| Второй час ночи, а я все еще находился на работе. Раздраженно сорвал очки и устало потер переносицу. Назначение на должность Главы отдела быстрого реагирования Аврората меня ничуть не радовало, напротив, приносило с собой лишь глухую злобу и усталость. Я бы все стерпел, если бы усталость эта была физическая, приносящая удовлетворение от проделанной работы, но нет... Вот кому нужны эти чертовы бумажки? От нескончаемых строчек отчетов, записок и донесений, которыми был завален стол, рябило в глазах. Спать хотелось неимоверно. Желудок сводило от голода - в беготне я умудрился пропустить обед. Близоруко разглядывая стопки цветных папок с еще неизученными отчетами и беспощадно ероша и без того взлохмаченные волосы, я обдумывал возможность оставить часть материалов на утро, когда сигнальные чары громко взвизгнули, и дверь после короткого раздраженного стука открылась. Я и не подумал удостоить посетителя взглядом. Мне и без того было известно, кому не спится в столь поздний час. - Поттер, - неприятный холодный голос резанул по измотанным нервам и колючим комком обосновался в голове. - Потрудись впредь забирать результаты экспертизы самостоятельно, если уж тебе не хватает ума прислать за ними своего помощника. Еще одна яркая папка, содержимое которой мне предстояло изучить и внести в очередной отчет, быстро скользнула по столу, за которым я принимал ребят из своей команды на ежеутреннем собрании, и врезалась в стопку своих собратьев, грозя обрушить их на пол. И так каждый раз. Каждый чертов раз. Мне наизусть были известны все его последующие слова. Он раз за разом обвинял меня в бестолковости и забывчивости, в неспособности уследить за делами, в несоответствии моих знаний, умений и возраста занимаемой должности, в некомпетентности и даже в халатности. Не скажу, что он был неправ. Скорее, лишь отчасти. И без его постоянных нотаций мне было прекрасно известно, что я не справляюсь со всеми своими обязанностями. Мне было тяжело управлять группой людей, большинство из которых были старше и многоопытнее меня. Моей компетентности не хватало на решения, казалось, простых вопросов и мелочей, от которых подчас зависело выполнение операции. Мне помогали и направляли, однако несколько секунд промедления могли сыграть решающую роль в ходе задержания злоумышленников. И это чудо, что пока никто из моей команды серьезно не пострадал. С момента окончания Школы Авроров прошло чуть более полугода. В течение этого времени я сам толком не освоился с работой простого оперативника, не говоря уже об управлении группой. Но ни Кингсли Шеклбот, занявший после окончания войны пост Министра, ни Джон Долиш, вернувшийся на пост Главы Аврората после неудачной попытки задержания Августы Лонгботтом, не пожелали выслушать мои аргументы против этого назначения. "Гарри Поттер не может быть простым оперативником, он - Герой и должен быть на голову выше остальных, иначе общественность будет недовольна", - заявил мне тогда Дирк Голстоун, Начальник отдела по работе с этой самой общественностью. "Должен" - ненавистное слово, уже успевшее набить мне оскомину, в очередной раз умудрилось подставить мне подножку. Хотелось кричать и ругаться. Все что угодно, лишь бы оставить себе хоть какое-то подобие управления своей жизнью. Но: тонкие нити чужих суждений, искусное обведение вокруг пальца - и вновь все повторялось. Как итог - куча проблем, возникших после назначения на должность. Хотя, по правде говоря, я не сильно сопротивлялся, обозначив только несколько своих условий. Мне пошли навстречу, позволив самому выбрать отдел Аврората, который я буду возглавлять, и подготовить испытания в качестве экзамена для поступления в мою группу. Только самые сильные, изворотливые, смелые и... хитрые. Только те, кто поддержит и прикроет. Только те, кто, не задумываясь, пойдет в самое пекло. В самую гущу событий, на самые опасные операции. Именно туда, куда тянула меня все еще мечущаяся душа, которая не знала покоя. Я уважал этих магов, которым предстояло пройти со мной бок о бок через многие трудности. Я радовался наметившейся в последнее время некой сплоченности команды. Однако всех проблем их подготовка и способности не решали. Слишком сложно оказалось именно в бытовом, повседневном плане. Я учился лавировать и изворачиваться, дабы предотвращать мелкие ссоры и склоки, которые неизбежно возникали внутри группы, состоящей из одних