Суббота перед входом в Иерусалим.

584. Суббота перед входом в Иерусалим.

Ужин в Вифании

28 марта 1947

Ужин был приготовлен в совершенно белом зале, где Иисус говорил с ученицами. Абсолютно белый зал, украшенный большим количеством цветущих веток яблонь и груш или других плодовых деревьев, белых как снег, (стены зала) светлые и серебристые, с оттенком не снежно-белым и холодным, но с легким оттенком розового, который приводит на память снег, слегка тронутый поцелуем далекой зари. Ветки поставлены в пузатые вазы или в изящные серебряные амфоры на полках, сундуках и комодах расставленных вдоль стен зала. Цветы источают на весь зал типичный аромат цветущих плодовых деревьев, свежий горьковатый аромат целомудренной весенней поры и юности…

Лазарь вступает в зал, шагая рядом с Иисусом. За ними, двумя или большим количеством групп, входят апостолы. Последними входят две сестры Лазаря с Максимином. Я не вижу учениц. Даже Марии. Возможно, они предпочли остаться в доме Симона вместе с испытывающей душевные страдания Матерью.

День сменяется сумерками. Но последние солнечные лучи все еще сияют на шелестящих листьях группы из нескольких пальм в нескольких метрах от зала, и на вершине гигантского лавра, на котором воробьи затеяли ссору, прежде чем отправиться на покой. За пальмами и лавром, за живыми изгородями их роз и жасмина и клумбами с ландышами, другими цветами и ароматическими растениями, в фруктовом саду, находится белое пятно, спрыснутое легкой зеленью молодых листочков группы поздних груш и яблонь. Оно выглядит как облако, запутавшееся в ветвях.

2. Иисус, проходя рядом с амфорой полной ветвей, замечает: «На них уже есть первые маленькие плоды. Посмотри! На концах ветвей еще есть цветы, тогда как дальше цветы опали и набухают завязи».

«Мария пожелала сорвать их. Она отнесла пучки ветвей и Твоей Матери. Она встала на рассвете, я думаю, чтобы следующий солнечный день не мог испортить нежных цветочных венчиков. Я услышал об этом истреблении только совсем недавно. Но я был не так разгневан этим как слуги, работающие в саду. Нет, я думаю, что было бы справедливо предложить все красоты творения Тебе, Царю всех вещей».

Иисус, улыбаясь, садится на Свое место и смотрит на Марию, которая вместе со своей сестрой готовится служить, как служанка, принося чаши для очищения и полотенца, затем разливая вино в чаши и кладя на стол подносы с едой, тогда как слуги приносят их из кухни или передают их после того как разрезают пищу на куски на сервантах.

Хотя сестры учтиво служат всем гостям, но их внимание, естественно, направлено, в особенности, на двух самых дорогих для них людей – Иисуса и Лазаря.

В определенный момент Петр, который ест с удовольствием, говорит: «Смотрите! Я только что заметил это! Все блюда похожи на те, что подают в Галилее. Я думаю… Конечно! Мне кажется, что я на свадебном пиру. Но здесь нет недостатка в вине, как это было в Кане».

Мария улыбается, вновь наполняя чашу апостола прозрачным вином янтарного цвета. Но ничего не говорит.

И Лазарь объясняет: «Сестры, и особенно Мария, желали именно этого: предложить ужин, который произвел бы на Учителя впечатление, что Он находится в Своей Галилее, ужин, который, при всех своих недостатках, был бы лучше, гораздо лучше того, что принято здесь…»

3. «Но чтобы заставить Его почувствовать это, Мария должна была быть за этим столом. Она была в Кане. Чудо произошло благодаря Ей», - замечает Иаков Алфеев.

«Это, должно быть, было грандиозное вино!»

«Вино является символом радости и должно быть также символом плодородия, так как вино – это сок плодородной лозы. Но я не думаю, что оно очень хорошо оплодотворяет. У Сусанны нет сына», - говорит Искариот.

«О! Какое это было вино! Оно оплодотворило наш дух…» - говорит Иоанн, несколько мечтательно, каким он всегда бывает, когда внутренне созерцает чудеса, сотворенные Богом. И заключает: «Оно было сотворено во имя Девы… и воздействие чистоты низошло на тех, кому оно пришлось по вкусу».

