Храмоздательство.

Храмоздательство.

Основным положением данной главы является повествование о строительстве храмов при Иване Калите, об усилении и влиятельности Москвы в духовном плане.

Москва встретила князя, вернувшегося из псковского похода, радостно: он сумел отвести грозу ханского гнева от своей земли, да на сей раз от всей Руси. Уже за несколько верст от города его приветствовали бояре. Княгиня Елена с детьми ждала в воротах Кремля. Здесь же толпилось, блистая праздничными ризами, придворное духовенство. В окружении толпы, под радостные крики москвичей, Иван прошел в Успенский собор. Там он отстоял обедню и усердно помолился у гроба митрополита Петра.

В книжной премудрости Иван давно превзошел самых любознательных из своих бояр. Но как все великие люди, он умел быть простым, наслаждаться обществом простых людей. Он любил их, любовался ими, от души веселился вместе с ними. Их грубоватый юмор, запечатленный в их прозвищах, порой заставлял его смеяться до слез.

Когда пир дошел до известной черты, за которой начиналось самое разудалое веселье – с гуслярами, плясунами-скоморохами и всякими непотребствами, сидевшее неподалеку от князя московское духовенство зашевелилось, стало собираться. Первым подошел к Ивану с прощальным благословением архимандрит Данилова монастыря, за ним – протопоп Успенского собора и княжеский духовник.

Распрощавшись со святыми отцами, Иван подумал о том, что скоро он снова будет пировать

С ними в той же палате. Ведь уже в полном разгаре было в Кремле строительство новой каменной церкви во имя Иоанна Лествичника...

За хлопотами практической политики Иван Данилович не забывал о возвышенном. Бесконечная повседневная борьба освещалась светом его великой веры в богоизбранность Москвы, в свое собственное особое предназначение как «царя последних времен». Библия была его вечным маяком, по которому он правил свой жизненный путь. И подобно библейскому царю Соломону, сыну Давида, князь Иван мечтал построить в своем городе величественный храм – символ возвращения милости Божией к многострадальному народу.

Обстоятельства и недостаток средств не позволяли Ивану возвести храм, подобный Успенскому собору во Владимире или Софийскому собору в Киеве. И все же он сумел исполнить задуманное. Московский князь сумел за те же «Соломоновы» семь лет, с 1326 по 1333 год, выстроить в московском Кремле пять небольших белокаменных храмов. Зримо соединенные в единый архитектурный ансамбль, а незримо – в некую теологическую формулу величия Москвы, они образовали духовное целое.

Продолжая традицию, восходящую к Ивану Калите, московские государи и в более поздние времена любили строить храмы, состоявшие из нескольких небольших храмов-приделов, соединенных композиционно (через их формы) и духовно (через их посвящения) в единое целое. Это «собирательное» начало в древнерусской архитектуре в XVI веке увенчалось такими перлами, как храм Василия Блаженного в Москве и Спасо-Преображенский собор Соловецкого монастыря.

Возводя Успенский собор, князь Иван еще не знал, что это только начало. Но осенью 1328 года, вернувшись с победой из Орды, он окончательно убедился в том, что его пути правит Бог. Свое призвание он увидел в том, чтобы стать строителем Храма.

Древнерусские летописцы, часто пропускавшие целые пласты событий, бережно сохранили сведения о строительстве Ивана Калиты. Вероятно, они и много лет спустя осознавали его особое историческое значение. Благодаря этому известны почти все даты закладки и освящения храмов, а также их посвящения. Во всем этом угадывается сложная символика, связанная с московским княжеским домом и с общерусскими духовными традициями.

Как и все люди той эпохи, князь Иван полагал, что между ним и Господом находится множество земных и небесных посредников, от простого монаха, молящегося о здравии князя, до самой Пречистой Богородицы, нашей общей заступницы. Среди этих посредников князь особо выделял своего патронального святого Иоанна Предтечу, а также преподобного Иоанна Синайского. Его знаменитый трактат «Ле-ствица» (то есть «лестница»), рассказывающий о путях достижения духовного совершенства, был переведен с греческого на старославянский язык еще в XI веке и пользовался огромной любовью русских иноков. Сам Иоанн Синайский, которого на Руси называли обычно Иоанн Лествичник, почитался церковью как один из отцов христианского монашества.

Именно ему, отцу иноков, а также любимому святому митрополита Петра, задумал Калита посвятить новую каменную церковь в московском Кремле. Этот замысел возник у князя еще при жизни святителя. По возвращении из Орды летом 1328 года началась вся необходимая подготовительная работа. В подмосковных каменоломнях близ села Мячкова рубили и по зимнему санному пути возили в московский Кремль глыбы белого камня-известняка. В огромных ямах заготавливали известь. Доставляли на Боровицкий холм добрый лес для строительных лесов и внутристенных связей. Подыскивали искусных мастеров и добросовестных работников. Наконец весной 1329 года все уже было готово к закладке храма.