мужчин. Неустанно работал над собой, стремясь отладить четкий механизм действий всей команды в целом. Ведь все эти маги зависели именно от меня. Потому и приходилось мне до поздней ночи задерживаться в Министерстве, пытаясь разобраться во всех хитросплетениях бюрократических проволочек и тонкостей. Потому часами гонял и себя, и ребят на тренировках, оттачивая навыки работы в связках, о которой я и сам-то имел лишь поверхностные знания. Потому я практически не появлялся в своем доме, часто оставаясь спать на неудобном диване в своем кабинете, или срывался, едва переступив порог дома, на вызов. Потому не высыпался и забывал перекусить. Быстро выходил из себя и становился чересчур требовательным к подчиненным, которые за спиной уже начали шептаться о том, что власть портит людей. Потому не мог найти времени на встречи с друзьями и свидания со своей девушкой. Потому мне и приходилось выслушивать нелицеприятные слова, произносимые надменным холодным голосом. Но я не мог опустить руки, пытаясь доказать самому себе, что чего-то достоин, не оглядываясь на заслуги прошлых лет. Я уже привык абстрагироваться и пропускать его слова, как посторонние фоновые звуки. Его фразы неотвратимым камнепадом обрушивались между нами, своей тяжестью и неприятием оседая где-то в животе. Единственное, что было мне непонятно - почему он, возглавляя Отдел экстренной экспертизы, не гнушался самолично приносить мне отчеты, тем более в столь поздний час? Хотел лишний раз напомнить о моей никчемности? Вполне возможно. Голова нещадно гудела, виски простреливало острой болью, глаза были сухими от напряжения и красными от недосыпа. Усталость неподъемным одеялом укутывала плечи и давила на них. Возможно, именно поэтому я пропустил момент, когда он перестал мне выговаривать и замолчал. Точнее, не так. Я заметил, что в какой-то момент после непродолжительной паузы его голос изменил тональность, став глухим и хриплым, будто его обладатель был чем-то взволнован. Но я не придал этому значения, привычно отгородившись. Сейчас же приятная тишина разлилась по помещению, но чужое навязчивое присутствие все еще ощущалось. Я вскинул голову и посмотрел на Снейпа. Все, что мне удалось различить - лишь темное пятно, как безобразная клякса на светлом фоне стен моего кабинета. Нащупал рукой очки, водрузил их на законное место и чуть не отпрянул от увиденной картины. В принципе, ничего особенного я не разглядел. Неизменная черная мантия и строгий сюртук, застегнутый до самого гладко выбритого подбородка (и это посреди ночи!), манжеты безукоризненно белой рубашки плотно обхватывали тонкие запястья. Ни единой складки на безупречно выглаженной одежде. Волосы свободно падали на плечи, тяжелыми прядями обрамляя овал лица, на котором застыла знакомая до каждой черточки и излома бровей замкнутая невозмутимая маска. Но... Его пальцы чуть подрагивали, темные глаза лихорадочно блестели, на щеках обозначился легкий румянец. Но не это меня поразило, а то, как он смотрел на меня. Безумно, горько, отчаянно и болезненно одновременно. - Снейп, ты что? - только и смог растерянно спросить я. - Что с тобой? Он едва заметно вздрогнул от звука моего голоса, опустил глаза на свои руки, с удивлением посмотрел на подрагивающие пальцы, но в следующее мгновение крепко сжал кулаки и резко поднял голову, впившись в меня решительным взглядом. Я ожидал чего угодно: от резких слов до произнесенного непростительного заклятия. Но он лишь качнулся вперед, сделав один шаг ко мне и стал плавно опускаться на ковер. Я тупо смотрел на него, не понимая, что происходит, и уже собрался подскочить, раздумывая о том, где в поздний час найти колдомедика, когда до меня дошла вся абсурдность ситуации. Посреди моего кабинета на мягком бежевом ковре стоял на коленях Северус Снейп. Его губы что-то шептали, но я никак не мог разобрать слова. Взгляд пугал своей безнадежностью, а весь вид - обреченностью. Резко подорвавшись, я, обогнув стол, поспешил к нему и остановился на расстоянии вытянутой руки, будто натолкнулся на невидимую стену, лишь различив, наконец, его шепот. Одно слово, слетающее с чересчур ярких сейчас губ, его отчаянная поза и безумный взгляд, скользящий по моему лицу. Взгляд, бросаемый снизу вверх, отчего ему пришлось запрокинуть голову, беззащитно обнажая кремово-белую кожу шеи с отчаянно бьющейся на ней синей жилкой. Именно эта беззащитность меня