«Но неужели ты думаешь, что Сусанна девственница?» - спрашивает Искариот смеясь.

«Я этого не говорил. Девой является Мать Господа. Девственность исходит от всего, что совершено во имя Ее. Я всегда думаю, как невинно все, когда оно совершается для Марии…» - и он вновь мечтательно улыбается какому-то неизвестному видению.

«Благословенный мальчик! Я думаю, что он сейчас даже не помнит больше мира. Посмотрите на него», - говорит Петр, указывая на Иоанна, который, полулежа на своем маленьком ложе, и погрузившись в мысли, играет маленькими кусочками хлеба, забыв о еде.

Иисус тоже немного наклоняется, чтобы посмотреть на Иоанна, который находится у одного их углов U-образного стола, и, таким образом, чуть за спиной Господа, Который сидит в середине центральной стороны, со Своим двоюродным братом Иаковом слева от Него и Лазарем справа; после Лазаря сидят Зелот и Максимин, а после Иакова другой Иаков и затем Петр. Иоанн же, напротив, сидит между Андреем и Варфоломеем, затем следует Фома, а напротив него Иуда, Филипп, Матфей и Фаддей, который сидит на углу, у начала длинного центрального стола.

4. Мария Лазарева покидает Зал, пока Марта кладет на стол подносы полные раннего зеленого инжира, зеленых стеблей фенхеля, молодого лущеного миндаля, земляники или малины, я не знаю, которые выглядят даже еще более красными на фоне бледно-изумрудной зелени фенхеля и инжира и белизны миндаля, маленьких дынь или другого фрукта подобного рода… (я думаю, что они выглядят подобно зеленым дыням южной Италии) и золотыми апельсинами.

«Эти плоды уже поспели? Я нигде не видел спелых», - говорит Петр, широко раскрыв глаза и указывая на землянику и дыни.

«Некоторые из них прибыли с берегов за Газой, где у меня есть огороды для выращивания овощей на продажу с этими ягодами, а некоторые с солнечных террас дома, питомника для более изысканных растений, которые нуждаются в защите от мороза. Друг римлянин научил меня как их выращивать… Единственная хорошая вещь, которой он научил меня…» Лазарь помрачнел. Марта вздохнула… Но Лазарь сразу же вновь стал совершенным хозяином дома, который не доставляет печали своим гостям. «Культивация таких деликатесов этим методом, для их раннего созревания, это широко распространенная практика на виллах Баийи и Сиракуз и вдоль морского залива Сиракуз. Ешьте их: последние фрукты это апельсины из Ливии, самые ранние дыни Египта выросли в теплице, а эти латинские фрукты и белый миндаль в нашем отечестве, нежные конские бобы, способствующие пищеварению стебли со вкусом аниса… Марта, ты следишь за мальчиком?»

«Да, я слежу за всеми. Мария бывает глубоко тронута, когда вспоминает Египет…»

«У нас были какие-то растения в нашем бедном огороде. В самые жаркие летние дни было великой радостью погружать дыни в колодец нашего соседа, так как он был глубоким и холодным, и есть их вечером… Я помню… У Меня была маленькая жадная козочка и нам нужно было следить за ней, потому что она любила нежные растения и фрукты…» Иисус, Который говорил с несколько опущенной головой, поднимает ее и смотрит на пальмы, шелестящие на легком бризе опустившегося вечера, и говорит: «Когда Я вижу эти пальмы… Каждый раз Я вновь вижу пальмы Египта, его желтоватую песчаную почву, так легко сдуваемую ветром, и далеко вдали пирамиды дрожащие в раскаленном воздухе пустыни… и высокие стволы пальм… и дом где… Но бесполезно говорить об этом. Каждый период (жизни) имеет свои заботы… И свои радости вместе с заботами… Лазарь, мог бы ты дать Мне один из этих плодов? Я хочу отнести их Марии и Матфию[1]. Я не думаю, что они есть у Иоанны».

«Их у нее нет. Она сказала это вчера и намеревалась посадить некоторое их количество в Бетхере и построить теплицу. Но я не дам их Тебе сейчас. Я сорвал все поспевшие, которые у меня были, и в течение нескольких дней там не будет спелых. Я пришлю их Тебе или пошлю за ними в Четверг. Мы приготовим прекрасные корзины с этими плодами для этих детей. Верно, Марта?»

