Глава 38. Poets of the Fall

⇐ ПредыдущаяСтр 37 из 61Следующая ⇒

Глава 38

What if I let you in?

What if I make it right?

What if I give it up?

What if I want to try?

What if you take a chance?

What if I learn to love?

Red

So breathe your life in my shades of grey

Poets of the Fall

Вернувшись от Нарциссы, Снейп быстро проверил периметр, закрыл дверь, опустил защитный купол и, повернувшись в сторону гостиной, прислушался. Все так же тихо. Было уже довольно поздно, но в камине еще горел огонь, значит, Гермиона, вероятно, еще не ложилась спать. Сказанное Нарциссой эхом отдавалось в голове. Он уже понял, что очередной поиск компромисса неизбежен, как ни крути, но внезапно это относительно небольшое расстояние в десять ступенек и несколько шагов по узкому коридорчику стало казаться непреодолимым.

Ты боишься, Северус? Ты, не боявшийся стоять перед Темным лордом – боишься?

Он не знал, что страшнее – лишиться жизни или ее смысла. Но продолжать влачить это безрадостное существование, от края и до края загруженное одной лишь работой, ему не хотелось, равно как и оставаться в подвешенном состоянии, зная, что он еще мог бы что-то изменить. Если ему хватит мужества снова переступить через себя и открыться перед кем-то.

Перед ней.

Снейп оставил мантию на вешалке и прошел на кухню. Ужин, как обычно, ждал его на столе в самоподогревающейся посуде. Есть ему не особенно хотелось, но он все же поужинал, ожидая, не спустится ли Гермиона. Это очень упростило бы ему задачу. Странно, что она не дождалась его сегодня. Он и раньше нередко приходил домой поздно, но она всегда дожидалась его. Снейп нахмурился, убирая посуду. Если она действительно так уж не хотела его видеть, то, наверное, не ждала бы его вообще. Или же, наоборот, хотела досадить ему еще сильнее, находясь в одном пространстве с ним и полностью его игнорируя при этом.

Сверху не доносилось ни звука. И ждать, что она таки соизволит сойти вниз, явно не стоит.

Помедлив, он расстегнул верхние пуговицы сюртука и поднялся на второй этаж. Миновав дверь в свою комнату, остановился перед соседней. Из замочной скважины пробивался тонкий лучик света.

Опять эта закрытая дверь. Сколько же еще в его жизни будет таких закрытых дверей?

Снейп закрыл глаза. Несколько раз сжал и разжал пальцы, словно перед боем. А затем негромко постучал в дверь:

– Гермиона? Вы еще не спите? Я могу войти?

Пауза длилась всего несколько секунд, но ему они показались едва ли не вечностью, в которой он лишь мог отсчитывать удары собственного сердца, больно врезавшиеся под ребра.

– Входите, – донесся из комнаты ее голос. Он повернул дверную ручку и открыл дверь.

В последний раз он видел эту комнату, когда принес сюда зеркало и туалетный столик. Еще в мае. И то, что он сейчас видел перед собой, никак и ничем не напоминало его старую детскую, кроме, разве что, размеров. Прежде всего, здесь стало гораздо уютнее. В воздухе висело около двух десятков прозрачных шаров, светившихся изнутри и заливавших пространство ровным теплым светом. На окне – легкие, как облачко, почти прозрачные занавеси. Стены, некогда выкрашенные в невзрачный серый цвет, сейчас были нежного оттенка барвинка, а дальняя стена в изголовье сдвинутой в угол кровати была заткана тонким ковром зелени и мелких цветов. Под самым потолком по периметру всей комнаты тянулись книжные полки, уставленные учебниками и тетрадями. Приглядевшись, Снейп заметил, что полки делятся на секции, каждая из которых была посвящена отдельному предмету. Стоявший в углу слева шкаф был наполовину открыт, и Снейп, переступив порог, увидел, что изнутри шкаф был сильно расширен волшебным способом – так же, как и сундук в его собственной спальне, только не вниз, а вглубь, и теперь внутрь шкафа можно было войти как в кладовку. Гермиона сидела спиной к двери за маленьким письменным столиком, тоже носившим на себе различные следы трансфигурации – очевидно, это был тот самый туалетный столик, который Снейп сам сюда поставил. На ней было голубое домашнее платье чуть ниже колена, на плечах – шаль. Волосы закручены в продуманно-небрежный узел на затылке. Под ногами у нее стояла банка с очередным портативным костерком внутри – видимо, в качестве обогревателя. На столике перед ней стояла подпертая чем-то книга, под столом свисал уже довольно длинный, исписанный филигранным почерком пергаментный свиток. При звуке открывшейся двери Гермиона, хоть и дала разрешение войти, не повернулась к нему, делая вид, что полностью погружена в свою работу.

