Иисус отвергнут самарянами.. С Иудой Искариотом

573. Иисус отвергнут самарянами.

С Иудой Искариотом

5 марта 1947

1. Фирца окружена такими густыми оливковыми рощами, что только подойдя к городу очень близко, понимаешь, что находишься рядом с ним. Пояс из прекрасных плодородных огородов является последней преградой на пути к городу. В огородах цикорий, салаты, бобовые, молодые растения тыкв, фруктовые деревья и беседки, смешивающие и чередующие различные оттенки своей зелени и своего цветения, обещающего плоды, или маленькие плоды, обещающие удовольствия. Виноградные лозы и рано цветущие оливы, колышимые довольно сильным бризом, роняют свои маленькие цветки, покрывая землю зеленовато-белым снегом.

Из-за завесы зарослей камыша и ив, растущих рядом с безводным каналом, дно которого, однако, все еще влажное, слышится шум шагов новоприбывших и появляются восемь апостолов, посланных вперед. Они явно расстроены и опечалены, бегут навстречу идущим вслед за ними и жестами показывают, чтобы они остановились. Приблизившись, они говорят: «Уйдем отсюда! Прочь отсюда! Пойдем обратно. Невозможно войти в этот город. Они почти побили нас камнями. Войдем в эти заросли, и поговорим…» И беспокоясь о том, чтобы уйти незамеченными, они ведут Иисуса, трех апостолов, мальчика и женщин вдоль канала в сторону, противоположную городу, и говорят: «Здесь нас не хотят видеть. Уйдем! Уйдем!»

Напрасно Иисус, Иуда и два сына Зеведея пытаются узнать, что случилось. Напрасно они спрашивают: «А как же Иуда Симонов? Что с Элизой?» Восемь апостолов не слушают их. Пробираясь сквозь переплетение стеблей и болотных растений, они поранили свои ноги. По их лицам бьют свисающие ветви ив и жесткие листья камыша. Скользя в грязи на дне канала, хватаясь за сорняки на его краях и забрызгиваясь грязью, подгоняемые сзади восьмью апостолами, которые идут, постоянно оборачиваясь, опасаясь преследователей из Фирцы. Но никого нет на дороге кроме солнца, начинающего клониться к закату, и тощей бродячей собаки.

2. В конце концов, они оказываются у больших зарослей кустов, разграничивающих участки. За кустами поле льна, на длинные стеблях которого, волнуемых ветром, уже начали появляться небесно-голубые цветки.

«Сюда, сюда. Если мы сядем, никто не увидит нас, и, когда стемнеет, мы сможем уйти…» - говорит Петр, утирая свой пот…

«Куда?» - спрашивает Иуда Алфеев. «С нами женщины».

«Мы должны уйти куда-нибудь. Во всяком случае, на лугах много недавно скошенного сена. Его можно использовать в качестве ложа. Мы сделаем для женщин навесы из наших мантий и будем вести наблюдение».

«Да. Этого достаточно, чтобы нас не заметили, а затем спуститься к Иордану на рассвете. Ты был прав, Учитель, не желая идти по дороге через Самарию. Для бедных людей, подобных нам, разбойники лучше, чем самаряне…» - говорит Варфоломей, все еще тяжело дыша.

«Но что же случилось, одним словом? Иуда сделал что-то …» - спрашивает Фаддей.

Фома перебивает его: «Иуда, конечно, был избит. Мне жаль Элизу…»

«Вы видели Иуду?»

«Я не видел. Но в данном случае легко верно пророчествовать. Если он сказал, что он Твой апостол, то он определенно получил взбучку. Учитель, они не желают Тебя».

«Да. Они все восстали против Тебя».

«Они истинные самаряне».

Все говорят одновременно.

3. Иисус требует, чтобы они замолчали, и говорит: «Пусть говорит только один. Ты, Симон Зелот, ты самый спокойный».

«Господь, это легко сказать в нескольких словах. Мы вошли в город, и никто не побеспокоил нас, пока они не узнали кто мы, до тех пор они думали, что мы проходящие мимо паломники. Но когда мы спросили, - и надо же было нам спросить! – не входили ли в город и не искали ли Галилейского Учителя и Его спутников молодой, высокий, смуглый мужчина в красной мантии и талитом (головным убором) в красную и белую полоску, и пожилая худая женщина с почти белыми волосами, они сразу же разгневались… Возможно, мы не должны были говорить о Тебе. Мы, конечно, совершили ошибку… Но в других местах нас принимали так хорошо, что… Мы не поняли, что произошло!... Те, кто тремя днями раньше были так почтительны к Тебе, сейчас подобны змеям!...»