Решив продолжить начатое постройкой Успенского собора каменное строительство в московском Кремле, князь Иван, несомненно, имел в виду одну затаенную цель: произвести хорошее впечатление на нового митрополита, убедить Феогноста обосноваться у могилы святителя Петра, сделать Москву своей постоянной резиденцией. Примечательно, что московские Даниловичи никогда не просили для своего княжества особого епископа: им нужен был митрополит и только митрополит.

Мастера, построившие Успенский собор, готовы были еще раз потрудиться для московского князя. Иван долго разглядывал искусно вырезанную ими из дерева модель будущего храма, поправлял и дополнял ее. Следуя его воле, они измыслили нечто невиданное и незабываемое. Храм представлял собой сооружение типа башнеобразной колокольни, первое в своем роде не только в Москве, но и в Северо-Восточной Руси.

В воскресенье, 21 мая 1329 года, толпы москвичей собрались в Кремль, чтобы стать свидетелями торжественной церемонии – закладки церкви Иоанна Лествичника. Кто же играл главные роли в церемонии закладки церкви Иоанна Лествичника? Вероятно, здесь распоряжался тысяцкий Протасий Вельяминов – душеприказчик митрополита Петра. Возможно, что средства для постройки храма в честь учителя иноков были завещаны Петром.

21 мая праздновалась память «святого правовернаго царя Костянтина и матери его Елены». Для людей той эпохи имя римского императора Константина Великого символизировало торжество христианства над язычеством, прекращение эпохи гонений.

Величественный образ императора Константина, созданный многовековой христианской традицией, неотступно стоял перед мысленными очами Ивана Калиты. С годами князь находил все более и более общего в своей собственной судьбе и судьбе «царя Константина». Подобно Константину, он видел свое высшее назначение в том, чтобы утвердить христианство, искоренить ереси, избавить православных от насилия «поганых». Вслед за Константином князь Иван стремился перенести столицу страны из старого города в новый, молодой. Он мечтал основать новое сильное государство, которому суждено великое будущее.

Московские книжники, посвященные в чаяния своего князя, не случайно к концу жизни назвали его русским Константином. Такого почетного сравнения удостаивались лишь очень немногие правители Древней Руси.

Подтверждение своей духовной близости с царем Константином князь Иван мог видеть и в некоторых случайных совпадениях, которые в ту пору рассматривали как намеки на сокровенный, провиденциальный смысл. Московский князь правил ровно тысячу лет спустя после Константина.

семье Ивана Калиты. За три года до постройки церкви, 30 марта 1326 года, «на память святого преподобного отца Ивана Лествичника князю Ивану Даниловичу родился сын и наречен бысть Иван». Соответственно, святой Иоанн Лествичник стал считаться небесным покровителем сына Калиты.

Таким образом, Ивановская церковь (древняя основа современной колокольни Ивана Великого) стала своего рода памятником не только митрополиту Петру, но и московскому княжескому дому.

Князь Иван не забыл о том, что в Твери к этому времени уже существовал Введенский придел Спасского собора – самостоятельная «малая церковь», предназначенная быть усыпальницей тверских владык. Москва не имела своих епископов. Но она уже располагала чудотворными мощами «своего» митрополита и теперь надеялась заполучить к себе его преемника. Во всяком случае, достойная усыпальница для него уже была готова. Митрополиту предоставлялась возможность лечь на вечный покой бок о бок с новым чудотворцем митрополитом Петром.

Феогност, конечно, не торопился воспользоваться московской любезностью. Он без устали странствовал по всей Восточной Европе, то сходясь, то расходясь с московскими князьями, устраивая дела своей огромной митрополии в соответствии с интересами Константинополя. Прошла без малого четверть века прежде чем он оправдал надежду давно уже спавшего могильным сном князя Ивана и занял-таки предназначенное ему место в глубокой нише южной стены Петроверигского придела.

Торжественная закладка придела состоялась в воскресенье, 13 августа 1329 года (25, 91). Выбор именно этого дня был обусловлен многими соображениями. В день 13 августа церковь праздновала память Максима Исповедника (582 – 662). Этот святой был весьма примечательной фигурой. Всю жизнь он неустанно боролся с ересью монофелитов, утверждавших, что Христос имел две разные сущности: божественную и человеческую, но единую волю.

Обращение Калиты к памяти Максима Исповедника в связи с началом строительства храма, служившего памятником не только апостолу Петру, но и митрополиту Петру, несомненно, объяснялось тем, что и московский первосвяти-тель, и сам князь были известными борцами против ересей.