окончательно выбила из колеи. Все казалось чьим-то дурным розыгрышем. И будь на его месте кто-либо другой, я бы подумал, что он пьян. Нереальность происходящего не укладывалась в голове. Я не понимал, что мне делать и как поступить. Но одно я знал наверняка: Северус Снейп никогда не должен больше ни перед кем стоять на коленях. Никогда. Ни перед кем. От моей былой ненависти давно не осталось даже крохотного следа. Напротив, я уважал этого человека, завидовал его выдержке и самообладанию. И абсолютно не представлял, до какой степени отчаяния дошел этот гордец, чтобы встать на колени перед презренным мальчишкой. Нет. Не бывать этому. Это неправильно. Так не должно быть. Последнюю мысль я и озвучил вслух, крепко хватая его за плечо и с силой вздергивая на ноги: - Нет! От моих действий он покачнулся и уперся раскрытой ладонью мне в грудь, чтобы не потерять равновесия. Он был выше меня. В свои двадцать два года я оставался все таким же невысоким и худощавым, и, видимо, уже не изменюсь. Поэтому теперь мне пришлось запрокидывать голову. Я успел уловить тот момент, когда на его лицо опустилась извечная маска холодного пренебрежения, а глаза потухли, теряя свой нестерпимый лихорадочный блеск. Он отпрянул от меня, как от прокаженного, резко вырвав плечо из моего захвата, и, взметнув полами мантии, растворился в темноте приемной, так и не закрыв дверь. Я прекрасно понимал, что мое восклицание он принял как ответ на свое признание, но не стал его догонять и разубеждать. Сейчас я был растерян и дезориентирован. А для того чтобы предпринять какие-либо ответные шаги, необходимо было подумать и осмыслить услышанное и увиденное. В противном случае я опять натворил бы дел. Подхватив с вешалки мантию и даже не оглянувшись на стопки папок, громоздившихся на столе, я, закрыв дверь, поплелся, еле передвигая подгибающиеся ноги, к камину. Дом на площади Гриммо встретил меня темнотой и тишиной. Неловко вывалившись из камина, я на ощупь добрел до кресла и как подкошенный рухнул в него. И без того сумасшедший день закончился пугающе странно. Голова была абсолютно пуста и слегка кружилась. Тошнота подкатывала к горлу, горечью оседая на языке. Усталость высушивала изнутри, лишая последних крох сил - как душевных, так и физических. Собравшись, взмахнул палочкой, зажигая свечи. На столе под чарами стоял поздний ужин, который Критчер всегда оставлял, если я задерживался допоздна на работе. Звать его я не стал. Слушать еще и его бурчание по поводу сохранности моего здоровья и беспечности не было никакого желания. Вяло поковырявшись вилкой в еде и с трудом проглотив пару кусочков мяса, я отодвинул тарелку. После, наскоро приняв обжигающе-горячий душ, я наконец добрался до постели, которая встретила ставшим уже привычным в последнее время одиночеством. Свернувшись под пуховым одеялом, закрыл глаза и позволил неотвратимой тяжелой волне удушающего сна накрыть меня с головой. Вся следующая неделя прошла в обычной беготне и ночевке за бумагами. Я радовался, что работа занимала все мое время и мысли, но чем старательнее гнал их от себя, тем чаще они меня посещали. Я абсолютно не понимал причин случившегося. Что побудило столь гордого, независимого и осторожного человека, как Снейп, поступить столь неосмотрительно? Ведь вполне могло случиться и так, что я попросту бы воспользовался полученной информацией. Не могу сказать, зачем бы мне это понадобилось и что бы я сделал, но тем не менее это так. Да, сейчас не война. Однако ни для него, ни для меня она не прошла безболезненно. Тем более что мы-то остались прежними. Недоверчивыми, подозрительными, замкнутыми и... одинокими. Мне прекрасно известно, что Гермиона до сих пор держит под подушкой свою замечательную сумочку, чтобы в случае чрезвычайной ситуации все необходимое было под рукой. Что Невилл, ставший уже достаточно известным и будучи талантливым гербологом, много времени посвящал изучению Защиты от Темных искусств. Что Рон, так и не простивший мне назначения и своего провала при наборе в мою группу, неплохо показал себя в Отделе расследований. И так можно сказать о каждом из ребят, прошедших со мной годы войны плечом к плечу. Нам не хотелось повторения, и мы всегда во всеоружии. Потому я был несказанно удивлен поступком Снейпа, но его тихий шепот, больше похожий на хриплый выдох, преследовал меня все это время. "Люблю..." Но почему я? Глупый вопрос - знаю. Когда все успело измениться? Что произошло и пошло не так? Его жгучая ненависть и ледяное презрение, которыми он так щедро одаривал меня ранее, никак не вязались с этим обреченным шепотом и унизительной позой. От одного этого воспоминания меня передергивало. Не от отвращения или брезгливости, а от сюрреалистичности самой ситуации. Снейп всегда казался мне айсбергом - холодным, гордым и несгибаемым. Ведь ни Дамблдору, ни Волдеморту в конечном счете так и не удалось его сломать. Так почему все же я? Наглый, невоспитанный, вздорный мальчишка и идиот, так похожий на своего отца? Наверное, я никогда этого не узнаю. Всю следующую неделю, сталкиваясь со Снейпом в коридорах Министерства или на собраниях у Долиша, я, стараясь быть незамеченным, разглядывал его и ничего не находил. То же выражение лица, спокойствие и уверенность в своих знаниях, сила, излучаемая его высокой сухопарой фигурой, едкие фразы и комментарии. Однако он более не обращался ко мне напрямую - присылал с отчетами своего лаборанта, а в те моменты, когда общения было не избежать - говорил кратко, по существу и смотрел словно сквозь меня, ни одним жестом не выдавая своих истинных чувств. Мне стало казаться, что я медленно схожу с ума. Это походило на пытку, как будто Снейп специально задался целью взорвать мое сознание и вывернуть душу. Я искал ответы на риторические вопросы. Но было проще черную кошку найти в темной комнате, чем понять мотивацию его действий. Вопросы. Вопросы. Вопросы. Сидя до поздней ночи за бумагами, я все ждал короткого стука в дверь и ядовитых слов о моей очередной оплошности, но он больше не приходил. Мне не хватало этого. Поймав себя на этой мысли, коротко хохотнул. Дожили. А я, оказывается, тот еще мазохист. Но отчего-то было приятно знать, что кто-то, несколькими этажами ниже, так же, как и я, засиделся допоздна на работе. Что он может войти в любую секунду, и я смогу сделать передышку, чтобы после с новыми силами накинуться на работу, получив своеобразный пинок под зад. Ведь это было ничем иным, как поддержкой, такой же, как и в годы войны. Странной, нелогичной, но действенной и ободряющей. Снейповской. Я, как и всегда, неуклюже вывалился из камина и со злостью скинул грязную и порванную в нескольких местах аврорскую мантию на пол. Сегодняшний рейд прошел плохо. Я осознавал, что моей вины в том не было, но мерзкие чувства мучили меня, а бескровное лицо младшего из моей группы оперативника так и стояло перед глазами. Когда поступило сообщение об очередном нападении на лавку старьевщика в Лютном переулке, где изредка появлялись опасные артефакты, план о захвате банды, промышлявшей по всей территории Британии, пришлось составлять буквально за считанные мгновения. В конечном итоге я принял нелегкое решение о том, что Девидсон будет держать антиаппарационный барьер. Я знал, что он справится. Хоть парень и не входил в основной состав группы, совмещая работу и учебу в Аврорате, но обладал большим магическим потенциалом в противовес опыту ведения "полевых" работ. Однако все пошло не так с самого начала. Были взяты заложники, завязался нешуточный бой с дальнейшим преследованием. Все это заняло много времени. Поэтому момент, когда Девидсон стал заваливаться без сил, полностью растратив магический резерв и так и не позвав никого себе на помощь, я чуть не пропустил. Все обошлось. Парень словил неприятное, хоть и несмертельное заклятие, не сумев его отразить. Один из налетчиков пытался бежать, но не преуспел - перехватили. Я был зол на себя. Я мог поставить на этот ответственный пост кого-либо другого - более опытного, но не стал, здраво рассудив, что опыт этого человека мог понадобиться мне при захвате. Пришлось, черт побери, выбирать из двух зол меньшее. Либо подставлять под удар Девидсона и рисковать его жизнью, либо оставлять в составе группы захвата и рисковать жизнями остальных магов. Неприятный выбор. Вот и теперь, ожесточенно и докрасна натирая кожу грубой мочалкой, я пытался смыть всю ту грязь, которой была наполнена наша пусть и необходимая, но тяжелая обязанность по защите граждан. Несмотря ни на что мне нравилась моя работа, заставляющая постоянно находиться в напряжении и полной готовности, но вот в такие моменты я ее просто ненавидел. Ужинать не было никакого желания, так же как и оставаться в пустом мрачном доме. Дом Блэков так и не стал моим убежищем, оплотом семейного уюта