Фаддей прерывает его: «Это дело рук иудеев…»

«Я так не думаю. Я так не думаю, заключая из того, что они говорили, попрекая и угрожая нам. Я думаю… Нет. Я, мы уверены, что причиной самарянской ярости явился тот факт, что Иисус отверг их предложение о защите. Они кричали: “Уходите! Уходите прочь, вы и ваш Учитель! Он хочет пойти и поклоняться на Мориа. Хорошо, пусть Он идет и пусть Он и все Его последователи умрут. Среди нас нет места тем, кто считает нас не друзьями, а только слугами. Мы не желаем дальнейших неприятностей, пока не будет дохода в качестве компенсации. Камни, а не хлеб для Галилеянина. Нападения наших собак, вместо приема в наших домах”. Все это, и даже более этого они говорили. И так как мы настаивали, пытаясь узнать, наконец, что случилось с Иудой, они подобрали камни, чтобы побить нас и действительно спустили на нас своих собак. Они кричали друг другу: “Давайте встанем на пост у каждого входа, если Он придет, то мы отомстим за себя”. Женщина, - всегда найдется добрая душа среди злых людей, - втолкнула нас в свой огород, а затем вывела нас по тропинке через огороды к каналу, в котором не было воды, так как они поливают до Субботы, и спрятала нас там. Затем она пообещала нам, что мы получим новости об Иуде. Но больше она не приходила. Мы должны ждать ее здесь, потому что она сказала, что если не найдет нас в канале, то придет сюда».

4. Высказывается множество комментариев. Некоторые продолжают обвинять иудеев. Некоторые слегка попрекают Иисуса, упрек скрыт в их замечаниях: «В Сихеме Ты говорил слишком ясно, а затем ушел. В течение последних трех дней они решили, что не имеет смысла обманывать самих себя и причинять себе ущерб ради того, кто не удовлетворил их… и они изгнали Тебя…» Иисус отвечает: «Я не жалею о том, что говорил правду и исполнял Свой долг. Сейчас они не понимают. Вскоре они поймут справедливость Моих слов и будут поклоняться Мне больше, чем если бы Я был несправедлив или если бы Моя справедливость оказалась большей, чем Моя любовь к ним».

«Там! Там женщина на дороге. Она настолько смела, что идет не скрываясь…» - говорит Андрей.

«Она не предаст нас, как вы думаете?» - с подозрением говорит Варфоломей.

«Она одна!»

«Но за ней могут следовать люди, скрывающиеся в канале…» Но женщина идет, неся на голове корзину, минуя поля льна, где ждут Иисус и Его апостолы, затем она сворачивает на узкую тропу и исчезает из виду… внезапно появившись за ожидающими, обернувшимися почти с испугом, когда услышали за собой шелест растительности. Женщина обращается к восьми мужчинам, с которыми она знакома: «Вот и я! Простите меня, что заставила вас ждать так долго… Я не хотела, чтобы кто-нибудь следовал за мной. Я сказала, что собираюсь пойти к своей матери… Я знаю… Я принесла немного еды для вас. Учитель… Который из вас Учитель? Я хотела бы почтить Его».

«Вот Учитель».

Женщина, положив на землю свою корзину, простирается ниц со словами: «Прости грех моих сограждан. Если бы никто не подстрекал их… Но многие поспособствовали тому, чтобы они не приняли Тебя…»

«Я не испытываю неприязни и обиды, женщина. 5. Встань и говори. Есть ли у тебя какие-либо новости о Моем апостоле и о женщине, которая была с ним?»

«Да, есть. Изгнанные подобно собакам, они находятся вне города, с другой его стороны, в ожидании ночи. Они хотят пойти назад, к Енону, желая найти Тебя. Они хотели придти сюда, так как узнали, что их спутники здесь. Я сказала им, чтобы они не делали этого и были спокойны, так как я отведу вас к ним. Я сделаю это, как только стемнеет. К счастью моего мужа нет дома, так что я свободно могу покидать дом. Я отведу вас к одной из моих сестер, которая вышла замуж внизу, на равнине Вы там поспите, не говоря о том, кто вы, не из-за Мероды, но из-за людей, которые живут с ней. Они не самаритяне, они пришли из Декаполиса и осели там. Но всегда мудро…»

«Да вознаградит тебя Бог. Двое учеников были ранены?»

