Размышления о Гефсиманской агонии и предисловие к другим переживаниям Страстей

603. Размышления о Гефсиманской агонии и предисловие к другим переживаниям Страстей

15 февраля 1944.

1. Иисус говорит:

«Ты созерцала переживания Моей душевной агонии в вечер Четверга. Ты видела своего Иисуса в состоянии упадка сил. Так бывает со смертельно раненным, когда его жизнь улетучивается вместе с кровью, истекающей из ран. Или с человеком, угнетенным душевной травмой, превосходящей его силы. Ты увидела нарастающие ступени развития этой травмы, достигшие крайней точки в выступании крови, вызванном нарушением кровообращения, которое было спровоцировано Моими усилиями совладать с собой и противостоять бремени, свалившемуся на Меня.

Я был и остаюсь Сыном Всевышнего. Но Я и Сын Человеческий. Мне бы хотелось, чтобы на этих страницах в одинаковой полноте и совершенстве были ясно запечатлены обе составляющие Моей двойной природы.

О Моем Божестве свидетельствуют Мои слова, что произносились с такой интонацией, которая может быть присуща только одному Богу. О Моем Человечестве – нужды, переживания, страдания, которые были вам явлены, и которые Я претерпевал во плоти истинного Человека, и эта плоть – такой же пример для вашей человеческой природы, как Мое учение об истинном Боге – образец для вашей души.

Вся Моя пресвятая Божественность, как и Мое совершеннейшее Человечество, с течением веков и в результате воздействия „вашего“ падшего несовершенного человечества, были в итоге принижены, искажены в своем истолковании. Мое человеческое естество у вас вышло ненастоящим, не вполне человеческим, равно как и Мой божественный облик оказался умаленным. Из него выпали очень многие детали, которые вам было неудобно признавать или которые вы больше не могли признать, по причине того, что ваших душ коснулась порча греха и безбожия, гуманизма (гуманизм здесь – направление мысли, противопоставляющее изолированный человеческий разум Разуму Божьему и соборному разуму Церкви) и рационализма.

Я прихожу в это трагическое время (поучение диктуется во время Второй мировой войны), предшествующее вселенским бедствиям, прихожу, чтобы оживить в вашей памяти Мою Богочеловеческую Личность, так чтобы вы поняли, что Она из себя представляет, чтобы признали Ее после всего того мракобесия, которым вы Ее опутали, чтобы вы полюбили Ее, вернулись к Ней и посредством Ее спасались. Это личность вашего Спасителя, и кто признает Его и полюбит, тот спасется.

2. В эти дни Я познакомил тебя с Моими телесными страданиями, терзавшими Мое человеческое естество. Познакомил с Моими душевными страданиями, которые связаны, переплетены и слиты со страданиями Моей Матери, подобно тому, как перекручены лианы экваториальных лесов, которые невозможно разделить, обрезав только одну из них, а нужно разрубать одним ударом топора, уничтожая все сразу, чтобы сделать себе проход. Или вены на теле, которые невозможно поодиночке лишить крови, потому что все они наполнены одной единственной жидкостью. Или, еще точнее: невозможно уберечь от гибели плод, который формируется во чреве матери, если умирает сама мать, потому что именно ее жизнь, тепло, питание, кровь, вместе с ритмом, заданным биением материнского сердца, проникают во внутренние оболочки, к самому зародышу, и наполняют его жизнью.

Моя непорочная Мать! О, Она вынашивала Меня не только девять месяцев, как любая другая женщина носит ребенка, но всю жизнь. Наши сердца были связаны духовными нитями и всегда бились вместе, и ни одна материнская слеза не упала, не оставив соленого следа на Моем сердце, и не было ни одного Моего внутреннего стона, который бы не отозвался в Ней печалью.