– Гермиона, я… хотел бы поговорить с вами.

Она оторвалась от своих записей и, повернувшись на стуле боком, несколько секунд смотрела на него. Он заметил, что ее лицо носило отражение его же собственной безразличной маски, винить за которую ему было некого, кроме самого себя.

– Можете сесть, если хотите, – она жестом указала ему на кровать, застеленную ярким разноцветным покрывалом. Снейп, помедлив, присел на самый краешек. Еще раз оглядел комнату, с досадой понимая, что сам выглядит на этом фоне крайне мрачно – весь в черном, ни единого цветного пятна. Бледное комнатное растение, выросшее в темноте. Была бы эта комната такой, когда он был ребенком, возможно, он не вырос бы таким… таким…

Безрадостным? Желчным? Нелюдимым?

Кажется, единственным, что тогда привносило какой-то цвет в его жизнь, были рыжие волосы Лили. И потому она казалась ему каким-то невиданным чудом. Яркая живая девочка среди этой коквортской промышленной серости.

И сейчас перед ним сидит еще одна такая же. И он сам, своими руками, упорно делал из нее такую же серость все это время. Как же ей, должно быть, тоскливо в этом доме, с этой убогой, ветхой обстановкой, в этих глухих, клаустрофобных стенах, где так мало света и воздуха. Его-то самого это никогда не смущало. Он привык к подземельям. А эта ее комнатка казалась оазисом в пустыне, даже невзирая на крошечные размеры.

Проклятье.

Она оперлась локтем о спинку стула:

– Какие-то проблемы?

Снейп сглотнул подступивший к горлу комок. Сложил руки на коленях, не глядя на нее:

– Гермиона, я много думал… о том, что вы сказали мне две недели назад. Очевидно, в своих попытках защитить вас от возможной внешней угрозы и держать все под контролем я перестарался. Я не хочу больше давить на вас. Я не понимал, что этим причиняю вам боль, и что мои действия в самом деле напоминают… дрессировку. Вы были правы. Так быть не должно. Поэтому я хотел бы… обсудить с вами варианты, в которых вам будет комфортно. Поверьте, я… очень ценю наши отношения. И мне не все равно, какими они будут. Я хочу видеть вас счастливой. Все остальное второстепенно.

Ее губы дрогнули:

– Северус…

– Погодите, позвольте мне закончить, иначе второй раз мне уже не собраться с силами.

О, боги, как же тяжко. Он никогда ни с кем не вел подобных разговоров. Никогда и ни с кем. Ему требовалось сделать над собой колоссальное усилие, чтобы выдавить из себя то, что он хотел ей сказать, при этом облекая это в слова, не носившие ни единого оттенка издевки и привычного сарказма. Голова горела. Такого количества энергии не требовали даже все его защитные заклинания вокруг дома.

– Эти две недели помогли мне понять кое-что. Я не хочу, чтобы вы думали, что я… не замечаю ваших усилий. То, что вы делаете в этом доме… и ваше отношение ко мне, даже когда я… невыносим. Ваше присутствие в моей жизни очень важно для меня, – он поднял на нее глаза, и Гермиона впервые за долгое время не видела на его лице ни ехидной ухмылки, ни привычного холодного, бесстрастного выражения. – Я не осмеливаюсь надеяться, что вы снова позволите мне быть частью вашего досуга, но… Я просто хочу, чтобы вы знали. Мне очень недостает наших бесед. И… ваших рук. Боюсь, я не могу похвастать тем, что вел полноценную жизнь последние лет… двадцать, и это, безусловно, наложило на меня определенный отпечаток. Сделало меня тем, кто я есть. Я не знаю, как уживаться с другими людьми. И чаще всего не знаю, как с ними общаться. Но вы… Это лето было одним из лучших в моей жизни. Благодаря вам.