«Мужчина – немного. Женщина – нисколько. И Всевышний, конечно, защищал ее, потому что она отважная и защищала своего сына своим собственным телом, когда горожане стали подбирать камни. О! Какая сильная женщина! Она кричала: “Так вы бьете человека, который не оскорблял вас? А не окажете ли вы уважения мне, защищающей его матери? У вас нет матерей, поскольку вы не уважаете матери? Вы родились от волков или были сотворены из грязи и навоза?” И она смотрела на нападавших, держа свою широкую мантию раскрытой, чтобы защитить мужчину, и в то же время она отходила, выводя его из города… И даже сейчас она утешает его, говоря: “Пусть Всевышний дарует тебе, чтобы кровь, которую ты пролил за Учителя, могла стать бальзамом для твоего сердца”, Но это маленькая рана. Возможно, мужчина был более испуган, чем поранен. Но поешьте сейчас немного. Здесь немного свежего молока для женщин и хлеб, сыр и фрукты. Я не смогла сварить мяса, тогда бы я слишком опоздала. Здесь немного вина для мужчин. Ешьте, пока смеркается. Затем по безопасной дороге мы пойдем к двум ученикам, а потом к дому Мероды».

«Пусть Бог вновь вознаградит тебя», - говорит Иисус, и предлагает пищу, делит и раздает ее, отложив немного пищи для двух отсутствующих учеников.

«Нет. Я позаботилась о них, так как отнесла им яйца и хлеб, которые спрятала под своей одеждой, и немного вина и масла для ран. Это для вас. Ешьте сейчас, а я буду наблюдать за дорогой…»

6. Они едят, но мужчины едят с возмущением, а женщины чувствуют апатию от подавленности. Все они, за исключением Марии из Магдалы, так как то, что для других было страхом или унынием, воздействовало на нее подобно ликеру, который стимулирует нервы и отвагу. Ее глаза вспыхивают гневом, когда она смотрит на враждебный город. Только присутствие Иисуса, уже сказавшего, что не испытывает неприязни, удерживает ее от произнесения резких слов. И так как она не может говорить или действовать, она дает выход своему гневу, расправляясь со своим невинным куском хлеба таким многозначительным образом, что Зелот не может удержаться и не сказать улыбаясь: «Счастливы те жители Фирцы, которые не попали тебе в руки! Ты выглядишь как скованный дикий зверь, Мария!»

«Да, это так. Ты прав. И в глазах Божьих, это мое самообуздание и воздержание от того, чтобы войти в город, как они того заслуживают, имеет большую ценность, чем все то, что я делала до сих пор ради искупления».

«Будь доброй, Мария! Бог простил тебе грехи более тяжкие, чем их».

«Это правда. Они оскорбили Тебя один раз, мой Бог, и по подстрекательству других людей. Я же – много раз… и по своей собственной воле… и я не могу быть нетерпимой и гордой…» Она опускает свои глаза на свой хлеб и на него падают две слезы.

Марта кладет свою ладонь на колени своей сестры и говорит ей вполголоса: «Бог простил тебя. Не падай больше духом… Помни о том ты получила: нашего Лазаря…»

«Это не уныние. Это благодарность. Это эмоции… И это также проявление того, что я сама все еще лишена той милости, которую я так обильно получила… Прости меня, Раввуни!» - говорит она, поднимая свои чудесные глаза, в которых смирение восстановило доброту.

«Прощение никогда не отвергает людей со смиренным сердцем, Мария».

7. Опускается ночь, окрашивая воздух в изысканный, постепенно исчезающий, фиолетовый оттенок. Очертания предметов находящихся не очень далеко тоже размываются. Стебли льна, прежде видимые во всей своей красе, смешались в однообразную темную массу. Птицы среди листьев на ветвях умолкли. Начинают сиять первые звезды. Первый сверчок застрекотал в траве. Наступила ночь.

«Мы можем идти. Здесь, в полях, нас не увидят. Идите, ничего не опасаясь. Я не предаю вас. И делаю я это не ради воздаяния. Я только прошу Небо быть милостивым ко мне, потому что все мы нуждаемся в милости», - говорит женщина со вздохом.

Они встают и трогаются в путь вслед за ней. Они обходят Фирцу на безопасном расстоянии, пробираясь среди полей и полутемных огородов, но не настолько большом, чтобы не видеть мужчин вокруг костров на дорогах у входов в город.

«Они подстерегают нас», - говорит Матфей.

«Проклятые!» - педит Филипп сквозь зубы.

Петр ничего не говорит, но потрясает своими руками, поднятыми к Небу, в молчаливом призыве или протесте.

Но Иаков и Иоанн Зеведеевы, оживленно беседующие друг с другом чуть впереди остальных, возвращаются и говорят: «Учитель, если Ты не желаешь слышать просьб о наказании в силу Твоей совершенной любви, не могли бы мы исполнить их? Не призвать ли нам огонь небесный, чтобы он нисшел на этих грешников и пожрал их. Ты говорил нам, что мы сможем сделать все, о чем попросим с верой и…»

Иисус, Который шел с опущенной головой, как если бы Он был уставшим, внезапно выпрямился и бросил на них испепеляющий взгляд, Его глаза вспыхнули в лунном свете. Два брата попятились и замолчали, испугавшись Его взгляда. Иисус, не отрывая от них Своего взгляда, говорит: «Вы не знаете духа, который в вас. Сын человеческий пришел не для того, чтобы губить души, но чтобы спасать их. Разве вы не помните того, что Я говорил вам? В притче о пшенице и плевелах Я сказал: “До времени позвольте пшенице и плевелам расти вместе. Потому что если вы попытаетесь отделить их сейчас, вы можете вместе с плевелами выдернуть и пшеницу. Поэтому оставьте их до времени сбора урожая. Когда придет время жатвы, Я скажу жнецам: соберите сейчас плевелы и свяжите их в снопы чтобы сжечь, затем соберите хорошую пшеницу и уберите в житницу Мою”».