«Да, брат. И мы добавим немного ландышей, которые так любит Иоанна».

5. Мария Магдалина вновь возвращается. Она держит в своих руках амфору с узким горлышком, таким же прелестным, как шейка птицы, заканчивающимся маленьким клювом. Алебастр драгоценного розово-желтого оттенка, подобного цвету лица некоторых блондинок. Апостолы смотрят на нее думая, возможно, что она принесла какой-то редкий деликатес. Но Мария не идет в центр, внутрь U-образного стола, где находится ее сестра. Она обходит ложа-сидения и останавливается меду ложем Иисуса и Лазаря и ложем двух Иаковов[2].

Она откупоривает алебастровую амфору и располагает свою ладонь под маленьким клювом, чтобы нацедить в нее несколько капель вязкой жидкости, которая медленно вытекает из открытой амфоры. Сильный запах туберозы и других эссенций, очень интенсивный приятный аромат распространяется по залу. Но Мария не удовлетворяется малым количеством вытекающего благоуханного масла. Она наклоняется и резким ударом ломает горлышко амфоры об угол ложа Иисуса. Узкое горлышко падает на пол, проливая ароматные капли на его мраморное покрытие. Теперь у амфоры широкое отверстие, через которое густым потоком вытекает достаточное количество мази.

Мария расположилась за Иисусом, и умащает густым маслом волосы своего Иисуса, она кропит им все Его локоны, она расправляет их, а затем расчесывает их гребнем взятым из своих собственных волос и аккуратно укладывает на обожаемой голове. Светло-рыжие волосы Иисуса сияют теперь как темное золото, очень яркие после помазания. Свет канделябра, зажженного слугами, отражается на светлых волосах Иисуса подобно прекрасному шлему цвета меди. Аромат бодрящий. Через ноздри он поднимается к голове и, распространяясь так, как если бы его ничто не сдерживало, он так интенсивен, что почти так же возбуждает как чихательный порошок.

Лазарь, повернув голову, улыбается, наблюдая за тем, как тщательно Мария смазывает и укладывает локоны Иисуса так, чтобы Его волосы выглядели аккуратно после ароматического массажа. При этом она не беспокоится о своих косах, которые, больше не поддерживаемые широким гребнем, которому помогали удерживать их на месте заколки, падают все ниже и ниже на ее шею и почти полностью опускаются на ее плечи.

Марта, также улыбаясь, смотрит на нее. Остальные переговариваются друг с другом приглушенными голосами с различными выражениями на лицах. Но Мария еще не удовлетворена. В разбитой амфоре осталось еще достаточное количество мази, а волосы Иисуса, хотя они густые, уже насыщены ею. Затем Мария повторяет жест любви того давнего вечера. Она преклоняет колени у подножия ложа, расстегивает пряжки сандалий Иисуса и снимает их, и, погрузив длинные пальцы своей прекрасной руки в амфору, она берет столько мази, сколько может, и помазывает ею Его обнаженные стопы, палец за пальцем, затем подошвы и пятки, затем выше, на лодыжках, которые она раскрывает, отодвинув полы Его льняной туники, и в заключение помазывает на подъемах, она медлит на плюснах, которые будут пронзены ужасными гвоздями, она настойчиво продолжает это помазание, пока полости амфоры не остается бальзама. Затем она вдребезги разбивает амфору об пол, и своими руками, которые теперь свободны, удаляет свои большие заколки, быстро распускает свои тяжелые косы и этими золотыми, яркими, мягкими, ниспадающими массами волос удаляет излишек помазания со стоп Иисуса, с которых каплет бальзам.

6. Иуда, который до сих пор молча наблюдал похотливыми завистливыми глазами за прекрасной женщиной и Учителем, Чью голову и стопы она помазала, возвысил свой голос, единственный голос открытого упрека; некоторые из остальных, не все, что-то прошептали или жестами выразили свое изумление, но также тихое неодобрение. Но Иуда, вставший, чтобы лучше видеть, как помазываются стопы Иисуса, злонамеренно говорит: «Что за бесполезное языческое расточительство! Зачем делать это? И после этого мы ожидаем, что главы Синедриона не будут говорить о грехе?! Это деяния похотливой куртизанки и они не подобают той новой жизни, которую ты ведешь, женщина. Они слишком сильно напоминают о твоем прошлом!»