В то время как мастера возводили Ивановскую церковь и Петроверигский придел, Иван Данилович уже был воодушевлен новым замыслом: выстроить в Кремле близ своего двора монастырь с белокаменным собором. Благодатным летом 1329 года сложилась своего рода строительная программа московского князя. Целью всей цепи строительных работ, предпринятых Калитой, было зримое воплощение его мечты о Москве как новой столице Северо-Восточной Руси. Обновленный московский Кремль должен был стать постоянной резиденцией митрополита Киевского и всея Руси.

Суть этой программы состояла в том, чтобы повторить в Москве воплощенную в белокаменных храмах церковно-государственную символику Владимира-на-Клязьме.

Успенский собор во Владимире отозвался Успенским собором в Москве. Владимирский Димитриевский собор (придворный храм, выстроенный князем Всеволодом Большое Гнездо во имя своего небесного покровителя святого Димитрия Солун-ского) повторился в белокаменной Димитриевской церкви.

Следующим шагом Калиты неизбежно должно было стать устройство близ княжеского дворца митрополичьего двора мужского монастыря – аналога придворных монастырей Андрея Боголюбского и Всеволода Большое Гнездо. Придворный монастырь в честь Рождества Пресвятой Богородицы был основан во Владимире великим князем Всеволодом Большое Гнездо в 1191 году. Посвящение главного храма нового монастыря было предопределено тем особым почитанием Богородицы как заступницы Владимиро-Суздальской Руси, начало которому положил князь Андрей Боголюбский. Во время своих приездов во Владимир киевский митрополит обычно останавливался в Рождественском монастыре. Перенос митрополичьей кафедры из Киева во Владимир в 1299 году превратил обитель в постоянную резиденцию митрополита. И после переезда главы русской церкви в Москву Рождественский монастырь еще долго сохранял свое прежнее положение.

История владимирского Рождественского монастыря предопределила многое в истории его московского собрата – Спасского монастыря. Так же как и владимирский, московский монастырь был задуман как придворный, расположенный близ княжеского дворца. В 1319 году князь Юрий Данилович приказал поместить в Спасском монастыре гроб с телом князя Михаила Тверского, привезенный им из Орды. Иван Калита решил перенести монастырь на новое место (ближе к своему дворцу), выстроить в нем белокаменный собор и «подтянуть» его до уровня знатнейших монастырей Северо-Восточной Руси.

Приготовления к строительству Калита начал уже в 1329 году. А к концу весны 1330 года все необходимое было собрано. 10 мая, в четверг, состоялась закладка белокаменного собора новой обители.

К сожалению, летописи не сохранили день освящения собора Спасского монастыря. Однако о многом свидетельствует и само посвящение этого храма, избранное Калитой. Его нельзя объяснить только преемственностью от прежнего Спасского монастыря в московском Кремле: летописи дают немало примеров изменения названия соборов и монастырей после их обновления. Кроме того, Иван Данилович при желании мог бы перенести на новое место, в Кремль, Данилов монастырь. Сам по себе такой акт не представлял нарушения канонов.

Иван Калита хотел, чтобы его монастырь был посвящен именно Спасу, по многим причинам как религиозного, так и политического характера. В этом посвящении прежде всего ясно читается желание князя превратить Москву в столицу всей Северо-Восточной Руси. И вполне закономерно, что построенные им в 1327 – 1333 годах в московском Кремле белокаменные храмы были посвящены центральным образам тогдашнего христианского «пантеона» – Успению Божией Матери, Спасу, Архангелу Михаилу, а также патрону Москвы святому Петру (как апостолу, так и митрополиту) и покровителю иноков Иоанну Лествичнику. Московский Кремль становился впечатляющим зримым символом политических притязаний этого города.

Московский пожар 1331 года прервал равномерный ритм кремлевского строительства. В этом году летописи не сообщают о каких-либо новых работах на Боровицком холме. Впрочем, это объяснялось не одним только пожаром. В 1331 году случились два события, которые заставили князя Ивана прекратить расходы и собрать все средства для поездки в Орду. 28 марта, на Страстной неделе, умер, не оставив наследников, ростовский князь Федор Васильевич, правивший в Сретенской половине Ростовского княжества. Калита решил добиться в Орде права на управление этими землями.

Вскоре подоспела и другая новость: умер соправитель Калиты по великому княжению Владимирскому князь Александр Васильевич Суздальский

Зимой 1331/32 года князь Иван, тверской князь Константин Михайлович и другие князья побывали в Орде. Домой Калита вернулся обладателем всей территории великого княжения Владимирского, а также Сретенской половины Ростовского княжества. Это был большой успех московского князя. Раздел великого княжения Владимирского современники восприняли как трагедию русской государственности, а его воссоединение Иваном Калитой – как ее возрождение.