8. Иисус сейчас умерил свой гнев на двух апостолов, просивших наказания для горожан Фирцы из-за гнева, возбужденного их любовью к Нему, и теперь стоявших перед Ним с опущенными головами. Он взял их за локти, одного справа от Себя, а другого слева и продолжил движение, ведя их таким образом и обращаясь ко всем, так как все собрались вокруг Него, когда Он остановился. «Я торжественно говорю вам, что время сбора урожая близко, при дверях. Моего первого урожая. И для многих не будет второго. Но, - и давайте восхвалим Всевышнего за это, - некоторые люди, которые не были способны стать колосьями хорошей пшеницы в Мое время, после очищения Пасхальной Жертвой родятся вновь с новыми душами. До того дня Я не буду безжалостным к кому-либо… После же будет по справедливости…»

«После Пасхи?» - спрашивает Петр.

«Нет. После времени. Я говорю не о современных нам людях. Я смотрю в будущие века. Человек постоянно обновляется, подобно пшенице на полях. И жатвы следуют одна за другой. Я оставлю все необходимое будущим поколениям, чтобы они стали хорошей пшеницей. Если они не пожелают стать хорошей пшеницей, то при скончании мира Мои ангелы отделят плевелы от хорошей пшеницы. Затем будет только один вечный День Божий. В настоящее время в мире есть день Бога и день Сатаны. Первый сеет Благо, второй разбрасывает свои проклятые плевелы, свои скандалы, свою порочность, свои семена, которые возбуждают порочность и скандалы, среди семян Бога. Потому что всегда есть такие люди, которые возбуждают других людей против Бога, как здесь, с этими людьми, которые поистине менее виновны, чем те, кто подстрекает их действовать неправильно».

«Учитель, каждый год мы очищаемся во время Пасхи, но всегда остаемся такими, какими были. Изменится ли это в этом году?» - спрашивает Матфей.

«Очень изменится».

«Почему? Объясни нам это?»

«Завтра… Завтра, или когда мы будем в пути, и Иуда Симонов будет с нами, Я объясню вам».

«О! Да. Ты скажешь нам, и мы станем лучше… а пока прости нас, Иисус», - говорит Иоанн.

«Я действительно назвал вас правильным именем[1]. Ведь гром не причиняет вреда. Молния, да, может убить. Но гром часто предвещает о молниях. То же самое случается с теми, кто не удаляет из своего духа всякий беспорядок, который противится любви. Сегодня они просят позволения на наказание. Завтра они накажут не спрашивая. Послезавтра они накажут даже без какой-либо причины. Падать легко… Вот почему Я говорю вам, чтобы вы избавились от всякой суровости и грубости со своими ближними. Поступайте так, как Я, и вы, конечно, никогда не ошибетесь. Видели ли вы когда-нибудь Меня мстящим за Себя тем, кто опечаливал Меня?»

«Нет, Учитель. Ты…»

9. «Учитель! Учитель! Мы здесь. Элиза и я. О! Учитель, как мы беспокоились о Тебе! И как я боялся умереть…» - говорит Иуда из Кериофа, выходя из-за ряда виноградных лоз и бросаясь к Иисусу. Его лоб забинтован. Элиза следует за ним более спокойно.

«Ты страдал? Ты боялся умереть? Жизнь так дорога тебе?» - спрашивает Иисус, высвобождаясь из объятий плачущего Иуды.

«Не жизнь. Я боялся Бога. Боялся умереть, не будучи прощенным Тобой … Я всегда оскорблял Тебя. Я оскорблял всех. Также эту женщину… И в ответ на мои оскорбления она вела себя по отношению ко мне как мать. Я чувствовал, что был виноват, и боялся смерти…»

«О! Благотворный страх, если он сможет сделать из тебя святого! Но Я всегда прощаю тебя, ты знаешь это, при том условии, что ты желаешь покаяться. А как ты, Элиза? Ты простила его?»

«Он большой непокорный мальчик. А я могу быть снисходительной».

«Ты была храброй, Элиза. Я знаю».