Гермиона молчала. Пять секунд, десять, пятнадцать.

Он низко опустил голову, опершись локтями о колени. Это было уже выше его сил. На этот кратенький монолог он потратил больше нервов и эмоций, чем у него было в запасе, и теперь чувствовал себя полностью опустошенным и больным. И если она сейчас скажет ему уйти, если она сейчас…

В наступившей тишине послышался шелест ее платья, скрипнула половица… А затем ему на затылок легли теплые пальцы.

Снейп поднял голову – и едва успел сесть чуть дальше от края кровати, иначе и он, и внезапно оказавшаяся в его объятиях Гермиона съехали бы на пол. Она присела к нему на колени, обвила обеими руками его шею, прижавшись щекой к его виску – и ему показалось, что крохотная комнатка вдруг раздалась вширь и ввысь, и стало легче дышать. Он обнял сидевшую у него на коленях жену, крепче прижимая ее к себе, слушая ее взволнованное дыхание у себя над ухом, разгонявшее по его венам волны тепла.

– Северус, простите меня, – зашептала она сбивчиво, с откровенной жадностью запуская пальцы в его волосы. – Вы тоже были правы, вы хотели меня защитить, и я благодарна вам за все ваши усилия. Я знаю, что вы многим пожертвовали, чтобы помочь мне, и я…

Извиняется? Она извиняется?..

– Я был груб с вами, – едва веря тому, что слышит, проговорил он. – Ваша одежда… и книги… Я не буду принуждать вас к тренировкам, если вы не хотите. И я больше не буду препятствовать вашему общению с друзьями. Я только прошу вас… не ходить одной.

– Мне следовало бы сразу попросить вас помочь мне организовать рабочее пространство, но я совершенно об этом не подумала. А одежда… О, боги, Северус, о чем мы вообще говорим? Я думала, вам все равно. Думала, что вам абсолютно плевать на меня! Молчите, – она прижала пальцы к его губам, когда он открыл рот, чтобы что-то сказать. – Молчите, невозможный вы человек. Вы целых две недели вынуждали меня думать, что вас все устраивает как есть!

Она сжала его голову в ладонях, заглядывая в глаза. Снейп все никак не мог насмотреться на ее порозовевшее лицо, на котором уже не было никаких масок, и она снова была открыта ему, как и прежде. Гермиона погладила его по щекам кончиками пальцев, на мгновение коснулась губами его лба, затем припала к его рту. Северус, все еще ошеломленный такой внезапной переменой, мог лишь держать ее в объятиях, чувствуя, как неудержимо начинает кружиться голова от этих голодных, глубоких, настойчивых поцелуев.

Вот так просто. Оказывается, все так просто. Она действительно думала, что ему все равно. Потому что он тоже не делал никаких попыток подойти и поговорить. Закрылся от нее наглухо. А всего-то и требовалось, что сказать то, что он говорил ей несколько минут назад. Всего-то и требовалось – немножко храбрости. Той храбрости, которая безраздельно царит в Доме Гриффиндора и так редко проявляется в Слизерине.

Храбрости открыться, не притворяясь.

О, Мерлин… Как же все просто. И в то же время – как сложно…

Она обвила руками его плечи, погладила по спине, прошлась подушечками пальцев вдоль позвонков на шее, прежде чем снова смять волосы у него на затылке. Северус тихонько укачивал ее на коленях, прижимая ее к себе, зажмурившись, чтобы не пропустить ни единого восхититительного прикосновения, рассыпавшего по его телу золотистые искры удовольствия. Больше ни на что сил уже не было. Всех этих переживаний оказалось слишком много для одного дня. Но ему было достаточно даже этого. Ощущать ее в своих руках, а ее руки – на своей спине.

Они сидели так довольно долго, обнявшись и соприкасаясь головами. И молчание не тяготило. Наконец, Снейп, погладив ее по спине, заглянул ей в лицо:

– Простите, похоже, собеседник из меня сейчас не очень.