Вам жалко матери, сын которой умирает от неизлечимой болезни, матери того, кого непреклонный человеческий суд приговорил к смертной казни. Но подумайте о Моей Матери, которая с самого момента Моего зачатия трепетала при мысли о том, что Я – Обреченный. О той Матери, которая в первый раз поцеловав нежное и розовое тельце новорожденного младенца, ощутила будущие раны Своего Создания. О той Матери, которая десять, сто, тысячу раз отдала бы Свою жизнь, только чтобы Я не стал взрослым, и не пришел бы час Жертвоприношения. О той Матери, которая знала об этом страшном часе и должна была желать его, ради принятия Господней воли, ради славы Божией, ради милости к человечеству. Нет, не было агонии более длительной и закончившейся более великой скорбью, чем у Моей Матери.

3. И не было более сильных и всеобъемлющих страданий, чем Мои. Я был Одно целое с Отцом. От вечности Он любил Меня, как только Бог в состоянии любить. Во Мне Он находил утешение и неземную радость. И Я любил Его, как только Бог может любить, находя Свою неземную радость в единении с Ним. Невыразимые отношения, изначально связывающие Отца и Сына, не в силах передать даже Мое слово, поскольку их совершенство сталкивается с несовершенством вашего разума, который не сможет понять, что есть Бог, до тех пор, пока вы не окажетесь с Ним на Небесах. Так вот, Я чувствовал, как час за часом усиливается суровость Отца по отношению ко Мне, словно вода, что растет и напирает на плотину.

Во свидетельство против людей плоти, у которых не было желания понимать, кто Я такой, Он трижды на протяжении Моего общественного служения отверзал Небеса: на Иордане, на Фаворе и в Иерусалиме, в канун Страстей. Однако Он делал это для людей, а не для Моего облегчения. Ибо Я уже был Искупителем.

Периодически, Мария, Бог являет людям кого-то из Своих служителей, чтобы с его помощью пробудить и привлечь их к Себе, но происходит это также и путем страданий такого служителя. Именно он расплачивается самим собой, вкушая горький хлеб Божьего наказания, за утешение и спасение братьев. Разве не так? Жертвы искупления испытывают Божью строгость. Потом приходит слава. Но лишь после того, как удовлетворена Справедливость. С Моей Любовью не так: она ласкает избранных для жертвы. Я – Иисус, Я Искупитель, который Сам пострадал и знает на личном опыте, как болезненно пережить суровый взгляд Отца и богооставленность, и Я никогда не бываю суров, и никогда не оставляю. Я точно так же сжигаю дотла (жертвы на Храмовом алтаре сжигались, и часто дотла, и тогда они назывались жертвами всесожжения), но только огнем любви.

4. Чем ближе подступал час расплаты, тем острее Я чувствовал, как отдаляется Отец. А чем больше Я отлучался от Отца, тем меньше Мое Человечество ощущало поддержку Его Божества. И от этого Я испытывал все страдания, какие только возможно. Разлучение с Богом несет с собой страх, несет с собой привязанность к жизни, несет изнеможение, усталость и тоску. Чем оно полнее, тем серьезней его последствия. Когда оно абсолютно, оно приводит к отчаянию. И чем более незаслуженна эта разлука для того, кто по Божьему промыслу ее испытывает, тем больше он от нее страдает, потому что для живой души отсечение от Бога – то же, что для живого тела отсечение конечности. Это горькое и обессиливающее оцепенение, непонятное тем, кто его не переживал.

Я испытал его. Я должен был познать все, чтобы иметь возможность все это привести Отцу в ваше оправдание. В том числе, ваше отчаяние. О, Я понимаю, что значит сказать: „Я один. Все меня предали и оставили. Даже Отец, даже Бог больше не помогает мне“. И потому в несчастных сердцах, переполненных отчаянием, Я творю непостижимые чудеса благодати, призывая Моих возлюбленных испить чашу подобного горького опыта, чтобы те, кто терпит кораблекрушение в море отчаяния, не отвергали креста, протянутого Мной как якорь спасения, но ухватились бы за него, дабы Я вывел их на благословенный берег, где царит покой.

