в ответ на обращения «прогрессивной общественности» с просьбами об их помиловании.

В январе 1881 года министр внутренних дел граф М.Т. Лорис-Меликов предложил Александру II свою программу. В первой ее части предусматривались расширение прав земств, печати, частичная децентрализация административного управления, некоторые финансовые и экономические меры, завершение крестьянской реформы. Разработку этих мероприятий предлагалось осуществить во временных подготовительных комиссиях с широким участием в них представителей от земств и городских дум. Этот проект получил название «конституции Лорис-Меликова». Утром 1 марта Александр II подписал эти бумаги и приказал опубликовать их в «Правительственном вестнике», но после его смерти они не могли быть обнародованы без согласия и подписи нового государя.

Лорис-Меликов обратился к Александру III с вопросом, не следует ли приостановить опубликование этого документа. Император, не колеблясь, ответил, что последняя воля покойного царя должна быть выполнена. Но последняя воля Александра II была написана в его завещании: "Я уверен, что сын мой, Император Александр Александрович, поймёт всю важность и трудность высокого своего призвания и будет и впредь во всех отношениях достоин прозвания честного человека... Да поможет ему Бог оправдать мои надежды и довершить то, что мне не удалось сделать для улучшения благоденствия дорогого нашего Отечества. Заклинаю его, не увлекаться модными теориями, пекись о постоянном его развитии, основанном на любви к Богу и на законе. Он не должен забывать, что могущество России основано на единстве Государства, а потому всё, что может клониться к потрясениям всего единства и к отдельному развитию различных народностей, для неё пагубно и не должно быть допускаемо. Благодарю его, в последний раз, от глубины нежно любящего его сердца, за его дружбу, за усердие, с которым он исполнял служебные свои обязанности и помогал мне в Государственных делах"[6].

Надо сказать, что Александр III с самого начала своего престолонаследия не полюбил людей либерального толка и интеллигенцию. Наследник видел Россию не как часть Европы, как большинство чиновников, генералов того времени, а как самобытную могучую страну. И основой для этого по его мнению служила вера. Недаром ближайший друг наследника князь В. П. Мещерский посреди всех потрясений, постигших Россию в 1860-е годы, сумел разглядеть в нем единственный шанс для всех державно и национально мыслящих соотечественников. Он мог и должен был стать центром собирания для всех тех, кто не смирился с умалением «Третьего Рима». Александр Александрович слишком много видел вокруг себя расслабленности и равнодушного попущения, которые сделали возможным «либеральное» беснование, захлестнувшее Святую Русь. При этом любая уступка собственной слабости, малейшее нравственное колебание оборачивались компромиссом и уступкой для «гнилого» либерализма, разлагавшего всё, к чему бы он ни прикасался.

Именно из-за нелюбви Александра III к «гнилому либералилизму» судьба лорис-меликовской конституции была решена. К тому же 1 марта 1881 года, поздно вечером, К.П. Победоносцев явился в Аничков дворец и умолял Александра III уволить Лорис-Меликова. И хотя царь не счел это возможным, тем не менее в два часа ночи Лорис-Меликов получил из Аничкова дворца повеление приостановить печатание программы и подвергнуть ее новому обсуждению.

Спустя неделю состоялось заседание Совета министров, на котором должна была решиться судьба «конституции Лорис-Меликова». Предваряя обсуждение, Александр сказал: «Граф Лорис-Меликов докладывал покойному государю о необходимости созвать представителей от земств и городов. Мысль эта в общих чертах была одобрена покойным моим отцом. Однако вопрос не следует считать предрешенным, так как покойный батюшка хотел прежде окончательного утверждения проекта созвать для рассмотрения его Совет министров»[7].

Как проходило обсуждение этого вопроса, узнаем из записей участника совещания военного министра Д.А. Милютина. «От... графа Сергея Григорьевича Строганова услышали, что в предложенной программе мирных законодательных работ прозревают признаки революции, конституции и всяких бед... Государь с заметным сочувствием выслушал ультраконсервативную речь старого реакционера». Но все сказанное Строгановым и другими министрами было бледно и ничтожно в сравнении «с длинною иезуитскою речью, произнесенной Победоносцевым; это уже было не одно опровержение предложенных ныне мер, а прямое, огульное порицание всего, что было совершено в прошлое царствование; он осмелился назвать великие реформы императора Александра II преступною ошибкою... Это было отрицание всего, что составляло основу европейской цивилизации»[8].

Именно после речи Победоносцева, возможно под её влиянием, император решил снова пересмотреть предложение Лорис-Меликова. Проект сдали в комиссию, которая более никогда не собиралась. Документ был «похоронен». Зато 29 апреля 1881 года был обнародован манифест «О незыблемости самодержавия», полностью составленный Победоносцевым.