«Если бы ее там не было, то я не знаю, смог ли бы я вновь увидеть Тебя, Учитель!»

«Так что ты можешь убедиться, что она осталась с тобой из любви, а не из ненависти… Ты была ранена, Элиза?»

«Нет, Учитель. Камни падали вокруг меня, не причиняя мне вреда. Но мое сердце было в агонии, думая о Тебе…»

«Все это закончилось. Последуем за этой женщиной, которая хочет отвести нас в безопасное место».

10. Они вновь двинулись в путь, в этот раз на восток, по белой в лунном свете узкой тропинке между живыми изгородями.

Иисус взял Искариота за руку и пошел во главе вместе с ним. Он доброжелательно разговаривает с ним. Он пытается работать над его сердцем, потрясенным его недавним страхом перед Божественным наказанием: «Ты видишь, Иуда, как легко можно умереть. Смерть всегда подстерегает и настороже вокруг нас. Ты можешь видеть как то, что кажется незначительным, когда мы полны жизни, становится важным, угрожающе значительным, когда смерть касается нас. Но зачем желать переживать такие страхи, зачем создавать их, чтобы они присутствовали в момент смерти, когда живя святой жизнью можно пренебречь ужасом неотвратимого божественного наказания? Ты не думаешь, что стоит жить праведной жизнью для того, чтобы смерть была мирной? Иуда, друг Мой. Божественное отеческое милосердие позволило этому случиться, чтобы это могло быть призывом к твоему сердцу. У тебя еще есть время, Иуда… Почему ты не желаешь даровать своему Учителю, Который близок к смерти, великую, величайшую радость знать, что ты вернулся ко Благу?»

«Но Ты все еще можешь простить меня, Иисус?»

«Разве Я говорил бы с тобой так, если бы не мог? Как мало ты еще знаешь Меня! Я знаю тебя. Я знаю, что ты подобен человеку, схваченному гигантским осьминогом. Но если бы ты захотел, ты мог бы все еще освободиться. О! Ты бы, конечно, страдал. Было бы болезненно разрывать эти цепи, которые мучают и отравляют тебя. Но позже, какая большая радость, Иуда! Ты боишься, что у тебя нет достаточной силы, чтобы противостоять тем, кто влияет на тебя? Я могу заблаговременно отпустить тебе грех несоблюдения Пасхального ритуала… Ты болен. Соблюдение Пасхи не обязательно для больных людей. Никто не болен более, чем ты. Ты подобен прокаженному. Прокаженные не идут в Иерусалим, пока они таковы. Ты должен понять, Иуда, что появление перед Господом с нечистым духом, каков он у тебя, не чтит Его, а оскорбляет. Сначала надо…»

11. «Почему же тогда Ты не очищаешь и не исцеляешь меня?» - спрашивает Иуда, и голос его уже звучит жестко и непокорно.

«Я не исцелю тебя! Когда человек болен он ищет исцеления сам, если только он не ребенок или глупец, который лишен силы воли…»

«Обращайся со мной как с таковым. Обращайся со мной как с глупцом и заботься о моей болезни, невзирая на то, что я не осознаю ее».

«Это не было бы справедливым, потому что ты можешь использовать силу твоей воли. Ты знаешь, что хорошо и что плохо для тебя. И Мое исцеление было бы для тебя бесполезным без твоей воли оставаться исцеленным».

«Дай мне также такую сильную волю».

«Дать тебе ее? Так значит Я должен навязывать тебе добрую волю? А твоя свободная воля? Чем бы она стала? Чем бы стало твое эго человека, свободного творения? Управляемым и контролируемым, подавленным, подвластным?

«Так как я подвластен Сатане, я могу быть подвластным также Богу!»

«Какое страдание ты Мне причиняешь, Иуда! Ты пронзаешь Мое сердце! Но Я прощаю тебе боль, которую ты причиняешь Мне… Ты сказал “подвластен Сатане”. Я не имел в виду такой ужасной вещи…»

«Но Ты думал об этом, потому что Ты знаешь, что это правда, и потому что Тебе известно об этом, если верно то, что Ты можешь читать сердца людей. Если это так, то Ты знаешь, что я больше не свободен делать то, чего я желаю… Он схватил меня и…»