Оскорбление таково, что все ошеломлены. Оно таково, что все задвигались. Некоторые выпрямились на ложах, некоторые вскочили на ноги, все смотрят на Иуду, как если бы он внезапно обезумел. Марта вспыхнула. Лазарь вскочил на ноги, ударив по столу кулаком, и говорит: «В моем доме…», затем он смотрит на Иисуса и восстанавливает самоконтроль.

«Да. Вы все смотрите на меня? Вы все шептали в своих сердцах. Но сейчас, когда я как эхо повторил ваши слова и открыто сказал то, что вы думаете, все вы готовы сказать, что я не прав. Я повторю то, что сказал. Я не имею в виду, что Мария любовница Учителя. Но я говорю, что определенные поступки не подобают Ему или ей. Это безрассудные поступки. И, к тому же, несправедливые. Да. К чему такая трата? Если она желала стереть память о ее прошлом, она могла бы дать эту амфору и помазание мне. В ней было по меньшей мере пол-литра чистого нарда! И очень дорогого. Я мог бы продать его по крайней мере за триста денариев, так как такова цена за нард такого качества. И я мог бы продать амфору, которая была красивой и драгоценной. Я бы раздал эти деньги нищим, которые толпятся вокруг нас. Нам их всегда не хватает. А просящих милостыню завтра в Иерусалиме будет несчетное множество».

«Это верно», - говорят остальные одобрительно. «Ты могла бы использовать немного для Учителя, а остальное…»

7. Мария из Магдалы кажется глухой. Она продолжает вытирать стопы Иисуса своими распущенными волосами, которые сейчас, на своих концах, также стали тяжелыми от мази и более темными, чем на макушке ее головы. Стопы Иисуса теперь гладкие и мягкие, цвета старой слоновой кости, как если бы они были покрыты новой кожей. И Мария вновь надевает сандалии на стопы Иисуса, прежде поцеловав каждую ступню, а затем надев сандалию, глухая ко всему, что не созвучно ее любви к Иисусу.

Иисус защищает ее, положив Свою ладонь на ее голову, склонившуюся для поцелуя и говорит: «Оставьте ее в покое. Почему вы докучаете ей и расстраиваете ее? Вы не понимаете, что она сделала. Мария совершила поступок справедливый и добрый по отношению ко Мне. Нищие всегда будут с вами. Я же собираюсь уйти. Вы всегда будете иметь их, но Меня с вами скоро уже больше не будет. Вы всегда сможете дать милостыню нищим. Вскоре Мне, Сыну человеческому среди людей, будет невозможно больше воздать какую-либо почесть по воле людей, потому что пришел час.

Любовь – это ее свет. Она чувствует, что Я собираю умереть и желает предвосхитить погребальное помазание Моего тела. Я торжественно говорю вам, что где бы ни была проповедана Благая Весть, будет вспоминаться этот пророческий поступок ее любви. Во всем мире. Во все века. Я хотел бы, чтобы Бог превратил каждое человеческое существо в другую Марию, которая не ценит вещи, которая не питает привязанности к чему-либо, которая не лелеет, по крайней мере, воспоминаний о прошлом, но уничтожает и попирает все, что является плотью и миром, и ломает и помазывает собой, как она сделала это с алебастром и нардом, на своего Господа из любви к Нему. Не плачь, Мария.

В этот час Я повторяю вам те слова, которые Я сказал у Симона фарисея твоей сестре, Марта: «Тебе прощено все, потому что ты возлюбила всем сердцем». Ты избрала лучшую часть. И она не отберется у тебя. Иди с миром, Моя вновь обретенная добрая маленькая овечка. Иди с миром. Пастбища любви навечно будут твоей пищей. Встань. Поцелуй и Мои руки, которые отпустили тебе грехи и благословили тебя… Сколь многим людям эти Мои руки помогли, простили грехи, благословили, исцелили! И все же Я говорю тебе, что люди, которым помогли эти руки, готовят мучения для этих рук…»

Воцарилась мертвая тишина в воздухе, напоенном сильным ароматом.