«Особенное и неожиданное свершилось, – писал под впечатлением манифеста государственный секретарь Е.А. Перетц. – Распубликован манифест, заявляющий о твердом намерении государя охранить самодержавие... Манифест дышит отчасти вызовом, угрозою, в то же время не содержит в себе ничего утешительного ни для образованных классов, ни для простого народа»[9]. Оскорбленные Лорис-Меликов, Абаза и Милютин подали в отставку, которая была принята.

Проблема была, однако, в том, что и Константин Победоносцев, торжествовавший победу, представлял другую крайность. Без сомнения, также искренний патриот, он весьма негативно относился и к европейским порядкам, и к идеям представительной демократии. Основа его идеологии базировалась на знаменитой формуле графа Уварова «Православие, Самодержавие и Народность».

Антон Керсновский, не менее истовый монархист, так оценивал попытки и Победоносцева, и направляемого им Александра III устроить Россию на основе этих принципов: «Этот корень зла заключался в изношенности и усталости государственного организма. Здание Российской империи было выстроено на европейский образец конца XVII – начала XVIII столетия. Выстроенный на сваях в северных болотах блистательный «Санкт-Питербурх» являлся живым воплощением великой, но чуждой народу империи. Государственная машина износилась... Необходим был капитальный ремонт, а ограничились лишь заменой (в 60-х годах) нескольких особенно сносившихся ее частей»[10].

При таких условиях три устоя русской государственной жизни, правильно формулированные Победоносцевым, теряли свою силу и вообще оказывались неприменимыми. Православие выражалось в вавилонском пленении Церкви у светской власти, что неизбежно атрофировало церковное влияние на страну и приводило к духовному оскудению общества, а затем (не в такой, правда, степени, но все же значительному) – к духовному оскудению народа.

Самодержавие сводилось к пассивному следованию по раз навсегда проторенной бюрократической – «шталмейстерско-столоначальной» – дорожке, в пользовании уже износившейся и обветшалой государственной машиной и в отказе от какой бы то ни было созидательной, творческой инициативы. Народность постепенно сузилась, перейдя с имперской установки на узкоэтническую, отказавшись от широкого кругозора имперской традиции и пытаясь создать одно великорусское царство от Улеаборга до Эривани и от Калиша до Владивостока.

Весь трагизм положения заключался в том, что правительство видело одну лишь дилемму: либо сохранить существовавший строй в его полной неприкосновенности, либо пуститься в различные демократически-либеральные реформы, которые неминуемо должны были бы повлечь за собой крушение государственности и гибель страны. Но оно не замечало третьего выхода из положения: обновления государственного организма не в «демократически-катастрофическом» духе «влево» (как, в конце концов случилось в 1905 году), а в обновлении его «вправо» – в духе сохранения всей неприкосновенности самодержавного строя путем применения его к создавшимся условиям, отказа от петровско-бюрократически-иноземного его уклада, поведшего к разрыву некогда единой российской нации и утрате правительством пульса страны. Этот третий путь стихийно чувствовался славянофилами, но они не сумели его сформулировать, не владея государственной диалектикой.

Правительство же Царя-Миротворца этого пути не замечало. Обширному и холодному государственному уму Победоносцева не хватало динамизма, действенности. Он правильно поставил диагноз болезни, формулировал даже «троичное» лекарство против нее, но составить же правильно эти лекарства и правильно применить их не сумел. Быть может, потому, что больной ему уже казался неизлечимым. Этому ледяному скептику не хватало пламенной веры в свою страну, ее гений, ее великую судьбу. «Россия – ледяная пустыня, – говорил он, – и по ней бродит лихой человек»[11]. Люби он Родину-мать любовью горячей и действенной, он этих слов, конечно, никогда не сказал бы.

Впрочем, пожалуй, главной ошибкой и Победоносцева, и особенно Александра был даже не столько крен в сторону укрепления самодержавия. Само по себе оно в российских условиях, возможно, и впрямь наиболее эффективный способ управления. Но главное, что они решили сделать опорой самодержавия преимущественно дворянство, подчеркнув и укрепив его привилегии в ущерб всем прочим сословиям империи. Когда Петр в своих сомнительных реформах опирался на дворянство и в итоге превратил его, по выражению теоретика «народной монархии» Ивана Солоневича, «из сословия потомственных воинов в паразитическую касту рабовладельцев», он совершил ту ошибку перед историей, которая сродни преступлению. Но в начале XVIII века это еще не было заметно: весь так называемый «цивилизованный мир» строился на сходных социальных основаниях. Однако к концу XIX века, когда Александр III, вдохновляемый Победоносцевым, стал вершить свои «реформы», анахронизм большинства из них был уже слишком очевиден.