5. Только Я один знаю, как Мне не хватало Отца в вечер Великого Четверга! Моя душа мучительно страдала от усилий выдержать две наибольшие человеческие скорби: сказать прощай любимой Матери, и находиться рядом с неверным другом. Две раны появилось у Меня на сердце: одна от Ее слез, другая от его ненависти.

Мне пришлось делить Свой хлеб с Каином. Пришлось дружески с ним разговаривать, чтобы не выдать его остальным, из опасения их жесткой реакции, и чтобы предотвратить еще одно преступление, которое, впрочем, было бы бесполезным, так как все уже было обозначено в великой книге жизни: и Моя святая Кончина, и Иудино самоубийство. Другие смерти были не нужны, и Бог бы их не одобрил. Никакая кровь, за исключением Моей, не должна была пролиться, и не пролилась. Петля, пресекшая ту жизнь, затворила в непотребном теле предателя его нечистую кровь, проданную Сатане, кровь, которая не должна была, пролившись на Землю, смешаться с пречистой Кровью Невинного.

Этих двух скорбей было бы достаточно, чтобы Мое Я претерпело смертельную муку. Но Я был Искупителем, Жертвой, Агнцем. Ягненок, перед тем как его принесут в жертву, переживает клеймение каленым железом, удары, переживает острижение и продажу мяснику. Лишь в конце он почувствует холод ножа, которым ему перережут горло, выпустят кровь и умертвят. Но до этого он должен оставить все: пастбище, где он вырос, мать, которая вскармливала и согревала его, товарищей, которые были рядом. Все. Я пережил все это: Я, Агнец Божий.

6. Итак, в то время как Отец удалялся на Небеса, пришел Сатана. Он уже приходил в начале Моего служения, чтобы искушать Меня и сбить с пути. И вот он приходит вновь. Это его время. Время сатанинского шабаша.

Толпы и толпы бесов находились в ту ночь на Земле для того, чтобы окончательно обольстить сердца и всеять в них желание завтрашней казни Христа. К каждому члену Синедриона был приставлен свой бес, к Ироду – свой, также и к Пилату, и к каждому из иудеев, которые потом призывали на себя Мою Кровь. Даже у апостолов были свои искусители, которые наводили на них сон, пока Я изнывал, и приводили их в состояние малодушия. Обрати внимание на силу непорочности. Иоанн, целомудренный ученик, был первым из всех, кто вырвался из лап демонов, и тотчас вернулся к своему Иисусу, понял Мое невысказанное желание, и привел ко Мне Марию.

Но у Иуды, так же как и у Меня, был Люцифер. Он находился около Меня. И в самом сердце Иуды. В этой трагедии мы были два главных героя, и Сатана занимался нами лично. После того, как он завел Иуду так далеко, что тому было уже не вернуться, он обратился ко Мне.

С помощью своих ухищрений он с непревзойденным реализмом продемонстрировал Мне телесные истязания. В пустыне он также начал с плоти. Я превозмог его молитвой. Дух укротил страхи плоти.

Тогда он продемонстрировал Мне бесполезность Моей смерти и пользу от того, что Я буду жить ради Себя, не беспокоясь о неблагодарных людях. Жить богатым, счастливым, любимым. Жить для Своей Матери, не заставляя Ее страдать. Жить для того, чтобы длительной проповедью обратить к Богу тех многих, которые, если Я умру, забудут обо Мне, тогда как, если бы Я оставался Учителем не три года, но много-много лет, они бы пришли в полное единение с Моим учением. Его ангелы помогли бы Мне пленять людские сердца. Разве Я не вижу, что ангелы Бога не вмешиваются и не помогают Мне? После Бог бы простил Меня, увидев толпы верующих, которых Я привел к Нему. В пустыне он тоже попытался склонить Меня искусить Бога опрометчивостью. Я победил его молитвой. Дух укротил нравственные искушения.