«Нет. Он приблизился к тебе, искушает тебя, испытывает тебя, и ты принял его. Нет одержимости, если с самого начала нет согласия и одобрения на какое-нибудь сатанинское искушение. Змея внедряет свою голову между близко расположенными, ради защиты сердец, прутьями решетки. Но она не смогла бы проникнуть внутрь, если бы человек не расширял для нее проход, чтобы полюбоваться ее соблазнительными аспектами, слушать и следовать за ней… Только тогда человек становится подвластным, одержимым, потому что он желает этого. Бог также посылает с небес очень добрый свет Его отеческой любви, и Его свет проникает в нас. Или, скорее: Бог, для Которого все возможно, нисходит в сердца людей. Это Его право. Поскольку человек знает, как стать рабом, подвластным Ужасному и Отвратительному, почему же он не знает, как стать слугой Бога, нет, сыном Бога, и прогоняет своего Святейшего Отца? Ты не отвечаешь Мне? Ты не скажешь Мне, почему ты желал Сатану и предпочитал его Богу? И все же, ты пока еще можешь спастись! 12. Ты знаешь, что Я собираюсь умереть. Никто не знает об этом так же хорошо, как ты… Я не отказываюсь умереть… Я иду на смерть. Я иду к смерти, потому что Моя смерть станет Жизнью для столь многих. Почему ты не желаешь быть одним из них? Только для тебя, друг Мой, Мой бедный больной друг, Я умру напрасно?»

«Твоя смерть окажется бесполезной для столь многих, не обманывайся. Тебе было бы лучше бежать отсюда и жить вдалеке, наслаждаясь жизнью и обучая Твоему Учению, потому что оно хорошее, но не принося Себя в жертву».

«Обучая Моему Учению! Какой истине мог бы Я научить, если делал бы противоположное тому, чему учу? Каким учителем мог бы Я быть, если бы учил повиновению воле Божьей, а Сам не повиновался ей, учил любви к людям, а Сам не любил их, учил отвержению плоти и мира, а Сам любил плоть и мирские почести, учил бы не возбуждать скандалов, а Сам возмущал не только людей, но и ангелов, и так далее? Сатана говорит твоими устами прямо сейчас. Так же, как говорил в Ефраиме. Так же, как он говорил и действовал много раз через тебя, чтобы огорчать Меня. Я узнавал о всех таких действиях Сатаны, совершенных через тебя, но не ненавидел тебя, не уставал от тебя, Я чувствовал только сожаление, бесконечное сожаление. Подобно матери, которая видит прогресс заболевания, которое станет причиной смерти ее сына, Я наблюдал за прогрессом зла в тебе. Подобно отцу, который не жалеет ничего, чтобы достать лекарство для своего больного сына, Я не жалел ничего, ради твоего спасения, Я превозмогал отвращение, гнев, горечь, уныние… Подобно безутешным отцу и матери, разочаровавшихся во всех земных силах, и обратившихся к Небесам, чтобы обрести жизнь для своего сына, Я плакал и все еще плачу, умоляя о чуде, которое могло бы спасти тебя, могло бы спасти тебя, могло бы спасти тебя на краю бездны, которая уже разверзается под твоими стопами.

13. Иуда, посмотри на Меня! Вскоре Моя Кровь будет пролита за грехи людей. Ни капли ее не останется в Моих венах. Комья земли, трава, одежда Моих гонителей и Моя… дерево, железо, веревки, … шипы набаки[2]… и души, ожидающие освобождения, выпьют ее… Ты один не желаешь пить ее? Я бы отдал всю эту Мою Кровь только тебе. Ты Мой друг. Как охотно умирают за своего друга! Чтобы спасти его! Говорят: “Я умру. Но я продолжу жить в друге, за которого Я отдал жизнь”. Подобно отцу, подобно матери, которые продолжают жить в своих отпрысках после того, как они умерли. Иуда, Я умоляю тебя! Я не прошу ни о чем другом в этом преддверии Моей смерти. Осужденному даруется последняя милость его судьями и также его врагами, и его последнее желание удовлетворяется. Я прошу тебя не быть проклятым. Я прошу не столько у Неба, сколько у тебя и твоей воли… Подумай о своей матери, Иуда. Что будет с твоей матерью после этого? И с именем твоей семьи? Я взываю к твоей гордости, которая смела как никогда, чтобы она защитила тебя от позора. Не позорь себя, Иуда. Подумай: пройдут годы и века, падут царства и империи, звезды утратят своя яркость, очертания Земли изменятся, а ты всегда останешься Иудой, как Каин всегда Каин, если ты будешь упорствовать в своем грехе. Время придет к своему концу, и останутся только Рай и Ад. И в Раю и в Аду, для людей, воскресших из смерти и получивших навечно своими душами и телами то место, где они по праву должны быть, ты будешь всегда Иудой, проклятым величайшим преступником, если ты не исправишь своих путей. Я спущусь, чтобы освободить души из Лимба, Я выведу множество душ из Чистилища, а ты…Я не смогу забрать тебя туда, где нахожусь Я… Иуда, Я иду на смерть, и иду с радостью, потому что час, которого Я ждал в течение тысячелетий, пришел: час примирения людей с их Отцом. Я не примирю многих из них. Но количество тех, которые будут спасены, и которых Я буду созерцать, пока буду умирать, утешит Меня за мучения смерти, которая будет напрасна для столь многих. Но, Я говорю тебе, будет ужасно видеть тебя, моего апостола и друга, среди последних. Не причиняй Мне такой жестокой боли!... Я хочу спасти тебя, Иуда.