и тепла. Это еще более явственно ощущалось после ухода Джинни. Я понимал, что во многом сам виноват. Что мало уделял ей времени и внимания. Наше расставание вышло тихим и практически безболезненным. В последнее время мы толком и не виделись. Моя учеба, а после практика и работа, ее постоянные разъезды со своей командой по квиддичу. Она сделала хорошую карьеру, сумев добиться места основного ловца в "Пушках Педдл" и Сборной Британии. Страсть и любовь, вспыхнувшие в нас в последний военный год, подогревали наши сердца еще некоторое время, пока постоянные разъезды и отсутствие общих тем не стали камнем преткновения. Я возвращался поздно, когда она уже спала, а просыпался в одиночестве, потому что она рано уходила на тренировки. Встречал праздники один, пока Джинни участвовала в сборах. В те моменты, когда нам все же удавалось побыть наедине, мы практически не разговаривали. Мне хотелось провести спокойный семейный вечер - она тащила меня на вечеринки и посиделки с друзьями. Прогулки по парку заменялись вылазкой в Косую аллею, где нам не давали прохода вездесущие журналисты и просто прохожие. Вместо романтического ужина на двоих мы посещали Нору. Мы несколько раз откладывали дату свадьбы из-за незначительных причин, а после пришли к выводу, что и не стоило торопить это событие. Сейчас я этому обстоятельству был только рад. Так проще. Наверное, я подсознательно чувствовал, что все шло к разрыву, потому не был удивлен, когда однажды, вернувшись с работы, застал ее с собранными чемоданами. - Прости, - сказала Джинни, мимолетно скользнула губами по щеке и ушла. После ее ухода мне стало тоскливо и одиноко, но в тоже время я вздохнул свободно. Можно было поваляться на ковре перед камином, почитать или прогуляться по ночному парку. Без суеты, которая всегда меня утомляла, без большого количества людей, в обществе которых мне становилось не по себе. Я так и не привык к людскому любопытству и вниманию, когда каждый мой шаг оценивался и рассмотривался с особой тщательностью. Я избегал публичных мест и новых знакомств. Единственная попытка познакомиться с девушкой обернулась градом вопросов о Победе и моих "приключениях". Как раз эти темы и были под запретом. Еле удалось сбежать. У меня было много поклонников обоих полов, я получал несметное количество записок и любовных посланий, которые сжигал, даже не читая. Многие из них были пропитаны любовными зельями и зельями влечения. Хорошо, хоть Критчер избавлял меня от неприятного занятия по их уничтожению. Надежда познакомиться хоть с кем-нибудь - будь то девушка или парень, но кому я буду интересен сам как личность, как человек - умерла, так и не раскрывшись. И такие проблемы были не только у меня, но и у других ребят тоже. Только Рон с Герми и Невилл с Луной, успевшие пожениться, не мучились от всеобщего внимания такого рода. Я с ужасом ждал того момента, когда прессе станет известно о нашем с Джинни расставании. С такими невеселыми мыслями я неторопливо облачился в маггловскую одежду, подхватил пальто и, намотав широкий белоснежный шарф на шею, вышел в ночь. Ночь и тишина. Ночь, и тихо падал снег. Белоснежная красота и одиночество. Я брел по улицам ночного Лондона и чувствовал, как тревоги непростого дня меня отпускают. Немногочисленные прохожие не обращали на меня внимания, чему я был бесконечно рад. Облокотившись на парапет, я долго всматривался в темные воды Темзы, наблюдая, как отблески фонарей то появлялись, то пропадали среди водной ряби. С жадностью вдыхал разреженный холодный воздух, пронизанный тяжелыми нотками ароматов неспящего города, ощущая при этом внутреннее умиротворение и успокоение. Пока прогуливался, сильно продрог. Нос безжалостно замерз, кожу на щеках покалывало. Торопясь раствориться среди толпы магов в попытке убежать от себя, я умудрился позабыть перчатки дома, пришлось прятать руки в карманы. На смену невесомым снежинкам пришли крупные хлопья снега, и я поспешил укрыться от непогоды в одном из маггловских баров. Внутри было тепло и шумно. Большая компания мужчин, громко скандирующих и шутливо толкающихся, разместилась за столиками возле телевизора, по которому передавали футбольный матч. Кроме них в заведении были лишь еще двое молодых людей, расположившихся за дальним столиком. Стянув пальто и небрежно бросив его на спинку высокого стула, я заказал бутылку пива. Потягивая напиток, лениво поглядывал по