Мария, с распущенными волосами, окутавшими ее плечи и закрывшими ее лицо, целует правую руку, которую Иисус предложил ей, и не может оторвать от нее своих губ…

Марта, глубоко тронутая, подходит к ней и собирает ее распущенные волосы, которые она заплетает, лаская сестру, затем она утирает слезы на ее щеках, стараясь осушить их…

Ни у кого больше не осталось желания есть… Слова Христа заставили их задуматься. Иуда Алфеев встал первым. Он просит разрешения удалиться. Его брат Иаков подражает ему, а Андрей и Иоанн следуют их примеру. Остальные остаются, но они уже стоят, намереваясь омыть руки в серебряных сосудах, переданных им слугами. Мария и Марта делают то же самое вместе с Учителем и Лазарем.

8. Входит слуга и наклоняется, чтобы сказать что-то Максимину, который, выслушав его, говорит: «Учитель, пришли несколько человек, которые хотели бы встретиться с Тобой. Они говорят, что пришли издалека. Что мы должны делать?»

Иисус зовет Филиппа, Иакова Зеведеева и Фому и говорит им: «Идите, проповедуйте Благую Весть, исцеляйте, действуйте во имя Мое. Скажите им, что Я завтра должен пойти в Храм».

«Мудро ли говорить им об этом, Господь?» - спрашивает Симон Зелот.

«Нет смысла молчать об этом, потому что об этом уже говорят в Святом Городе, больше враги, чем друзья. Иди!»

«Х’м, как узнают друзья… нам известно. Но они не предают. Я не знаю, как остальные смогли узнать».

«Среди многих друзей всегда найдется несколько врагов, Симон Ионин. Сейчас друзей… слишком много и они принимаются в качестве таковых слишком легко. Когда Я думаю о том, как долго Я ждал и молился! Но то были ранние дни и следовало быть осторожными. Затем победы ослепили нас, и мы перестали быть осторожными. И это была ошибка. Но это случается со всеми победителями. Победы мешают видеть ясно и ослабляют дальновидность предпринимаемых действий. Я говорю, конечно, о нас, учениках, а не о Учителе. Он совершенный. Если бы нас осталось только двенадцать, то мы бы не тряслись от страха перед предательством!» - бесстыдно лжет Иуда из Кериофа.

Невозможно описать взгляд, который Иисус бросил на коварного апостола. Взгляд, предостерегающий и исполненный бесконечной печали. Но Иуда не обращает на него внимания. Он встал из-за стола и направляется к дверям зала… 9. Иисус следует за ним взглядом и, увидев, что он хочет выйти из зала, спрашивает у него: «Куда ты идешь?»

«Наружу…» - уклончиво отвечает Иуда.

«Из этого зала, или из этого дома».

«Из…Так… На небольшую прогулку».

«Не уходи Иуда. Останься со Мной, с нами».

«Твои братья ушли вместе с Иоанном и Андреем. Почему я не могу выйти?»

«Ты делаешь это не для того, чтобы отдохнуть, как они…»

Иуда не отвечает, но, упорствуя, выходит. Ни слова не произносится в зале. Лазарь и его сестры, и четыре оставшихся апостола: Петр, Симон, Матфей и Варфоломей, смотрят друг на друга.

Иисус встает и подходит к окну, чтобы видеть, куда направляется Иуда, и увидев, что он выходит из дома, одетый в свою мантию и направляется к воротам, которые не видны из зала, Он громко окликает его: «Иуда! Подожди Меня. Мне нужно тебе что-то сказать. И Он мягко освобождается из объятия Лазаря, который увидев, что Учитель опечален, обнял Его рукой за талию, покидает зал и догоняет Иуду, который продолжает идти к воротам, хотя и более медленно. Он настигает его, пройдя примерно одну треть дистанции между домом и стеной сада, рядом с зарослями растений с толстыми листьями, которые выглядят как зеленая обожженная глина, обрызганная скоплениями маленьких цветов, представляющих собой маленький крест с тяжелыми лепестками, как если бы они были сделаны из светлого желтого воска с сильным ароматом. Я не знаю их названия. Иисус заводит его за заросли, и, держа его за предплечье, сжимает его Своей рукой. Он вновь спрашивает его: «Куда ты идешь, Иуда? Пожалуйста, останься здесь!»