14. Смотри. Мы спускаемся к реке. Завтра, на рассвете, когда все еще будут спать, мы пересечем ее, мы вдвоем, и ты пойдешь в Восор, в Арбелу, в Аеру, куда ты захочешь. Тебе известны дома учеников. В Восоре ищи Иоакима и Марию, женщину, которую Я исцелил от проказы. Я дам тебе записку для них. Я напишу им, что спокойный отдых и другой воздух необходимы для твоего здоровья. Это правда, к несчастью, потому что твой дух болен и воздух Иерусалима был бы смертельным для тебя. Но они будут думать, что болеет твое тело. Ты останешься там, пока Я не приду, чтобы забрать тебя. Я позабочусь о (о том, что сказать) твоим товарищам… Но не приходи в Иерусалим. Понимаешь? Я не хочу, чтобы туда пришли женщины, за исключением самых сильных среди них, и тех, которые, будучи матерями, имеют право быть рядом со своими сыновьями».

«И моей также?»

«Нет. Марии не будет в Иерусалиме…»

«Она также мать апостола, и всегда почитала Тебя».

«Да. И она имела бы право, подобно другим, быть рядом со Мной, любя Меня с совершенной справедливостью. Но именно потому ее не будет там. Потому что Я сказал ей, чтобы она не приходила, а она умеет повиноваться».

«Почему ее не будет там? Чем она отличается от матери Твоих братьев и от матери сыновей Зеведея?»

«Тем, что она твоя мать. И ты знаешь, почему Я говорю это. Но если Ты послушаешься Меня, если ты пойдешь в Восор. Я пошлю слово твоей матери и пришлю ее к тебе, так как она очень хорошая и может помочь тебе выздороветь. Поверь Мне, только мы так беспредельно любим тебя. Есть трое любящих тебя на Небесах: Отец, Сын и Святой Дух, Которые созерцают тебя, и Которые ждут твоего решения, чтобы сделать тебя драгоценным камнем Искупления, величайшей добычей, выхваченной из Бездны; и трое на Земле: твоя мать, Моя Мать и Я. Осчастливь Меня, Иуда! Нас на Небе и нас на Земле, любящих тебя истинной любовью».

«Ты сказал это: только трое любят меня, остальные – нет…»

«Любят не так, как мы любим. Но они очень любят тебя. Элиза защитила тебя. Остальные беспокоились о тебе. Когда ты был вдали от нас, ты был в сердцах у всех, и твое имя было у всех на устах. Ты не осознаешь всей той любви, которая окружает тебя. Твой поработитель скрывает ее от тебя. Верь Моему слову».

«Я верю Тебе. И я постараюсь доставить Тебе удовольствие. Но я хочу сделать это сам. Я сам совершал ошибки, и сам я должен избавиться от зла».

«Только Бог может делать Сам. Твоя мысль – это мысль гордости. В гордости все еще пребывает Сатана. Будь смиренным, Иуда. Ухватись за эту руку, которая предлагается тебе по-дружески. Прими убежище в этом сердце, которое раскрылось, чтобы защитить тебя. Здесь, со Мной, Сатана не причинит тебе вреда».

«Я пытался быть с Тобой… Я опускался все ниже и ниже… Это бесполезно!»

«Не говори этого! Не говори этого! Сопротивляйся унынию. Бог может сделать все. Прильни к Богу, Иуда! Иуда!»

«Замолчи! Как бы другие не услышали…»

«И ты беспокоишься о других, но не о своей душе? Несчастный Иуда!...»

15. Иисус больше не говорит. Но Он остается рядом с апостолом пока женщина, которая шла в нескольких метрах впереди них, не вошла в дом, который показался среди густой оливковой рощи. Затем Иисус сказал Своему ученику: «Я не буду спать этой ночью. Я буду молиться и ждать тебя… Пусть Бог говорит твоему сердцу. Слушай Его… Я останусь здесь, где Я сейчас, чтобы молиться. До рассвета… Помни об этом».

Иуда не отвечает Ему. Подходят другие апостолы и женщины и все они останавливаются, ожидая, пока вернется самарянка, которая их привела. Вскоре она возвращается. С ней другая женщина, похожая на нее, которая приветствует их словами: «У меня не много комнат, потому что подрезчики деревьев уже здесь и подрезают оливы. Но у меня большой сенной сарай с большим количеством соломы в нем. У меня есть комната для женщин. Пойдемте».