– Не обременяйте себя беседой ни о чем, – лукаво улыбаясь, передразнила она его, в точности скопировав его интонацию и слова, которые он сказал ей когда-то на одной из первых прогулок. Он улыбнулся в ответ. Туше. Помедлив, он потянулся к узлу каштановых волос у нее на затылке, вытащил скреплявшие прическу шпильки и распустил ей волосы по плечам. Погладил ее по щеке:

– Вы… так красивы, Гермиона. Но, боюсь, сегодня я смогу лишь любоваться вами. Я совершенно измотан. Даже взял выходной завтра. Могу я просить вас вернуться ночевать ко мне в комнату? Там, конечно, не так… ярко, как здесь, но… Кровать вам казалась удобнее, насколько я помню.

– С удовольствием, – она оглянулась на свой письменный стол, с которого свешивалось недописанное сочинение. Вздохнула. – Вряд ли я смогу сегодня написать что-то еще. Голова уже лопается. Вы ужинали?

– Да, благодарю.

Она встала с его колен. Забрала шпильки из его пальцев:

– Тогда спать. Все прочие вопросы можно обсудить завтра. Идите, ложитесь. Я сейчас приду.

Снейп поднялся на ноги, шагнул к двери. У порога обернулся, оглядывая комнату еще раз:

– Здесь… хорошо. Для такого ограниченного пространства выглядит очень уютно.

Гермиона повела бровями:

– Ну, это единственное место, где я могла радикально вмешаться в интерьер.

Он закатил глаза:

– Да делайте что угодно, хоть по всему дому. Только не троньте мое кресло у камина.

И, развернувшись, ушел к себе в комнату, сделав вид, что не заметил сияющей улыбки своей жены.

Через десять минут, когда он уже улегся в кровать, Гермиона, одетая в белую шелковую ночную сорочку, зашла в нему в комнату, подсвечивая себе палочкой. Остановилась у кровати и поежилась:

– У вас холодно. Как же здесь будет зимой?

– Не знаю. Я давным-давно не бывал здесь в холодный сезон. Но я что-нибудь придумаю для обогрева.

Она проделала палочкой почти неуловимое движение, и постель стала теплой, будто ее специально прогревали где-нибудь над огнем. Северус откинулся на подушки, в очередной раз отметив про себя, что в плане каких-то бытовых удобств он – совершеннейшее ископаемое. Он ведь тоже знает это заклинание. Но никогда не пользовался им, чтобы согреть ледяную постель в холодной комнате. Разве что одежду им высушивал.

Как же хорошо...

Оставив палочку на столе, Гермиона забралась под одеяло и прижалась к своему мужу, уютно свернувшись у него под боком. Нашла под одеялом его руку и вложила пальцы в его ладонь. Он закрыл глаза и расслабился, отдаваясь этому едва не позабытому ощущению покоя.

– Северус…

– Да? – пробормотал он, уже на самой грани подступившего сна.

– Никогда больше так не делайте.

– Как?

– Не отдаляйтесь от меня… так надолго.

Он чуть крепче прижал ее к себе, не открывая глаз:

– Обещаю.

И через минуту оба уже спали.

*****

Проснувшись утром, Гермиона приоткрыла глаза – и с удивлением обнаружила, что окно в спальне Северуса было занавешено лишь наполовину. Вчера она как-то не обратила на это внимания. В верхней части окна виднелся кусочек тусклого серого осеннего неба. В комнате было прохладно, и Гермиона, подтянув одеяло повыше, теснее прижалась к мужу, уткнувшись носом ему в плечо. Северус сонно пошевелился и обнял ее левой рукой. Гермиона, положив голову ему на грудь, расслабленно слушала, как стучит его сердце. Как тепло… И спокойно. Последние две недели она спала урывками, голова гудела от того количества информации, которое на нее выливалось каждый день из учебников и на практических занятиях. И все это на фоне ссоры с Северусом.