7. Он продемонстрировал Мне богооставленность. Он, Отец, больше не любит Меня. Я нагрузил на Себя грехи всего мира. И вызвал Его отвращение. Его здесь нет, Он оставил Меня одного. Он отдал Меня на посмеяние жестокой толпы. И даже не предоставил Своего небесного утешения. Я один, один, один. В этот час только Сатана рядом со Христом. Нет ни Бога, ни людей, потому что они не любят Меня. Они или равнодушны, или ненавидят Меня. Я молился, пытаясь молитвой заглушить сатанинскую речь. Но молитва больше не поднималась к Богу. Она возвращалась ко Мне летящими камнями и давила на Меня своей грудой. Молитва, что всегда была Моей лаской Отцу, возносящимся голосом, на который отвечало нежное отцовское слово, стала теперь мертвой, тяжелой, напрасно брошенной в закрытые Небеса. Тогда Я почувствовал горечь со дна этой чаши. Вкус отчаяния. Это было то, чего хотел Сатана. Довести Меня до отчаяния, чтобы сделать из Меня своего раба. Я поборол отчаяние, и поборол его только одними Своими силами, потому что захотел его побороть. Только одними Своими человеческими силами. Я уже был всего лишь Человеком. Всего лишь человеком без всякой Божьей помощи. Когда Бог помогает, нетрудно поднять целый мир и держать его, как детскую игрушку. Но когда Бог больше не содействует, даже цветок становится непосильной ношей.

Я победил и отчаяние, и его создателя Сатану, чтобы послужить Богу и вам, даровав вам Жизнь. Но Я узнал, что такое Смерть. Не физическая смерть от распятия, – которая была не так ужасна, – но Смерть абсолютная, осознанная, смерть воина, который умирает после победы, с кровоточащей раной в сердце, раной от усилия, превосходящего все возможное. И Я покрылся кровавым потом. Я покрылся кровавым потом, чтобы остаться верным Божьей воле.

8. Вот почему ангел Моей скорби показал Мне упования всех спасенных этой жертвой, и это было как лекарство для умирающего.

Ваши имена! Каждое было для Меня каплей лекарства, влитой в вены с целью снова наполнить их бодростью, каждое было для Меня возвращением жизни, возвращением света, возвращением силы. Во время нечеловеческих мучений, чтобы не кричать от боли, как человек, чтобы не отчаиваться в Боге и не говорить, что Он слишком жесток и несправедлив к Своей Жертве, Я повторял про себя ваши имена. Я видел вас. С тех пор Я благословил вас. С тех пор Я носил вас в сердце. И когда приходит ваше время родиться на Земле, Я схожу с Небес, чтобы присутствовать при вашем появлении, радуясь от мысли, что еще один цветок любви появился на свет, и что он будет жить для Меня. О! благословенные Мои! Утешение для умирающего Христа! При Моей кончине были Мать, Ученик, благочестивые Женщины, но там были также и вы. Мои угасающие глаза видели вместе с измученным лицом Моей Мамы также и ваши любящие лица, и они так и закрылись, и были счастливы закрыться, потому что видели вас спасенными, вас, заслуживших Божье Самопожертвование».

16 февраля 1944.

9. Иисус говорит:

«Отныне ты знакома со скорбями, которые предшествовали Страстям в собственном смысле. Теперь Я познакомлю тебя с событиями самих Страстей. Событиями, которые сильнее поражают ваше воображение (т.е., внешние проявления Страстей вызывают в людях большее сочувствие, нежели внутренние, такие как Гефсиманское борение), когда вы о них думаете.

Но вы очень мало размышляете о них. Слишком мало. Вы не раздумываете о том, чегó вы Мне стоили, и какою мукой далось ваше спасение. Вы, жалующиеся на царапину, на то, что ударились об угол, на головную боль, не думаете о том, что Я был одной большой раной, что те раны усугублялись многими вещами. Что сами вещи стали орудиями пыток своего Творца, поскольку мучили уже измученного Бога Сына, без всякого почтения к Тому, кто сотворил их, будучи Отцом творения.