сторонам, изредка останавливая свой взор то на экране телевизора, то на странной паре. Возможно, всему виной Снейп и мои размышления о вероятности развития наших отношений. Возможно, я подсознательно искал хоть что-то, что помогло бы мне разобраться в сложившейся ситуации. Возможно... Но я чувствовал, я знал, что эти двое были именно парой. То, с какой внимательностью и теплотой они смотрели друг на друга. То, как их руки соприкасались, будто невзначай. То, как они обменивались мимолетными нежными улыбками. Та атмосфера, что окружала их - словно сам воздух накалился и едва заметно вибрировал. Казалось, позволь они себе более открытое движение и... Все это исключало возможность ошибки. Мне было безумно любопытно, и я как завороженный невольно принялся следил за ними, боясь отвести глаза и пропустить что-то сокровенное. Что-то, что касалось только их двоих. Что-то, что заставляло их идти по грани и балансировать на краю, испытывая и играя. Я явственно ощущал этот накал, щекотавший острием перочинного ножа натянутые нервы. Нечто подобное я чувствовал, когда следил за Снейпом под мантией-невидимкой, задаваясь вопросом, буду ли я пойман или пронесет. Однако мой взгляд как магнитом притягивало к ним. Слишком чувственно, слишком остро, слишком ярко. Молодой мужчина, сидевший ко мне лицом, встретился со мной глазами и тонко улыбнулся, отмечая мой интерес. Стало жарко от смущения. Словно меня подловили за подглядыванием того, что не было предназначено для чужого взора. Я глубоко вздохнул, пытаясь абстрагироваться от увиденного, и отвернулся. У меня не было опыта отношений с мужчинами. Все эти годы я встречался только с Джинни. В нашей совместной жизни были как взлеты, так и падения, как в бытовой сфере, так и в сексуальной. Но я никогда не задумывался о том, чтобы изменить ей. В магическом мире мужское партнерство не являлось чем-то выдающимся, мне известны немало подобных пар. Отторжения и неприятия у меня такие отношения не вызывали, хоть я и ни разу не примерял их к себе. Но сейчас... Снейп. Как много связано в моей жизни с этим человеком. Сколько чувств в разное время он во мне будил. От ненависти до уважения. От брезгливости до восхищения. Интерес. Все спектры, все оттенки, кроме, пожалуй, безразличия. Его появление спустя несколько месяцев после Победы произвело фурор в обществе и взметнуло бурю в мое душе. Я долгое время пытался пробиться к нему и поговорить. Хотелось поблагодарить за все, что он сделал для Победы и для меня в частности. Но передо мной раз за разом захлопывали дверь, не желая слушать. Мне было интересно, как ему удалось спастись, но я понимал, что вряд ли когда-нибудь узнаю об этом. Тогда моя растерянность граничила с неким подобострастным восхищением. Ведь я прекрасно помнил тот жуткий вечер и Снейпа, умирающего на моих руках. Умирающего, но, как выяснилось, не ушедшего. Глупо, конечно, было подозревать, что он не просчитал все варианты и позволил застать себя врасплох. Меня еще долго будоражило его возвращение, вселяя какое-то непонятное затаенное чувство где-то глубоко внутри. Позже я много раз задумывался: почему меня так обрадовала новость о его воскрешении. Но списал все на свое изменившееся к нему отношение после просмотра его воспоминаний. Было стыдно, что я так и не смог разглядеть его искусной игры. Да и никто бы не смог, наверное. Мы часто встречались на различных мероприятиях и в Аврорате. Не сказал бы, что между нами многое изменилось, но после войны Снейп стал несколько терпимее ко мне. Мы могли даже поговорить спокойно, не срываясь на взаимные оскорбления и обвинения. Но благодарности он от меня так и не принял. Попросту закрывался, уходил от темы или же оставлял меня в одиночестве, в самый ответственный момент прерывая разговор своим уходом. Мне так хотелось узнать побольше о маме и о том, что их связывало. Первоначально я был уверен, что Снейп любил Лили. Однако в его воспоминаниях напрямую об этом не упоминалось. А Патронус мог обозначать все, что угодно. Ведь при его создании волшебники использовали самые светлые и счастливые моменты своей жизни. И, по сути, наличие Патронуса Снейпа в виде лани ни о чем конкретном не говорило, только лишь подчеркивало его хорошие отношения с моей мамой. Что, в принципе, мне и так было известно благодаря подсмотренным воспоминаниям в думосбросе на пятом курсе. Однако Лили нет уже много лет. И тогда