Гермиона приподняла голову, чтобы посмотреть на него. Неяркий свет из окна делал его кожу еще бледнее, чем обычно. Пожалуй, как следует рассмотреть его она могла только здесь, в спальне – пока он еще не проснулся, и его лицо оставалось расслабленным. А последние две недели вообще практически не видела его. Длинные черные пряди, рассыпавшиеся по подушке, еще больше оттеняли резкие черты. Глаза его были закрыты. Губы в кои-то веки не кривились в ироничной усмешке. Красивым бы его никто не назвал, конечно, подумала она, разглядывая контуры его губ и линию подбородка. Но когда он не прятался под этими ледяными, ничего не выражавшими масками, то был вполне… привлекателен. Она вспомнила, каким было это лицо вчера, когда он пришел к ней в комнату. Сколько боли было в его черных, бездонных глазах. Как он мучительно подбирал слова. И как задрожал, когда она обняла его, впервые за эти две недели. Она и сама испытала ни с чем не сравнимое облегчение, когда сделала это. Если уж для нее этот период их ссоры был такой пыткой, то каково же было ему?

Кстати, об этом. Это, наверное, был первый раз за весь срок их совместного проживания, когда он позволил себе выразить именно чувства. Не пожелания, не требования, не какие-то мимолетные эмоции вроде раздражения. Его покаянную исповедь в ночь приема у Малфоев можно не считать, хотя… Она, пожалуй, стала первой, отправной точкой. Вчера она видела, как тяжело ему говорить о таких вещах. Буквально физически ощущала его страх. И только собственное гриффиндорское упрямство заставляло ее сидеть на месте, не шелохнувшись, и слушать его. А потом еще секунд пятнадцать, для верности.

Почему он так боится говорить о себе? О том, что он чувствует? Почему так боится проявлять хоть какие-то эмоции? Понятно, что тот образ жизни, который он вел все эти годы, и то, чем он вынужден был заниматься, не располагали к каким-либо откровениям. Но когда он с ней…

Гермиона нашла под одеялом другую его руку, погладила пальцы. Он вздохнул, и когда его грудь поднялась под ее щекой, она убрала голову, чтобы не стеснять его. Снова прижалась виском к его плечу. Выспаться она уже выспалась, но вылезать из кровати не хотелось, а лежать просто так было скучно. Стараясь не особенно тревожить его, она обняла его за пояс и принялась легонько поглаживать его закрытый пижамой бок.

– Похоже, кое-кто уже выспался, – безмятежным тоном произнес Снейп, не открывая глаз. – Доброе утро.

– Я вас разбудила? Извините.

– Нет, я уже не сплю, – он прижал ее к себе чуть крепче. Она продолжала гладить его, не в силах удержаться. Две недели без какого-либо контакта, даже без банального держания за руки, были для нее тяжким испытанием. Вчера ей уже было до того невмоготу, что она впервые не стала дожидаться его к ужину, а оставила все на столе и заперлась в своей комнате, чтобы не сорваться и не кинуться ему на шею. Иначе точно осталась бы «мышью». И когда он, наконец, пришел к ней сам... Она была готова зацеловать его прямо с порога. Даже и без каких-то объяснений и разговоров.

Северус на миг задержал дыхание, когда ее рука скользнула по его бедру, затем медленно выдохнул.

– За вашими действиями стоят какие-то конкретные... намерения, или вам просто нравится это делать? – по-прежнему не открывая глаз, осведомился он.

Гермиона улыбнулась. Легкий налет сарказма остался, но прозвучало это вполне добродушно. Даже в некотором смысле... приглашающе. Это, несомненно, прогресс. Она приподнялась на локте, чтобы посмотреть на него:

– Северус, порой вы задаете странные вопросы, не требующие ответов.

Он открыл глаза. Просканировал ее лицо. Чуть изогнул губы в улыбке:

– Следовательно, и то, и другое.

– Мне перестать? – спросила она, склоняясь над его лицом. Он погладил ее по спине:

– Нет. Если вас не смущает тот факт, что у меня сейчас тоже могут появиться... намерения.

– По-моему, уже появились, – шепнула она, проводя губами по его губам, пока ее рука совершала не менее головокружительное путешествие под одеялом. Северус опустил веки, ловя губами ее губы. Как кстати он взял сегодня выходной...