Летом 1332 года Северо-Восточную Русь посетила беда: неурожай и вызванный им голод.

Расходы, связанные с поездкой в Орду и получением всей территории великого княжения Владимирского, а также голод на Руси не позволили князю Ивану и в 1332 году возобновить каменное строительство. Однако уже к концу года он начал готовиться к тому, чтобы заняться этим в следующем, 1333 году. Вновь по зимнему санному пути повезли в Кремль глыбы белого камня и добрый строевой лес, вновь застучали топоры и молотки каменотесов. Вероятно, это было благоприятное время для подготовительных работ, которые можно было выполнить почти бесплатно. Тысячи изголодавшихся крестьян, собравшихся в Москву, готовы были трудиться целый день за кусок хлеба или горсть муки из княжеских закромов. Князь Иван спасал их от голодной смерти, а они его – от забвения...

Когда столь удачно закончилась тяжба в Орде, когда вновь стало оживать московское строительство – полегчало и на душе у Ивана Даниловича. Пришло время подумать и о собственном семейном устроении. И вскоре в его опустевшем и затихшем после кончины княгини Елены доме вновь зазвучал женский смех. О второй жене Калиты известно только то, что ее звали Ульяна. В браке с ней у князя Ивана были дети. Калита разумел двух своих дочерей, родившихся в браке с Ульяной, – Марию-меньшую и Феодосию.

Из этих дочерей к 1359 году осталась при матери только одна. О ней упоминает в своем завещании сын Калиты Иван Иванович, приказывая дать ей кое-какие волости из владений ее матери в случае смерти последней. Другая дочь либо рано умерла, либо просто исчезла из поля зрения московских летописцев.

Судя по тому, как внимательно оговорил Калита в завещании интересы своей жены и ее детей, можно думать, что отношения в их семье были самые теплые. Ульяна была хорошей женой для князя Ивана, опорой для него в трудную минуту. А таких минут в жизни «собирателя Руси» было куда как немало...

Замысел постройки нового Архангельского собора органично связан с другими идеями Калиты. Быть может, его вдохновляла изложенная в Хронографе легенда о том, как император Константин Великий построил в городе Анапле «церковь прекрасну» во имя предводителя небесного воинства.

В Москве, как и в Анапле, была старая деревянная церковь во имя архистратига Михаила, построенная еще во времена жившего здесь некоторое время князя Михаила Хоробрита – младшего брата Александра Невского. Задуманный князем Иваном новый белокаменный храм должен был стать одновременно и семейной усыпальницей – достойным последним приютом всех представителей мужского потомства Даниила Александровича. Посвящение храма-усыпальницы именно архистратигу Михаилу определялось общими градостроительными идеями Калиты, его желанием ввести Москву через библейские и «константиновские» ассоциации в круг всемирной истории, а через киевско-владимирские параллели – в круг истории общерусской.

Некоторые свидетельства источников позволяют думать, что Архангельский собор Калиты отличался большими размерами. Во времена Семена Гордого художники не успели за одно лето выполнить и половины его росписи «величьства ради церкви тоя» Успенский собор, построенный Иваном Даниловичем, был расписан за один сезон.

Летописи не сохранили день торжественной закладки Архангельского собора. Известно лишь, что построен он был «одиного лета» и освящен 20 сентября 1333 года. Это был первый каменный храм в московском Кремле, который освятил сам митрополит Феогност.

Архангельский собор был последним каменным храмом, построенным Иваном Калитой. Настало время подвести итоги. За семь лет напряженной работы, строжайшей экономии и риска прослыть богачом он превратил свою столицу в один из самых красивых городов Северо-Восточной Руси. Москва стала достойным местопребыванием не только великого князя Владимирского, но и главы церкви – митрополита Киевского и всея Руси

Конечно, ограниченность в средствах сильно сказалась на московском храмоздательстве. Более десяти лет после их освящения московские соборы стояли без росписей. Только сын Калиты Семен Гордый, став великим князем Владимирским, в 1344 – 1346 годах завершил дело отца.

Мастера, строившие для Калиты (вероятно, это была одна артель), не имели богатого строительного опыта. К тому же они работали в спешке, надеясь успеть до нового передела власти в Орде. В результате уже через полтора века после их постройки соборы Калиты выглядели плачевно. Своими закопченными в пожарах, растрескавшимися и подпертыми бревнами стенами они напоминали израненных в боях старых солдат-инвалидов. В сущности, так оно и было. Белокаменные воины первого московского полка, они донесли свою славу до нового рубежа. Потомок Калиты «государь всея Руси» Иван III приготовил им достойную замену. На месте разобранных храмов Калиты встали новые, одноименные им богатыри-соборы, понесшие дальше сквозь века недостижимую московскую мечту о государстве правды Божией.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 6 7 8 91011 Следующая ⇒