получалось, что единственные светлые воспоминания у Снейпа связаны с событиями двадцатилетней давности. Это простое заключение натолкнуло меня в свое время на новый виток размышлений о бывшем профессоре. И выводы этих размышлений были, к сожалению, неутешительными. Я не мог ничего толком сказать о личной жизни Снейпа. Насколько я помнил, он практически безвылазно обитал в Хогвартсе. Возможно, за его пределами Снейпа и ожидал кто-то, но точно этого никто не мог сказать. Слишком замкнутой и нелюдимой фигурой был бывший профессор зельеварения. Но, основываясь на том, что я все же знал о нем, на тех обрывках воспоминаний, которые я волей-неволей получил, о чем додумался сам, пришел к безрадостному открытию. Снейп был одиночкой по жизни. У него не было друзей и близких людей. Все его время занимало вбивание основ зельеварения в наши пустые головы, постоянное корпение над котлом, будь то простейшие зелья для Больничного крыла или его собственные инновационные изобретения, служба в Ордене Феникса, шпионаж за Волдемортом и... Больше ничего. По крайней мере, мне известного. И если у меня было на кого положиться и опереться в трудную минуту, то он оставался сиротливо стоящим на перепутье. И чем больше я об этом размышлял, тем все сильнее и сильнее пропитывался благоговением к этому человеку. Сильному, несгибаемому, со стальным внутренним стержнем... Правда, события прошлой недели показали, что не все так просто, как казалось на первый взгляд, и многое еще недоступно для моего понимания. Эта загадка манила к себе, затягивала в свои сети, неумолимо подталкивая меня к краю пропасти, за которой скрывалась неизбежная неотвратимость. Жалеть Снейпа было опасно не только для здоровья, но и для жизни. Поэтому я позволял себе такую слабость только за наглухо закрытыми дверями собственной спальни. Только тогда, когда меня никто не видел, и я сам, зарывшись с головой под одеяло, не видел себя. Вскрики и бурные поздравления заставили меня вынырнуть из воспоминаний. Растерянно оглядевшись, я увидел, что фанаты футбола повскакивали со своих мест и радостно обнимались, при этом что-то оглушительно крича. Невольно улыбнулся, втайне ото всех завидуя. Мне часто не хватало вот таких простых дружеских посиделок. С рождением первенца Рону с Гермионой стало не до пустых развлечений, а Луна с Невиллом уехали на постоянное место жительства в Швейцарию. Конечно, для магов расстояние - не помеха, но мешать друзьям устраивать свою личную жизнь не хотелось. Мы встречались по праздникам и только. Кто же знал, что после окончания школы нас раскидает в разные стороны. На работе приятели у меня были, но приходилось сохранять субординацию, дабы не подрывать свой авторитет начальника. Так и получалось, что на данный момент я абсолютно, бесконечно одинок. Заказав себе еще один бокал пива, невольно провел кончиками пальцев по теплому белоснежному шарфу. Его я получил в подарок на Рождество от тайного дарителя. И сейчас, зарываясь пальцами в его пушистую глубину, мне становилось жаль, что я так и не смог определить, кто этот человек. Хотя... Нет. Этого не могло быть... - Можно Вас попросить принести два кофе за дальний столик, - спокойный хрипловатый голос, раздавшийся над ухом, заставил напрячься. Рука непроизвольно нырнула в карман за палочкой. Обернувшись, увидел молодого человека, который поймал меня за подглядыванием. Повторно краснеть было глупо, но я ничего не мог поделать. Конечно, я понимал, что он обращается не ко мне, а к бармену, уже принявшемуся засыпать зерна в кофе-машину, но тем не менее мне было стыдно за свое навязчивое любопытство. - Извините, - пробормотал, откашлявшись. Он услышал, улыбнулся открыто и дружелюбно, отчего в уголках глаз явно наметились лучики морщинок, показывая, что я ошибся с определением возраста мужчины, и кивнул. - Вас ждут? - он указал глазами на шарф, длинную бахрому которого я вновь принялся неосознанно перебирать. - Что? - я не понял вопроса, но, проследив за направлением его взгляда, неуверенно пробормотал: - Может быть... - Тогда почему вы грустите и сидите в одиночестве? Поругались? - Нет. Просто... - я замолчал, так и не окончив фразы. Просто - что, Поттер? Страшно? Не знаешь, как поступить? Врать себе - глупо и бессмысленно. Я все уже решил. Хоть и понимал, что мое решение насквозь пропитано эгоизмом. Я не хотел терять то шаткое перемирие и подобие приятельских