«Поскольку Ты все знаешь, почему спрашиваешь у меня? Ведь Ты не нуждаешься в вопросах, поскольку можешь читать в сердцах людей? Ты знаешь, что я иду к Моим друзьям. Ты не позволяешь Мне пойти туда. Они вынуждают и торопят меня, чтобы я пришел. Я иду».

«Твои друзья! Ты должен был сказать – твоя погибель! Вот куда ты идешь. Ты идешь к своим истинным убийцам. Не иди, Иуда! Не иди туда! Ты собираешься совершить преступление… Ты…»

«Ах! Ты боишься?! Ты, наконец-то, боишься?! Ты, наконец-то, понял, что Ты человек! Ты человек! Не более, чем человек! Потому что только человек боится смерти. Бог знает, что Он не может умереть. Если бы Ты чувствовал Себя Богом, Ты бы знал, что не можешь умереть и не боялся бы. Потому что сейчас, когда Ты чувствуешь, что смерть при дверях, Ты боишься ее как все люди, и Ты пытаешься всеми доступными средствами предотвратить ее и видишь опасность везде и во всем. Где Твое восхитительное бесстрашие? Где Твои самоуверенные торжественные заявления о том, что Ты счастлив и жаждешь завершить Жертвоприношение? Даже их отголоска не осталось в Твоем сердце! Ты думал, что этот час никогда не настанет, поэтому Ты притворялся сильным, великодушным, щедрым и произносил торжественные фразы. Хватит! Ты так же плох, как те, кого Ты упрекаешь за лицемерие! Ты заманил нас и предал. И мы оставили все ради Тебя. И из-за Тебя нас ненавидят! Ты привел нас к гибели…»

«Достаточно. Иди! Хватит! Не много часов прошло с тех пор, как ты говорил Мне: “Помоги мне остаться. Защити меня!” Я сделал это. И что толку? Скажи мне только одно, и подумай об этом, прежде чем сказать Мне. Это твое искреннее желание? Пойти к твоим друзьям, предпочитая их Мне?»

«Да. Это так. Мне не нужно думать об этом, потому что уже долгое время как я не желаю ничего, кроме этого».

«Тогда иди. Бог не творит насилия над волей человека», - и Иисус поворачивается к нему спиной и медленно идет к дому.

10. Когда Он приблизился к нему, Он поднял Свою голову, привлеченный взглядом Лазаря, который стоя на том месте где был, пристально смотрит на Иисуса. У Него очень бледное лицо, которое пытается улыбнуться верному другу.

Он возвращается в зал, где четыре апостола беседуют с Максимином, пока Мария и Марта руководят работой слуг, которые приводят в порядок зал, убирая подносы и скатерти, которые использовались во время ужина.

Лазарь идет к двери и вновь обнимает талию Иисуса своей рукой, и, проходя рядом со слугой, говорит ему: «Принеси мне свиток, который лежит на столе в моей рабочей комнате».

Он подводит Иисуса к одному из широких сидений, расположенных в оконных нишах, чтобы Он мог сесть. Но Иисус остается стоять, стараясь уделить внимание тому, что говорит Ему Лазарь… но очевидно, что Его ум находится где-то в другом месте и Его сердце опечалено, хотя когда Он понимает, что апостолы наблюдают за Ним, Он улыбается, чтобы рассеять подозрения апостолов, приближающихся к Нему, окружающих Его и перешептывающихся и перемигивающихся друг с другом, указывающих на Учителя.

Слуга возвращается со свитком и Петр, увидев, что пергамент содержит в себе текст, который выше его понимания, отходит в сторону, сказав: «Рыба не клюет определенных наживок. Лучше поговорить с Максимином о растениях и их культивации».