Однако вещи не виноваты. Виноват, как всегда, человек. Виноват с того самого дня, как послушался Сатану в земном Раю. До того момента сотворенные вещи не имели ни шипов, ни яда, и не несли никакой опасности для человека, избранного творения. Бог сотворил этого человека царем, сотворил его по Своему образу и подобию, и в Своей отеческой любви не мог допустить, чтобы вещи причиняли человеку вред. Эту ловушку поставил Сатана. Первым делом в человеческом сердце. Потом, вместе с наказанием за грех, она принесла человеку шипы и колючки.

10. И вот Я, Человек, был вынужден терпеть страдания не только от людей, но и от самих вещей. Первые оскорбляли и истязали Меня, вторые служили им орудиями.

Рука, которую Бог дал человеку, чтобы отличить его от зверей, рука, которой Он научил человека пользоваться, рука, которую Бог привел в согласие с разумом, сделав ее исполнительницей повелений ума, эта столь искусная часть вашего тела, что, казалось бы, должна была простираться с лаской к Сыну Божию, – от которого получала только ласку и исцеление, если была больна, – обратилась против Сына Божия и нанесла Ему пощечины, удары, вооружившись плетью; стала клещами, чтобы рвать волосы и бороду, и молотком, чтобы вбивать гвозди.

Человеческие ноги, которые должны были бы проворно бежать разве что на поклонение Сыну Божию, поспешили на расправу со Мной, помогая тащить и волочить Меня по дороге навстречу Моим истязателям, пинали Меня самым неприглядным образом, оскорбительным даже для упрямого мула.

Человеческие уста, которые надлежало использовать для речи, этого дара, данного человеку, единственному из всех сотворенных животных, чтобы восхвалять и славословить Сына Божия, наполнились ложью и проклятиями, летевшими в Мой адрес вместе с брызжущей слюной.

Человеческий разум, подтверждающий небесное происхождение человека, и тот целиком ушел на изобретение пыток особой, утонченной жестокости.

11. Человек, весь человек употребил себя и свои способности на издевательство над Сыном Божиим. И в помощь себе призвал землю и все, что на ней. Из камней горных обвалов он сделал метательные снаряды, чтобы ранить Меня; из ветвей деревьев – дубинки, чтобы ударять по Мне; из скрученной конопли – веревки, чтобы тащить Меня и резать ими Мое тело; из шипов – жгучий как огонь венец для Моей склоненной головы; из руды – наконечники для плетей; из тростника – орудие мучения; из булыжников на мостовой – препятствие для Того, кто, умирая, нетвердой походкой поднимался на холм навстречу Своему распятию.

И с земными вещами объединились вещи небесные. Рассвет, слишком холодный для Моего тела, уже истощенного агонией в саду; ветер, раздражающий раны; солнце, усиливающее жажду и жар в теле и вызывающее появление летающих насекомых и пыли, что ослепляет усталые глаза, которые невозможно протереть связанными руками.

К небесным вещам добавляются также средства, дарованные человеку для прикрытия его наготы: кожа становится плетью, а шерсть одежды прилипает к открытым ранам от этих плетей и при каждом движении натирает и раздирает их.

12. Все, все, все послужило мукой для Сына Божьего. Тот, ради кого были созданы все эти вещи, в час Своего Жертвоприношения Богу оказался окружен одной лишь враждебностью. Твой Иисус, Мария, ни в чем не имел утешения. Все существующее обернулось против Меня, чтобы со змеиной беспощадностью впиться в Мою плоть и умножить страдания.

Вот о чем хорошо было бы подумать, когда вы страдаете, и, сравнив ваши недостатки с Моим совершенством и Мои скорби с вашими, прийти к выводу, что Отец любит вас сильнее, нежели в тот час Он любил Меня, и полюбить Его всем своим существом, так же, как Я любил Его, несмотря на Его суровость».