отношений, что образовались между нами. Более того, я был готов попробовать развить их во что-то большее. Я не хотел и не собирался закрывать глаза на его признание, но боялся того, что, кидаясь в неизведанную мной пучину, окончательно запутаюсь и все испорчу. Но простой вопрос, заданный абсолютно незнакомым человеком, что-то перемкнул в душе, вынуждая подобраться и сорваться с места. Поспешно расплатился, на прощание буркнув мужчине, который продолжал внимательно следить за сменой выражений на моем лице и чему-то улыбаться, слова благодарности. Подхватил свои вещи и, на ходу обматывая шею кольцами мягкого шарфа, покинул уютное нутро бара. На улице за время моего отсутствия разыгралась настоящая метель. Крупные липкие хлопья снега летели в лицо, беспощадно залепляя стекла очков. Поминутно протирая их руками, я бежал вдоль освещенного бульвара, ища его название, чтобы сориентироваться. Но сквозь плотную пелену невозможно было разглядеть даже ярких вывесок, не говоря уже о табличках с указанием номеров домов. В очередной раз нелепо размахивая руками, дабы не упасть, поскользнувшись на мокрой каше под ногами, я остановился и завертелся на месте. Определив нужное мне направление, вновь сорвался на бег. Что-то гнало меня вперед, побуждая нестись на пределе возможностей, не обращая внимания на окружение. Что-то важное и нужное. Казалось, если я не поспешу, то упущу мгновение, собьюсь с пути и не увижу нужный поворот на моей жизненной развилке. Хотелось выть и ругать себя последними словами. Почему я замечал незначительные мелочи, указывающие на некоторые особенности окружающих меня людей? А когда дело касалось непосредственно меня самого, становился слепым, как новорожденный котенок. Я ведь чувствовал его изменившееся ко мне отношение, но списал все на спокойное мирное время, когда наши интересы не сталкивались и не было больше необходимости в постоянной и ненужной, в принципе, борьбе. Чувствовал, однако не придавал этому значения. Не искал подвоха в мимолетных эфемерных прикосновениях. И это притом что Снейп не терпел никаких прикосновений вообще. Не замечал, как уголки его губ часто подрагивали в намеке на улыбку, хоть и видел это неоднократно. Как он раскрывался, позволяя себе расслабиться в моем присутствии. Как внимательно слушал и язвил, в основном, по существу. И даже иногда тонко шутил, заставляя меня удивляться. А вновь ругаться и тыкать обвинениями стал только тогда, когда меня назначили на новую должность. Должность, подчас связанную с опасностями и угрозами моему здоровью и жизни. Но почему-то сейчас все это воспринималось никак иначе, как своеобразная боязнь за мое благополучие. И таких мелочей было много, очень много. Тонких, незначительных, едва ощутимых, но не менее важных. Так почему, черт побери, я не понял этого раньше? Не понял, не заметил, не уловил. Почему ему пришлось идти на крайние меры, тыча в лицо правдой, которая ускользала от моего взора ранее? А теперь абсолютно неизвестно, простит ли он и забудет ли когда-нибудь тот откровенный шаг, на который ему пришлось пойти из-за моей слепоты. Надо признаться, что способ Снейп выбрал действенный. Взметнул своим поступком что-то тайное, сокровенное и тщательно запрятанное в моей душе. Надежно обосновавшись в моих мыслях, заставляя из раза в раз прокручивать в голове увиденное, полностью вывернув наизнанку мое сознание, он заставил вытащить все потаенное на поверхность. Чего бы он ни добивался, но внимание сумел привлечь. И это еще слабо сказано. Так почему все-таки я не понял раньше его намеков? Почему отказывался принимать, хоть невольно и отмечал? Следующая мысль заставила споткнуться на ровном месте. Не сумев удержать равновесия, позорно грохнулся на задницу. Неужели я подсознательно отгораживал себя от того, к чему стремился все эти годы? Зацепиться, привязаться. Быть нужным и стать зависимым? Кому? От кого? От Снейпа - человека, с которым меня всегда связывали непростые обстоятельства. Ведь я действительно в последнее время тянулся к нему, стремился заслужить его поощрение и добрые слова. Может быть, именно поэтому меня - несведущего в подобных делах - не отталкивала сейчас мысль о возможности близких отношений между нами. Пугала, но не отвращала. Зачерпнув пригоршню снега, ожесточенно растер лицо, остужая не только разгоряченную от бега кожу, но и мысли. Их хаотичная мешанина не давала здраво
|