Марта продолжает свою работу. 11. Мария, хотя и молчаливо, принимает участие в беседе с Лазарем, который указывает Учителю на определенный отрывок из пергамента со словами: «Разве этот язычник не был редкостно дальновиден? Больше, чем многие из нас. Возможно… если бы он был здесь, в это время, когда Ты являешься нашим Учителем, он стал бы одним из Твоих учеников, и притом одним из лучших. И он бы понял Тебя, тогда как многие из нас не способны понять Тебя. И на какую же поэму был бы вдохновлен его гений, восхищающийся Тобой! Твои слова собраны и сохранены духом, который был светлым, хотя принадлежал язычнику![3] Твоя жизнь описана этим открытым и ясным разумом! У нас больше нет писателей и поэтов. Ты родился поздно, когда жизненный эгоизм и религиозно-социальный упадок погасили поэзию и гениев среди нас. То, что наши мудрецы и пророки написали о Тебе, не зная Тебя, не отразилось эхом в живом голосе одного из Твоих последователей. Твои возлюбленные, Твои верные последователи в большинстве своем люди без образования. А остальные… Нет. У нас больше нет какой-нибудь повести, чтобы передать людям Твою мудрость и Твой образ. У нас больше нет их, потому что, скорее всего, отсутствуют дух и воля, чем способность сделать это. Наиболее избранная, с человеческой точки зрения, часть Израиля глуха как разбитая труба, и она более не может воспевать славу и чудеса Бога. Мое беспокойство состоит в том, что все может быть утрачено или фальсифицировано, частью из-за неспособности, частью злонамеренно…»

«Этого не произойдет. Когда Дух Божий поселится в сердцах, Он будет повторять Мои слова и объяснять их смысл. Это Дух Божий говорит через уста Христа. Потом… Потом он будет говорить с душами непосредственно и будет напоминать Мои слова».

«О! Я хотел бы, чтобы это случилось поскорее! Поскорее, потому что Твои слова так мало слушали, а понимали их даже еще меньше. Я думаю, что рев Духа Божьего будет неистовым как пылающий огонь, чтобы принудительно выгравировать в умах людей то, что они не принимали, потому что оно было добрым и мягким. Я думаю, что пламенеющий Дух сожжет Своим огнем равнодушную или бездействующую совесть, написав на них Твои слова. Мир должен полюбить Тебя! Это воля Всевышнего! Но когда это произойдет?»

«Когда Я буду потреблен в Жертвоприношении любви. Затем придет Любовь. Это будет подобно прекрасному пламени, поднимающемуся от принесенной Жертвы. И это пламя никогда не погаснет, потому что Жертвоприношение никогда не закончится. Будучи однажды совершено, оно будит длиться все время существования Земли».

«Но тогда… Ты должен быть действительно принесен в жертву, чтобы это могло произойти?»

«Это так». Иисус делает Свой обычный жест приверженности Своему собственному предназначению. Он протягивает свои руки с ладонями, обращенными наружу, и опускает Свою голову. Затем Он поднимает ее, чтобы улыбнуться страдающему Лазарю и говорит: «Но нематериальный голос Духа любви не будет резким как рев, он будет сладостен как любовь, которая мягка как ветерок Нисана, и все же сильна как смерть. Неизреченное служение Любви! Полнота, завершенность Моего служения. Совершенство Моего служения как Учителя… Я не боюсь, как ты, что что-либо из того, что Я дал, может быть утрачено. Напротив, Я торжественно говорю вам, что лучи света будут брошены на Мои слова, и вы увидите их дух. Я ухожу безмятежно, потому что Я доверил Свое учение Святому Духу, а Мой дух Моему Отцу».

Иисус, задумавшись, опускает Свою голову, затем, положив свиток, ставший отправным пунктом этой беседы, на своего рода высокий буфет или сундук из эбенового или из другого темного дерева, весь инкрустированный желтоватой слоновой костью, принесенный четырьмя слугами из соседней комнаты, в которой Марта хранит более ценную столовую посуду, он говорит: «Лазарь, выйдем. Я хочу поговорить с тобой!»

«Иду, Господи», - и Лазарь встает с ложа, на котором сидел, и следует за Иисусом в сад, в котором уже начинает темнеть, так как в небе угасает последний дневной свет, а свет ранней луны, которая только что начала появляться из-за горизонта, еще слишком слаб.

……….

12. Иисус говорит: «Ты поместишь здесь видение датированное 2 марта 1945 года: «Прощание с Лазарем» начав с этого предложения: “Иисус идет, направляясь за пределы сада, туда, где находится гробница, в которой был погребен Лазарь”.

[1] Приемные дети Иоанны.

[2] Гости сидят по двое на каждом ложе-сидении, приспособленном для возлежания за столом – примечание переводчика.

[3] Возможно, Лазарь говорит о Вергилии.