Тонкий белый шелк под его пальцами.

Разметавшиеся по подушкам густые каштановые пряди.

Ее руки на его спине.

Лучившиеся теплом темные глаза, в которых вспыхивают и гаснут золотистые искры.

Нарастающий жар в крови, усиливавшийся с каждым движением.

Ее обжигающее дыхание на его губах.

Поток огня, уносящий все выше, и еще выше, и еще, и еще.

И несколько секунд полной невесомости.

Какое-то время они лежали рядом, успокаивая дыхание. Затем Гермиона снова придвинулась к нему. Прижалась губами к его руке, откинутой на подушку. Он обнял ее за плечи и привлек к себе, все еще не уставая удивляться, что она никак не может перестать прикасаться к нему. И при этом делает это так, что его это не утомляет – чутко соблюдая некую грань и выдерживая нужные паузы. Возможно, уже наловчилась считывать его состояние. Ну, или же он позволял себе открыться чуть больше, чем обычно.

Гермиона, подняв голову, опять рассматривала его лицо. Рассматривала долго, ища на нем что-то, предназначавшееся лишь ей одной. Как обычно, не преуспела – он, по обыкновению, держал все свои эмоции при себе.

– Северус… Вам хорошо со мной?

Его пальцы на ее плече дрогнули и замерли. Воцарилась тишина. Гермиона, чувствуя, как щеки начинают предательски краснеть, уже пожалела, что вовремя не прикусила язык.

– Почему вы спрашиваете? – ответил он вопросом на вопрос, и в его голосе ей почудилась тень насмешки. Ну да… Чего еще от него ждать. Гермиона покраснела еще больше и уткнулась в него, пряча лицо.

«Вот чего ты смущаешься, Грейнджер? Это уже просто смешно. Особенно после всего, что между вами уже было. Прекрати. Прекрати-прекрати-прекрати».

Она сделала медленный, глубокий вдох. Так же медленно выдохнула.

Легче как-то не стало. А он, кажется, ждал ответа. И все умные, тщательно выверенные конструкции стремительно улетучивались из головы под давлением этого напряженного молчания.

– Ну… вы такой… вы всегда такой молчаливый и сдержанный, – пролепетала она, с ужасом осознавая, что на большее уже не способна.

Снова наступила пауза. Затем Северус открыл глаза и, вытащив свою руку из-под ее шеи, оперся локтем о подушку и поймал ее взгляд. Глаза его слабо мерцали, но понять, о чем он думает, было, как всегда, невыполнимой задачей. Он протянул руку и провел кончиками пальцев по ее ключице, а затем придержал ее за подбородок, чтобы она не отвела взгляд.

– О… Так, значит, нежностью вы уже… пресытились и жаждете страсти? – слегка улыбаясь, негромко уточнил он.

Это было уже слишком. Гермиону захлестнула волна такой застенчивости, что она закрыла лицо руками, но через мгновение решила, что этого недостаточно, юркнула под одеяло, уткнувшись носом ему в бок. Ну почему, почему ему удается в одну секунду смутить ее так, что она не смеет поднять глаза? Она всего лишь хотела… ну, хоть какой-то обратной связи от него. Какой-то реакции на ее нежность и ее желание быть с ним. Он же всегда, всегда молчит. Она никогда не знает, о чем он думает и что он чувствует. И даже когда он обнимает ее в постели, когда между ними нет никаких барьеров, и она отдает ему себя всю, ей оставалось лишь догадываться, хорошо ли ему и чего он хочет. Даже в этой комнате, надежно защищенной от всех и вся, где он, казалось бы, мог быть более открытым, он всегда крайне сдержан в проявлении своего настроения. Вот и сейчас… Она задала вроде бы вполне логичный и прямолинейный вопрос, а он, как всегда, продемонстрировал свое превосходство и свою власть над ней.

«Возьми себя в руки, Грейнджер», – приказала она себе. Но это не помогло. Щеки продолжали пылать. И она, не в силах пошевелиться и снова посмотреть на него, все так же вжималась лицом ему в бок.