Многие из проведенных царем мероприятий, впрочем, должны были способствовать облегчению жизни простого народа. Понижение выкупных платежей, узаконивание обязательности выкупа крестьянских наделов, учреждение Крестьянского банка для выдачи ссуд крестьянам на покупку земель (1881-1884) имели целью сгладить неблагоприятные для крестьян стороны реформы 1861 года. Отмена подушной подати (18 мая 1886 года), налог на наследства и процентные бумаги, повышение промыслового обложения (1882-1884) обнаруживали желание приступить к коренному переустройству податной системы, в смысле облегчения беднейших классов; ограничение фабричной работы малолетних (1882) и ночной работы подростков и женщин (1885) было направлено на защиту труда; учреждение комиссий по составлению уголовного и гражданского уложений (1881-1882) отвечало несомненной назревшей потребности; учрежденная в 1881 году комиссия статс-секретаря Каханова приступила к подробному изучению нужд местного управления с целью усовершенствования областной администрации применительно к началам крестьянской и земской реформ.

Несомненно, на благо и простого народа, и российского государства были направлены и законы о переселениях (1889), в результате реализации которых в Сибирь переселилось свыше 400 000 крестьян, и еще около 50 000 – в Среднюю Азию; о неотчуждаемости крестьянских наделов (1894), об урегулировании фабричного труда (1886, 1897).

Но при этом последовал и ряд мер, расширяющих преимущества поместного дворянства: закон о дворянских выморочных имуществах (1883), организация долгосрочного кредита для дворян-землевладельцев в виде учреждения дворянского земельного банка (1885) на место проектированного министром финансов всесословного поземельного банка. Искренний почитатель Александра С.Ю. Витте очень сердился по поводу этого мероприятия. Он подчеркивал в своих мемуарах, что если Крестьянский банк действительно помогал земледельцам, то Дворянский банк способствовал «пропиванию» разорявшимся дворянством государственных средств, выдаваемых им под залог их земель и угодий.

В новом положении о земствах 1890 года было усилено сословно-дворянское представительство. С этой целью уменьшался ценз для дворянства и увеличивалось количество дворянских гласных. Крестьянство лишалось выборного представительства. Гласных из крестьян назначал сам губернатор. Ни одно решение земства не принималось без утверждения губернатора или министра внутренних дел.

Одной из наиболее реакционных реформ стало введение в 1889 году института земских начальников. Земские начальники назначались министром внутренних дел из местных потомственных дворян по представлению губернаторов. Соединив в своих руках функции администраторов и судей, они получили неограниченную власть. Мировой суд в деревне был уничтожен. Вся деятельность крестьянского самоуправления находилась под их контролем. Крестьяне не имели права жаловаться на земских начальников. Этим актом самодержавие по сути восстанавливало власть помещиков над крестьянами, утраченную по реформе 1861 года.

Витте считал, что «Александр III настоял на этой мысли... именно потому, что он был соблазнен мыслью, что вся Россия будет разбита на земские участки, что в каждом участке будет почтенный дворянин, который пользуется в данной местности общим уважением, что этот почтенный дворянин-помещик будет опекать крестьян, судить их и рядить»[12]. Тем не менее, Витте пишет, что если это и была ошибка царя, то в высшей степени душевная, так как император относился «глубоко сердечно ко всем нуждам русского крестьянства»[13].

Урезалось и городское самоуправление: избирательного права лишились приказчики и мелкие торговцы, другие малоимущие слои города. Городовое положение 1892 года заменило прежнюю систему трехклассных выборов выборами по территориальным избирательным участкам, но в то же время ограничило количество гласных и усилило зависимость городского самоуправления от губернаторов.

Изменению подверглась судебная реформа. В области суда закон 1885 года поколебал принцип несменяемости судей, закон 1887 года ограничил судебную гласность, закон 1889 года сузил круг действий суда присяжных.

В 1882-1884 гг. были закрыты многие издания, упразднена автономия университетов; начальные школы передавались церковному ведомству – Святейшему Синоду. В 1882-1884 гг. были изданы новые, крайне стеснительные правила о печати, библиотеках и кабинетах для чтения, названные временными, но действовавшие до 1905 года.

В сфере народного просвещения состоялась новая университетская реформа (устав 1884 г.), уничтожившая университетское самоуправление; была осуществлена передача школ грамоты в руки духовенства, уменьшены льготы по образованию для отбывания воинской повинности.

Ну, и, конечно, самой противоречивой реформой в царствование Александра III являлся знаменитый доклад «О сокращении гимназического образования» (известный как «циркуляр о кухаркиных детях»), изданный 1 июля 1887 года министром просвещения Российской империи графом И.Д. Деляновым. Доклад вводил денежный ценз на высшее образование; таким образом гимназии и прогимназии освобождались от поступления в них детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, дети которых по мнению правительства не нуждались в высшем образовании .