«Идите! Я остаюсь здесь, чтобы молиться. Мир всем вам», - говорит Иисус. И пока остальные уходят, Он задерживает Свою Мать, сказав Ей: «Я остаюсь, чтобы молиться об Иуде, Мама. Ты не поможешь Мне?»

«Да, помогу, Сын. Есть у него добрая воля к возрождению?»

«Нет, Мама. Но мы должны действовать, как если бы… Небеса могут все, Мама!»

«Да. И Я могу еще заблуждаться. Но Ты не можешь, Сын. Ты знаешь. Мой Святой Сын! Но Я буду всегда подражать Тебе. Иди с миром, Мой дорогой! Даже когда Ты не сможешь больше говорить с ним, потому что он избегает Тебя, Я буду пытаться привести его обратно к Тебе. И только если Святейший Отец прислушается к Моей печали… Позволишь ли Ты Мне, Иисус, остаться с Тобой? Мы будем молиться вместе… и все эти часы Ты будешь только со Мной одной…»

«Да, останься со Мной, Мама. Я буду ждать Тебя здесь».

Мария быстро уходит и скоро возвращается.

16. Они садятся под оливами на свои сумки. В полной тишине неподалеку слышно журчание реки и стрекотание сверчков звучит громче в тишине ночи. Затем начинают петь соловьи. Ухает сова и слышится резкий крик домового сыча. И звезды сейчас, когда луна уже закатилась за горизонт и больше не затмевает их, медленно движутся по небосводу, яркие как царицы. Затем спокойствие нарушает резкий крик петуха. Где-то вдали, еле слышно, ему отвечает другой петух. Затем тишина вновь нарушается арпеджио капель росы падающих с черепиц соседского дома на мощеную плиткой полосу, окружающую дом. Затем вновь раздается шелест листьев на ветке, стряхнувшей с себя ночную влагу, и одинокий крик проснувшейся птицы, и в то же самое время наступает перемена в небе и пробуждение света. Наступает рассвет. Но Иуда не пришел…

Иисус смотрит на Свою Мать, белую как лилия на фоне темного оливкового дерева, и говорит Ей: «Мы помолились, Мама. Бог использует наши молитвы…»

«Да, Сын. Ты белый как смерть. Твои жизненные силы полностью выдохлись в течение ночи, от настойчивых взываний к вратам Небесным и решениям Божьим!»

«Ты тоже бледна, Мама. Велика в Своей усталости».

«Велика в Моей скорби из-за Твоей скорби».

17. Дверь дома осторожно открывается… Иисус вздрагивает. Но это та женщина, которая привела их сюда, бесшумно выходит из дома. Иисус говорит со вздохом: «Я надеялся, что, возможно, был не прав!»

Женщина делает несколько шагов с пустой корзиной в руке. Она видит Иисуса, приветствует Его и хочет продолжить свой путь. Но Он зовет ее. Он говорит ей: «Пусть Бог вознаградит тебя за все. Я тоже хотел бы вознаградить тебя, но у Меня с Собой ничего нет».

«Я ничего не хочу, Ребе. Я не хочу какой-либо награды, но хотя я не желаю денег, есть нечто, что я хотела бы получить. И Ты можешь мне дать это!»

«Что именно, женщина?»

«Чтобы сердце моего мужа изменилось. И ты можешь это сделать, потому что Ты действительно Святой Человек Божий»,

«Иди с миром. Будет дано тебе то, чего ты желаешь. До свидания».

Женщина быстро уходит по направлению к своему дому, который, должно быть, действительно печален.

Мария замечает: «Еще одна несчастливая женщина. Вот почему она хорошая!...»

Из сенного сарая появляется взъерошенная голова Петра, вслед за ней светлая голова Иоанна, а затем строгий профиль Фаддея, коричневатое лицо Зелота, и худое лицо юного Вениамина… Все проснулись. Мария Магдалина была первой женщиной вышедшей из дома, за ней последовала Ника, а затем остальные.

Когда все собрались вместе и женщина, оказавшая им гостеприимство принесла ведерко еще пенистого молока, появился Искариот. Его голова больше не перевязана, но кровоподтек от удара окрашивает половину его лба и его глаза выглядят даже еще более темными в фиолетовых кругах. Иисус смотрит на него. Иуда смотрит на Иисуса. Затем он поворачивает свою голову и смотрит куда-то в другое место.

Иисус говорит ему: «Купи у женщины то, что она может дать нам. Мы пойдем вперед. Присоединяйся к нам».

И Иисус, попрощавшись с женщиной, отправляется в путь. Все следуют за Ним.

[1] Мк.3.17 Поставил… Иакова Зеведеева и Иоанна, брата Иакова, нарекши им имена Воанергес, то есть «сыны громовы».

[2] Колючее растение, возможно, особый вид боярышника, из которого был сплетен терновый венец Иисуса.