Северус с любопытством ждал, когда же она выглянет из своего убежища. Но, кажется, ждал зря – она и не собиралась вылезать. Тогда он откинул край одеяла и погладил ее по волосам и плечам. Под его ласковыми прикосновениями Гермиона, наконец, расслабилась и немного отодвинулась от него, все еще не решаясь взглянуть ему в лицо. И когда Северус перевернул ее на спину, она зажмурилась и замерла, ожидая… сама не зная чего. Он бережно убрал с ее лица растрепавшиеся каштановые пряди. Погладил ее по щеке. Она ощутила его дыхание на своей коже, когда он, склонившись над ней, поцеловал ее в закрытые веки. А затем его губы невесомо коснулись ее губ.

Что же он с ней делает… Даже от такого едва ощутимого прикосновения она начинала гореть. Снова. Или это потому, что они не дотрагивались друг до друга целых две недели?

– Посмотри… на меня, – шепнул он, почти касаясь ее губами.

Она открыла глаза. Его лицо было так близко… а глаза такие черные, что в них не было видно зрачков. Северус улыбнулся ей и тихо произнес:

– Мне хорошо с тобой, моя девочка. Никогда не сомневайся в этом.

«Моя девочка… Он назвал меня – моя девочка…»

Стояла бы сейчас на ногах – уже бы подогнулись колени.

Гермиона улыбнулась ему в ответ и робко обняла его за шею:

– Поцелуй меня…

Он накрыл губами ее губы, раздвигая их в поцелуе, сначала легко, потом все настойчивее. Его рука погладила ее шею, скользнула вниз по телу. Сколько бы раз он ни проделывал это раньше – у нее каждый раз перехватывало дыхание, когда его пальцы отыскивали самое чувствительное место, а спустя десять-двадцать секунд она совершенно теряла голову и могла лишь постанывать и прижимать его к себе, беспорядочно ероша его волосы обеими руками.

– Еще? – шепчет он в ее приоткрытые губы, замедляя движение пальцев, чувствуя, как она изгибается под его рукой.

– Да, – выдыхает она, зажмурившись, не в силах прекратить эту сладкую пытку. – Да-а…

Он выпивает этот протяжный стон с ее губ, пока у нее не срывается дыхание. А затем несколькими уверенными, точными движениями зажигает в ее теле сверхновую, любуясь вспыхнувшим на ее лице наслаждением.

Определенно, сегодняшний выходной был удачной идеей.

Гермиона тяжело дышала, привалившись головой к его плечу. Северус обвил ее обеими руками, повернул ее на бок, чтобы прижаться к ней теснее. И встретил ее любопытный, взволнованный, горящий взгляд.

– Что? – спросил он, еле сдерживая улыбку. Безусловно, за последние две недели она продемонстрировала ему отменное, хоть и пока неосознанное владение окклуменцией, закрываясь от его ментальных прощупываний, но сейчас у нее, кажется, не было требуемых ресурсов, чтобы закрыться. Да и настроения тоже.

– А ты разве… не хочешь еще?

«Моя ж ты девочка…»

Он погладил ее по мягким, сбившимся за плечами волосам:

– Может быть, позже. Мне нравится видеть, что тебе хорошо. Вот от завтрака я бы сейчас точно не отказался.

Она издала короткий, едва слышный смешок. Шумно выдохнула ему в шею:

– Порой ты и впрямь… удивительный.

– Да неужели? – фыркнул он, поглаживая ее по волосам уже двумя руками. – Возможно, впереди вас ждут еще более удивительные открытия, миссис Снейп.

– Северус, – она легонько впилась ногтями в его спину. – Перестань. Мы уже перешли на «ты». И переходить обратно я не собираюсь.

Да уж, подумалось ему, после всего, что они уже пережили за эти месяцы, и впрямь глупо. Особенно если вспомнить, что они проделывали друг с другом в этой кровати.

Гермиона оторвалась от него и заглянула ему в лицо:

– Надеюсь, никакой работы сегодня?

– Что такое? – усмехнулся он. – У тебя есть на меня планы?

Она прищурилась, накручивая на палец прядь его волос. Скользнула губами по его подбородку:

– Еще какие.

⇐ Предыдущая 32 33 34 35 363738 39 40 41 Следующая ⇒