Впрочем, к концу 1880-х гг. Александр III уже был менее склонен прислушиваться к советам своего учителя. Основной причиной потери влияния на государя явилось отсутствие позитивной политической программы. На это указал и сам император в беседе с С.Ю. Витте: «Победоносцев – отличный критик, но сам никогда ничего создать не может... Одной критикой жить нельзя, а надо идти вперед, надо создавать, а вот в этом отношении Константин Петрович Победоносцев и другие лица его же направления более не могут принести пользы»[14].

Поэтому правительственная политика в области промышленности и финансов, в отличие от политического курса, объективно способствовала дальнейшему движению России по капиталистическому пути. Разность подходов к выработке экономического и политического курса нельзя объяснить только чувством «уважения к государственному рублю, государственной копейке, которым обладал Александр III», или пониманием им того, что «Россия может сделаться великой лишь тогда, когда она будет страной... промышленной»[15]. Ни Александр III, ни его министры финансов не могли игнорировать, во-первых, интересы государственной казны, во-вторых, укрепление оборонной мощи государства.

Глава 3

При Александре III «круто повернулась таможенная политика от фритредерства к протекционизму», расширились покровительственные меры в отношении промышленности, осуществлялся переход к новым принципам налогообложения. В состоянии государственного бюджета происходит быстрая перемена к лучшему: после грандиозных дефицитов 1881-1887 годов начинается хроническое возрастание избытка государственных доходов над расходами. Благодаря этим избыткам были предприняты важные мероприятия в области государственного кредита и денежного обращения (конвертирование и досрочные выкупы государственных займов, реформа денежного обращения) и в области железнодорожного строительства. Финансовая стабилизация была достигнута во многом благодаря тому, что пост министра финансов занимали при Александре III, сменяя друг друга, наиболее талантливые чиновники: Н.Х. Бунге (1881-1886), И.А. Вышнеградский (1887-1892) и С.Ю. Витте (с 1892 г.). Промышленная и финансовая политика Александра III создавала предпосылки мощного экономического подъема второй половины 1890-х гг.

В 1891 году по инициативе Витте Россия начала строительство Великой Сибирской магистрали – железнодорожной линии «Челябинск – Омск – Иркутск – Хабаровск – Владивосток» (около 7000 км). Его завершение должно было резко увеличить силы России на Дальнем Востоке.
Во внешней политике Александр III и его министр иностранных дел Н.К. Гирс проводили сугубо осмотрительную политику, стремясь оградить страну от всяческих авантюр. Свое прозвание «Миротворец» он получил по истинно народному мнению. Именно Александру III принадлежит высказывание: «Всякий человек с сердцем не может желать войны, а всякий правитель, которому Богом вверен народ, должен принимать все меры для того, чтобы избегать ужасов войны»[16].

В то же время это вовсе не означало, что император был готов позволить кому-либо вытирать о Россию ноги. Так, Александру III удалось, без войны отразив попытки агрессивного вмешательства Великобритании, бескровно присоединить к России обширные пространства в Средней Азии (свыше 400 000 кв. км). Впрочем, именно в Средней Азии и произошло единственное сражение за все царствование Царя-Миротворца.

Науськиваемый англичанами, эмир Афганистана решил захватить Мервский оазис, добровольно в 1884 году принявший русское подданство. Однако отряд генерала Комарова 18 марта 1885 наголову разбил афганские войска, руководимые британскими офицерами, под Кушкой. Кушка стала крайней южной точкой продвижения Российской империи, а также объектом для зубоскальства многих поколений армейских разгильдяев (от царских подпоручиков до советских лейтенантов): «Дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут».

Германский канцлер Бисмарк в этой обстановке всячески провоцировал русско-английский конфликт. Но Александр III проявил выдержку, и его продуманная и взвешенная политика себя оправдала: англичане попытались отправить свою эскадру в Черное море, но турки, озлобленные тем, что англичане фактически оккупировали числящийся за Османской империей Египет, отказались пропускать их флот через проливы. А наступать из Индии в район Кушки через неспокойный Афганистан Британия не рискнула. В 1887 году англо-русская комиссия после двух лет тщательной работы установила точную границу между Россией и Афганистаном. Это было проделано столь тщательно, что данная пограничная линия существует без малейших изменений по сию пору – только теперь уже между Туркменией и Афганистаном.

Александр III не разделял прогерманских настроений отца – Александра II (Вильгельм I после объединения немецких земель в Германскую империю в 1871 г. писал Александру II: «После Господа Бога Германия всем обязана Вам»). Правда, 6 июня 1881 года по инициативе германского канцлера Бисмарка был подписан секретный австро-русско-германский договор, готовившийся еще при Александре II, известный как «Союз трех император